— А сумеешь? — прищурился несколько пришедший в себя гитарист.
Эрик рассмеялся, ткнул штекер гитары в усилитель и на секунду замер. А действительно, сумеет ли? Не забыл еще, как это делается? Столько лет ведь прошло… Однако перед глазами вдруг появился Лаани. Давно умерший друг подбадривающе улыбался ему, как бы говоря: «Давай, зараза старая! Не посрами „Безумцев“!» Плетущий наклонил голову, положил пальцы левой руки на лады, пальцами правой коснулся струн. Что бы сыграть? Вот это, пожалуй. Первая нота прозвучала пронзительным диссонансом, но мелодия уже вздымалась в небо, гитара закричала, зарыдала, затрепетала, почувствовав руку мастера. Музыка ширилась, затягивая слушателей в глубь себя, заставляя каждого видеть что-то близкое только ему.
— Ох, твою же мать… — тихо пробормотал басист.
— Ты таких гитаристов видал когда-нибудь? — дрожащим голосом спросил у него светловолосый.
— Не… — глухо ответил тот. — Откуда? Виртуоз. Он же, блин, пальцами лабает, не медиатором.
— Точно, — помотал головой гитарист, растерянно смотря на Эрика. — Пальцы ведь в кровь парень собьет…
Первым сориентировался барабанщик. Поднявшись на помост, он сел за незнакомую ударную установку и задохнулся от восторга, поняв, что перед ним. Затем взял палочки, поставил ногу на педаль и вслушался в мелодию. Поймав рисунок, вступил, начав постепенно наращивать ритм. За ним то же самое сделал басист, нежно касаясь своего «Fender’a» — и подумать не мог, что когда-нибудь доведется играть на таком чуде.
Эрик закончил финальный проигрыш и замер, едва сдерживая слезы. Ничего не забыл, будь он проклят! Впрочем, давно проклят. Навсегда. Если бы только не помнить ничего… Увы, такой милости Создатель ему не дал. Даже эта мелодия осталась в памяти. Лаани перед глазами улыбался как живой. Удовлетворенно улыбался.
«Опомнись, палач! — жерновами заскрежетало в голове. — Ты не имеешь права на это. Не имеешь! У тебя есть долг. Только долг. Исполни его любой ценой — твоя жизнь и твои чувства не имеют никакого значения. Уходи, сволочь. Не затягивай мальчишек в свою яму, им там не место. Ты мертв, так оставайся с мертвыми…»
С трудом взяв себя в руки, Эрик положил гитару на усилитель. Никто, кроме светловолосого гитариста, не заметил, что из-под его узких черных очков тянутся вниз дорожки слез. Затем плетущий отступил в сторону и исчез в темном углу. Сперва никто ничего не понял, только после долгих безуспешных поисков музыкантам со зрителями стало ясно, что неизвестный меценат ушел по-английски, предпочтя не раскрывать инкогнито.
2
По улицам сновали толпы народа. Лена с Валентиной, не спеша, шли по тротуару, рассматривая яркие витрины магазинов и бутиков. С Ирочкой согласилась посидеть соседка по блоку, учившаяся на курс младше. Подруга сегодня сильно удивила Лену. Девушка, которую все вокруг считали откровенной шлюхой без чести и совести, пришла в общежитие с самого утра, притащив с собой огромную сумку дорогих продуктов. Когда ошеломленная ее неожиданной щедростью молодая мать попыталась отказаться, рявкнула:
— Не неси херни, Ленка! Ты малую кормишь, тебе хорошо жрать надо. Чо, я вчера холодильника твоего пустого не видала? Молоко пропадет, чо делать станешь? Бери и не пи…и!
Лена рухнула на кровать и расплакалась. Вот так: считаешь человека законченной сволочью, а этот человек тебе же и помогает… Хороший урок ей Валентина преподала, ничего не скажешь. И неважно, как ее деньги заработаны, пусть даже не слишком чистым способом, но подумала ведь о чужой нужде, захотела помочь. А особо близкими подругами они никогда не были — так, приятельствовали. Но Валька со всеми вокруг приятельствует, хотят они того или нет. Вот и сейчас села рядом, утешает. Конечно, не смогла обойтись без того, чтобы не погладить Лену по груди, но на эту озабоченную грех обижаться — такая уж есть, никуда ей от своей природы не деться. Главное, вовремя по рукам давать — сразу делает вид, что ничего не случилось. Хотя попыток добиться своего все равно не оставляет.
Валентина трещала без умолку, запихивая продукты в крохотный Ленин холодильник, никогда не видевший такого изобилия. Хозяйка комнаты кормила грудью Ирочку, продолжая с досадой отмечать похотливые взгляды подруги. Спасибо ей, конечно, за помощь, но лучше бы отстала, честное слово. Надоело. Хорошо хоть в открытую не лезет. Знает, чем кончаются такие попытки.
Договорившись с соседкой, чтобы та посидела с ребенком, Валентина вытащила Лену в город, как та ни пыталась протестовать, говоря, что работать нужно, что не хочет оставлять Ирочку на кого-то. Но если рыжая решала что-то, то рвалась вперед как танк, не обращая внимания ни на что. Потому вскоре Лена, обреченно вздыхая, плелась за подругой, злясь на себя саму за нерешительность. Однако после пары чашек кофе в крохотном кафе несколько пришла в себя и успокоилась. Погулять тоже когда-то надо. Валентина опять заплатила за обеих, из-за чего Лена чувствовала себя неловко. Некрасиво как-то получается. А подруга продолжала трещать. И как можно говорить с такой скоростью? Порой не поймешь ничего, слова сливаются. Даже дурно от ее болтовни стало.
— Ой, глянь, Лен! — подпрыгнула Валентина. — Вика!
Действительно, в кафе вошла их старая приятельница Виктория Мышковецкая, окончившая университет год назад и распределившаяся в одну из питерских школ. Она тоже заметила подруг и улыбнулась, помахав им рукой. Лена окинула Вику оценивающим взглядом. В меру накрашена, модная прическа. Одета не броско, но дорого. Такая одежда явно не по карману обычной учительнице английского. Однако вскоре выяснилось, что в школе Мышковецкая не проработала и года, устроившись гидом-переводчиком в одну из туристических фирм, и теперь почти каждый месяц летала за границу. Правда, ради того пришлось проявить благосклонность к ухаживаниям коммерческого директора фирмы, но он нравился Вике — крепкий тридцатипятилетний мужчина, знающий себе цену. Она не видела ничего дурного в том, чтобы приятно провести время с приятным человеком.
Лена такого не понимала, но не считала себя вправе учить кого-то жить. Каждый выбирает по себе. Она бы не смогла… Впрочем, еще не припекало по-настоящему. Ради жизни и благополучия Ирочки она на многое может пойти.
Узнав, что подруга родила дочь, Вика разохалась. А Валентина, зараза такая, еще и рассказала о пустом холодильнике и откровенной нищете молодой матери. Лена сгорала со стыда, слушая ее. Зачем? Какое Вике дело? Однако та, узнав, что она занимается переводами для издательств, пообещала подбросить через знакомых несколько выгодных заказов. Правда, тексты технические, зато заплатят неплохо. Лена немного подумала и решила, что справится. Со словарем, конечно, как следует посидеть придется, но и хорошо, уровень знания языка повысить никак не помешает.
Вскоре Вика распрощалась, записав на прощание свой телефон на клочке салфетки. Лена бережно спрятала этот клочок в сумочку — в ее положении никакой возможностью подработать манкировать нельзя. Подруги выпили еще по чашке кофе и пошли дальше. Лена никак не могла понять, чего нужно Валентине, ей хотелось вернуться в общежитие, к дочери и компьютеру, где ждал неоконченный перевод. Какой смысл ходить по бесчисленным бутикам? Все равно денег нет. Она только незаметно вздыхала, смотря на красивую одежду. Лена любила хорошо одеваться, только позволить себе того никак не могла — слава Господу, что на джинсы с дешевыми блузками денег хватало. А еще ведь белье и остальные нужные каждой женщине вещи… Их тоже на что-то покупать надо. А на что? Гонорара едва хватит на самое необходимое.
— Чо у тебя с матерью? — с какой-то стати спросила Валентина.
— Ничего, — недовольно буркнула в ответ Лена, досадуя про себя. С матерью она на самом деле не общалась больше полугода, та тоже не давала о себе знать. Прощать и звонить первой она не собиралась. Не показываться, значит, с байстрюком? Хорошо, мама. Не увидишь больше дочь, не говоря уже о внучке. Ты сама так решила.
— Да, мамка у тебя суровая… — поежилась Валентина, вспомнив Анастасию Петровну, завуча одной из сланцевских школ. — С такой не забалуешь.
— Хватит! — резко оборвала ее Лена, как наяву слыша резкие, едкие слова матери и едва сдерживая слезы обиды. — Не хочу о ней говорить!
— Да ладно те…
Валентину прервал резкий визг тормозов. Подруги как раз переходили улицу. На зеленый свет! Однако из-за недалекого поворота вырвалась на порядочной скорости груженая фура и теперь изо всех сил пыталась затормозить, но куда там… Колеса оставляли черные следы, грузовик несло юзом, в ветровом стекле видно было перекошенное в немом вопле лицо водителя. Люди, двигавшиеся по переходу, с криками рванулись в стороны, надеясь спастись. А Лена… Лена застыла на месте, с ужасом смотря на надвигающуюся смерть. Внезапно к ней откуда-то метнулась щуплая фигура, схватила за руку и отшвырнула в сторону. Она откатилась к обочине дороги, и фура прошла мимо, ударившись в ближайшую витрину. Та с веселым звоном превратилась в кучу осколков. Грузовик замер, наполовину скрывшись внутри магазина. Оттуда доносился чей-то надрывный вой.
— Вы не сильно ушиблись, уважаемая госпожа? — Смутно знакомый человек помог ей подняться. — Извините, я не успел предпринять ничего другого.
— Это вы, господин Акутогава? — узнала его Лена. — Нет, не сильно… Спасибо.
— Ленка! — с воплем налетела Валентина, принявшись с ходу ощупывать подругу. — Жива?!
— Жива… — Она вздрогнула, вспомнив надвигающийся грузовик.
— Рад, что сумел помочь, — поклонился, улыбаясь, японец.
На этот раз он оказался одет не в комбинезон, а в великолепно сидящий на нем костюм классического покроя и явно ручного пошива. На клубном галстуке была заколка с небольшим бриллиантом.
— Благодарю вас, господин Акутогава… — растерянно пролепетала Лена. — Вы уже второй раз меня спасаете…
— Это мой долг, — снова улыбнулся японец, низко поклонился и растворился в толпе.
— Чо за мужик? — недоуменно спросила Валентина.