ние перевести и прокомментировать никогда раньше не публиковавшиеся по-русски Дневники Гете (так называемые "Анналы").
Все эти факты свидетельствуют однозначно о том, что я лишен права на труд в своей профессии, лишен возможности поделиться теми знаниями, которые накопил за много лет и продолжаю накоплять, так как читать мне пока еще не могут запретить. Обо всем этом я уже неоднократно писал в разные инстанции. Тщетно.
Прошу секретариат разъяснить мне, осужден ли я пожизненно быть отлученным от литературной работы на Родине. Зарубежные издательства и журналы публикуют мои статьи; так, например, упомянутая выше работа "Толстой и Гёте" издана книгой в ФРГ. Однако я не могу довольствоваться такими "отдушинами", так как хочу быть полезен здесь. Если опала, которой я все еще подвергаюсь, не пожизненная, то, может быть, семи лет уже достаточно?...
Это часть заявления, которое было передано в Московскую организацию Союза писателей 12 декабря 1974 года. Оно было последним в ряду примерно десяти подобных, которые, начиная с 1966 г., когда ко мне стали применять "санкции", я время от времени направлял в Союз писателей и в ЦК КПСС, Министерство Культуры и т.д. Ни на это, ни на все предыдущие ответов не было.
* Сборник вышел в свет в 1975 г.
АМНИСТИРОВАТЬ ПОЛИТЗАКЛЮЧЕННЫХ
В Политбюро ЦК КПСС.
Аресты Андрея Твердохлебова, Сергея Ковалева, обыски у Николая Руденко, Александра Гинзбурга, Валентина Турчина и других участников Комитета международной гуманистичес-кой организации "Международная амнистия", а также арест Владимира Осипова, редактора национально-религиозного журнала "Вече", - новые примеры несправедливых и неразумных репрессий. Люди, подвергшиеся им, хорошо известны и у нас в стране и за рубежом, прежде всего своим гражданским мужеством.
Ущерб, уже причиненный этими репрессиями нашему обществу и престижу государства, можно хоть как-то исправить, незамедлительно освободив арестованных, ускорив издание Указа об амнистии политзаключенным и ведя полемику с идеологическими противниками только идеологическими средствами.
9 апреля 1975 года.
ОТВЕТ СЛЕДОВАТЕЛЮ ПРОКУРАТУРЫ
Вызов ,,для допроса в качестве свидетеля к следователю Прокуратуры гор. Москвы Тихонову на 23 июля 1975 года" я получил, но придти по этому вызову не считаю возможным.
1. В повестке не указано, по какому делу меня вызывают. Никакие преступные противозаконные деяния мне не известны. А давать показания о чьих-либо взглядах, высказанных устно или письменно, я не буду ни при каких обстоятельствах.
2. Уже неоднократно в письмах, адресованных руководящим партийным и государствен-ным инстанциям, я объяснял, почему именно я убежден, что вмешательство административ-ных учреждений (МВД, КГБ), прокуратуры и суда в духовную жизнь общества совершенно недопустимо.
Любая попытка решать вопросы науки или культуры - литературы, философии, религии, искусства и т. п. - средствами административного воздействия или уголовного преследования противоречат духу и букве Основного Закона - Конституции нашей страны, противоречат международным правовым документам (Декларации Прав Человека и др.), которые подписаны и нашим государством, причиняет вред, часто непоправимый, и отдельным людям и всему развитию нашей культуры.
3. Это подтверждается все новыми и новыми фактами. 7 июля с. г. поэт и критик Юрий Айхенвальд, вызванный "в качестве свидетеля" (и, кстати, именно следователем Тихоновым), был прямо с допроса доставлен в отделение реанимации с тяжелым инфарктом. Печально известны допросы писателя Владимира Войновича в мае с. г.
4. Я не приду по вызову следователя Тихонова и вообще не буду ни в какой форме участвовать ни в каком следствии, связанном с "идеологическими" обвинениями.
5. Никому из вольных или невольных участников таких следствий нельзя полагаться ни на отсутствие гласности, ни на ограниченную ответственность рядовых исполнителей или вынужденных запуганных свидетелей. Исторический опыт и, в особенности, опыт последних десятилетий доказывают, что дурные дела не остаются в тайне. Но даже тот, кто избежал общественного осуждения, не может избежать суда своих детей и своей совести.
19 июля 1975 года.
ПРОТИВ ОСУЖДЕНИЯ ВЛАДИМИРА ОСИПОВА
Председателю Верховного Суда РСФСР. Копия: Генеральному Секретарю ООН,
Секретариату "Амнести Интернешнл".
Владимир Осипов - редактор и издатель рукописного национально-религиозного журнала "Вече", который в течение нескольких лет выпускался за его подписью, с указанием его точного адреса, осужден городским судом гор. Владимира на 8 лет заключения.
Уже само по себе уголовное преследование за литературную, журналистскую деятельность и, тем более, этот чудовищно суровый приговор противоречат Основному Закону нашей страны и всем международным соглашением о правах человека - в частности, документу, подписанному недавно в Хельсинки, - в котором участвует и наше государство.
Взгляды В. Осипова мне чужды; некоторые его суждения по вопросам истории, философии, социологии мне представляются глубоко неправильными. Однако, именно поэтому я могу беспристрастно утверждать, что административные судебные преследования за высказывание таких взглядов недопустимы, противозаконны и чреваты лишь вредными последствиями.
Все, что я знаю о личности Владимира Осипова, убеждает, что он самозабвенно любит Россию, искренен, прямодушен до наивности, бескорыстен и отважен.
Прошу Верховный Суд Республики отменить неправедный приговор. Всех людей доброй воли призываю поддержать мою просьбу.
30 сентября 1975 года.
ПОДВИГ АНДРЕЯ САХАРОВА
Во всем, что говорит, пишет и делает Андрей Дмитриевич Сахаров явственна его личность Он всегда беспредельно искренен, мягок, деликатен, даже кроток Он не способен притворять-ся, подобно тому, как большинство людей не способно сочинять музыку. Но он неколебимо тверд и самоотверженно бесстрашен, противоборствуя силам зла, защищая преследуемых
Можно не соглашаться с его взглядами, можно считать иные его суждения опрометчивыми или неправильными. Но его нравственное величие бесспорно и ничто не может его умалить
Рыцарь деятельной доброты, безоглядно откликающийся на каждый призыв о помощи, он олицетворяет лучшие особенности русского национального характера, запечатленные Львом Толстым, Достоевским, Некрасовым, Короленко В прошлые века таких подвижников неусыпной совести, отдававших "душу свою за други своя" тоже бывало преследовали. А потом чтили как святых.
Лживое заявление 72 членов Академии Наук СССР* не поколеблет международный нравственный авторитет Сахарова, теперь подтвержденный еще и Нобелевской премией. Зачинщики новой травли лишь поражают недальновидностью и забывчивостью Такие же истерические реакции на премирование Пастернака (1958) и Солженицына (1970) только расширяли популярность гонимых лауреатов.
Доброй славе Сахарова жить века. И в ее немеркнущем свете шеренга имен, подпирающих "заявление академиков", вызывает недоумение и брезгливую печаль. До 1953 года отказаться подписать такой текст было бы опасно. Однако сейчас именитый ученый рискует лишь временным недовольством начальства, запинкой в карьере.
Неужели же все эти весьма образованные, многоопытные и в большинстве своем уже старые люди не думают о том, что каждому из нас, кому пошел седьмой десяток, все меньше времени остается на искупление грехов?
Ведь никакие казенные почести, хвалы, награды и даже подлинные научные заслуги не спасут от презрения современников и потомков, от неумолимого суда своей совести в последние часы жизни. И самые красноречивые некрологи, самые пышные надгробия не уравновесят постыдного груза такой подписи
Трудно подражать Сахарову; он герой и подвижник. Однако не участвовать в травле человека, воплотившего живую совесть народа, доступно кажддому.
Декабрь 1975 года
* Опубликовано в советских газетах 22 11 1975 г
СПАСТИ МУСТАФУ ДЖЕМИЛЕВА!
1.
Мустафа Джемилев родился в 1943 году в Крыму.
Он был осужден, прожив едва один год, 18 мая 1944 г., осужден вместе со всем своим народом - крымскими татарами, старыми и молодыми и еще нерожденными младенцами.
Внимание всего мира тогда привлекали победы советских армий и страдания, которые принесли война и фашистское вторжение миллионам советских людей. Пользуясь этим, Сталин принял от Гитлера эстафету геноцида. Целые народы - немцы Поволжья, балкарцы, чеченцы, ингуши, карачаевцы, крымские греки и крымские татары - были оклеветаны именно как народы, поголовно осуждены и высланы, изгнаны из родных мест.
Мустафа вырос чистосердечным, разумным и отважным юношей; он не мог, не хотел мириться с тем, что его народ был обесчещен, лишен родины. Он говорил об этом открыто. Беззаконной расправе противопоставил он только слово, только мирные призывы - просьбы о правде и справедливости. Но за это его лишили возможности получить образование, исключили из института в Ташкенте. Он отказался служить в армии государства, которое не допускало его соплеменников, его семью и его самого на родину, хотя уже официально признало несправедливость их осуждения. Мустафа не скрывался, никого не обманывал. Он открыто и прямо объяснял, почему не считает возможным стать солдатом. Но он был приговорен к трем годам лагерей за "уклонение от воинской службы", потом снова на год за то же. Уже находясь в лагере, накануне освобождения, он был в 1973 году осужден по ст. 190 ("клевета на государство") на 2 года. В июне 1975, за день до окончания срока, его перевели из лагеря в тюрьму и объявили арестованным. На этот раз обвинение его было состряпано уже предельно цинично и грубо. Так, например, его обвинили в "пропагандировании творчества антисоветчика (!) и врага России Гаспринского". Измаил Бей Гаспринский, родившийся в 1851 году и умерший в 1914, был либерально-демократическим литератором, журналистом, переводил и пропагандировал произведения русских писателей, полемизировал с мусульманскими фанатиками.