гу быть уверен: ничего подобного уже не повторю.
И только осудив себя, я обрел право и даже обязан спорить с теми, кто пытается отрицать, умалять или оправдывать свои подобные вины. Только так могу я противоборствовать новым угрозам, исходящим от тех вождей и пророков, которые "сами себя возносят".
А самый главный для меня урок новейшей истории - очень прост, хотя и особенно трудно усваивается. Это урок ПРАВДЫ И ТЕРПИМОСТИ.
Правда всегда была нужна. Способность признавать и самую горькую правду, вопреки личной пользе и самолюбию, вопреки предрассудкам и условностям, племенной, сословной, национальной, партийной гордости, вопреки соображениям церковных или государственных интересов, была всегда полезна и отдельным людям и народам.
Призывы любить и прощать ближних, даже врагов, прозвучали уже в первом столетии нашей эры, и с тех пор они остаются прекрасным, сверхчеловеческим идеалом "не от мира сего". Призывы Евангелия и всех добрых утопистов, мечтавших о счастьи людей, проповеди Льва Толстого и Ганди, Альберта Швейцера и Мартина Лютера Кинга находили только малочисленных или временных последователей, а чаще были "голосами вопиющих в пустыне".
Но сегодня ПРАВДА И ТЕРПИМОСТЬ - уже не идеальные мечты; ЭТО НАСУЩНО НЕОБХОДИМО. Conditio sine qua non!
Без них погибнет вся жизнь на земле. Безоговорочная правда и самая широкая терпимость, человеколюбие, преодолевающее все виды ненависти и вражды, необходимы, чтобы продолжало жить человечество.
Сентябрь-октябрь 1976 года
Статья частично опубликована в "Ди Цайт" 4 февраля 1977 г.
В СЕКРЕТАРИАТ МОСКОВСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ СССР
Меня пригласили на заседание Секретариата. Я не сомневаюсь в исходе этого заседания и даже могу представить себе, что именно должны говорить ораторы. Ведь то, что происходило, когда исключали и таких известных, многими любимых писателей, как Лидия Чуковская, Владимир Войнович и Владимир Корнилов, свидетельствует о стандартно выработанной процедуре.
Ритуал моего исключения призван лишь оформить фактическое отстранение от литературной работы, которому я подвергаюсь почти десять лет.
Просить "помилования" я не могу, так как все, что вменяется мне в вину, определено моим сознанием нравственного и гражданского долга. А именно: защита неправедно гонимых и протесты против попыток возрождать сталинщину. Тексты моих писем, заявлений, статей, а также моя книга "Хранить вечно" вам доступны, и любой непредвзятый читатель увидит, насколько подтвердились высказанные в них тревоги и предостережения.
И сегодня я могу лишь снова повторить недоуменные вопросы:
- Зачем нужны административные расправы с литераторами?
- Кто поверит, что такие расправы помогают развитию отечественной литературы и деятельности творческого союза?
- Неужели зачинщики этих расправ настолько оскудели памятью и воображением, что хотят заново разыгрывать старые трагедии и не сознают, как сами при этом оказываются персонажами бездарных фарсов?
Ни в каких заседаниях такого рода я не буду участвовать. Авось, это поможет и тем из вас, кто думает и чувствует по-иному, чем велено: им не придется лишний раз выступать, кривя душой, обрекая себя на запоздалое раскаяние, на презрение своих же детей и внуков.
Единственная моя просьба - прочесть это письмо.
Москва, 24 марта 1977 г.
Опубликовано в "Русской мысли" (Париж) 5 мая 1977 г.