дущими наверх лестницами я вообще попадала раз десять, из чего заключила, что он находится в центре этажа.
Тивалий, думая, что так и надо, молча топал за мной. Правда, в некотором отдалении, чтобы никто не заподозрил его в причастности колдовским жестам и словам, изредка срывавшимся с моих губ вперемежку с более понятными и сочными.
Магические следы я действительно нашла, причем во многих местах. Во-первых, на треклятых винтовых лестницах. Гномы, вынужденные в конце концов сдать замок под ключ (и это после того, как несколько их поколений благополучно кормились с долгостроя!), мстительно наложили на лестничные столбы заклятие утроения. Реально на каждом этаже оказалось по тридцать—сорок ступеней. Зато башенная лестница за счет этого ужалась почти впятеро — не зря я удивлялась несоответствию между ее высотой и количеством ступенек. Но, поскольку межэтажными лестницами пользовались куда чаще, гномам этой нехитрой перестановкой удалось-таки здорово напакостить жильцам. Снятие заклятия отняло бы у меня слишком много сил и времени (возможно, потом, за дополнительную плату…), так что я ограничилась индивидуальным порталом.
Во-вторых, магией так и разило от проходивших мимо рыцарей. «На Фендюлия надейся, а сам не плошай», — благоразумно рассуждали они и на всякий случай заговаривали мечи от иззубривания, а доспехи от ржавчины и скользящих ударов (с прямыми дела обстояли хуже, ибо «против лома нет приема»). Естественно, о своих визитах в «обитель зла», то бишь в лавку мага, рыцари скромно умалчивали.
А в-третьих — и это уже куда интереснее! — по всему замку, кое-где едва заметно, а местами довольно отчетливо, ощущались магические возмущения совершенно непонятного мне происхождения и назначения. Похоже на чистую стихийную магию, но словно уже кем-то отработанную и для другого мага непригодную.
Я в раздумье остановилась напротив высоченной дубовой двери в обрамлении косяка с затейливой резьбой. Сосредоточенно прикусив губу, пробежалась по створкам чуткими кончиками пальцев.
— Госпожа ведьма, вам сюда нельзя! — неуверенно попытался протестовать парень.
— Почему?
— Ну… здесь находятся святые мощи отцов-основателей ордена, в том числе самого Фендюлия!
— И что? — равнодушно отозвалась я, обеими руками дергая за литое кольцо в виде ворона с сомкнутыми над головой крыльями. Дверь со скрипом поддалась, пахнуло могильным холодом. — Они будут против моего визита?
— Они — не знаю, а вот магистрам это точно не понравится! Они решат, что вы оскорбляете святыни!
— Что же это за святыни, если их можно оскорбить одним взглядом? — хмыкнула я, скептически изучая ряд из пяти саркофагов.
Над каждым висело полотно в позолоченной раме, запечатлевшее святого в наиболее ответственный момент его жизни. Кто-то старательно исцелял целую толпу безногих и безруких нищих, кто-то с укоризненным лицом и добрыми-предобрыми глазами насквозь пронзал дракона светящимся копьем, кто-то вдохновенно читал прослезившемуся упырю молитвенник…
— А вы что, смотреть на них собрались?! — пришел в еще больший ужас паренек. Закрыть за собой дверь, кстати, не забыл, молодец.
— А как иначе мы узнаем, не сдвигает кто-нибудь из них по ночам крышечку? — Я бестрепетно постучала костяшками пальцев по мраморной плите. Святой Фендюлий хранился в центральном саркофаге, запертом на огромный замок амбарного типа (видимо, чтобы рыцари не растащили его на амулеты подчистую). Картина над ним принадлежала кисти другого художника, более раннего и реалистичного: Фендюлий, в виде исключения, просто ему позировал, сложив руки на оголовье вертикально установленного меча. Никаких нимбов, белых крылышек и общественно полезных деяний — темноволосый мужчина в простой кольчуге устало улыбался с портрета, при этом так лукаво прищурившись, словно видел меня насквозь.
Я не могла поклясться, что странная магическая сила исходит именно от него, но возле гробницы ее следы были намного отчетливее.
— Что вы, госпожа ведьма! — ужаснулся оруженосец. — Святые оберегают покой жителей замка, а не разъезжают по нему в непотребном полуистлевшем виде!
— Вот сейчас и проверим, — непререкаемым тоном объявила я, снимая с саркофага серебряную вазочку с пролесками.
Поставив ее на пол, я наклонилась и внимательно осмотрела замок. Скважина-то в нем была, но залитая оранжевым воском с оттиском орденской печати. Я аккуратно покрутила замок, подергала за петли, прикидывая, каким бы заклинанием воспользоваться. Проще всего, наверное… что за ерунда? Нижняя петля как-то подозрительно болталась из стороны в сторону. Я усилила нажим и с изумлением обнаружила, что ее то ли забыли прикрепить, то ли отвинтили позже.
— Отойди-ка. — Я засучила рукава и пошире расставила ноги, словно собиралась открывать саркофаг голыми руками.
— Ой, госпожа ведьма, а может, все-таки не надо? — обреченно пискнул оруженосец. — Вдруг святой Фендюлий возмутится, что вы без спросу потревожили его покой?
— Извинюсь и совру, что ошиблась крышкой. Выйди в коридор, если боишься.
Тивалий зажмурился и отвернулся. После парочки пассов крышка беззвучно сдвинулась в сторону, и я, подсвечивая себе факелом, с интересом склонилась над щелью шириной в две с половиной ладони.
— Неудивительно, что в замке нечисто, — пробормотала я, изучая внутренность глубокого мраморного ящика. — Фендюлий-то тю-тю…
Оруженосец подскочил как ужаленный. Впился в саркофаг такими вытаращенными глазами, что я всерьез обеспокоилась, как бы он их туда не уронил.
— Как?! А где же он?
Я пожала плечами:
— Полагаю, выехал на прогулку. У вас здесь нет случайно саркофага со святым конем?
Но Тивалий был не в том состоянии, чтобы воспринимать мои шутки:
— Какой ужас! Надо немедленно сообщить Верховному магистру!
— И признаться, что мы без приглашения вломились к Фендюлию в опочивальню? Не советую. — Я для верности еще раз заглянула в саркофаг. Святой, разумеется, не появился.
— Мы?! Это вы туда полезли!
— А почему ты меня не остановил?
От такого вероломства у парня отвисла челюсть. Возможно, через пару минут он и сумел бы дать мне достойную отповедь, но тут из коридора послышались чьи-то оживленные голоса. Лицо оруженосца, и без того не пышущее румянцем, приобрело нежный зеленоватый оттенок.
— О боги, это магистр Терен! Утром он обмолвился, что приведет в святилище нескольких паломников, нижайше испросивших разрешения помолиться в святом месте! Если он обнаружит вас здесь, он меня убьет!
Я вздохнула. Ведьму-то магистр не тронет — побоится, а вот парнишке действительно может влететь. Второго выхода из святилища не было, расставленные повсюду свечи освещали каждый уголок. Как на грех, в этом месте коридор не удосужился сделать ни одного изгиба, и, выйди я тем же путем, магистр меня сразу увидит. Плести заклятие невидимости было некогда, но кое-что я все-таки успевала.
Приняв решение, я не любила медлить и смело закинула ногу на бортик саркофага.
Оруженосец издал трепещущий стон, по тональности схожий с предсмертным. Оборачиваться и проверять, не хватил ли его удар от такого кощунства, времени не было. За правой ногой последовала левая, а с ней и все мои три с половиной пуда, плюхнувшиеся на живот. Крышка со щелчком встала на место.
В саркофаге, к моему огромному удивлению, оказалось весьма комфортно. Мраморные прожилки, снаружи угольно-черные, пропускали в гробницу тусклый голубоватый свет. Воздух и звуки проникали сквозь аккуратно высверленные в изголовье дырочки. Я перевернулась на бок и прислушалась.
Как раз в этот момент алчущие фендюлинских мощей паломники шумной гурьбой ввалились в святилище.
— Что ты здесь делаешь, Тивалий? — несколько удивленно, но без раздражения поинтересовался Терен. Я вспомнила его по голосу — высокий костлявый мужчина лет сорока, с черными вислыми усами, придававшими лицу унылый вид.
— А… я… принес святому Фендюлию свежие цветы! — нашелся паренек, ставивший на место вазочку.
— Весьма, весьма похвально. — Магистр благосклонно потрепал Тивалия по макушке. — Из этого отрока выйдет достойный муж, отважный и великодушный!
Паломники одобрительно загалдели. Судя по голосам, у саркофага их столпилось не меньше дюжины. Парень, не дожидаясь, пока магистр вспомнит о вверенной его заботам ведьме, поклонился и выскочил из святилища, прикрыв за собой дверь.
Паломники приблизились и обступили саркофаг со всех сторон. Магистр, заняв почетное место у меня, то есть у Фендюлия, в ногах, скромно кашлянул, привлекая общее внимание, и начал прочувственную речь:
— Братья мои! Вы видите перед собой величайшую реликвию и святыню — в этой скромной гробнице черного мрамора покоится основатель ордена Белого Ворона святой Фендюлий…
На несколько мгновений его голос потонул в восхищенных вздохах и шепотках. Меня так и подмывало поправить, что в данный момент тут покоюсь я, ничем не хуже, к тому же молодая и красивая собой. Кстати, черный мрамор в Стармине шел на вес серебра, святому грех было жаловаться.
— …образец благочестия, целомудрия, кротости и смирения, — входя во вкус, со все большим упоением вещал магистр, — а также прочих добродетелей, неисчислимых и неизмеримых, коих с избытком хватило бы на всех наших братьев! И даже когда я просто стою рядом с местом его последнего упокоения, я чувствую, как на меня снисходит благодать, а душа переполняется неземной радостью!
— Да, да, брат, мы тоже это чувствуем! — благоговейно подхватил нестройный хор.
— Иногда мне даже кажется, — с надрывом продолжал магистр, выжимая слезу, — что я слышу его дыхание…
Семь ушей одновременно приложились к крышке. Я инстинктивно замерла на вдохе, хотя отлично понимала, что сквозь увесистую мраморную плиту можно услышать разве что храп.
— Да! Я слышу его!!! — по прошествии напряженной минуты раздался чей-то экзальтированный вопль, заставивший меня вздрогнуть.
— И я! И я тоже! — загомонили паломники. Кто-то, возрыдав от счастья, пал на колени и начал биться лбом о боковину саркофага. Братья бросились его оттаскивать (больше радея о священной гробнице, нежели о лбе) и, воспользовавшись оказией, тоже стукнулись по разочку…