ба самолета закружились, пытаясь занять выгодное положение для нападения.
В наушниках стоял треск, слышны были щелканье, выкрики, команды — Вдруг сквозь все шумы прорвался знакомый голос, который Лиля сразу узнала... Это был голос летчика Кулагина. Он звучал высоко и взволнованно:
— Я — «пятый», я — «пятый»! Горю... Иду на таран! Прощайте —
Голос сорвался, и на мгновение наступила тишина... Лиля обернулась, ища глазами самолет, но никого не нашла,
Где Соломатин? Где другие? Лиля не видела их, а искать не было времени. Теперь она вела бой с «мессером» где-то в стороне от остальных. Раздавалась очередь за очередью, но Лиля и ее противник умело выходили из-под удара. Лиля дралась, а в ушах, казалось, все еще звучал голос Кулагина: «...Горю... Иду на таран! Прощайте...»
В один из моментов боя она увидела на земле взрыв и почему-то подумала: «Соломатин!..» Сердце сжалось, готовое в следующую секунду разорваться, но тут она услышала, как он хрипловатым голосом передавал на землю:
— «Сокол»! Бой продолжаю... Потерял двух... Нужна помощь! Нужна помощь... Я — «Орел».
Значит, погиб не только Кулагин! Кто же еще? Теперь их осталось четверо... А немцев много... Где Леша? С новой силой бросилась Лиля на противника. Неизвестно, чем бы кончился бой, если бы фашист вдруг не вышел из него. Неожиданно для Лили «мессер» нырнул куда-то вниз и стал уходить на запад. Сначала Лиля не поняла, в чем дело, и решила, что он просто заманивает ее в глубь своей территории, где на помощь ему могли прийти другие самолеты... Потом подумала; что у него кончились боеприпасы. Во всяком случае, она не рискнула одна преследовать его. Однако все выяснилось очень быстро: Лиля увидела группу «ЯКов», которые пришли на помощь Соломатину...
Поискав и не найдя Соломатина, Лиля повернула домой. Вскоре он догнал ее и пристроился. Появилась и вторая пара. Все вместе они вернулись на свой аэродром. Два других летчика из шестерки погибли, сражаясь с врагом. Кулагин, который, видимо, не мог спастись, направил свой; пылающий «ЯК» на немецкий бомбардировщик и таранил его, взорвавшись вместе с ним. Его ведомый был сбит «мессершмиттом», неожиданно выскочившим из облака.
На земле Лилю встретила Инна, которая помогла развернуть самолет и поставить его на стоянку. Отстегивая Лиле лямки парашюта, она спросила:
— Трудно было? Смотри, вон сколько пробоин в крыле... Сейчас латать буду.
Лиля не ответила. Откинувшись на спинку сиденья, она молчала, закрыв глаза. Ей все казалось, что в наушниках звучит высокий, напряженный голос: «...Горю... Иду на таран? Прощайте...» Вспомнилось, как перед вылетом она пообещала спутать Кулагина с «мессершмиттом»...
Теперь, когда все было позади, ее охватило какое-то странное чувство, которое включало в себя слишком многое, чтобы его можно было объяснить. Еще не спало нервное напряжение боя, но уже пришла усталость, расслабленность, а радость победы смешалась с горечью потерь.
— Ты что, Лиля?
Встряхнувшись, словно от сна, она отозвалась:
— Знаешь, Профессор, я сбила два самолета: «юнкерс» и «мессер»...
— Что ты говоришь, Лиля! Ну поздравляю тебя! От души — с большой победой, с первой!
— Да... Спасибо, — сказала Лиля еле слышно.
Инна с удивлением уставилась на свою летчицу.
— А что ж, ты не рада? В одном бою сразу двух сбила! Не с каждым так бывает,
— Рада...
— Гм... А где еще одна пара?
— Они не вернутся.
Войдя в автобус, который отвозил летчиков с аэродрома в поселок, Лиля прошла в самый его конец и забилась в уголок. Кто-то поздравил ее с победой, за ним стали поздравлять все остальные, и на какое-то время Лиля забыла о Кулагине, о его гибели. Сегодня у нее был особенный день — она сбила двух фашистов!
Когда доехали до поселка и автобус остановился, Лиля в окошко сразу увидела Катю, которая изо всех сил махала ей рукой и кричала:
— Лилька! Живая! Скорей выходи!
Катя буквально налетела на нее и сжала в своих объятиях, словно они не виделись много лет.
— Слышь, Лиль! А тут наговорили всякого — я прямо сама не своя ходила. Нет, думаю, не может быть! Чтоб Лилька... Ну рассказывай! — потребовала она.
— Подожди, Катя, потом.
— Так мне ж скоро на аэродром! Кто у вас не вернулся?
А где Соломатин?
— Там остался, на КП. Он опять полетит сейчас.
— Говорят, двое не вернулись. Правда? Или врут?
— Да. Кулагин и Ткачук.
— Да что ты, неужели Кулагин? Как же это?.. Он же так классно летал!
— Угу.
— Просто не верится... Ну, а ты-то как? — спросила она.
— Я? Я ничего... Две победы у меня.
— Постой-постой! Как? И ты молчишь! Как это — две? Что, двух фрицев сразу? В одном бою?
— Двух.
— Отлично! А теперь расскажи подробно! Все-все расскажи, с самого начала.
— Знаешь, Катя, — сказала Лиля задумчиво, — он погиб как герой. На таран пошел... Я сама слышала, как он прощался...
— Кто, Кулагин?
— Угу...
Немецкие бомбардировщики прилетели вечером, когда на землю опустились сумерки и в небе, только начавшем темнеть, показались первые звезды. Пара «ЯКов», патрулировавшая в районе аэродрома, встретила девятку «юнкерсов».
На помощь этой паре сразу же поднялось еще несколько истребителей. Начался бой. Один «юнкерс» был сбит, остальные, связанные боем, беспорядочно бросили бомбы на летное поле и вокруг него, не причинив существенного ущерба, так как все самолеты были перерулены на запасной аэродром.
ЕСТЬ КОЛБАСА НА УЖИН!
Для Лили и Кати наступило то время, о котором они мечтали: выдержав все испытания, девушки стали теперь летать каждый день. Баранов включал их в график полетов наравне со всеми, не делая для них никакого исключения. Но если сначала он поступал так, желая показать девушкам, за какую нелегкую работу они взялись, потом просто из-за того, что не хватало летчиков, то в конце концов он поверил в них, потому что обе летали и дрались успешно.
Лиля продолжала летать в паре в командиром эскадрильи Соломатиным, а Катю Баранов первое время брал ведомой к себе, но чаще ей приходилось летать с Мартынюком, его заместителем.
Первое время для них было очень утомительно провести два, три, а иногда и четыре боя в день, но постепенно обе втянулись в этот напряженный ритм войны. То, что Лиля и Катя учились у лучших летчиков полка, признанных асов, очень скоро дало свои результаты. С каждым полетом, с каждым боем у девушек прибавлялось боевого опыта, мастерства, и, случалось, когда не хватало старых, боевых летчиков, их ставили ведущими к молодым, которые время от времени прибывали в полк.
Лиля чувствовала себя счастливой: она добилась своего — участвовала в воздушных боях, летала на штурмовку войск противника, сопровождала к цели и обратно свои бомбардировщики.
Однажды Лиле поручили задание, для выполнения которого ей пришлось лететь через линию фронта одной...
Одетая к вылету, в комбинезоне и шлемофоне, Лиля прохаживалась у самолета, готовая по сигналу тревоги броситься в кабину и поднять в воздух свой «ЯК». Уже не первый раз ее назначали ведущим пары. Ее ведомый, молодой летчик Трегубов, только недавно прибывший в полк после окончания летного училища, дежурил здесь же, неподалеку, сидя в самолете. Летчики второй дежурной пары еще не явились на аэродром — они ужинали, вернувшись с боевого задания.
Лиля поглядывала на запад, где над Волгой, над горящим Сталинградом висела огромная дымная туча и в эту темную тучу медленно погружался чуть сплюснутый красновато-бурый солнечный шар. Шестерка «ЯКов», вылетевшая на перехват вражеских бомбардировщиков, еще не возвратилась.
— Профессор! — позвала Лиля.—Ты где? Куда ты делась?
— Здесь я!
Из-под самолета вылезла и стала отряхиваться перепачканная маслом Инна.
— Пушку проверили?
— Работает нормально. Всю прочистили. Валя только что ушла — я отпустила ее поужинать.
— А мотор? Масло не течет?
— Исправили. Все в порядке.
Тщательно вытирая ветошью руки, Инна как бы между прочим спросила свою летчицу:
— Лиля, а ты видела, что Леша нарисовал на фюзеляже своего «ЯКа»?
— Нет. А что он нарисовал? — живо откликнулась Лиля, которую интересовало все, что касалось Леши.
— Пойдем, покажу.
Поколебавшись секунду, Лиля согласилась: самолет Соломатина стоял близко, по соседству.
— Ну пойдем. И когда же это он успел? Утром ничего не было.
— Так то утром, а сейчас — есть!
Возле «ЯКа», на котором летал Леша, они остановились. На фюзеляже рядом со звездочками, обозначавшими сбитые самолеты, красовался пикирующий орел, нарисованный белой,
совсем еще свежей краской. Постояв, Лиля пожала плечами, неопределенно фыркнула и, ничего не сказав, возвратилась к своему самолету.
— Ну как, понравилось? — спросила Инна. — Это Лешин техник намалевал. Он умеет. Его все просят, и он рисует: кому льва, кому тигра... .
Инна искоса глянула на своего командира, продолжая вытирать масло с рук. Она была уверена, что Лиля тоже захочет что-нибудь изобразить, и теперь старалась угадать, что же она выберет: может быть, чайку? Или пантеру? Но Лиля с равнодушным видом покусывала травинку и молчала, словно все это ее ничуть не интересовало.
Тогда Инна, подождав немного, осторожно спросила, боясь, как бы Лиле не пришло в голову что-нибудь сногсшибательное и желая подсказать ей ответ попроще:
— А тебе что нарисовать? Птицу или зверя? Ты скажи, я могу попросить... Он с удовольствием.
Наконец Лиля бросила небрежно:
— Нет... Мне, пожалуйста, розочку.
— Розочку?! Ну что ты, Лиля! Как-то не солидно...
В голосе Инны прозвучала обида за свой самолет.
— Розу, — повторила упрямо Лиля. — Красную. Это же мой любимый цветок, разве ты не знаешь?
Инна пожала плечами: так и есть — придумала... Ну что
с ней поделаешь!
— Но как же... Ты сама подумай! Сбила пять самолетов — и вдруг розочку! — опять попробовала возразить Инна.