ния цветов, от двух до всех семи разом, жгли, терзали и разрывали потоки ветров?
Как свистел, как ревел неукротимым, полным свирепой ярости ураганом Смертный Ветер, бесстрашно бросаясь на Семь Молний? Как отвечали ему могучими, раскатистыми, полными тяжелого, неудержимого гнева громовыми раскатами Семь Молний?
Может, кто-то воистину искусно владеющий пером и словом сумел бы найти подходящие слова для того безумия, что творилось на глазах у русского богатыря, замершего в испуге, как мышь перед не котом даже, а огромным тигром, но Федор не взял бы на себя смелость даже пытаться браться за сию задачу.
Мир стонал и дрожал от боли, чувствуя эту схватку. Невольный свидетель и даже практически участник этих событий, захваченный в перекрестье сошедшихся в схватке аур, Сил Души и Манифестаций чародей понимал лишь две вещи. Но зато вот их-то он осознавал со всей отчетливостью, не сомневаясь в них ни на миг, уверенный в них также сильно, как в существовании Господа Бога.
Первое — сейчас оба чародея бились за пределами своих обычных сил. Каким-то образом столкновение с себе подобным позволило им высвободить сокрытые в самых глубинах их сущностей истинные силы, и каким именно образом не знали и они сами.
Второе — он будет жив ровно до того момента, как беспрепятственно позволяет силам обоих Великих Магов проникать в себя и изменять свою энергетику и сущность. Он уже понимал, что это весьма опасный процесс, и каждый миг с той секунды, когда он начался, был для него истинным, незамутненным Чудом Божьим — ибо то, что сейчас с ним происходило… Это было неправильно, невозможно и должно было прикончить его с самого начала. Но он был всё ещё жив, он чувствовал обоих поединщиков, а самое главное — в любом случае ни на что не мог повлиять. А потому, плюнув, сосредоточился на восприятии разворачивающегося сражения — ибо погруженный в Силу обоих Великих, он видел, пожалуй, даже больше, чем любой из этих двоих. И упускать шанс увидеть схватку практически исторических масштабов он не собирался.
Оба Великих Мага, сумевших невольно использовать немалую часть своих скрытых сил, испытывали огромную, чудовищную нагрузку. Их собственная магия давила на них, разрушала тела и энергетику, заставляла стонать сами их души — схватка Ветра и Молний убивала своих владельцев, выпивая из них самую жизнь. Федор уже всерьез начал бояться, что Герой Империи погибнет от собственной магии…
Порывы Смертного Ветра, что пытались прорваться к врагу своего хозяина и создателя, душились, рассеивались ударами Молний. В свою очередь все магические разряды, любых видов и форм, всех возможных сочетаний не могли, сколько бы ни пытались, добраться до Ивара — порывы и удары серой воздушной стихии разрывались на клочья, Молнии лопались от встречных ударов Ветра, рассыпаясь мириадами искр.
Однако при этом оба противника быстро истощались и шагали к гибели — просто от мощи пущенных в ход сил…
Ситуация изменилась в один миг. За спиной Фолькунга, или, вернее, Ивара Кровавой Ладони начали возникать едва заметные даже Федору призраки различных людей — духи из Небытия пришли на помощь заклинателю этой странной силы. И особенно заметен был могучий великан в тяжелой броне и меховом плаще, с длинным клинком на поясе.
Мгновением спустя откуда-то из глубин внутреннего мира Аристарха Пепла наружу рванула сокрытая, незаметная до того сила — тысячи, десятки тысяч душ пришли на подмогу тому, кто ещё совсем недавно спас их, оборвав муку длиною в вечность, на которую их обрек величайший некромант и чернокнижник этого мира. Тысячи светлячков появились за плечами Пепла, и пошатнувшийся было волшебник вновь твердо утвердился на ногах.
— Да сдохни ты уже, ублюдок! — взревел Ивар.
Две расплывшиеся от скорости в потоки сияния фигуры рванули навстречу друг другу. Посреди безумия и филиала самого армагеддона, от которого трещала, дрожала и стонала ткань самой реальности, в бою сошлись два невиданной под этим небом искусности воина — и глядя на их движения, каждое из которых словно врезалось в самую душу богатыря, Федор не мог не восхититься.
Это была уже не просто схватка заклинателей. Та тоже впечатляла своей мощью и искусностью, но она была сродни природному катаклизму — этим можно восхищаться со стороны, но завидовать его силе было бы глупо. Это словно бы ничейная сила, мощь, доступность которой для себя или ещё кого-то из себе подобных было представлять глупо и неуместно. Это просто невозможно и недостижимо для него, даже в теории — так какой смысл этому завидовать? Можно только восхищаться и надеяться не попасть под удар.
Однако когда эти двое сошлись в ближнем бою, Федор испытал, помимо восхищения и благоговения ещё и жгучую зависть.
Чистое боевое мастерство, которое он, как богатырь, не оценить просто не мог. Удары копья и закованных в латные перчатки рук, удары ногами обоих противников, бросаемые в процессе мгновенно творимые чудовищной мощи заклятия, искусные уколы Силой Души, защита и атака, мощь и ярость, сила на силу, скорость против скорости…
Его восхищала и заставляла завидовать не сама сила их схватки, нет. Зависть в нем порождало то невероятное, чудовищное мастерство в сочетании всех видов боевой магии и бойцовского мастерства, которое ему сейчас демонстрировались. Ибо эта искусность в использовании своих сил и способностей была тем, чего в теории мог бы достичь каждый на своем уровне… Если бы тренировался как сумасшедший, если бы копил схваток сотен и тысяч смертельных схваток, если бы прошел огонь, воду и медные трубы, неустанно совершенствуя свои навык, углубляя опыт, преодолевая свои пределы и ограничения…
Это была не чистая сила. Это было великое боевое Мастерство в чистом его виде, и как и любой настоящий воин, особенно богатырь, не завидовать подобному Федор просто не мог.
В бою сошлись буря и шторм. Ураган и цунами, извержение вулкана и удар метеорита — два похожих и непохожих одновременно стиля, искусства и мировоззрения на Мастерство, и каждое из них не уступало другому, заставляя душу невольного свидетеля замереть от восторга…
Глава 2
Серый поток призрачной энергии бьет в лицо, но я уклоняюсь. Взмах копья, порождающий серп Синей Молнии, но ладонь врага встречным ударом отводит её вниз. Яростный рык, от которого дрожит ткань окружающей реальности — я даже не знаю, из чьей глотки он сейчас доносится, ибо клокочущую в груди ярость удается сдерживать лишь чудовищным напряжением Воли.
Отродье Темной Звезды, слуга презренного Этель Нуринга, будь проклято во все века и всех мирах имя его, должен сдохнуть сегодня и здесь.
Есть битвы, в которых человек просто не имеет права на отступление и поражение. Есть схватки, в которых цена победы воистину не имеет значения. Поединки, в которых, если ты мужчина и воин, ты пойдешь до конца. Будешь биться до победы или до смерти — ибо мёртвые, как говорил славный князь Святослав Рюрикович, сраму не имут.
Слуга Темной Звезды, один из тех, что нес Рок мира, уготовив всему живому, всему, что я любил и был готов защищать даже ценой своей жизни страшную гибель во имя амбиций — преимущественно своих и своего ближнего круга. К которому этот ублюдок имел самое непосредственное отношение, как Великий Маг…
— Зазвучи Раскатами Грома, Небесная Скорбь!
Тысячи, десятки тысяч молний высоко в небесах начали стекаться в единую точку там, в тёмной, испещренной ударами Небесного Гнева, бездне высокого и глубкого аэра.
Словно паутина чудовищного, невероятно огромного паука разряды магического электричества стекались со всех сторон — сверху, снизу, с юга, севера, запада и востока…
— Меня не пронять подобной чепухой, отродье! — взревел вскинувший к высокому небу свое сокрытой прочным шлемом лицо швед. — Но ты можешь попробовать, ничтожество!
— Уж будь уверен, выблядок — всенепременно попробую!
Наши голоса преодолевали ту бури, что породили наши силы. Манифестация, сила Великого, помощь сотен тысяч душ — всё это позволило мне сейчас чувствовать себя примерно на уровне начального Великого Мага, может чуть больше. К Сверхчарам, правда, прибегнуть возможности — но это было проблемой не только для меня, но и для врага.
Зато с Личной Магией всё было в полном порядке, чем я и пользовался. Нити чар сплетались легко и непринужденно, словно сами собой, даруя опьяняющее осознание своего могущества… Впервые за долгое время — не заёмное, не полученное с помощью жертв или хитростей, работы артефакта или ещё какого-то обманного действа, нет. В этот раз я четко ощущал — это сила лишь моя собственная, и пусть она слишком велика для моего нынешнего вместилища, для этого физического тела, но какое-то время я её продержать могу. Благодаря поддержке своих душ, пришедших мне на помощь в самый ответственный момент…
К сожалению, у врага нашелся похожий козырь. Не совсем такой же, как у меня, но весьма сходной природы — сотни, нет, даже несколько тысяч душ и духов, бывших когда-то при жизни людьми-чародеями, связанные с его нынешним кровью. Предки, бесчисленные поколения предков-Фолькунгов стояли за спиной Ивара Кровавой Ладони и даровали своему потомку-реинкарнатору весьма немалую мощь. Силу, с которой приходилось считаться… А ведь я более чем точно знаю, что в прошлой жизни он подобными силами не обладал. Нет, у него были души-контрактники, но меньше десятка, если мне память не изменяет. Нынче же… За ним стоял целый полк магов-призраков, и кровное родство позволяло им взаимодействовать с потомком, делиться с ним силой и, используя его как якорь, пребывать в этом мире и действовать под его указку… Или же он действовал под их — поди тут разбери.
— Касание Предков!
Там, высоко в небе, в огромной шаровой молнии, что освещала всё на многие десятки километров подобно многоцветному солнцу, родилось странное шевеление. Потянуло словно бы ветрами нездешними, дыханием иных миров и иного мироустройства, потянуло такими безднами, в которые живым заглядывать категорически не рекомендовалось — и, спеша успеть, крикнул: