— А вот сейчас мы оформим, — отвечает лейтенант, — и берите!
— А может, позже оформим? — еще вкрадчивее спрашивает Чижов.
— Зачем же? Мы сейчас… У вас, товарищ доктор, справочка какая-нибудь есть?
— Ах, справочка? — растерявшись, говорит Чижов. Он усердно шарит по карманам, бормочет: — Сейчас… сейчас…
Тучи снова начинают сгущаться.
Но в это время появляются Лапин и Наталья Сергеевна. Они приходят, собственно говоря, немножко раньше, и Лапин успевает оценить ситуацию. Поняв, в чем дело, и едва сдерживая смех, он ждет окончания сцены. Но вот наступает момент, когда необходимо вмешаться. И Лапин вмешивается.
— Товарищи, товарищи, не горячитесь! — говорит он. — Произошло маленькое недоразумение. Документы этих товарищей отсутствовали, но теперь их привезли. Можно все проверить. Пожалуйста.
Он вручает паспорта Нестратову и Чижову. Царственным жестом Нестратов протягивает свой паспорт лейтенанту. Нехода переводит взгляд с одного на другого. Он понимает, что опростоволосился. Но, может быть, еще возможно спасти положение. Он бросается к Нестратову.
— Товарищ Нестратов! Василий Васильевич! Ну, что вы скажете, чепуха какая? Я-то ведь с самого начала…
Лейтенант глядит в развернутый паспорт, переданный ему Нестратовым, в полном остолбенении.
— Что ж это? Паспорт вы мне даете… Это же гражданина Чижова паспорт! Это кто же Чижов? Вы же?
Лапин бросается вперед.
— Ах, батюшки, я им второпях паспорта перепутал… Это вот его паспорт…
— Граждане, — говорит лейтенант без всякого выражения, — я сейчас стрелять буду!
Нехода стоит посредине комнаты и смотрит на всех безумными глазами.
20
Тихий закатный час над Камой.
Вода как зеркало, ветра нет, но бледно-зеленые листочки плакучих ив, склонившихся к самой реке, беспрестанно дрожат.
Наталья Сергеевна как зачарованная следит за игрой листвы.
Она идет над берегом рядом с Лапиным и крепко держит его за руку, точно боится, что он сейчас исчезнет. И слушает. Лапин поет вполголоса старую песню Дениса Давыдова:
Успокой меня, неспокойного,
Осчастливь меня, несчастливого,
Ты дай руку мне, недостойному.
Милый друг ты мой, моя душечка.
Я люблю тебя, без ума люблю,
Об одной тебе думу думаю,
Для тебя одной в жизни радуюсь,
Для тебя одной сердцем чувствую…
И Наталья Сергеевна шепотом повторяет:
— Для тебя одного сердцем чувствую!
Лапин поет:
Ты узнай, мой друг, про любовь мою
И улыбкою, словом ласковым
Успокой меня, неспокойного,
Осчастливь меня, несчастливого…
Наталья Сергеевна улыбается:
— Как я тосковала по этой песне… Как ждала!
Наталья Сергеевна и Лапин останавливаются.
— Нет человека счастливее меня, — шепотом говорит Лапин и вдруг кричит так, что эхо отдается за рекой:
— Эй, я самый счастливый!
Где-то далеко, точно в ответ, гудит сирена.
Идет по реке пароход.
Больница.
В приемном покое, перекинув плащ через руку, в тщательно отутюженных брюках, при галстуке, стоит Чижов. А на него с молчаливым обожанием смотрят столпившиеся вокруг девушка-врач, сестры и санитарки.
— Ну-с, родные, признавайтесь, — шутливо говорит Чижов, — чего вам не хватает для полного счастья?
Все по-прежнему молчат. Только пожилая хирургическая сестра решается произнести:
— Нам бы нейрохирурга, Борис Петрович… Ну, если нельзя постоянного, то чтобы консультировал хотя бы!
— По четным дням! — вставляет девушка-врач.
— А по нечетным нельзя? — серьезно обращается к ней Чижов.
— Можно и по нечетным.
И тут, точно испугавшись, что не успеют высказаться, все принимаются говорить разом:
— Нам кардиограф обещали прислать, как в прошлом году…
— Машина санитарная нужна, с одной не справляемся.
— Дежурку, дежурку для нянечек.
Чижов машет рукой и смеется:
— Тише, тише, красавицы, не все сразу…
Отворяется дверь, и на пороге появляется Нестратов, довольный, сияющий, в съехавшем набок галстуке и перемазанном кирпичом и известкой плаще.
— Здравствуйте. Я за вами, Борис Петрович. Пора. Лапин ждет.
— Я готов, — говорит Чижов и смотрит на девушку-врача. — Ну, вот что… Быстро составьте мне список самого для вас необходимого и принесите на пристань! Попробую вам помочь! — Он улыбается. — Только не зарывайтесь. Пишите действительно самое необходимое.
Он оборачивается к Нестратову:
— Идемте, Василий Васильевич.
Но Нестратов, не трогаясь с места, неуверенно произносит:
— Я бы хотел хоть на три минуты… Мне бы повидать Катюшу Синцову!
— Нельзя, товарищ Нестратов! — сухо отвечает девушка-врач.
Нестратов улыбается Чижову:
— Посодействуйте, Борис Петрович.
— Не могу, — пожимает плечами Чижов, — не я тут хозяин.
— Значит, не пустите? Наотрез? — прищурившись, смотрит Нестратов на девушку-врача.
— Наотрез не пущу! — качает головой врач. — Вот выздоровеет Катюша, тогда пожалуйста!
Нестратов усмехается:
— Да-а, времена меняются! Никак не могу добиться приема у товарища Синцовой… Ну, хорошо! Передайте ей тогда следующее…
Палата.
Белая постель. Катя с блаженной и недоумевающей улыбкой выздоравливающей лежит в подушках.
Руки неподвижно покоятся под одеялом. За Катиной спиной в полуоткрытом окне с букетом цветов в руках томится Сережа Петровых.
— Катя! Ну! Катя же…
Но Катя, не оборачиваясь к Сереже (она, собственно, и не может обернуться), прислушивается к могучему басу Нестратова, который доносится из коридора.
— Передайте ей, что предложение комсомольцев насчет использования местного строительного материала я принял и утвердил…
Катя счастливо улыбается.
— Катенька, — снова тихо зовет Сережа.
— Не мешай!
— Ах вот как! Я… мешаю? — Сережа мрачнеет, швыряет букет на подоконник, исчезает и тут же появляется снова.
— Катенька, слушай, давай не ссориться!
В палату заглядывает девушка-врач, и Сережа быстро приседает, так что над подоконником остается торчать только фуражка с речным крабом.
Девушка-врач улыбается, подходит к окну, произносит необыкновенно вежливо:
— Будьте добры, Сережа, пройдите в приемный покой, вам дадут белый халат, и вы сможете помочь дежурной сестре — посидеть часок на стуле в коридоре, у дверей Катиной палаты.
Сережа, растерянный, смущенный и очень довольный, появляется в окне.
Катя хитро щурится:
— А вы куда, Мария Николаевна?
— А я, Катенька, на пристань — провожать.
Пристань.
У готового к отплытию плота, пришвартованного к грузовому причалу, стоят друзья, окруженные шумной, говорливой толпой провожающих. Здесь и строители, и девушка-врач с сестрами, и санитарки, и веселые пассажиры баржи, снабдившие в свое время друзей едой и одеждой. Они сейчас принесли им на дорогу арбузы, дыни, яблоки, цветы.
— До свиданья, счастливого пути!
— Приезжайте к нам! Обязательно приезжайте!
— Спасибо вам за все, Борис Петрович! А в стороне, глядя друг на друга, смущенные и счастливые, стоят Лапин и Наталья Сергеевна.
— До скорого свиданья, Наташа, — шепчет Лапин.
— До скорого, до очень скорого свиданья! — тихо отвечает Наталья Сергеевна.
Алеша Мазаев, секретарь комсомольской организации строительства, протягивая Нестратову огромный букет цветов, увлеченно говорит:
— Если бы вы знали… если бы вы только знали, Василий Васильевич, что значит для нас ваш приезд! Ведь за одну неделю все прямо как в сказке переменилось: присылают нового начальника строительства, проект утвержден, все основные вопросы решены…
И Нестратов голосом, в котором звучат подозрительно снисходительные нотки, произносит:
— Ничего, ничего, голубчик! Мне, слава богу, и не такие вопросы приходилось решать.
— Взгляните-ка, друзья, на Индюка, — негромко говорит Чижов, пробравшись сквозь толпу провожающих к Лапину и Наталье Сергеевне. — Вам не кажется, что его опять понесло?!
Действительно, Нестратов, окруженный строителями, улыбается, раскланивается и даже едва ли не порывается посылать воздушные поцелуи.
— Нда-а! Душка-тенор! — усмехается Лапин и, внезапно обозлившись, хватает лежащий на краю плота топорик, рубит причальный канат и, в последний раз шепнув Наталье Сергеевне: «До скорого свидания, Наташа», кричит во весь голос: «Полный вперед!».
Медленно отходит от пристани плот.
Следом по берегу двинулись провожающие. Взлетают на воздух шапки и платки. Наталья Сергеевна идет вместе со всеми, машет рукой, улыбается сквозь счастливые слезы.
— Работайте, други, работайте! — напутственно гремит Нестратов, потрясая над головой сжатыми ладонями. — Я свое сделал, теперь дело за вами!
Лапин и Чижов за спиной Нсстратова сумрачно переглядываются.
Плывет по течению плот. Скрылись из глаз провожающие.
Нестратов, отдышавшись, оборачивается наконец к друзьям, гордо произносит:
— Да-а, доложу я вам, запомнят они тут академика Нестратова.
— Как ты думаешь, Саша? — невинным тоном осведомляется у Лапина Чижов.
— Макнем, пожалуй! — кивает Лапин.
— Что значит «макнем», что значит «макнем»? — отступая на всякий случай, сердито смотрит на друзей Нестратов. — Размакались, понравилось… Надо понимать, каких я тут дел натворил: добился снятия Неходы, утвердил предложение комсомольцев…
— А кто виноват в том, что предложение это не было утверждено? — взрывается Лапин. — Кто виноват в том, что начальником строительства сидел этот гусь Нехода? Чем хвастаешься? Тем, что исправил собственные ошибки?
— Ты, милый друг, только еще на пути к выздоровлению, говорю это как врач, — серьезно замечает Чижов. — И не хвастайся! А то, действительно, возьмем да и макнем, если понадобится!