— Оля, Петя, Женя, Наташа… А где Вова?
И все ребята принимаются хором кричать:
— Вова! Вова! Вова!‥
Пробегает с чемоданчиком уже знакомая нам девушка из Тугурбая. Останавливается, покупает у продавщицы палочку эскимо и, подхватив чемоданчик, устремляется дальше — разыскивать свой вагон.
У выхода на перрон стоят Чижов и Лапин.
Их трудно узнать. На Лапине брезентовая куртка, высокие охотничьи сапоги, за плечами вещевой мешок армейского образца и чехол с удочками. А Чижов и вовсе в самом затрапезном виде — в примятой, блином, кепке, в парусиновых брюках, в повидавшем лучшие времена пиджаке с короткими рукавами. И только гитара, висящая у него за спиной, украшена кокетливым розовым бантом.
— А ты не боишься, — спрашивает Лапин, — Что первый, так сказать, эффект может оказаться слишком уж сильным?
— Ерунда! — весело говорит Чижов. — В таких случаях нужны не пилюли, а хирургическое вмешательство.
Лапин хмыкает:
— Это все так. Но я почему-то слегка волнуюсь. Ты не думаешь, что…
— Смотри! — перебивает Чижов.
На перроне появляется Нестратов.
В светло-серой мохнатой шляпе, в белом пыльнике, он шагает медленно и важно, на голову возвышаясь над толпой. Рядом с ним семенит его жена — маленькая, вертлявая, на тоненьких высоких каблучках, в широчайшем модном пальто и зеленой шляпе с торчащим красным перышком. Ее бережно, под локоток поддерживает референт.
За ними следуют человек шесть провожающих, которые выражают свое отношение к происходящему только жестами и мимикой. А сзади, тяжело отдуваясь, носильщик тащит огромный, апельсинового цвета фибровый чемодан.
— Василий Васильевич! Индюк!
— Что?! — Супруга Нестратова оглядывается с испугом и негодованием.
Нестратов медленно поворачивает голову, удивленно смотрит на друзей:
— Вы?
— Мы!
— Н-да! — усмехается Нестратов. — Воистину форма одежды парадная летняя. Уж не на маскарад ли мы едем?
— Все может быть, Вася! — загадочно отвечает Лапин и любезно раскланивается с женой Нестратова. — Здравствуйте, Елена Вячеславовна! И вы нас не узнали?
— Здравствуйте, Елена свет Вячеславовна! — подхватывает Чижов. Охотники за приключениями приветствуют вас!
— Здравствуйте, здравствуйте! — щебечет супруга. — Как мило — вы совсем охотники, я даже видела где-то такую картину… — И тут же, отвернувшись, шепчет референту: — Странные фантазии у Василия! Я всегда, всегда была против… Какие-то воспоминания, какое-то детство… Они приличные люди, я не спорю, но это же все-таки не наш круг… А Василий забывает, что в его положении…
— Я поражаюсь, Елена Вячеславовна! — сочувственно отвечает референт. Другого слова нет: я по-ража-юсь!
— Гражданин! — тоненьким от натуги голосом говорит носильщик. — Куда чемодан-то нести? Вагон какой?
— У кого билеты, товарищи?
Лапин спокойно достает из кармана куртки конверт с железнодорожными билетами. Нестратов берет конверт не глядя, кивает головой:
— Ага, отлично. Пошли!
Все тем же размеренным шагом, негромко и нгутливо, разговаривая с провожающими, Нестратов направляется к международному вагону. Следом носильщик тащит апельсиновый чемодан, а сзади, с загадочными улыбками на лицах, идут Лапин и Чижов.
— Прошу! — говорит Нестратов и величественным жестом протягивает усатому проводнику международного вагона конверт с билетами.
Женский голос по радио объявляет:
— Граждане пассажиры, через три минуты от первой платформы отправляется скорый поезд номер двадцать четыре «Москва – Уфа». Просьба к отъезжающим занять места. Повторяю…
— Виноват, гражданин начальник! — неожиданно говорит усатый проводник, с удивлением смотрит на Нестратова и возвращает ему билеты. — У вас жесткий будет вагончик.
Лапин и Чижов замирают.
На лицах людей, провожающих Нестратова, ужас и изумление.
— Как — жесткий?! Что за вздор?! Кто брал билеты? — растерянно оборачивается Нестратов к друзьям.
— Я брал, — умильно говорит Лапин. — А что тебе не нравится, Василий? Отличные, по-моему, билеты, хочешь — нижнее место возьмешь, хочешь верхнее. А в международном — духота, скука, купе двухместное, а нас трое.
Супруга Нестратова, потерявшая на время дар речи, взвизгивает:
— Только через мой труп! Сию же минуту домой. Я все время предчувствовала это! Больного человека… — Но ее никто не слушает.
— Я не поеду в жестком! — дрожащим голосом произносит Нестратов.
— Поедешь!
— Нет, не поеду! — в отчаянии восклицает Нестратов и в знак протеста садится на свой апельсиновый чемодан.
— Поедешь, милый, поедешь. Теперь уже глупо возвращаться домой.
Громко и протяжно гудит паровоз.
Высунувшись из окон, пассажиры жесткого вагона — пожилой колхозник с седыми усами, степенная женщина с малышом, две девчушки в цветастых платках, — с интересом наблюдая за разыгравшейся на перроне сценой, подают советы:
— Эй, с бородой, ты давай вещички его запихивай — он тогда влезет!
— Дяденьки, дяденьки! Опоздаете, дяденьки!
Соединенными усилиями Лапину с Чижовым удается втолкнуть Нестратова на площадку вагона.
Свисток — и поезд трогается.
Проплывают мимо вагоны с надписью: «Москва – Уфа». На опустевшем перроне молодая женщина в железнодорожной форме спрашивает у дежурного по станции:
— Что тут за шум был?
— В девятый вагон ненормального сажали, — спокойно отвечает дежурный. Видать, привезли лечить и не долечили!
Ужас, почти отчаяние на лице супруги Нестратова.
Гудит паровоз.
Ровно, неторопливо постукивают колеса.
Остались позади пригородные строения, заводские заборы, подмосковные дачные места, и вот уже пошли мелькать перед окнами леса и перелески, быстрые безымянные речки, зеленеющие поля.
Начинается веселая и хлопотливая жизнь жесткого вагона поезда дальнего следования. В тамбуре проводник уже гремит стаканами в больших металлических подстаканниках. Распаковываются чемоданы и сумки с нехитрым дорожным довольствием — крутыми яйцами, холодными котлетами и жареной курицей. Проходит по вагону добродушный военный в расстегнутом кителе, предлагая желающим «заложить добрую пулечку». Уже любитель громкого пения, выкрутив до отказа усилитель репродуктора, слушает с блаженной улыбкой радостные излияния тенора:
Хороши весной в саду цветочки,
Еще лучше девушки весной…
Лапин, закурив, добродушно обращается к Нестратову:
— Ну, вот и поехали. Нешто водочки выпить за исполнение желаний? А, Вася?
Нестратов, угрюмо забившись в угол, гудит в ответ что-то неопределенное.
— Сердится! — говорит Лапин доверительным шепотом, слышным на другом конце вагона. — А чего, спрашивается, сердиться? Исполняется мечта юности. Впереди — степи, реки, мели-перекаты…
Усмехнувшись, он затягивает приятным баритоном:
Ну что ж, друзья!‥ Споем, друзья,
Споем про дальние края…
— Веселый человек! — одобрительно говорит, свешиваясь с верхней полки, пожилой колхозник и слезает вниз. — Веселый человек! — повторяет он. Поработал, теперь можно и погулять, так?
— Так, именно так! — смеется Лапин. — Подсаживайся, отец. Прямо ты как в воду глядишь. Поработали на совесть, а теперь гулять едем.
Пока идет эта беседа, Чижов действует. Он вытаскивает из маленького чемодана какие-то свертки и подозрительно булькающую бутылку, расставляет все это на откидном столике и, полюбовавшись, принимается колдовать над консервной банкой.
Колхозник, оживившись, подсаживается поближе к друзьям.
— Будто и рано для обеда. — Он рассматривает содержимое свертков и скептически улыбается. — Эх, товарищи дорогие, разве ж это колбаса? Вот я вам, дозвольте, домашнего изготовления предложу!
Он лезет под полку и добывает из деревянного чемодана увесистый, в руку толщиной, круг колбасы. Чижов, весело облизываясь, разливает водку по пластмассовым стаканчикам:
— Прошу, папаша!
— Ну, со свиданьицем, за знакомство!
Колхозник бережно поднимает стаканчик:
— Пить да гулять — дела не забывать!
— Поехали!
Пьют, крякают, осторожно выбирают закуску и тотчас же, почувствовав себя старыми знакомыми, рассаживаются поудобнее.
Дорога, стук колес, паровозный дым, цепляющийся за ветви деревьев.
— Вы, товарищи, извините, конечно, — любопытствует колхозник, приглядываясь к Лапину, Чижову и Нестратову, — кто же такие будете, ежели не секрет?
Лапин, указывая на Чижова, охотно отвечает:
— Вот он — доктор. Этот, — кивает на Нестратова, — знаменитейший архитектор, а я животноводством занимаюсь.
— Животновод? — радостно переспрашивает колхозник. — Так ведь и наш председатель, Семен Петрович Кузьмин, тоже по этому делу! — Он высовывает голову в проход вагона: — Семен Петрович, товарищ Кузьмин! Давай-ка сюда!
Приходит Семен Петрович и с ним двое парней, степенных, немногословных, с темными, загорелыми лицами. Следом за ними заглядывает в купе огромный усатый дядя, которого колхозник представляет:
— Наш колхозный водяной! Мелиоратор то есть.
Воздух синеет от густого табачного дыма. Разговор становится общим.
— Еще два года назад, — рассказывает пожилой колхозник, — до объединения, мы о таких итогах и мечтать не мечтали! А нынче у нас один неделимый фонд до двух с лишним миллионов дотянул…
Лапин, постукивая кулаком по колену, втолковывает Кузьмину:
— Мы потому и добились некоторых успехов, что использован ценнейший опыт казахстанских животноводов — Бальмонта, Исенжулова, Большаковой…
— Стойте! — Кузьмин неожиданно вскакивает. — Стойте, товарищ, как ваша фамилия?
— Лапин.
— Александр Федорович? — расплывается в счастливой улыбке Кузьмин. — Ну как же это я сразу не догадался? Слышал про вас, Александр Федорович. И статьи ваши читал. И вообще, как говорится, следил за ростом. Очень приятно лично познакомиться!