Чижов разливает водку в пластмассовые стаканчики и предлагает:
— Ну, по последней?
— А что это товарищ архитектор такой невеселый? И водки даже с нами не пьет? — осведомляется пожилой колхозник, и все, словно по команде, оборачиваются к Нестратову, который с обиженным видом одиноко сидит в углу купе.
— Ты, может, заболел, Василий? — участливо спрашивает Лапин.
— Да, да, заболел! — отрывисто отвечает Нестратов, еще глубже забиваясь в свой угол.
— Простыли, не иначе, — сочувственно качает головой пожилой колхозник.
— Лечь надо и укрыться потеплее! — веско говорит усатый мелиоратор. Сейчас я кожух принесу. Тут первое дело — пропотеть!
И, грохоча сапогами, он убегает за кожухом.
— Вы ложитесь, товарищ дорогой, ложитесь! — настойчиво уговаривает пожилой колхозник Нестратова.
— Да я не хочу! Мне не надо! — пытается протестовать Нестратов, но Чижов обрывает его сердитым шепотом:
— Ложись, ложись! Назвался больным — так ложись. Люди о тебе заботятся, а ты…
И Нестратов покорно забирается на верхнюю полку и ложится.
Чьи-то заботливые руки накрывают его теплым кожухом. Кто-то решительно говорит:
— А ну, граждане, берите свои пожитки и пошли к нам. А то накурили дышать нечем. Тут и здоровый человек заболеет. Пошли.
Все поднимаются и осторожно, стараясь не потревожить «больного», уходят.
Только усатый мелиоратор, задержавшись, поправляет сползающий с Нестратова кожух и наставительно произносит:
— Первое дело — пропотеть!
Нестратов лежит неподвижно, с закрытыми глазами.
Гудит паровоз, стучат колеса.
Смеркается.
Внезапно слышится певучий голос:
— Граждане, имеются бутерброды с сыром, колбасой, икрой зернистой, печенье, пирожные… Кто желает, граждане, выпить и закусить?
Вдоль вагона с подносом, уставленным бутербродами, пачками с печеньем, бутылками с пивом и фруктовой водой, идет миловидная девушка в белой наколке и белом фартуке.
Нестратов, привскочив на койке, окликает ее громким шепотом:
— Девушка, побыстрее — сто… Нет, лучше полтораста. Два бутерброда с колбасой, два с сыром. Пожалуйста, скорей!
Он торопливо рассчитывается, поспешно опрокидывает стаканчик и с жадностью набрасывается на бутерброды.
— Больной сам себе назначил диету?!. Так!
Нестратов, поперхнувшись, испуганно смотрит вниз — в проходе стоят Чижов, Лапин и Кузьмин.
— Как тебе, Василий, полегче? — серьезно спрашивает Чижов,
— Полегче, полегче, — с набитым ртом сердито бормочет Нестратов.
Гудит паровоз.
Мелькает за окном ярко освещенное здание железнодорожной станции, врывается на секунду нестройный гул голосов, переборы баяна.
Лапин неожиданно вскакивает:
— Грачевка! Честное слово, Грачевка!
— Она самая, — подтверждает Кузьмин. — Знакомые места?
Лапин взволнованно и смущенно улыбается:
— Хорошо знакомые. В тридцатом году по путевке райкома комсомола я ездил сюда проводить коллективизацию.
— Вот что, — негромко произносит Кузьмин и оборачивается к Чижову. Вот вы сейчас, Борис Петрович, рассказывали нашим ребятам, как вы ездили Комсомольск строить. А я в Комсомольске не был, не довелось. Ну, конечно, коллективизацию — это и я хорошо помню… На Днепрострое два года работал, потом воевал, учился, а теперь вот в колхозе председательствую. Но, удивительное дело, как скажут при мне: Комсомольск, Магнитка, так меня прямо волнение охватывает. И не был я там, а как будто был. И вот я иногда думаю: а может ли быть где-нибудь еще, чтобы жизнь и судьба страны, такой огромной, такой разной, была жизнью и судьбой каждого живущего в ней человека?
Нестратов, свесившись вниз, внимательно слушает.
Ровно и неторопливо постукивают колеса.
Гудит паровоз.
7
И снова гудок.
Гудит стоящий у пристани большой красивый речной пароход с надписью на борту: «Ермак».
Идет погрузка.
Цепкие лапы могучих кранов легко несут по воздуху огромные тюки, ящики с сельскохозяйственным оборудованием и деталями машин. Отъезжают и подъезжают грузовики, бегают по скрипучим мосткам шумливые загорелые грузчики.
Десяток барж у причала возле «Ермака» дожидаются своей очереди.
Лапин, Чижов и Нестратов стоят на высоком обрывистом берегу городского сада.
Внизу широко и вольно течет река.
Чижов вдыхает полной грудью:
— Хорошо! Честное слово, хорошо! Хорошо, Василий, а?
С грохотом подъезжает к пристани колонна грузовиков.
— Ладно, отдыхайте, братцы, — говорит Лапин, — а я пойду добывать средства передвижения.
— Минутку! — останавливает его Чижов. — Сколько у тебя с собой денег?
— Тысячи две.
— Давай сюда. Все! В общий котел! — решительно говорит Чижов, берет у Лапина пачку денег, пересчитывает, отмечает что-то карандашом в записной книжке и оборачивается к Нестратову: — Сколько у тебя, Василий?
— Три тысячи, — отвечает Нестратов и покорно протягивает деньги Чижову.
— Прекрасно, — кивает головой Чижов, — и у меня две с половиной. Так вот, — говорит он тоном лектора, обращающегося к огромной аудитории, — прошу следить за ходом рассуждения! Путешествие займет дней двадцать, не больше. Учитывая новое снижение цен, кладем на каждого по две сотни.
— Позволь! — всплескивает руками Нестратов, и Чижов неумолимо продолжает:
— Пятьсот рублей — прошу следить за ходом мысли — мы выделяем на средства передвижения, остальные…
— Погоди, погоди, профессор, — обеспокоенно вмешивается Лапин. — Ты что-то уж больно круто. Оставь, милый друг, толику на непредвиденные расходы.
— Какие еще непредвиденные расходы? Что это такое? Карточный проигрыш? Подкуп должностных лиц?
— Ну, мало ли что!
— Ладно, — подумав, милостиво соглашается Чижов. — Выделим на непредвиденные расходы еще сто рублей. Итак, прошу — пятьсот, — он с поклоном протягивает Лапину пять сотенных бумажек, — на организацию транспорта. В общей кассе путешествия остается неслыханная сумма в семьсот рублей на трех человек.
Лапин молча, с некоторой укоризной качает головой.
— Ну, хорошо, Чижик, — с хрипотцой в голосе произносит Нестратов, — а где будут остальные деньги?
— За ними мы поплывем! — загадочно отвечает Чижов и затягивает во весь голос:
Мы поплывем, товарищ мой,
За тридевять земель,
Поскольку, трум-пурум-пум-пум,
Прекрасна наша цель!‥
Почта.
Чижов четко и старательно выводит на бланке почтового перевода:
«Куйбышев. Почта. До востребования. Василию Васильевичу Нестратову шесть тысяч триста рублей».
— Ты сошел с ума! — восклицает Нестратов и пытается вырвать у Чижова почтовый бланк. — Я думал, что это шутка, но ты…
— Не хватай меня за руки, — деловито говорит Чижов, — на тебя обращают внимание!
Пристань.
Кончается погрузка.
У трапа, неторопливо поглядывая на беготню грузчиков, стоят трое: девушка из Тугурбая, высокий молодой паренек в форме речника — помощник капитана парохода «Ермак» Сергей Петровых и светловолосая, очень красивая женщина лет тридцати — руководитель отдела краевого Института животноводства Наталья Сергеевна Калинина.
— Ну и нечего, Катюша, расстраиваться, — говорит, видимо уже в сотый раз, Сергей, обращаясь к девушке из Тугурбая.
— Тебе хорошо говорить — нечего, — угрюмо усмехается Катя, — а вот мне вынесут выговор — тогда будет дело.
— Выговор объявить нужно, — сердито сдвинув брови, говорит Наталья Сергеевна, — но только не вам, Катюша! Странно получается: строится город животноводов, идет большое строительство, а хозяина настоящего, головы нет. Нехода ваш без указания сверху чихнуть боится! Чуть что — ссылается на Москву, на Нестратова.
— А Нестратов про нас и думать не думает, — печально заключает Катя.
— Ну и нечего расстраиваться, — повторяет Сергей.
— «Нечего», «нечего»! — вскипает неожиданно Катя. — Много ты понимаешь!
— Да уж побольше тебя!
— Ах, побольше меня?
— Ну-ну-ну, бросьте ссориться, ребята, — улыбается Наталья Сергеевна. А то уж и так по всей трассе идет про вас слава: не видятся — скучают, а видятся — ссорятся.
Она поднимает с земли маленький чемоданчик, негромко спрашивает:
— Вы нас вместе поместили, Сережа?
— Да, Наталья Сергеевна, вместе с Катей, в одной каюте.
— Хорошо. Я тогда пойду устраиваться. Она кивает Кате и Сергею, медленно поднимается по трапу на пароход.
Катя смотрит ей вслед.
— Красивая она.
— Красивая, — соглашается Сергей. — Говорят, ее директором Института животноводства назначают у вас в Тутурбае. Катя усмехается:
— Сперва еще надо построить Тугурбай…
Наверху, на площадке широкой деревянной лестницы, ведущей к причалу, появляются Лапин, Чижов и Нестратов. Они останавливаются и смотрят на пароход. Нестратов, который держит на плече знаменитый апельсиновый чемодан, тяжело отдуваясь, спрашивает:
— Ну-с, места, надо полагать, у нас палубные?
— Еще чего! — презрительно отзывается Лапин. — Кто же это ездит на палубе? Шум, суета… Нет, не об этом мы мечтали. Друзья спускаются вниз, подходят к трапу.
— Давай билеты! — говорит Нестратов.
— А зачем билеты? — удивляется Лапин. — Нам билеты не нужны.
Он кивает головой, как старому знакомому, курносому матросику, проверяющему возле трапа билеты, весело говорит:
— А вот и мы! Эти товарищи со мной — разрешите?
Матрос улыбается:
— Пожалуйте, пожалуйте! Все готово, товарищ начальник!
— За мной!
Лапин первый идет вперед по шатким мосткам, за ним с чемоданом на плече следует Нестратов, а усмехающийся Чижов замыкает шествие.
Ступив на борт парохода, Нестратов нерешительно останавливается:
— Куда теперь — наверх, вниз?