— Фухх, не пугай!
Опять легко поднял на руки, отнес на диван:
— Всё, ложись!
— Сказал Виквике про меня?
— Да! Она хлеще Штирлица, по интонации меня вычисляет — охала, ахала, велела тебя как хрустальную вазу оберегать! — и запнулся, поняв двусмысленность фразы. — Извини! — и выдохнув, признался: — Лен, так сложно, боюсь!
— Чего же ты стал бояться, Ерохин? Все у тебя, как посмотрю, нормально.
— Не-ет, не нормально, но ты же все равно, как и тогда, ни одному моему слову не поверишь?
Лена неожиданно для себя самой сказала:
— А ты попытайся!
— Сколько раз уже пытался? — с горечью сказал Ерохин. — Опять ведь пошлёшь.
Лена повозилась, устраиваясь поудобнее, нога немного ныла. Ерохин тут же среагировал:
— Болит? Давай ещё на ночь таблетку обезболивающую?
— Нет, пока терпимо, совсем если разболится — тогда…
Ерохин потопал на кухню, принес воду, таблетки, положил на столик и присел возле дивана на коврик.
— И долго ты так сидеть собрался?
— Посижу! — как-то неопределенно сказал он, — может, пока ты не заснешь!
— Хозяйство не застудишь, сидючи на полу, детей рожать не сможешь.
— Дети у меня имеются, вон какая красоточка вымахала, про своего друга тебе не говорила?
— Говорила, только не показала. Сказала — ничего пока определенного, может, через месяц-другой будет… — улыбнулась Лена.
— А я сподобился, не, не знакомила — случайно, приехал, к дому подходил, они там прощались у подъезда, горячо так, — усмехнулся Ерохин. — Она в меня — домой никого не водит.
— А то ты монахом живешь!
— Я же спрашиваю тебя, как ты? — обиделся Ерохин. — Почему тебе можно верить, а мне никак?
Оба помолчали, понимая, что могут слово за слово вдрызг разругаться.
— А давай я тебе сказку-быль расскажу? — встрепенулся Ерохин. — Новый год на носу. Чудеса, говорят, случаются?
Лена пожала плечами:
— Почему бы и не, попробуй, вдруг понравится?
Ерохин сходил в спальню, принес сложенное одеяло, бросил его возле дивана:
— Вот, чтобы не зачихать, сказка длинная, наверное, получится.
Прислонился головой к дивану и, прокашлявшись, сказал:
— Ну, слушай. Жил-был, нет, не принц, скажем, Иван, почти дурак. Рос Иван, как и все ребята вокруг, где-то хулиганил, где-то дрался, лазил по деревьям, учился, все как у всех. Побыл служивым, по приезду со службы встретил свою… Елену Прекрасную — это почти во всех сказках — или Елены, или Василисы имеются, точно так же как и Иваны-дурачки. Хоть и невеликого ума был, а понял — вот оно, его счастье, единственное. Тшш, — остановил он вскинувшуюся было Лену, — это же сказка, дослушай! Ответила взаимностью ему Елена прекрасная, и стали они жить-поживать и добра наживать, да только повернула эта сказка куда-то не туда. Старался Иван-дурак сделать жизнь своей Еленушки и дитёнка послаще, ой, как старался. Потихоньку стало у него получаться, радовался он, работа приносила приличный доход, дитёнок подрос, Еленушка все так же любила его, как и он её. Приобрели они загородный теремок, что и стал неприступной крепостью между ними…
Поехал как-то Иван на самодвижущейся повозке туда, да не один, а с, казалось бы, другом, чуть ли не побратимом. От простоты души и похвалился Иван теремком-то, да вот не дано ему было познать, что почти друг и почти побратим завидовал ему, сильно так.
— Ерохин, — пробормотала засыпающая Елена, — прости, доскажешь завтра, я уже вырубаюсь.
— Конечно, спи!
Взял её руку, прижался к ней колючей щекой, ожидая, что или стукнет, или выдернет руку, но Лена уже спала.
И долго сидел вот так Ерохин, прижимаясь к такой родной, изученной вдоль и поперек руке жены.
Лена, простонав, повернулась на бок, он поднялся, долго всматривался в лицо жены — в мигающем свете гирлянд она и впрямь казалась ему принцессой из сказки, вздохнул, пошел в спальню. Долго ворочался и, наконец, уснул.
Лена проснулась от боли, забылась во сне, повернулась неловко, боль прострелила ногу, и она едва удержалась, чтобы не застонать. Быстро выпила таблетку и прислушалась — из спальни доносились негромкие всхрапывания Ерохина.
— Опять спит на спине! — подумала привычно она, полежала, вслушиваясь в знакомые звуки.
Ерохин перевернулся, что-то пробормотав — все привычно, как и было… и вдруг четко и ясно поняла — ей безумно не хватало таких вот привычных всхрапываний, привычных рук, всего этого… кобеля, будь он неладен.
— Ладно, — совсем как в сказке подумала Лена, — утро вечера мудренее, дослушаем его сказочку, там видно будет!
Так и уснула она, вслушиваясь в дыхание бывшего, и почему-то успокоенная спала до десяти без сновидений и боли.
Учуяла запах кофе, завозилась, стараясь не потревожить ногу, Ерохин как услышал:
— Доброе утро, как спала?
— Под утро нормально!
— Помочь? — тут же спросил он.
— Пока не надо, до туалета доскачу!
— Шумни, я на кухне, бутеры делаю!
Доскакала до туалета, потом умылась — на раковине лежала нераспечатанная зубная щетка. Посмотрела на себя в зеркало:
— М-да-а, видок тот еще! Под глазами синяки, волосы дыбом, где привычный облик? Ладно, будем действовать по обстоятельствам.
— Леен, ты как там?
— Иду!
Ерохин, раньше не упускавший возможности поехидничать над утренним видом жены — волосы всегда стояли дыбом, наоборот смотрел как-то чересчур… непонятно — то ли восторженно, то ли…
— Что не так?
— Всё так. Давно не видел тебя заспанную… кхм. Пошли, бутеры стынут.
На столе уже дымился кофе в большой кружке — любила Лена пить кофе в удовольствие и не из капельных кофейных кружечек — и на тарелке горячие бутерброды.
— Ммм, вкусно! — откусывая бутерброд, промычала Лена — аппетит у жены всегда был хороший. — Ерохин, ты научился делать бутерброды?
— И не только, нужда заставит горбатого любить, много чего готовлю, окромя яичницы.
Наевшаяся, порозовевшая Лена подлезла к окну.
— Дааа! Грустноватая погодка!
На улице было, мягко говоря, противно-уныло.
— Лен, ты как, одна побудешь?
— Ты собрался в такую катушку куда-то ехать?
— Не, пешком, до универсама, дорожки песком посыпали, дойду!
Лена подумала, потом как-то сердито сказала — не хотела она, чтобы он побывал в их с Катькой квартире, но надо:
— Если транспорт к нам ходит, зайдешь, кой чего возьмешь дома? Новый год, хоть и на одной ноге, хочется встретить нормально!
— Да, конечно, говори, где что брать?
Лена засмеялась:
— Я тебе план нарисую, а то будешь как слон в посудной лавке.
Ерохин ушел, Лена потихоньку допрыгала до зала, потянуло полюбопытствовать, спальню его увидеть. Осторожно приоткрыла дверь: кровать, заправленная без единой складочки, в углу шкаф-купе, небольшой комодик, а на нём — фотография, увеличенная — они с Катькой. И фото было сделано, когда Ерохин в их жизни, вернее, жизни Лены уже не присутствовал.
Ездили они с дочкой в Египет, отдых был классный, на этом фото они только что вылезли из моря, мокрые, веселые, задорно смеялись в объектив.
— Надо же!
Удивлял её Ерохин второй день.
Она как-то враз задумалась:
— А может, надо было хоть как-то с ним общаться, иногда?
Потом вспомнила — первые дни после увиденного он не появился, не позвонил ни разу, хоть как-то бы да начал оправдываться… а она сгорала в безысходности.
Зазвонил домашний телефон, сначала Лена не хотела подходить, но телефон, умолкнув на секунду, зазвонил опять.
— Виквика, точно! Только она будет так упорно названивать!
Добрела до телефона, взяла трубку:
— Алло?
— Леночка, наконец-то!
— Виктория Викторовна, здрасьте, я сейчас доскочу до дивана, подождите!
— Леночка, как ты, как твоя нога, где этот негодник? — засыпала вопросами свекровь.
— Нога уже легче, побаливает, но терпимо, Ерохин пошел в универсам и, если транспорт ходит, к нам домой, взять кой-какие вещи.
Не видела она хитрую и счастливую улыбку Виквикину, та просто цвела у телефона.
— И правильно, небось, кроме футболки ничего и не нашлось у него?
— Халат имеется — Катька подарила, сказал.
— Да, было такое, он тогда ещё посмеялся, что годам к шестидесяти станет его надевать. Я, конечно, хотела бы прийти к вам, но боюсь, очень уж скользко, сосед у подъезда прямо навернулся. Легкое сотрясение мозга, а ведь молодой, куда уж мне, старушке.
— Не лукавьте, мадам, вы ещё многих моложе себя за пояс заткнете! — засмеялась Лена.
Виквика, ладненькая такая, пухленькая женщина всегда была при полном параде: подкрашенные губы, модная стрижка (куда мне, старой волосы длинные — это Катюшка может ходить с распущенными, а пучок даром не нужен, я буду как баба-яга!), туфельки или ботиночки на невысоком каблучке, беретики-шляпки летом, красивая шапочка из каракуля интересного фасона зимой, классические брючки — вот такая была свекровь.
— Лен, я тут цвет волос поменяла, оценишь?
— И какая же вы теперь?
— Чуть сиреневатая!
— Ох, Виктория Викторовна, умеете вы быть экстравагантной!
— А что мне остается? Внучка выросла, с коляской не погуляешь, на лавочке сидеть просто так — семечки лузгать и обсуждать проходящих мимо? Больше тебе скажу — друг у меня появился!
— Да вы что?
Свекровь захихикала:
— Ну, платонический друг, постарше меня, в маршрутке разговорились, приятный такой, много чего знает. Ходим вот на всякие тематические вечера, наша филармония постоянно приглашает интересных певцов, музыкантов из областных театров, выставки, спектакли местные не пропускаем, жизнь кипит. Ты пока Тольке не скажи — пригласил меня в Питер на Рождество — у него там дочка давно обосновалась. Я пока думаю. Нет, Лен, замуж или ещё чего — ни за что!! Просто культурное общение, да и интересный собеседник, почему нет?
— Виктория Викторовна, я вами всегда восхищаюсь! — засмеялась Лена.
— Я наверное соглашусь, Катьке сюрприз сделаю, а то и на горячем поймаю! Молодежь сейчас не торопится, я бы с огромным удовольствием внучка, а, нет, правнучка потетёшкала!