Он отвечает не раздумывая:
– Они бы попытались заставить меня сделать выбор. И я выбрал бы не их. В таком случае все бы выиграли. – Откинувшись на спинку стула, он бренчит на воображаемой гитаре. – Приношу извинения группе The Rolling Stones, но мой первый альбом будет называться Between Rock and Roll and a Hard Place[12]. Что скажешь?
– Просто ужасно, – смеюсь я.
Зах снова становится сама серьезность.
– Вероятно, взрослеть – значит разочаровывать людей, которых мы любим.
Это не вопрос, да и в любом случае я не знаю, что на это ответить. Я поворачиваю голову и смотрю на Олли, который направляется к нам.
– Все в порядке? – спрашивает он, подойдя, а потом целует меня в лоб, в нос и в губы.
Я решаю не поднимать тему назревающего визита моей мамы. Мы просто постараемся извлечь максимум из того времени, которое у нас осталось.
– Никогда в жизни не чувствовала себя лучше, – говорю я. Я благодарна хотя бы за то, что об этом мне лгать не приходится.
Кровать Мёрфи
КОГДА МЫ ВОЗВРАЩАЕМСЯ В ГОСТИНИЦУ, уже близится вечер. Олли включает в номере свет и потолочный вентилятор, а потом прыгает на кровать, совершая кувырок в воздухе. Он ложится на одну сторону кровати, потом двигается на другую.
– Я буду спать на этой стороне, – заявляет он, выбрав левую, что ближе к двери. – Я сплю слева. Чтобы ты знала. На будущее. – Он садится, опираясь на матрас ладонями. – Помнишь, я говорил, что кровати Мёрфи – верх комфорта? Забираю свои слова назад.
– Ты нервничаешь? – вырывается у меня. Я включаю лампу с правой стороны.
– Нет, – отвечает Олли чересчур поспешно. Он скатывается на пол и остается там.
Я присаживаюсь на край кровати со своей стороны и подпрыгиваю в качестве эксперимента. Матрас скрипит в ответ.
– Почему ты спишь слева, если ты спишь один? – спрашиваю. Я забираюсь на кровать с ногами и ложусь. Олли прав. Она на редкость неудобная.
– Может, я просто жду, – отвечает он.
– Чего?
Олли не отвечает, поэтому я перекатываюсь к его краю кровати и смотрю на него. Он лежит на спине, положив одну руку на глаза.
– Компании, – говорит он.
Я ложусь обратно, краснея.
– Ты вроде как безнадежный романтик, – замечаю.
– Конечно. Конечно.
Мы погружаемся в молчание. Вентилятор над нами тихо жужжит, гоняя по комнате теплый воздух. Я слышу, как в коридоре раздаются звоночки лифтов и тихое бормотание проходящих мимо людей.
Несколько дней назад мне казалось, что одного-единственного дня Снаружи мне будет достаточно, но теперь, когда этот день подошел к концу, я хочу еще. Не уверена, хватит ли мне целой вечности.
– Да, – признает Олли через некоторое время. – Я нервничаю.
– Почему?
Он делает вдох, и я не слышу выдоха.
– Я никогда ни к кому не испытывал таких чувств, как к тебе. – Он произносит эти слова совсем не тихо. Скорее наоборот, чересчур громко и поспешно, как будто они долгое время ждали возможности вырваться.
Я приподнимаюсь на локтях, потом снова ложусь, а потом сажусь. Мы говорим о любви?
– Я тоже никогда такого не испытывала, – шепотом говорю я.
– Но у тебя все иначе. – В его голосе слышится отчаяние.
– Почему? Как?
– Для тебя все в первый раз, Мэдди, а для меня нет.
Я не понимаю. Ну и что, что этот раз – первый, он же от этого не менее настоящий, верно? Даже у Вселенной есть начало.
Олли молчит. Чем больше я думаю о том, что он сказал, тем больше расстраиваюсь. Но потом осознаю, что он не пытается пренебречь моими чувствами или преуменьшить их. Он просто боится. Учитывая мой скудный выбор, что, если я выбрала его по умолчанию?
Он снова вздыхает:
– Разумом я понимаю, что уже влюблялся раньше, но сейчас все иначе. Влюбиться в тебя – это лучше, чем в первый раз. Это как в первый раз, и в последний, и единственный раз одновременно.
– Олли, – говорю я, – честное слово, я знаю собственное сердце. Это одна из тех вещей, которые мне знакомы.
Он снова забирается на кровать и выбрасывает руку в мою сторону. Я прижимаюсь к нему и кладу голову в углубление в форме Мэдди между его шеей и плечом.
– Я люблю тебя, Мэдди.
– Я люблю тебя, Олли. Я любила тебя еще до того, как с тобой познакомилась.
И так, в обнимку, мы проваливаемся в сон. Никто из нас больше ничего не говорит, мы позволяем миру шуметь для нас какое-то время, потому что все остальные слова сейчас не имеют никакого значения.
Все слова
Я МЕДЛЕННО, ЛЕНИВО ПРОСЫПАЮСЬ, а потом вдруг понимаю, что мы наделали. Смотрю на часы. Мы проспали больше часа. У нас почти не осталось времени, а мы потратили его на сон. Я снова бросаю взгляд на часы. Десять минут на то, чтобы сходить в душ, и еще десять, чтобы найти идеальное место на пляже, где мы будем наблюдать за тем, как угасает наш первый и последний день вместе.
Я трясу Олли, бужу его и бегу одеваться. В ванной комнате влезаю в свое безразмерное платье. Оно подходит всем, потому что низ у него расклешенный, а верх сделан из эластичной гофрированной ткани, которая легко растягивается. Я распускаю волосы, и они объемными волнами рассыпаются по плечам, ложатся на спину. В отражении моя кожа светится теплым коричневым оттенком, а глаза сияют. Я просто воплощение здоровья.
Олли сидит на ограждении балкона. Его поза кажется опасной, несмотря на то что он держится за поручень обеими руками. Я напоминаю себе, что он отлично владеет телом.
Увидев меня, он улыбается, но не просто улыбается. Он Олли и в то же время не Олли, его взгляд кажется пронзительным, он следит за моим приближением. Я ощущаю каждый нерв в своем теле. Как он делает это одним только взглядом? Произвожу ли я на него такое же действие? Я останавливаюсь у стеклянных раздвижных дверей балкона и смотрю на него. На нем облегающая черная футболка, черные шорты и черные сандалии. Ангел смерти на отдыхе.
– Иди сюда, – говорит он, и я подхожу.
Он замирает и крепче сжимает поручень. Я вдыхаю его свежий запах и поднимаю взгляд. Его глаза похожи на чистое синее озеро, и я не вижу дна. Олли спрыгивает с поручня и вынуждает меня отходить назад, пока я не натыкаюсь на столик. Через мгновение он прижимается ко мне и целует меня со стоном. Наш поцелуй длится до тех пор, пока мне не становится трудно дышать, пока мой следующий вдох не становится его вдохом. Мои руки на его плечах, касаются его шеи сзади, путаются в его волосах. Они не знают, где задержаться. Я словно наэлектризована. Я хочу все, все сразу. Олли отрывается от моих губ, и мы стоим, отрывисто дыша, касаясь друг друга лбами и носами. Его руки слишком крепко сжимают мои бедра, мои ладони прижаты к его груди.
– Мэдди. – В его глазах вопрос, и я говорю «да».
Я с самого начала знала, что скажу ему «да».
– А как же закат? – спрашивает он.
Я качаю головой:
– Завтра будет еще один.
На его лице отражается облегчение, и я не могу сдержать улыбку. Он снова вынуждает меня сделать несколько шагов назад, через двери балкона. И наконец мои икры оказываются прижаты к кровати. Я сажусь. А потом снова встаю. Мне проще было спрыгнуть с Черной скалы.
– Мэдди, нам не обязательно это делать.
– Нет. Я хочу. Правда хочу.
Олли кивает, а потом крепко зажмуривается, о чем-то вспомнив.
– Мне нужно купить…
Я качаю головой:
– У меня есть.
– У тебя есть что? – переспрашивает он.
– Презервативы, Олли. У меня есть.
– У тебя есть.
– Да, – говорю я, краснея всем телом.
– Откуда?
– В сувенирной лавке. Четырнадцать девяносто девять. В этом магазинчике есть все.
Он смотрит на меня так, словно я только что на его глазах совершила чудо, но потом улыбка превращается в нечто другое. Я оказываюсь на спине, а он стягивает с меня платье:
– Прочь, прочь.
Я встаю на колени и снимаю платье через голову, дрожа в теплом воздухе комнаты.
– И тут у тебя тоже веснушки, – говорит Олли, проводя рукой над моей грудью.
Я опускаю взгляд, чтобы убедиться в этом, и мы оба улыбаемся. Он кладет руку на мою обнаженную талию.
– Ты все самое хорошее на свете под одной оберткой.
– М-м, ты тоже, – отзываюсь я неразборчиво. Все слова в моей голове вытеснены одним – Олли.
Он снимает футболку через голову, и мое тело берет верх над разумом. Я провожу кончиками пальцев по гладким и твердым мышцам его груди, погружаюсь в ложбинки между ними. Мои губы следуют тем же путем, пробуя его на вкус, лаская. Олли ложится на спину и замирает, позволяя мне исследовать его, а я покрываю поцелуями его тело до самых пальцев ног и снова поднимаюсь вверх. Желание укусить его непреодолимо, и я не сдерживаюсь. Мой укус заставляет его окончательно потерять контроль, и он переходит к действию. Мое тело горит и в тех местах, где он прикоснулся, и там, где еще нет.
Мы собираем друг друга по кусочкам. Мы губы, и руки, и ноги, и тела – переплетенные. Он поднимается надо мной, и мы забываем слова, а потом мы соединяемся и двигаемся молча. Мы – одно целое, и я знаю все секреты Вселенной.
Словарь Мэделайн
Бесконе́чность, сущ., ед. ч. Состояние, при котором не знаешь, где кончается одно тело и начинается другое: Наша радость бесконечна. [2015, Уиттиер]
Видимый мир
В СООТВЕТСТВИИ С ТЕОРИЕЙ БОЛЬШОГО ВЗРЫВА, Вселенная появилась в один миг – произошел космический катаклизм, который положил начало черным дырам, коричневым карликам, материи и темной материи, энергии и темной энергии. Из-за него появились галактики, и звезды, и луны, и солнца, и планеты, и океаны. Очень сложно допускать, что до нас тоже было время. Время до времени.
Вначале не было ничего. А затем появилось все.
Этот раз
ОЛЛИ УЛЫБАЕТСЯ. Он не перестает улыбаться. Он улыбается мне всеми вариациями улыбок, которые вообще существуют, и я не могу не поцеловать его улыбающийся рот. Один поцелуй перетекает в десять, пока их не прерывает урчание в животе у Олли. Я отстраняюсь от него: