Нет ли здесь зацепки? Главное разведывательное управление Генштаба СССР – очень даже подходит на роль конторы, способной бросить вызов лично Председателю КГБ.
В моей ситуации автоматически замечаешь любые мелочи. Коридор чистый, пол выметен, но присутствует запах сырости и затхлости – на стенах старая краска, побелка на потолке давно стала серой. Похоже, тюрьма не используется по назначению, а моя персона в данный момент – единственный постоялец. Размеры коридора тоже намекают, что это явно не Лефортово, а какое-то скромное цивильное учреждение, оборудованное номерами пониженной комфортности в подвале и с решетками на окнах.
Прямо-таки дежавю какое-то. Не прошло и полгода, а я снова в похожей камере.
Ещё заметил, что форма у конвоира новенькая, даже не глаженая ни разу, похоже, и одна петлица пришита не слишком аккуратно. Что даёт мне это знание – пока не знаю, но такая небрежность выбивается из образа. Или это специально сделано, чтобы мне голову заморочить? Да ну на! Нафига такие заморочки? Отпускать меня никто не собирается, поскольку прекрасно понимают, что никто им этого похищения не простит.
Шли мы недолго, метров двадцать всего. За это время насчитал четыре камеры по правую руку, без явных признаков жизни. Пятая по счёту дверь оказалась нужной нам, за ней обнаружился кабинет, точная копия моей камеры, только вместо топчана в центре обнаружился стол с табуреткой для допрашиваемого и мягкий стул для начальства. Скромно и без излишеств. Зато теперь я точно знаю, что это не бандиты и не урки. Не в их стиле. Одним вариантом меньше.
Через минуту появился следователь. Грузный седой мужик в сером костюме, с фигурой борца и характерными сломанными ушами.
– Полковник Гогоберидзе. Комитет государственной безопасности СССР. Занимаюсь вашим делом, гражданин Морозов, – гость говорил резкими рубленными фразами, с сильным грузинским акцентом, который не спутаешь ни с каким другим. Насколько я знаю, избавится от такого акцента невозможно, даже если ты многие десятилетия живёшь в России. Как объяснял мне в свое время знакомый ЛОР-врач, кавказец, кстати: грузинская речь физически немного изменяет строение гортани и речевых связок. Поверить в это трудно, но акцент действительно почти невозможно убрать.
– Уже гражданин? Позвольте уточнить, а решение суда о моем аресте у вас есть?
– В СССР для задержания подозреваемого не нужно решение суда. Или вы хотите сразу признаться, что иностранный гражданин?
– И все-таки? Вы прокурор, дознаватель или следователь? Удостоверение вы не предъявили, постановления об аресте у вас нет, почему я должен верить вам на слово? У нас правовое государство или где?
– Вы обвиняетесь в государственной измене. Ваше дело рассматривается в особом уголовном порядке.
– Адвоката, так понимаю, не будет?
– Чистосердечное раскаяние и помощь следствию могут облегчить вашу участь, – вопрос об адвокате полковник проигнорировал. – Вы готовы сделать признание?
– Боюсь спросить, в чем именно? В том, что работаю на уругвайскую разведку?
– Для начала – кто вы такой, и где находится настоящий гражданин Морозов?
– Гк… хм, – меньше всего ожидал, что придётся доказывать, что я не верблюд. – Вы ничего не путаете? Откуда вообще такая безумная идея появилась? Что я – это не я?
– Согласно записи в личном деле военнослужащего, сержант Морозов имел осколочное ранение в области живота. На вашем теле шрамов и следов ранения не обнаружено. Чем вы это объясните?
– Ну… это… как бы… диагноз не настоящий. Должны были комиссовать после контузии, с головой непорядок, но пожалели, не стали жизнь портить. С «дуркой» в институт не взяли бы, даже ночным сторожем с таким диагнозом устроится проблема.
– Установлено, что вы прекрасно владеете английским, хорошо разговариваете на азербайджанском и фарси. Когда и где успели выучить столько языков?
– Музыку очень люблю. Слушал вражьи голоса по ночам, а там все по английски размовляют. Опять же, сосед по даче – азербайджанец, с детства дружим. Байрам, Новруз – все праздники вместе. Хочешь – не хочешь выучишь. Фарси в армии по словарю учил. Знаю слабо.
– Да? По заключению экспертов, вы долгое время проживали ща границей. Разговорный американский по учебникам не выучить.
– Эксперты тоже иногда ошибаются. Вместо маньяка Чикатило сначала осудили и расстреляли невиновного, и все благодаря ошибке криминалистов.
Разговор наш стал походить на спектакль абсурда. Мне задавали странные вопросы, я отвечал взаимностью, при этом полковник никак не реагировал на троллинг, видимо не знал значения этого слова. Между прочим, целый полковник, ведущий следствие – это нонсенс, так что это может быть кто-угодно, даже израильский пастор. Верить на слово, что он – сотрудник КГБ, я благоразумно не стал, о чем и сообщил «следователю».
– Ознакомьтесь, – невозмутимо достал и развернул корочку перед моим носом представитель «кровавой гребни».
– При нынешнем уровне полиграфии подделывают даже казначейские билеты Госбанка СССР, не то что это. Вдобавок у вас скрепки из нержавейки, а советские ржавеют быстро.
– Историю полка «Бранденбург» преподают в ЦРУ? – впервые усмехнулся липовый дознаватель.
– У Богомолова прочитал.
– Вы были в Испании или Латинской Америке? Откуда у вас такие подробные знания об особенностях национальной кухни и обычаях.
– Ирина настучала? Кулинарная энциклопедия стран мира вам в помощь. Издание 1979 года. Подшивка журнала «Вокруг света» за десять лет.
– Что вы тогда скажите об этом?
Гражданин полковник выложил на стол рядышком две фотографии. На первой оказалась упомянутая выше Ирина Викторовна Рамон-Гонсалес, а вот на второй обнаружилось нечто невероятное – Сальма Хайек собственной персоной. Правда, качество отвратительное, словно фото пропустили через убитый факс, и актриса слишком молодая – но перепутать трудно.
– Вот, зараза! – восхитился я от всего сердца и всей души. – Даже про это стуканула. Далеко пойдёт.
Дело в том, что я несколько раз случайно ляпнул в присутствии Ирины, что она очень похожа на знойную мексиканскую красавицу Сальму Хаек. Между прочим – это чистая правда, Сальма лишь немного ниже ростом, а грудь наоборот чуть больше. Сказал и забыл бы, но Ирина не успокоилась и несколько раз напоминала о ней, уточняя, насколько похожа и кто из них лучше.
– Ты красивей и умнее, и румяней, и белее, – стандартно отшучивался я, не подозревая, что это далеко не праздный интерес.
Неужели, они запрос в Мексику сделали? Тогда понятно почему качество такое – по телетайпу прислали? Представляю, как матюкался резидент в Мехико, когда ему поручили найти какую-то начинающую актриску и сфотографировать.
– В иностранном журнале видел фото. У наших негров в институте. Красивая девушка – невозможно не запомнить.
– Не хотите сотрудничать со следствием?
– С чего такой вывод? Наоборот, горю желание отдаться в руки советского правосудия. Вы только намекните, кем именно я завербован и на кого работаю?
– Например, расскажите о том, как вы инсценировали поимку диверсантов. Каким образом вы осуществляли передачу информации от КСИР генералу Леонтьеву. На каких условиях проходил обмен? На чем вас подловили? Шантаж, подкуп?
– Не боитесь выдвигать такие обвинения? Генерал Леонтьев вам не по зубам.
– Зато вы здесь. И ваш шеф ничем вам не поможет.
– Это почему? Думаете, сойдёт с рук беспредел? Меня будут искать, и не сомневайтесь – найдут. Может, лучше вы пойдёте навстречу? Обещаю замолвить словечко, когда вам будут одевать стальные браслеты на запястье, – решил нагло прокачать реакцию собеседника, но неожиданно обломался.
– Напрасно вы рассчитываете на своих преступных покровителей. Завтра в Хельсинки, около посольства Бельгии будет замечена и сфотографирована интересная пара. Красивая молодая девушка, очень похожая на одну мексиканскую актрису и рядом с ней молодой человек, копия некоего Александра Морозова. Просто, брат близнец – не иначе. Генерал Леонтьев будет очень расстроен – его подопечный оказался предателем и сбежал из страны. Если и будут вас искать, то где-нибудь в Брюсселе или Лондоне.
Глава 2
Следующие сутки меня не трогали и не допрашивали, словно забыли. Лишь молчаливый надсмотрщик приносил еду и забирал грязную посуду. Еда оказалась нормального качества, примерно такого, как в любой заводской столовой – что косвенно подтверждало догадку, что кроме меня здесь никого больше не держат, поэтому арестантский «хавчик» просто негде взять.
Впрочем, это могла быть очередная психологическая ловушка или трюк, призванный запутать и дезориентировать жертву. Проанализировав беседу со следователем, я пришёл к парадоксальному выводу, что ответы полковника Гогоберидзе вообще не интересовали – полное ощущение, что он лишь выполнял некую функцию-опрос по заранее намеченному плану, а смысл сего действа был какой-то другой.
Всегда следует обращать внимание на детали и окружающую обстановку. Зачем на стене в камере, где меня допрашивали, прямо напротив места арестанта зарешеченное вентиляционное отверстие? В тюремной хате!? Чтобы подозреваемым легче свежим воздухом дышалось? К гадалке не ходи – видеокамера стоит, а весь разговор записывается.
Интуиция подсказывает, что с национальностью следователя тоже не все так просто. Почему именно грузин? Не так часто они встречаются в Москве в таком звании, чтобы светить в подобной ситуации. Не могу пока объяснить, слишком мало вводных, но сильно похоже на элемент психологической игры. Наверняка, знают о моем отношении к закавказским республикам, а это тонкий намёк и способ вывести из равновесия? Поди, угадай, что на уме у здешних мозгокрутов, а то что без профессиональных психологов не обошлось – в этом уверен теперь на сто процентов.
Ночью долго прислушивался, но ни одного постороннего звука не зафиксировал. Полное ощущение, что рядом никого нет, и что самое печальное – из окна тоже ничего услышать не удалось. Выходит, что мы уже не в Москве находимся – шум города невозможно скрыть, даже ночью.