Подробным образом описаны города, в частности «Ямасирской губернии», т. е. нынешней префектуры Киото, различные уезды, ремесла и различные производства по местностям.
Вообще Титсинг к тому времени становится, как видно, одним из главных авторитетов для российских авторов, пишущих о Японии, поскольку он-то знал Японию не понаслышке. Поэтому, видимо, Горлов считает, что имеет дело с более достоверными источниками, чем его предшественники.
Титсинг трижды становился директором Голландской ост-индской компании в Дэсима между 1779 и 1784 гг. Это он первым из функционеров этой компании заинтересовался японскими науками и искусствами, во всяком случае, это он опубликовал первую подробную информацию о японском искусстве в Европе и привез туда свою коллекцию. Титсинг планировал подготовить обширные публикации японских карт, печатных изданий, произведений изобразительного искусства, а также книг, с которых был частично сделан приблизительный перевод на голландский, — он записал его под диктовку пятерых переводчиков на острове Дэсима. Его планы не были выполнены полностью, но частично он все-таки опубликовал эти материалы[140]. Скажем, кстати, что Титсинг, возможно, был первым масоном, прибывшим в Японию.
Географические сведения в книге Горлова, как и у Титсинга, даются с удивительной детализацией, хотя понять, какой топоним имеется в виду, тоже часто невозможно — транскрипция Горлова не только не имеет практически никакого сходства с японскими оригиналами, но и в своей ошибочной системе она непоследовательна и потому не опознаваема.
Здесь тоже, как и у Колотыгина, дается классификация японских религий «по сектам» с выделением того же конфуцианства, которое здесь именуется не «Зьюдо», как у Колотыгина, но «Сиуто».
Из «холодности к вере», которую Горлов замечает у японцев, он делает неожиданный вывод, видя у них «недостаток твердого основания религии, расстроенной введениями иноземными; они исполняют обряды, но более для виду; и потому нет народу склоннее к принятию Христианства, как Японцы, они имеют острое понятие, и весьма способны делать различие; если бы не властолюбие и виды Куба [то есть сёгуна], то к настоящему времени все государство могло быть уже обращенным; потому что всякий понимал разность и правильность религии Христианской, от существующей в Государстве»[141].
В книге Горлова тоже, разумеется, не обходится без рассуждения на тему «Свойства и нравы народные»: «Качествы хорошие: Японцы остроумны, понятнее всех восточных народов, прилежны, трудолюбивы, терпеливы, любят новые познания, науки, скромны и приятнее в обхождении китайцев, малым довольны, воздержны, воины не страшные, но отважнее китайцов. Качествы противные: горды, мстительны до крайности, в войне бесчеловечны… не имеют любви к ближнему и милосердия к бедным и несчастным, хитры к получению интереса, равнодушны к религии и весьма склонны к самоубийству».
И наконец, завершить свой беглый обзор я хочу очерком «Япония», в 1835 г. опубликованном в журнале «Библиотека для чтения».
В предисловии к этой публикации говорится, в качестве оправдания ее напечатания, что о Японии, этом обширном, сильном и образованном государстве давно уже не представлялось случая сказать что-либо нового и достоверного.
Напечатанный очерк основан на двух новейших для того времени голландских сочинениях — Мейлана и Фишера, соответственно 1830 и 1833 г. издания. Там говорится, что природа в Японии богата и «наша скромная репа достигает там полутора пудов веса», что «цветы сливы размером со столистную розу», что «34 млн. японцев живут там под деспотизмом строгого закона», не допускающего ни внешних, ни внутренних войн. С другой стороны, указывается, что тот же фактор сдерживает развитие Японии.
Японцы, говорится далее, не признают себя потомками выходцев из Китая и ведут собственную родословную, которая гораздо древнее китайской. Там приводится легенда о Дзёфуку и императоре Цинь Ши-хуанди — впервые в России она была изложена в книге Спафария еще в XVII в. — о ней говорится в главе настоящей книги в связи с ранними описаниями Японии в России — эта легенда о происхождении японцев, как представляется, была гораздо популярней в Европе, чем в самой Японии, где она вообще малоизвестна.
Как и в книге Н. Горлова, пересказываются японские летописи — «Нихон сёки» VIII в. и позднесредневековая «Сан оококу дзурансэцу»[142] («Общее обозрение трех королевств»), опубликованная в Эдо (современный Токио) в 1786 г., рассказывается об императоре дайри и сёгуне (Кубосама), о синтоизме, буддизме и веротерпимости японцев.
«Характер японцев именно таков, какой должно предполагать в народе, роскошно наделенном всеми потребностями жизни и уединенном от прочих обитателей земного шара своими установлениями»[143]. «Если турок возьмется снести саблею голову верблюду, то японский рубака сразу пересечет вам человека»[144].
То есть здесь мы также имеем дело с рассказом об экзотическом, богатом и роскошном крае, с сильными героями, склонностями к наукам и ремеслам, непонятными обычаями ит. д.
Вообще, в 1835 г. вышло довольно много материалов по Японии, в частности следующие:
Н. Горлов. История Японии, или Япония в настоящем виде: В 2 ч. М., 1835 г.;
От-ко. Еще об истории Японии // Северная пчела. 1835. № 120, 121;
Науки и художества. Япония / / Библиотека для чтения. Март 1835. т. 10. Отд. III;
Японское государство // Санкт-Петербургские ведомости. 1835. № 38, 39;
Журнал Министерства народного просвещения. Выпуски 1835 г.
В последующие десять лет вышли, например:
Путешествие вокруг света, составленное из путешествий и открытий Магеллана, Тасмана… Крузенштерна, Беллинсгаузена… и пр. / Изд. под руководством Дюмон-Дюрвиля… СПб., 1836;
Образованность японцев // Офицерская жизнь. 1843. т. 28. № 5;
Зибольд. Описание обрядов и церемоний, установленных для голландского посольства, отправленного из Нангазаки в Иеддо // Сын Отечества. 1840. т. 1. Кн. 2;
Голландцы в Японии / / Журнал для чтения воспитанников военно-учебных заведений. 1848. т. 73. № 292.
«Путешествие вокруг света…», многотомное и крайне популярное издание, вышло в 30-е гг. XIX в. двумя изданиями в разных редакциях и содержало подробные рассказы о Японии. Кроме этого, стоит, как представляется, особо сказать о публикациях из Ф. Зибольда. В конце 30-х — начале 40-х гг. XIX в. немецкий натуралист Филипп Зибольд, работавший в должности врача при голландской миссии с 1823 по 1829 г., стал в Европе новым авторитетом в области Японии. Русские переводы не замедлили появиться — причем в самых разных изданиях — от «Журнала для воспитанников военно-учебных заведений» (1838 и 1840 гг.) до более фундаментальных.
Своего рода итогом этой деятельности по «разглядыванию издалека», по освоению западных и своих источников о Японии, по формулированию вопросов о ней и поискам ответов стал трехтомный труд «Путешествие по Японии», иное название этой книги — «Описание Японской Империи в физическом, географическом и историческом отношениях, Ф. Зибольда, дополненное сведениями и известиями из Кемпфера, Фишера, Дёфа, Шарльвуа, графа Гогендорпа, Крузенштерна, Тунберга, Титсинга, Варениуса и др.». В переводе В.М. Строева это издание в трех толстых томах с картами, гравюрами и таблицами вышло в Санкт-Петербурге в 1854 г. Издание энциклопедическое по характеру, живое по типу изложения, оно содержит и множество вставок от переводчика (вернее было бы сказать — компилятора или автора аналитического реферата). Оно охватывает все мыслимые аспекты японской истории, культуры, географии, хозяйства, быта и т. д. Об этой книге мы собираемся говорить в следующей главе, правда преимущественно в связи с японской словесностью, — с середины XIX в. российские авторы и читатели начинают все больше интересоваться японской литературой и оценивать ее достоинства и специфику — сначала по переводам, по аналогиям, по «общечеловеческому» здравому смыслу…[145]
Японская литература в РоссииИз предыстории
Сейчас японская литература настолько популярна в России, что она, так или иначе, способна оказать влияние на многие литературные процессы и культурные события в стране. Почти у каждого российского читателя теперь есть свой любимый японский автор и свои воззрения на природу японской словесности и ее достоинства. О японской литературе пишут не только японоведы-филологи, но и литературоведы, критики, философы и эссеисты самых разных направлений. Попробуем разобраться в том, как это начиналось и изменялось, — от первого знакомства до первого высокопрофессионального взгляда на предмет.
Из приведенных здесь памятников самое раннее и красноречивое мнение о японской словесности и ее письменности представляет, вероятно, цитата из «Космографии 1670»: «Азбука у них никакого нет. Токмо некие вымышленные точки пишут и тому научены».
Триста с лишним лет отделяют эту старинную цитату от современных исследований тех «вымышленных точек», из которых складываются многочисленные страницы японской литературы, и за это время отношение и оценка этой литературы в России претерпели серьезные изменения.
Впрочем, «современной» история исследований японской литературы стала довольно давно. Ее предыстория окончилась в 1920 г., когда в Петрограде был напечатан очерк С.Г. Елисеева «Японская литература»[146], похожий по форме и протяженности на краткую монографию. Сейчас, из XXI в., этот очерк можно оценить как новаторский труд, открывающий новую эру не только в отечественном японоведении, но и вообще в «способе чтения» японской литературы в России. Одновременн