Но вырез был чересчур высоким, а рукава слишком длинными. Тем не менее, если выбирать между переделкой рукавов и выреза, Мария хотела что-нибудь сделать с вырезом.
Она взяла ножницы.
– Хочу, чтобы ты поправила вырез. Как на твоих платьях.
– Я из-за тебя булавки проглочу, – сказала Анита.
С помощью линейки она намечала новую длину платья – чуть ниже колен. Если бы на месте Марии была другая девушка, не сестра Бернардо, Анита посоветовала бы подрезать на два дюйма выше колен, но это привело бы Бернардо в ярость, причем ярость не того сорта, с какой ей хотелось бы столкнуться этой ночью.
Боже, порой он так злился, что его глаза горели огнем, таким жарким, что с ней творились удивительные вещи. Она помогала ему избавиться от злости, а когда обоих охватывало счастливое изнеможение, Бернардо шептал ей самые непристойные и самые нежные слова.
– Стой смирно, – предупредила Анита. – Иначе я тебя проколю булавкой сама знаешь где.
– А ты сделаешь что-нибудь с шеей?
– У тебя нормальная шея. Всем бы моим знакомым девчонкам такие хорошенькие шейки.
– Я говорю о вырезе, – возразила Мария. – На два-три дюйма – ведь никакой разницы?
– Разница слишком большая, – бросила Анита и так выразительно закатила глаза, что Мария рассмеялась.
– Ты переделываешь это платье, чтобы я могла в нем танцевать, – заявила Мария и повторила: – Танцевать. В нем больше не нужно стоять на коленях перед алтарем.
Анита приколола к подолу очередную булавку.
– С этими парнями ты можешь начать с танцев, а закончить тем, что на коленях будешь умолять повести тебя к алтарю.
– Ну ладно, не три и не два дюйма – всего один. – Мария показала крохотное пространство между указательным и большим пальцами. – Один малюсенький, малюсенький дюйм.
– Бернардо взял с меня слово, – вздохнула Анита.
Сидя на полу, она видела, какие у Марии изящные, стройные ножки. Повезло девочке. Ей никогда не придется брить ноги и мазаться кремами и лосьонами, чтобы смягчать кожу.
– Я не виновата, – объяснила она Марии. – Бернардо взял с меня слово, что я о тебе позабочусь. В это входит и подгонка платья.
– Бернардо взял с тебя слово, – фыркнула Мария. – Я здесь уже месяц, а он все еще провожает меня по утрам в салон. А если Чино не может встретить, Бернардо отводит меня домой. Шей весь день и сиди всю ночь, – пожаловалась она. – То же самое было и в Пуэрто-Рико.
– В Пуэрто-Рико ты была совсем ребенком, да и сейчас ненамного старше.
– Да неужели? Если я ребенок, то как так получилось, что меня обручили с Чино?
– О, это ничего, – объяснила Анита. – Ты достаточно взрослая, чтобы выйти замуж, но недостаточно взрослая, чтобы носить глубокий вырез.
– Но я же окажусь достаточно взрослой, чтобы вообще быть без одежды, – продолжила Мария и спрятала лицо в ладонях, потому что покраснела и одновременно рассмеялась. – Только никому не говори, что я такое сказала, даже Чино.
– Только не Чино, – согласилась Анита. – А твое сердце делает вот так, – она помахала руками, как крыльями, – стоит тебе лишь взглянуть на него?
Мария покачала головой.
– Когда я смотрю на Чино, ничего не происходит.
Анита со стоном поднялась на ноги.
– А ты чего ожидала?
– Не знаю, – серьезно сказала Мария. – Чего-то. Он хороший, но… он хороший.
Она подошла к зеркалу посмотреть, какой длины будет платье. На дюйм ниже колен, но она осталась довольна тем, как оно откроет ноги. Теперь осталось уговорить Аниту что-нибудь сделать с вырезом, а единственный способ ее уломать – поддержать ее болтовню на другие темы.
– А что происходит, когда ты смотришь на Бернардо?
– Я не могу смотреть на него, – ответила Анита. – Мои глаза заполняются звездами, и я слепну. Вот что происходит.
– Понимаю, – произнесла Мария. – Вот почему, когда вы приходите из кино, не можете сказать, о чем был фильм. Да. Теперь я понимаю, что происходит, когда вы с Нардо сидите на балконе. Может, стоит сказать моим родителям, почему вы ничего не помните из фильмов?
Анита схватилась за воротничок ее платья и предупредила:
– А я его изорву в клочья!
– Может, если тебе удастся сделать вырез ниже… – предложила Мария, взглядом уверяя Аниту, что никогда не выдаст такой личный секрет.
– В следующем году. – Анита старалась принять суровый вид, но улыбнулась. – Времени еще достаточно. – На мгновение ее глаза стали печальными. – Поверь мне.
Мария насупилась и немного приподняла платье. С открытыми коленями стало лучше.
– В следующем году я буду замужем и кому какое дело будет до длины моих платьев?
– Ладно. – Анита подняла руки, сдаваясь. – Насколько ты хочешь опустить вырез?
– Вот досюда. – Мария показала и нахмурилась, глядя на себя в зеркало. – Ненавижу это платье!
– Тогда не надевай его и не иди на танцы, – ответила Анита, надеясь, что Мария послушается.
Она была уверена, что, как бы она ни подогнала платье, Нардо все равно будет недоволен. И вообще, почему она должна с этим возиться, когда могла бы лежать дома в ванне с пеной. Она бы поднимала ноги и руки, как в стриптизе, предаваясь самым восхитительным и аморальным мыслям, – прекрасный способ избавиться от печали и зависти к Марии. По правде говоря, призналась она себе, может, ты такая же, как и сестра Нардо, но никогда так не выглядела. Напяль на Марию балахон – и она все равно будет словно Мадонна.
– Как это – «не иди»? – поразилась Мария. – Ни ты и никто другой меня не удержит. Мама мне разрешила. – Она опять задумалась, похлопывая пальцем по нижней губе. – А нельзя покрасить платье в красное? Ты так чудесно выглядишь в своем красном.
– Нет, нельзя, – непреклонно заявила Анита. – Мария, пожалуйста. Достаточно просто его подрезать…
– Белое – для малышни, – пожаловалась Мария. – Только я одна буду в белом…
– Если ты пойдешь на танцы, то пойдешь в белом, – сказала Анита. – Так что определись, пожалуйста.
– В белом, – сдалась Мария. – С вырезом чуть-чуть ниже.
На этом она настояла. Вдруг она обняла Аниту за талию и поцеловала в щеку.
– Ты такая добрая, Анита, я тебя люблю.
Громкий стук в дверь дал Аните повод освободиться из объятий и избежать позорных, глупых слез. Может, если бы она лежала в ванне, то могла бы думать о чем-то другом: как много времени прошло с тех пор, как она была такой, как Мария. Но она никогда такой не была, с того момента, когда осознала, что мальчики отличаются от девочек.
Она открыла дверь и улыбнулась тепло и чувственно, увидев Бернардо, а за его спиной – Чино. Она высунула кончик языка, и Бернардо быстро подмигнул ей, прежде чем придать лицу спокойное выражение.
Движением плеча он пригласил Чино войти и шагнул в сторону, а Анита заперла дверь. Неуклюже сцепив руки в замок за спиной, Чино вскинул голову и чуть громче шепота поздоровался с обеими девушками, глядя только на Марию, которая все еще крутилась в белом платье.
– Как сегодня дела? – спросил Бернардо после того, как позволил Аните чмокнуть его в щеку.
– Неплохо, – ответила Анита. – Была пара клиенток. Одна сказала, что хотела бы, чтобы ее сын женился на такой же красивой девушке, как мы.
– Такой же красивой, как ты, – поправила Мария.
– А я расслышала иначе. Чино, что ты жмешься к двери? – Анита показала на стул. – Садись.
– Это магазин для леди, – пояснил Чино.
Он нервно потянул воротник рубашки и обмахнулся своей соломенной шляпой.
– Хороший денек, – заметил он, потому что мог говорить с девушками без неловкости только о погоде.
– Забудь о деньке, – велела Мария. – Вечер гораздо важнее, Нардо. – Она повернулась к брату. – Самое важное – чтобы я прекрасно провела время сегодня на танцах.
– Почему? – спросил Бернардо, пытаясь поймать взгляд Чино, заставить его что-нибудь сказать, хотя бы из того, что он предлагал по пути сюда. Но Чино упорно смотрел на собственные ботинки. – Что такого важного в сегодняшнем вечере?
Мария закружилась перед трехстворчатым зеркалом так, что отразилась в нем много раз, пока Аните с ее места не стало казаться, что целый балет танцовщиц в белом исполняет танец невинности. Мария подскочила к брату, который сейчас улыбался как в прежние дни. «Сегодня будет такой чудесный вечер», – подумала она и, подражая Аните, так же поцеловала Чино в щеку. Его кожа была очень теплой, очень приятной, и ничего более.
– Потому что сегодня по-настоящему начинается моя жизнь в Америке, – пропела Мария. – Чино! – Она схватила его за руки. – Я хочу сегодня танцевать. Танцевать, танцевать и танцевать! Даже когда не играет музыка.
Глава 4
Несколько лет назад объединились две религиозные общины, и более старая из двух церквей Вест-Сайда, больше нуждавшаяся в ремонте, была выставлена на продажу. Почти год церковь стояла пустой, а ее окна стали естественными мишенями, пока религиозная община не предложила здание администрации города, если та найдет ему подходящее применение. Дар был принят, и церковь превратили в общественный центр. Здесь открыли различные клубы для мальчиков, девочек и взрослых, и центр со скрипом заработал. Он не стал настолько успешным, чтобы социальные работники им гордились, но и не стал откровенным провалом.
Хотя общественный центр был открыт для всех, его изначальная цель заключалась в том, чтобы увести мальчиков и девочек с улиц и предложить им игры и обучение под присмотром. Программа была разумной и исполненной самыми благими побуждениями, но имела один существенный недостаток. Она была доступна для всех жителей района, в том числе для пуэрториканцев.
Как только стало ясно, что в центр приглашают и пуэрториканцев, коренные жители района начали избегать это заведение, а заманить туда их детей стало практически невозможно. А потом и пуэрториканские семьи перестали туда ходить, потому что это побуждало англов бойкотировать центр.
Большую часть времени клубные комнаты пустовали, книги и игры оставались на полках, на баскетбольной площадке никто не играл, а социальные работники собирались в кабинете поразмышлять над чашкой кофе и в очередной раз оплакать выбор профессии. Паршивая и неблагодарная работа.