Этим июньским вечером Мюррей Беновиц был счастлив и уверен в будущем. Как и в прошлые разы, он рекламировал танцы без оптимизма, призывая сотрудников по работе с молодежью делать все возможное, чтобы привлечь подростков, но не разочаровываться.
Пусть это была горькая и скептическая точка зрения, она основывалась на опыте. Как и многие из тех, кто делает карьеру в социальной сфере, Мюррей Беновиц когда-то смотрел на мир сквозь розовые очки и считал его лучшим из всех возможных мест. Теперь он знал, что это не так, что мир сер, мрачен и уныл. Но ему приходилось улыбаться, чтобы сдерживать слезы; улыбаться, когда дети ломали инвентарь, царапали на стенах неприличные слова и высмеивали его старомодность. Они прозвали его Рад-Пожать, он с этим смирился и, как ни странно, ему все еще удавалось не ожесточиться на них.
С восьми часов вечера в центре толпились подростки, и Мюррею пришлось позвать на помощь еще двух сотрудников. Стоя возле музыкального проигрывателя, он смотрел на огнестойкие декорации из гофрированной бумаги, которые весело колыхались над танцплощадкой.
У них есть очень хорошие пластинки. Есть холодный пунш. Есть запас кубиков льда и множество стаканов и салфеток.
Хотя явились и «Ракеты», и «Акулы», драки не случилось. Мюррей трепетал от дурных предчувствий, но «Акулы» переместились на одну сторону танцплощадки, а «Ракеты» – на другую, и обе группы танцевали, словно соревновались – как будто между ними стояла стена.
«Что ж, – думал Мюррей, – это только начало». Позже он и другие сотрудники попытаются свести обе группы, но парни и девушки по-прежнему двигались в танце, а сам Мюррей был слишком занят.
Он ходил по залу, окликая парней и девушек, имена которых помнил, останавливался поболтать. Ему даже удалось посмеяться, когда его приветствовали как Рад-Пожать. Мюррей решил не замечать, что танцы становятся все более необузданными и примитивными. Он всегда ассоциировал смешанные танцы с сексуальными отклонениями. Позже, если ему вообще удастся завоевать доверие этих детей с улиц, доказать им, что он их друг и хочет помочь, – можно будет поговорить с начальством района насчет учителя танцев.
Мюррей заморгал за стеклами очков – он глянул на дверь и увидел собравшихся возле нее «Акул». Узнав Бернардо и его девушку в ярко-красном платье, он поспешил к ним, чтобы лично приветствовать парня, на которого особенно надеялся повлиять.
Краем глаза он заметил движение в той стороне, где толпились «Ракеты», поэтому ускорил шаг. До двери он дошел в тот момент, когда появились Рифф, Экшен и Тони Визек.
Вот это будет вечер! За выходные он напишет полный и блестящий отчет в деловой центр, что наконец-то, ну наконец-то он настроен оптимистично по поводу достигнутого им прогресса.
Наученный годами горького опыта, Мюррей чувствовал, что воздух вокруг него сгущается – «Акулы» собираются за спиной Бернардо, а «Ракеты» выстраиваются фалангой за спинами Риффа, Экшена и Тони.
Вроде бы Док говорил ему, что Тони Визек устроился на работу и порвал с «Ракетами». Неужели он неверно расслышал? Возможно, парень затосковал по старым товарищам и их волчьим повадкам и вернулся.
Нужно быстрее соображать и быстрее говорить, потому что, похоже, обе банды собираются сцепиться здесь и сейчас. Мюррей заметил, что две девушки «Ракет» сняли туфли, приготовившись использовать высокие каблуки как оружие.
– Ладно, ладно, мальчики и девочки. – Мюррей изобразил ослепительную улыбку и замахал обеими руками. – Можно минуточку вашего внимания? Внимание!
Он махнул рукой полицейскому в униформе, выглядывающему из двери, и дал знак, что все в порядке, все под контролем, никаких проблем не предвидится.
– Чудесно, – одобрил Мюррей реакцию на его просьбу, чему он во многом был обязан помощи униформы.
– Сегодня собралась такая прекрасная публика. Лучшая за долгое время. Но время еще детское, только начало одиннадцатого, и мы хотим, чтобы было еще веселее.
Он сделал паузу, чтобы перевести дух, и заставил себя не слышать, как мальчики и девочки насмехаются над его профессиональной сердечностью.
– Надеюсь, вы хорошо проводите время?
– И не говори, Рад-Пожать! – выкрикнула какая-то девушка.
– Чудесно, но я заметил, что вы танцуете в разных частях танцплощадки, будто между вами лежит Большой каньон.
– Да ты что! – воскликнул парень, уперев руку в бок. – Хочешь, чтобы девчонки танцевали с девчонками? А парни с парнями?
– Я хочу, чтобы вы танцевали друг с другом. – Мюррей показал на «Акул» и «Ракет». – Так вы сможете лучше узнать друг друга.
– Мы знаем этих торгашей вонючими бомбами! – крикнул кто-то из «Акул».
Мюррей опять воздел руки и предложил:
– Не будем говорить о прошлом. Сегодня такой хороший вечер. А когда мы узнаем друг друга, он станет еще лучше. Давайте начнем с совместных танцев. Вы станете в два круга. Парни снаружи. Девушки внутри.
– Эй, Рад-Пожать, а где будешь ты? – проорал Снежок.
Мюррей заставил себя рассмеяться.
– Чудесно. Мы заведем музыку, и парни начнут двигаться в одном направлении, а девушки в другом…
– Что за пошлятина? – прокричал кто-то.
– Два круга, ребята. – Мюррей возвысил голос, чтобы перекрыть глумливые смешки. – Потом, когда музыка остановится, каждый парень будет танцевать с девушкой, которая окажется напротив него. Ладно? Ладно. Два круга, ребята.
Его щеки и лоб покрылись каплями пота, очки запотели, но не мешали заметить, что никто не двинулся с места. «Ракеты» и «Акулы» продолжали сверлить друг друга злобными взглядами.
Ярко накрашенные девушки с замысловатыми прическами, в облегающих платьях, с высокими от природы или же благодаря модным ухищрениям грудями тоже держались вызывающе. Молчание становилось все более тяжелым, все более гнетущим. Полицейский привел еще одного коллегу, в котором Мюррей узнал Крапке, и издал громкий вздох облегчения, которого сам устыдился.
Он махнул, подзывая Крапке. Когда «Ракеты» с «Акулами» увидели, что на них враждебно уставился полицейский, они наконец начали выстраиваться в круг вокруг своих девушек. Бернардо остановился напротив Аниты. Рифф выбрал в пару Грациеллу, которая нетерпеливо щелкнула пальцами, ожидая начала музыки – она любила танцевать, а сейчас они только впустую тратили время.
Не совсем то, чего хотел Мюррей, и он объяснил еще раз. Он посмотрел на Крапке, который рявкнул, что такие простые инструкции должны дойти до любого, так чего время тянуть?
Ослушаться приказа было невозможно, поэтому нужные круги образовались, музыка заиграла, юноши и девушки начали двигаться в противоположных направлениях. Мюррей захлопал в ладоши.
– Вот так, ребята. Продолжайте кружиться. Никто не знает, кто где остановится. Поехали!
Мюррей крикнул и подал знак другому социальному работнику остановить пластинку. Он заморгал, широко раскрыл глаза и расстроился – хотя круги остановились так, что некоторые «Ракеты» оказались напротив девушек, пришедших на танцы с «Акулами», они только злобно пялились друг на друга, пока Рифф с неприкрытым отвращением не отвернулся от пуэрториканки и не поманил к себе Грациеллу.
Это беспричинное оскорбление возмутило «Акул» сильнее тем, что «Ракетам» первым пришло это в голову. В ярости от публичного унижения Бернардо щелкнул пальцами Аните. Банды разошлись, и девушки последовали за ними.
Мюррей подал знак сменить пластинку и облегченно вздохнул, когда заиграло горячее, дикое мамбо. Музыка такого рода должна их успокоить. Мюррею это казалось странным, пока он не обратился к антропологии. Случалось, что музыка опьяняла дикарей, и сейчас это как раз то, что нужно. Пусть они упиваются музыкой и забудут о ненависти. Потом, когда танцы закончатся, «Ракеты» и «Акулы» уйдут, и Мюррей больше не будет нести за них ответственность.
Мюррей Беновиц пожал плечами. Интересно, не откажет ли Крапке, если попросить его подбросить до метро и проследить, чтобы Мюррей благополучно сел в поезд? Ну что за профессию он выбрал!
С того момента, как Тони пришел на танцы, он чувствовал себя не в своей тарелке. Он пришел без девушки, а здесь все с парами. А когда он увидел Бернардо с «Акулами» и Риффа с «Ракетами», они показались незнакомцами. Если он направится к выходу, никто этого не заметит и можно будет убраться по-тихому. Если у Риффа хватило дури бросить вызов Бернардо – это его дело.
А потом он увидел у стены девушку в белом платье. Он увидел ее, а она увидела его, и все мысли о том, чтобы уйти, мигом улетучились из его головы. Словно его вели, Тони Визек подошел к Марии Нуньес, заглянул в ее темные глаза, протянул руки, и она увлекла его в какую-то иную страну.
Мамбо закончилось, и на вертушку поставили пластинку с более медленной и легкой музыкой. Переместившись на танцплощадку, Тони мягко сжал ее пальцы и посмотрел на ее лицо в форме сердца, в чистые карие глаза, на прелестные губы, лишь слегка тронутые помадой. Он одобрительно кивнул ее платью – белому, прекрасному, оно так отличалось от нарядов других девушек.
Его пальцы едва касались ее спины. Ее рука на его плече была такой легкой и хрупкой. Когда он закружил девушку в танце, его ладонь прижалась сильнее. Девушка вздрогнула и сделала движение, будто хотела отойти, поэтому Тони лишь на мгновение сжал пальцы.
«Бояться нечего», – сказал он девушке. Никогда раньше не бывавший в этой стране, он хорошо ее знал. Это страна зеленых полей, теплых ветров, ярких птиц и душистых цветов. И пусть они идут по облакам – они не упадут. Тони слышал музыку, но она доносилась словно издалека.
Марии казалось, что ее сердце сейчас разорвется. Неужели лампы на потолке потускнели и она не видит, что танцует с парнем-англо? И почему она его не боится? Почему он выглядит, говорит и ведет себя не так, как Бернардо рассказывал об англах?
Вечер был жарким, она чувствовала, как по пояснице течет пот, но пальцы у этого парня такие холодные, и он танцует так легко, не прижимаясь к ней, не пытаясь с ней слиться, как Бернардо описывал танцы англов. Но она видела, как Бернардо танцевал с Анитой, как все «Акулы» танцевали со своими девушками, и они ничем не отличались от «Ракет».