[5], так тесно приставленных друг к другу, что по ним можно перейти на другой берег канала, огоньки вспыхивают и дрожат. А еда! Ты любишь моллюсков? Впрочем, давай не будем об этом сейчас.
Он замолчал. Речной Крыс тоже хранил молчание, очарованный чудесным видением: каналами и беззвучной песней, взмывающей вверх между призрачными, отточенными волнами серыми стенами.
– Наконец мы опять взяли курс на юг, – вновь заговорил Корабельный Крыс, – и шли вдоль побережья Италии до самого Палермо, где я сошёл с корабля и провёл много счастливых дней на берегу. Я никогда не плаваю долго на одном судне – становишься ограниченным и предвзятым. Кроме того, я очень люблю Сицилию. Я всех там знаю, да и местная жизнь мне по душе. Весёлое время было у нас с друзьями на этом острове, вдали от больших городов. Почувствовав знакомую тоску, я сел на корабль, отправлявшийся на Сардинию и Корсику, и был счастлив снова ощутить морской ветер и солёные брызги.
– Но, наверное, там… в трюме, как вы его называете, очень жарко и душно? – поинтересовался Речной Крыс.
Мореплаватель, с хитрой усмешкой взглянув на него, улыбнулся:
– Я тёртый калач, да и каюта капитана меня вполне устраивает.
– И всё же такая жизнь нелегка, – задумчиво пробормотал Крыс.
– Разумеется… для команды, – с напускной важностью и лёгкой усмешкой ответил морской путешественник и продолжил: – С Корсики я отплыл на корабле, направлявшемся с грузом на материк. Вечером мы добрались до Алассио, бросили якорь, подняли из трюмов бочонки и спустили за борт, предварительно связав длинным канатом. Затем матросы уселись в лодки и погребли к берегу, горланя песни и подтягивая за собой гирлянду из бочонков словно стаю дельфинов. На берегу их уже ждали лошади, которые потащили груз дальше по крутым улочкам небольшого городка с ужасным шумом и грохотом. Когда с последним бочонком было покончено, мы расслабились, засидевшись за полночь с друзьями за ужином, а наутро я отправился в большую оливковую рощу, чтобы хорошенько отдохнуть. На время я решил покончить с островами, портами и кораблями, которыми насытился по горло. Я вёл праздное существование среди крестьян, лежа и наблюдая, как они работают, или забирался на вершину холма и валялся там, глядя на голубое Средиземное море далеко внизу. Потом не торопясь я добрался до Марселя, где по суше, а где по морю, встречаясь со старыми друзьями, всходя на огромные океанские корабли, наслаждаясь жизнью. А омары! Когда мне снятся эти омары в Марселе, я просыпаюсь в слезах!
– Ах да! – спохватился вежливый Речной Крыс. – Ты ведь голоден, и мне следовало бы раньше об этом позаботиться. Надеюсь, не откажешься пообедать со мной? Моя нора здесь, поблизости, уже полдень, так что добро пожаловать!
– Как это по-братски с твоей стороны! – ответил Корабельный Крыс. – Конечно, я проголодался, и каждый раз, когда ненамеренно упоминал моллюсков, у меня сильнее подводило живот. Но не мог бы ты принести еду сюда? По правде сказать, я не очень-то люблю замкнутое пространство, и, кроме того, пока едим, я мог бы рассказать тебе о своих путешествиях и приятной жизни – во всяком случае, приятной для меня, и, судя по твоему вниманию, тебе она тоже нравится, – а если мы пойдём в дом, то ставлю сто против одного, что там меня в момент сон сморит.
– Отличная идея! – согласился Речной Крыс и поспешил к дому. Там он достал корзинку для провизии и уложил в неё нехитрую еду, помня о происхождении и предпочтениях нового знакомого: длинный французский хлеб, чесночную колбасу, немного сыра, на котором выступила слеза, и бутыль с длинным горлышком в соломенной оплётке. Он быстро притащил свой груз и покраснел от удовольствия, когда старый морской волк похвалил его вкус и выбор, пока они вместе разгружали корзинку и выкладывали её содержимое на траву у дороги.
Утолив голод, Корабельный Крыс продолжил рассказ о своём последнем путешествии, проведя простодушного слушателя по портам Испании, высадив в Лиссабоне, Порту и Бордо, познакомив с удобными бухтами Корнуолла и Девона и далее пройдя через Ла-Манш, бросил якорь у того последнего причала, где он, прошедший бури и шторма, уловил первые волшебные признаки будущей весны и, влекомый ими, отправился в далёкое путешествие уже по суше, чтобы испытать себя жизнью на какой-нибудь тихой ферме вдали от биения утомлённого моря.
Заворожённый и трепещущий от восторга Речной Крыс вместе с искателем приключений преодолевал милю за милей по грозовым заливам, через переполненные судами рейды, на гребне прилива, вверх по рекам, за каждой излучиной которых притаился маленький хлопотливый городок, и оставил его со вздохом сожаления на скучной ферме, о которой уже не хотел ничего слышать.
К этому времени их трапеза уже подошла к концу, и посвежевший и набравшийся сил мореплаватель, голос которого стал звонче, а глаза зажглись словно от света далёкого маяка, наполнил стакан и наклонился к Речному Крысу. Его взгляд словно проникал внутрь, околдовывал и не отпускал душу и тело, пока он говорил. Глаза мореплавателя напоминали пенные серо-зелёные бурные моря севера, в стакане сиял рубиновый напиток, словно само сердце юга, обращаясь к тому, кто имел мужество ответить на его призыв. Два цвета: изменчивый серый и настойчивый красный – подчинили себе волю Речного Крыса, связали и околдовали. Обычный мир отодвинулся куда-то далеко и перестал существовать. И потёк рассказ: была ли это просто речь или временами переходила в песню, ту, которую матросы пели хором, подтягивая вверх роняющий капли якорь, или монотонное гудение вантов[6] под натиском неистового норд-оста[7], или баллада рыбака, что тянет сеть на закате под абрикосовым небом, или звуки гитары или мандолины[8], доносившиеся с гондолы или каика? Или, может быть, в нём слышался вой ветра, поначалу жалобного, визгливого по мере крепчания, поднимающегося до пронзительного свиста и спадающего до музыки биения в надутые паруса? Зачарованный слушатель, казалось, слышал все эти звуки, а вместе с ними и голодные крики чаек, глухой рокот разбивающейся о берег волны, возмущённый скрип гальки. И опять полилась речь, и с бьющимся сердцем сходил он на берег в десятках портов, участвовал в битвах, побегах, нападениях, дружеских и любовных приключениях, искал острова сокровищ, рыбачил в тихих лагунах, целыми днями валялся на тёплом белом песке. Он слушал о ловле рыбы в глубинах моря, серебристом улове в сетях длиной в милю, внезапных опасностях, шуме прибоя в безлунную ночь, устремлённом вперёд силуэте морского лайнера, внезапно выплывающем из тумана, о том, как весело возвращаться домой, когда из-за мыса появляются огни порта, неясные очертания людей на набережной, и становятся слышны их радостные приветствия и плеск падающего якоря, и о том, как приятно взбираться по крутым улочкам к уютному свету в окнах за красными занавесками.
Под конец этого сна наяву ему показалось, что любитель приключений поднялся, но, продолжая говорить, цепко держал его взглядом серых глаз.
– А сейчас мне опять пора в дорогу, и впереди у меня долгий путь на юго-запад, туда, где к отвесной стене залива прилепился маленький серый приморский городок, так хорошо мне знакомый. Там в тёмные дверные проёмы видны убегающие вниз каменные ступени, над которыми нависают розовые метёлки валерианы, а внизу сверкает голубое море. Лодчонки, привязанные к кольцам и опорам старой набережной, так же весело раскрашены, как и те, в которые я залезал в детстве; лосось плещется в приливной волне, стайки макрели[9] снуют и играют возле берега, а мимо окон днём и ночью проплывают огромные суда, следуя к причалу или в открытое море. Туда заходят суда всех морских наций, и в назначенный час там бросит якорь и корабль моей мечты. Я не буду торопить время и терпеливо дождусь, когда придёт тот самый корабль, встанет на рейде, тяжело нагруженный, с бушпритом[10], нацеленным на гавань. Я проберусь на него на лодке или по тросу, чтобы однажды утром проснуться под песню и топот матросов, скрип лебёдки и грохот поднимаемой якорной цепи. Мы развернём кливер[11] и фок[12], и белые домишки на берегу залива медленно поплывут мимо набирающего скорость корабля, и наше путешествие начнётся. Подходя к мысу, корабль оденется парусами и там, в открытом море, со звонким хлопком поймает ветер великих зелёных морей и двинется на юг!
И ты тоже пойдёшь, братишка, потому что дни проходят и их уже не вернуть, а юг ждёт тебя. Впереди – приключения; прислушайся к зову сейчас или никогда! Хлопни дверью, сделай один шаг из старой жизни в новую! Когда-нибудь придёт день, когда чаша будет выпита до дна и пьеса сыграна, и ты повернёшь к дому, если захочешь, сядешь у своей тихой реки в компании с толпой приятных воспоминаний. Ты легко догонишь меня, если захочешь, потому что молод, а я старею и хожу медленно. На всякий случай я буду почаще останавливаться и смотреть назад в надежде увидеть тебя, энергичного и весёлого.
Голос отдалялся, становился всё тише и, наконец, пропал, как постепенно замолкает тоненькое жужжание насекомого, а Речной Крыс, не трогаясь с места, продолжал смотреть вслед незнакомцу, пока он не превратился в маленькую точку на белой дороге.
Наконец он принялся собирать корзинку: действия его были замедленными, как во сне. Машинально вернувшись домой, Крыс уложил самое необходимое и несколько особенно дорогих ему вещей в сумку и медленно, словно лунатик, закинув сумку на плечо, ступил за порог, но столкнулся с Кротом.
– Куда это ты собрался? – удивился приятель, хватая Крыса за лапу.
– Как все, на юг, – безучастно пробормотал друг. – Сначала к морю, а оттуда на корабле к берегам, которые меня влекут!