– Кто идёт?
– Ты это брось! – рассердился Жаб. – Слепой, не знаешь, с кем разговариваешь? Выходи сейчас же, а не то…
Не говоря ни слова, хорёк поднял ружьё. Жаб в ту же секунду благоразумно распластался на дороге, и – банг! – пуля просвистела у него над головой.
Жаб в ужасе вскочил на лапы и помчался по дороге сломя голову. За спиной он слышал смех хорька и ещё чьё-то отвратительное тоненькое хихиканье.
Подавленный, возвратился он к Крысу и поведал о случившемся.
– Что я тебе говорил, – заметил тот. – Ничего не поделаешь: они всюду выставили вооружённую охрану. Нужно подождать.
Но Жаб не был бы Жабом, если бы сразу сдался. Взяв лодку, он поплыл вверх по реке, туда, где к берегу спускается сад Жаб-холла, и когда показался его старый дом, сложил вёсла и принялся изучать окрестности. Всё выглядело мирно, пустынно и спокойно. Фасад Жаб-холла сверкал в закатных лучах, голуби сидели парами и тройками на крыше, сад благоухал цветами, журчал ручей, бежавший к лодочному сараю, под перекинутым через него маленьким деревянным мостиком, – но всё было каким-то застывшим, необитаемым, явно ожидавшим возвращения хозяина. Жаб решил начать с лодочного сарая, очень осторожно подвёл лодку к устью ручья и уже почти миновал мостик, когда – бум! – здоровенный камень, брошенный сверху, пробил днище. В тот же миг в лодку хлынула вода и она пошла ко дну, а Жаб барахтался в глубоком ручье. Подняв голову, он заметил на мостике двух горностаев, которые, опершись на перила, наблюдали за ним.
– В следующий раз это будет твоя голова, Жаб! – со смехом выкрикнул один из них.
Взбешённый Жаб поплыл к берегу, а горностаи всё хохотали и хохотали, поддерживая друг друга, до упаду.
Долгий обратный путь Жаб был вынужден проделать пешком, а когда добрался наконец до норы и поведал Крысу об этом печальном случае, тот рассердился:
– А что я тебе говорил? Подведём итог. Угробил лодку, без которой я как без лап, и привёл в полную негодность костюм, который я тебе одолжил. Знаешь, Жаб, удивительно, как с таким поведением тебе удаётся вообще сохранить хоть каких-то друзей.
Жаб понял, как глупо себя вёл, признал свои ошибки и заблуждения и принялся извиняться перед Крысом за лодку и испорченный костюм, а закончил свою пламенную речь с той искренней кротостью, которая всегда обезоруживала критически настроенных по отношению к нему друзей и привлекала их на его сторону:
– Крыс! Я знаю, что был упрямым и своевольным, но, поверь, теперь стану покорным и послушным и ничего не буду предпринимать без твоего мудрого совета и всецелого одобрения!
– Если всё на самом деле так, – заметил отходчивый Крыс, – то хочу напомнить, что уже поздно и пора бы приняться за ужин, который будет накрыт через минуту.
А ещё наберись терпения. Я считаю, что ничего не надо предпринимать, пока не встретимся с Кротом и Барсуком. Вот узнаем последние новости, посовещаемся, выслушаем их мнения, тогда и будем думать, как быть.
– А, ну да, конечно, Крот и Барсук, – скептически произнёс Жаб. – Как там эти ребята? Совсем забыл о них.
– Ну а я напомнил. Пока ты разъезжал по округе в роскошном автомобиле, гордо скакал на чистокровных лошадях, завтракал на природе, эти преданные зверушки жили под открытым небом и в любую погоду, днём и ночью, наблюдали за твоим домом, за хорьками и горностаями, ломая голову над тем, как вернуть тебе твою собственность. Ты недостоин таких преданных и верных друзей. Когда-нибудь ты пожалеешь, что не ценил их, но будет уже поздно!
– Да, знаю, я неблагодарное животное! – зарыдал Жаб, роняя горькие слёзы. – Позволь мне пойти и отыскать их этой холодной тёмной ночью, позволь разделить с ними все тяготы и лишения, позволь доказать, что…
Минуточку! Кажется, звякнула посуда на подносе? Стало быть, пора ужинать, ура! Давай, Крыс!
Крыс помнил, что бедный Жаб долгое время сидел на тюремном пайке, и решил, что нужно бы накормить его посытнее. Составив Жабу компанию за ужином, он ненавязчиво предлагал другу то одно, то другое, чтобы тот компенсировал скудный тюремный рацион.
Они уже поужинали и опять уселись в кресла, когда раздался громкий стук в дверь.
Жаб занервничал, но Крыс, с загадочным видом кивнув другу, отправился открывать, и вскоре в гостиную вошёл мистер Барсук.
По всему было видно, что Барсук провёл несколько ночей вне дома и вдали от домашних удобств: башмаки покрывала грязь, а вид он имел весьма непрезентабельный. Впрочем, и в лучшие времена элегантностью он не отличался. Прямо с порога Барсук направился к Жабу, потряс ему лапу и сказал:
– Добро пожаловать домой, Жаб… О господи! Что я говорю? Да уж, домой! Грустное возвращение. Бедняга Жаб!
Затем, повернувшись к нему спиной, Барсук уселся за стол и взял большой кусок холодного пирога, чем буквально поверг Жаба в шок, но Крыс шепнул ему:
– Не обращай внимания на его манеры и ничего пока не говори: он всегда не в настроении, пока не поест, – через полчаса он станет совсем другим.
В комнате воцарилось молчание, но вскоре в дверь опять постучали, хотя уже гораздо тише. Кивнув Жабу, Крыс пошёл открывать, и к ним присоединился Крот, взъерошенный и немытый, с приставшими к шёрстке сухими травинками. Увидев Жаба, он воскликнул, просияв:
– Глазам своим не верю! Старина Жаб! Подумать только – ты снова дома. Никогда в голову не могло прийти, что ты так скоро объявишься. Конечно же, ты сбежал, умный, находчивый, смышлёный Жаб!
Крыс в тревоге попытался дёрнуть друга за локоть, но было уже поздно: Жаб начал пыхтеть и раздуваться.
– Умный? О нет! Послушать моих друзей, так я совсем не умный. Подумаешь, бежал из самой страшной тюрьмы Англии! Захватил пассажирский поезд – ну и что? Переодевшись в женское платье, разгуливал по стране, дурача всех, – так это всякий может! О нет! Я глупый осёл, вот я кто. Пожалуй, расскажу тебе, Крот, о паре своих приключений, и ты сам сделаешь вывод.
– Так-так, очень интересно! – сказал Крот, придвигаясь поближе к столу. – Я буду есть, а ты рассказывай. Ни крошки во рту не было с утра! О боже, боже!
Он принялся уплетать холодную говядину и соленья, а Жаб встал на каминный коврик, широко расставив задние лапы, запустил в карман брюк переднюю и извлёк оттуда горсть серебряных монет.
– Взгляните-ка на это. Не так уж плохо, верно? И всего-то за несколько минут. И как я это сделал, по-твоему, Крот? Продал чужую лошадь. Вот как!
– Расскажи, Жаб! – попросил заинтригованный Крот.
– Нет уж, пожалуйста, помолчи! – вмешался Крыс. – А ты, Крот, не провоцируй его: ведь знаешь, что из этого получится, – а лучше поскорее ешь, а потом расскажи, как там дела и что следует предпринять сейчас, когда Жаб вернулся.
– Дела хуже некуда, – угрюмо заметил Крот. – И если бы кто знал, что с этим делать! Мы с Барсуком день и ночь рыщем вокруг дома, но не можем отыскать ни единой лазейки: везде вооружённые часовые, отовсюду в нас летят камни. А уж как они хохочут над нами! Я слышать этого не могу!
– Да, ситуация не из простых, – заметил Крыс в глубокой задумчивости. – Однако, кажется, у меня начинает складываться кое-какой план. Жаб должен…
– Нет, не должен! – перебил его Крот с полным ртом. – Ничего подобного! Ты не понимаешь! Он должен то, должен это…
– Никому ничего я не должен! – выкрикнул возбуждённый Жаб. – И нечего мне тут приказывать! Это мой дом, и я лучше знаю, что делать.
Все трое принялись кричать одновременно, и шум поднялся невыносимый, пока вдруг не раздался тонкий, бесстрастный голос:
– Тихо! Вы все!
И мгновенно наступила тишина.
Это Барсук, разделавшись с пирогом, повернулся на стуле и грозно уставился на них. Поняв, что завладел их вниманием и что все явно ждут от него каких-то слов, Барсук повернулся обратно к столу и преспокойно занялся сыром. Так велико было уважение к авторитету этого замечательного зверька, что никто не проронил ни слова, пока он не покончил с едой и не смахнул крошки с коленей. Жаб было заёрзал, но Крыс остановил его твёрдой лапой.
Отобедав, Барсук поднялся со стула и, подойдя к камину в глубокой задумчивости, заговорил:
– Жаб! Ты нехорошее, негодное маленькое существо! Как тебе не стыдно? Что сказал бы твой отец, мой старый друг, если бы оказался сейчас здесь и узнал обо всех твоих похождениях?
Жаб, лежавший на диване, перевернулся, зарылся мордочкой в лапы и в раскаянии горько заплакал.
– Ну, будет тебе, – подобрел Барсук, – не надо. Перестань плакать. Забудем прошлое и перевернём страницу. Но Крот верно говорит. Горностаи сидят на каждом углу, а лучше их стражников во всём мире не сыскать. О том, чтобы идти на штурм, и речи быть не может: нам с ними не справиться.
– Значит, всё кончено, – донеслись до них рыдания Жаба. – Стало быть, мне одна дорога – в солдаты, и никогда больше не увижу я любимый Жаб-холл!
– Не раскисай, Жабчик, – сказал Барсук. – Кроме штурма есть и другие способы. Последнее слово ещё за мной, а я собираюсь сообщить вам кое-что по секрету.
Жаб молча сел и вытер глаза. Он обожал секреты, хотя совершенно не в состоянии был их хранить, и, грешным делом, получал удовольствие, раскрывая чужие секреты после всех клятв и обещаний никому их не выдавать.
– Там есть подземный ход, – важно сообщил Барсук, – который начинается от речного берега неподалёку отсюда и ведёт прямиком в Жаб-холл.
– Да ерунда, Барсук, – бестактно перебил его Жаб. – Это всё байки, которые рассказывают в тавернах. Я знаю Жаб-холл вдоль и поперёк. Уверяю тебя: ничего подобного там нет.
– Мой юный друг, – со значением начал Барсук, – твой отец, очень достойный джентльмен, гораздо достойнее многих, поведал мне много такого, о чём и не думал говорить тебе. Он не сам прорыл, а обнаружил этот ход, который был сделан за сотни лет до того, как он поселился в Жаб-холле. Твой отец укрепил и очистил его, так, на всякий случай: вдруг когда-нибудь пригодится, – и показал мне, но предупредил: «Только не говори об этом моему сыну. Он хороший малый, но легкомысленный и слабохарактерный, к тому же не умеет держать язык за зубами. Если вдруг когда-нибудь он попадёт в беду и подземный ход поможет ему, вот тогда и скажешь, но не раньше».