– Ну, что я тебе говорил! – торжествуя, воскликнул Крыс.
– Да, собственно, ничего, – пожал плечами Крот. – Судя по всему, ты нашёл ещё один предмет домашней утвари, до такой степени изношенный, что его выбросили, и это сделало тебя совершенно счастливым. Если хочешь, спляши вокруг него, и давай уже заканчивать с этим. Может, продолжим путь и не будем тратить время на всякую ерунду? Какая польза от этого коврика? Под ним можно спать? Или на нём, как на санках, мы доберёмся до дома, несносный ты грызун?
– Тебе действительно этот коврик ни о чём не говорит? – не выдержав, выкрикнул Крыс.
– Знаешь, довольно валять дурака, – не скрывая раздражения, парировал Крот. – Где это видано, чтобы коврик кому-то что-то сказал? Коврики этого не умеют, они по другой части: каждый знает своё место.
– Слушай, ты, тупоголовое создание! – вышел из себя Крыс. – Раз не способен соображать, просто копай молча. Это наш последний шанс не замёрзнуть до смерти!
Крыс набросился на очередную снежную горку, вонзая в неё свою дубинку и яростно работая лапами. Крот тоже нехотя принялся рыться в снегу, но, по правде сказать, скорее для того, чтобы угодить Крысу, за голову которого всерьёз начал опасаться.
Минут через десять дубинка Крыса обо что-то ударилась. Крыс ещё немного покопался в снегу, потом позвал на помощь Крота, и приятели принялись энергично раскапывать снег вдвоём, пока перед удивлённым Кротом не предстал результат их работы.
В сугробе обнаружилась небольшая дверца тёмно-зелёного цвета, сбоку которой свисал колокольчик, а под ним красовалась медная табличка с выбитой большими буквами надписью, которую друзья легко смогли прочесть при свете луны: «мистер Барсук».
Удивлённый и обрадованный, Крот рухнул в снег и принялся – в раскаянии тараторить:
– Крыс! Ты просто гений! Как всё сложил кирпичик к кирпичику в своей мудрой голове. Стоило взглянуть на рану, и сразу же ты сделал правильный вывод: дверная скоба, – а затем нашёл эту самую скобу. И здесь бы остановиться, но нет: тебя это не удовлетворило, твой ум продолжал работать. «Если есть скоба – значит, должна быть и дверь, а перед ней – коврик, – сказал ты себе. – И его нужно найти!» И разумеется, нашёл: ведь ты такой умный. Раньше я о таких способностях только в книжках читал.
Тебе нужно туда, где твой талант оценят по достоинству, а ты пропадаешь здесь, с нами. Имей я такую голову, как у тебя, Крыс…
– Если не имеешь, – перебил его Крыс сердито, – то, наверное, собираешься всю ночь сидеть в снегу и болтать. Давай поднимайся и дёргай что есть сил за верёвку звонка, а я буду стучать!
Крыс принялся колотить в дверь дубинкой, а Крот, схватившись за верёвку звонка и повиснув на ней, раскачиваться. Прошло немало времени, прежде чем приятели услышали, как где-то в глубине им ответили.
Глава 4Мистер барсук
Друзьям показалось, что целую вечность они терпеливо ждали, притоптывая замёрзшими лапами и пытаясь согреться. Наконец послышались шаркающие шаги, приближавшиеся к двери: похоже, хозяин надел стоптанные шлёпанцы, которые к тому же были ему велики. Проницательный Крот высказал это предположение вслух, и именно так и оказалось.
Послышался звук отодвигаемого засова, и дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы они смогли увидеть длинную мордочку и заспанные глазки.
– А в следующий раз, когда случится нечто подобное, – недовольно произнёс хриплый голос за дверью, – я страшно рассержусь. Кто же на этот раз осмелился побеспокоить меня в такую ночь? Отвечайте!
– О, Барсук, – воскликнул Крыс, – пожалуйста, впусти нас! Это я со своим другом Кротом. Мы заблудились в этот снегопад.
– Крыс, мой дорогой малыш! – обрадовался Барсук. – Входите же скорее. Вы, должно быть, окоченели. Подумать только! Заблудились в Диком лесу, да притом ночью! Входите, входите.
Друзья ввалились в дом, наконец-то оказавшись в тепле, и с радостью услышали, как захлопнулась за ними дверь.
Барсук, в длинном домашнем халате и стоптанных шлёпанцах, с плоской свечой в лапе, вероятно, уже собирался лечь спать, когда раздался стук в дверь.
– В такую ночь маленьким зверькам нужно сидеть дома, – по-отечески пожурил он гостей. – Боюсь, ты опять что-то затеял, Крыс. Ну ладно, проходите в кухню: там огонь, ужин и всё такое.
Он шаркал впереди, а оба зверька, возбуждённо подталкивая друг друга локтями, следовали за ним по бесконечному, мрачному и, честно говоря, довольно обшарпанному коридору по направлению к центральному залу, от которого отходили едва видимые в полутьме длинные таинственные туннели и боковые проходы. Не доходя до зала, Барсук распахнул одну из массивных дубовых дверей, и гости оказались в ярко освещённой натопленной кухне.
Пол здесь был выложен стёршимся от времени кирпичом, в камине горели дрова, а по бокам от него, в стене, скрытые от сквозняков, располагались два места для сидения. Ещё две скамьи с высокими спинками стояли у камина – одна напротив другой, – явно для любителей дружеской беседы. Всю середину помещения занимал стол из голых досок, положенных на козлы, с лавками по бокам. На одном конце стола, где стоял отодвинутый стул, лежали остатки простого, но обильного ужина. Ряды тарелок сверкали чистотой с полок шкафа, с потолочных балок свисали окорока, пучки засушенных трав, сетки с луком и корзинки с яйцами. Пожалуй, воины могли бы отпраздновать здесь свою победу; жнецы, усевшись рядами на лавки, весело, с песнями, отметить праздник урожая, а два-три непритязательных товарища – приятно провести время за ужином и спокойной беседой. Краснокирпичный пол улыбался закопчённому потолку, дубовые скамьи, отполированные до блеска за многие годы, обменивались весёлыми взглядами, тарелки в шкафу подмигивали горшкам на полке, и на всём этом играли весёлые отблески тёплого огня.
Добрый Барсук усадил гостей перед очагом сушиться, заставив снять мокрую одежду и обувь и облачиться в халаты и шлёпанцы, после чего промыл рану Крота тёплой водой и заклеил пластырем, так что лапка стала как новая, если не лучше. Обсохнув и согревшись, вытянув усталые лапки, под звон расставляемых на столе тарелок друзья чувствовали себя потерпевшими кораблекрушение мореплавателями, которые оказались наконец в безопасной бухте.
Скоро Барсук пригласил гостей к столу, который был накрыт заново. Друзья хоть и проголодались изрядно, но, увидев всё, что находилось на столе, лишь задались вопросом, с чего начать: так аппетитно всё выглядело, – и смогут ли попробовать все блюда. Долгое время разговор был невозможен, но когда всё же постепенно завязался, то оказался одной из тех достойных сожаления бесед, которые ведутся с набитыми ртами. Барсук не обращал на это никакого внимания, как, впрочем, и на локти на столе, и на то, что гости говорили одновременно. Не будучи любителем светского общества он считал всё это сущими пустяками. (Мы, разумеется, понимаем, что он не прав и грешит узким взглядом на вещи, которые всё-таки имеют немалое значение, хотя очень долго объяснять почему.) Он сидел в кресле во главе стола и время от времени с серьёзным видом кивал зверькам, пока они излагали свою историю, однако не казался ни удивлённым, ни возмущённым и уж тем более не вставлял «а что я говорил» или «ведь я же предупреждал» и не поучал, что делать следовало, а чего не следовало. Крот начал проникаться к нему дружеской симпатией.
Когда с ужином было покончено и животики стали плотными, как барабаны, а все треволнения улеглись и никто и ничто зверькам больше не угрожало, они придвинулись поближе к очагу, где тлели угли, ощутив, как весело бодрствовать в столь поздний час сытым и в полной безопасности. Когда общие разговоры иссякли, Барсук с воодушевлением произнёс:
– А теперь расскажите-ка, друзья, что нового у вас на реке? Как поживает старина Жаб?
– Чем дальше, тем хуже, – ответил Крыс, а Крот, сидевший со сложенными на затылке лапами, тотчас сделал скорбную мордочку. – На прошлой неделе очередная авария, и какая! Дело в том, что он непременно хочет водить сам, не имея к этому никаких способностей. Ему бы нанять опытного шофёра, тем более что денег на хорошее жалованье у Жаба хватает, и всё было бы в порядке. Да где там! Наш Жаб считает себя прирождённым водителем, которому даже учиться незачем. Отсюда все неприятности!
– И сколько их? – мрачно поинтересовался Барсук.
– Аварий или машин? – уточнил Крыс. – А впрочем, в его случае это одно и то же. Эта седьмая. Что до остальных… Помнишь его каретный сарай? Так вот он по самую крышу набит обломками, каждый не больше твоей шляпы! Это все, что осталось от предыдущих машин.
– Он трижды попадал в больницу, – вставил Крот, – а уж штрафов заплатил столько, что и представить страшно.
– Вот это и внушает тревогу, – продолжил Крыс. – Жаб, как известно, богат, но всё же не миллионер. Он ужасно водит машину и к тому же не знает правил движения. В конце концов он либо разобьётся, либо разорится. Барсук, мы, его друзья, вероятно, должны что-то предпринять.
На минуту Барсук погрузился в раздумье, потом произнёс:
– Я бы с радостью, но вам же хорошо известно, что сейчас я ничего сделать не могу.
Друзья кивнули, понимая, что он имеет в виду. Согласно правилам звериного этикета зимой, в мёртвый сезон, ни один зверёк не имел права совершать какие-либо активные, героические или просто необычные поступки. Все пребывали в полусонном состоянии, если вовсе не спали. Каждый зверёк в той или иной степени зависел от погоды, и если летом дни и ночи были напряжёнными, когда требовалось напряжение всех сил, то теперь отдыхал.
– Но как только природа повернёт на лето и ночи станут короче, а бурление в крови будет поднимать нас до рассвета – вы понимаете, о чём я, – тогда попытаюсь вам помочь.
И опять зверьки важно кивнули: мол, понимаем!
А Барсук продолжил:
– Мы серьёзно займёмся Жабом и больше глупостей не потерпим. Если надо, применим силу, но в чувство его приведём и заставим взяться за ум. Мы… Да ты никак спишь, Крыс!