Они беспечно шагали по тракту, Крот – рядом с лошадиной головой, пытаясь успокоить лошадь, поскольку та жаловалась на пренебрежительное к себе отношение, на то, что на нее никто не обращает внимания; Жаб и Крыс – позади фургона, болтая между собой, вернее, болтал Жаб, Крыс, думая о чем-то своем, лишь время от времени вставлял: «Да, точно. И что ты ему на это сказал?» – когда далеко позади послышался какой-то предостерегающий рокот, похожий на жужжание подлетающей пчелы. Оглянувшись, они увидели небольшое облачко пыли с темным источником энергии в середине, которое приближалось к ним на невероятной скорости, а изнутри его доносилось слабое «би-и-у-у-и-и», напоминающее тревожный вой испытывающего боль зверя. Оставив это явление без особого внимания, животные вернулись к своей беседе, но уже в следующее мгновение (так им, во всяком случае, показалось) мирная картина кардинально изменилась: мощным порывом воздуха и звуковой волной их отбросило в придорожную канаву. Нечто неслось прямо на них! Оглушительное «би-и-у-у-и, би-и-у-у-и-и!!!» взорвало барабанные перепонки, и перед глазами на миг промелькнули зеркальные стекла и сафьяновая обивка салона великолепного автомобиля – огромного, захватывающего дух, неудержимого – с шофером, вцепившимся в руль и неотступно глядящим только вперед. На какую-то долю секунды эта картина заполнила весь мир от земли до неба, после чего автомобиль, оставив за собой облако пыли, заволокшее и ослепившее их, снова превратился в точку где-то вдали, а рычание его мотора – в пчелиное жужжание.
Старая серая лошадь, дремавшая на ходу и грезившая о своем тихом пастбище, в столь бурной ситуации просто отдалась на волю врожденного инстинкта: резко рванув в сторону, она дала задний ход и, несмотря на все увещевания Крота, взывавшего к ее благоразумию и лучшим чувствам, продолжала пятиться, толкая фургон к глубокой канаве, тянувшейся вдоль тракта. Фургон на миг завис над канавой, а потом раздался душераздирающий треск, и канареечно-желтая повозка, их гордость и радость, рухнула в нее боком, превратившись в не подлежащие восстановлению обломки.
Крыс носился взад-вперед по дороге, не помня себя от гнева.
– Негодяи! – кричал он, потрясая кулаками. – Мерзавцы! Разбойники! Лихачи! Я найду на вас управу! Я напишу на вас заявление! Я затаскаю вас по судам!
Вся грусть по дому вмиг улетучилась, в данный момент он ощущал себя шкипером канареечно-желтого судна, посаженного на мель из-за безрассудной удали моряков судна-соперника, и старался припомнить все те изысканно-язвительные слова, которыми клеймил капитанов паровых катеров, когда волна, которую они поднимали, проходя слишком близко к берегу, заливала ковер у него в прихожей.
Жаб сидел прямо посреди пыльной дороги, вытянув задние лапы, и неотрывно смотрел в том направлении, где исчез автомобиль. Он часто дышал, выражение лица у него было безмятежно-довольным, и время от времени он тихонько бормотал: «Би-и-у-у-и, би-и-у-у-и!»
Крот усердно пытался успокоить лошадь, и спустя какое-то время ему удалось. Потом он пошел посмотреть на фургон, лежавший в канаве на боку. Зрелище было и впрямь плачевное. Панели и стекла разлетелись на куски, оси безнадежно погнулись, одно колесо отвалилось, банки с сардинами разлетелись по всей округе, а птица в клетке жалобно рыдала, умоляя выпустить ее.
Крыс подошел помочь Кроту, но их общих усилий не хватило, чтобы поднять фургон.
– Эй, Жаб! – закричали они хором. – Не хочешь подсобить?
Жаб не отвечал, продолжая неподвижно сидеть на дороге. Они пошли посмотреть, что с ним, и нашли его в состоянии транса: на лице играла блаженная улыбка, а взгляд был прикован к пыльному шлейфу их обидчика. Он монотонно повторял: «Би-и-у-у-и, би-и-у-у-и!!!»
Крыс потряс его за плечо.
– Ты собираешься нам помогать, Жаб? – строго спросил он.
– Великолепное, потрясающее зрелище! – пробормотал Жаб, не двигаясь с места. – Поэзия движения! Вот истинное средство передвижения! Единственный настоящий способ путешествия! Сегодня – здесь, а завтра – там, куда в другом случае ты добрался бы только через неделю! Деревни, поселки, города пролетают мимо, и впереди – всегда новый горизонт! О блаженство! «Би-и-у-у-и, би-и-у-у-и!!!» О восторг!
– Перестань валять дурака, Жаб! – в отчаянии воскликнул Крот.
– Подумать только – ведь я мог об этом никогда не узнать! – продолжал завороженно вещать Жаб, ни на кого не обращая внимания. – Столько лет загублено понапрасну! Я не знал, я даже не представлял себе такого! Но теперь… теперь я знаю, теперь я отдаю себе полный отчет! О, какой усыпанный розами путь открывается передо мной отныне и навсегда! Какие облака пыли я буду оставлять за собой, мчась по нему без оглядки! Сколько фургонов будет валяться по обочинам после моего великолепного, безудержного проезда! Дурацких маленьких фургонов… примитивных фургонов… канареечно-желтых фургонов!
– Что нам с ним делать? – встревоженно обратился Крот к Крысу.
– Да ничего, – без колебаний ответил Крыс. – Потому что тут ничего не поделаешь. Видишь ли, я знаю его давным-давно. Сейчас он одержим. У него новый заскок, и на этой стадии его ничто не берет. Так будет продолжаться днями напролет, он будет бродить в блаженном оцепенении, и для каких бы то ни было полезных дел его можно считать потерянным. Не обращай на него внимания. Идем сами посмотрим, что можно сделать с фургоном.
Тщательное обследование показало, что, даже если им удастся самим поставить фургон на колеса, ехать на нем больше нельзя. Оси находились в безнадежном состоянии, а отвалившееся колесо разлетелось на куски.
Связав вожжи вместе и закинув их на спину лошади, Крыс взял ее под уздцы, другой рукой подхватил клетку с ее бившейся в истерике насельницей и мрачно сказал Кроту:
– Идем. До ближайшего городка миль пять-шесть, и нам придется пройти их пешком. Чем раньше двинемся, тем лучше.
– Но как же Жаб? – взволнованно спросил Крот. – Не можем же мы оставить его здесь одного посреди дороги в таком невменяемом состоянии! Это небезопасно. А что, если еще одно Нечто промчится по дороге?
– Да надоел мне этот Жаб, – сердито ответил Крыс. – Не желаю больше иметь с ним дела.
Однако не успели они отойти сколько-нибудь далеко, как за спиной у них послышался топот; догнав их, Жаб взял обоих под руки и зашагал вместе с ними, учащенно дыша, но по-прежнему вперив отсутствующий взгляд в пустоту.
– Слушай, Жаб, – резко сказал Крыс, – как только мы доберемся до города, ты должен пойти в полицейский участок, выяснить, что им известно об этой машине, кому она принадлежит, и подать жалобу. А потом ты отправишься к кузнецу или колесному мастеру и договоришься о ремонте фургона. Ремонт потребует времени, однако поломки все же поправимы. А мы с Кротом тем временем снимем в гостинице удобные комнаты, чтобы пожить в них, пока фургон не будет готов и ты не оправишься от шока.
– Полицейский участок? Жалоба? – рассеянно бормотал Жаб. – Чтобы я жаловался на чудесное неземное явление, которое удостоился лицезреть? Чинить фургон? Да я покончил с фургонами навсегда. Не желаю больше ни видеть никаких фургонов, ни слышать о них. О Крысик! Ты даже представить себе не можешь, как я благодарен вам за то, что вы согласились отправиться со мной в это путешествие! Без вас я бы не поехал и, возможно, никогда не увидел бы этого чуда! Никогда не услышал бы этого чарующего звука, не почувствовал бы этого волшебного запаха! Это же лебедь, луч солнца, удар молнии! И этим счастьем я обязан вам, мои лучшие друзья! Идемте же! – воскликнул он бравурно. – Нам нужно просто дойти до цели!
Крыс в отчаянии отвернулся от него.
– Теперь ты видишь? – обратился он к Кроту поверх головы Жаба. – Он безнадежен. Я сдаюсь. Доберемся до города – сразу пойдем на вокзал. Если повезет, сядем на поезд, который доставит нас обратно к реке уже сегодня вечером. И если я когда-нибудь снова соберусь на увеселительную прогулку с этим неуравновешенным животным!..
Он фыркнул и на протяжении всего оставшегося утомительного пути обращался только к Кроту.
По прибытии в город они отправились прямиком на вокзал и оставили Жаба в зале ожидания второго класса, дав носильщику двухпенсовик, чтобы он присмотрел за ним. Потом отвели лошадь в гостиничную конюшню и сделали какие могли распоряжения насчет фургона и его содержимого. В конце концов медленный почтовый поезд высадил их на станции неподалеку от Жаб-холла, они сопроводили все еще зачарованного, засыпающего на ходу Жаба до самого порога, завели в дом и велели экономке накормить его, раздеть и уложить в постель. После этого они вывели свою лодку из ангара, поплыли домой и поздно вечером сели ужинать в своем уютном домике у реки – к великому удовольствию и радости Крыса.
Следующим вечером Крот, хорошо выспавшийся с утра и пребывавший в прекрасном расположении духа, рыбачил на берегу, когда к нему подошел Крыс, весь день навещавший друзей, которые жили вдоль реки, и собравший много слухов. Оказалось, что Жаб ранним поездом отправился в город и заказал там большой и очень дорогой автомобиль.
Глава III. В Дремучем лесу
Крот давно хотел познакомиться с Барсуком. По общему мнению, тот был фигурой чрезвычайно важной, и, хотя редко показывался на глаза, его незримое влияние ощущали все окрестные жители. Но каждый раз, когда Крот обращался к Крысу с просьбой познакомить их, тот всегда уклонялся.
– Ладно, – говорил он, бывало, – вот появится он сам как-нибудь… он появится рано или поздно… тогда и познакомлю. Он отличный парень! Но принимать его нужно не только таким, какой он есть, но и когда он есть.
– А ты не можешь пригласить его сюда – на обед или еще под каким-нибудь предлогом? – спрашивал Крот.
– Он не придет, – просто отвечал Крыс. – Барсук ненавидит сборища, приглашения, званые обеды и все такое прочее.
– Ну а предположим, мы сами придем к