А может быть остаться здесь? Купить себе где-нибудь лачужку на берегу моря и каждый день встречать рассветы, глядя на поднимающийся диск солнца.
И я тут же себя одернула — и сколько я выдержу в таком темпе жизни? Месяц. Два. Вряд ли больше. Не такая я. Мне подавай ритм. Жизнь. Драйв. А умиротворение хорошо в малых дозах. Как лекарство.
Я плыла на спине, глядела в синее небо над головой и размышляла о бренности жизни и о том, что все хорошее непременно кончается, когда внезапно ощутила, как снизу что-то притронулось к моей попочке. Неужели медуза? Я, вроде бы, заплыла далеко. Или они есть везде? Я забарахталась на месте попытавшись принять вертикальное положение.
И встретилась взглядом с глазами цвета горького шоколада.
Мой незнакомец вернулся. Он рядом со мной. Он подле меня.
Меня окутала небывалая радость. Все же не зря я сегодня пришла на свое место и не зря задержалась чуть дольше, чем планировала. Я была в восторге от появления мужчины и не скрывала этого.
Брюнет подплыл ко мне вплотную, пристально глядя в глаза. Я не отводила взора, ожидая, а что же сегодня он приготовил в паре со своим появлением. И не ошиблась.
Мужчина, оказавшись рядом, без предисловий и лишних слов впился поцелуем в мои губы. Жадно. Неистово. Горячо.
Черт. Не думала, что можно так целовать. Я когда-то читала, что по тому, как целуется мужчина, можно определить каков он в постели. И если верить этому тесту из женского глянцевого журнала, то мой незнакомец должен был быть неистов до безобразия, горяч как расплавленный металл и необратим как цунами.
Мы настолько увлеклись процессом целования (а я участвовала в этом безобразии насколько мне позволяли), что ушли с головой под воду, да так сильно, что пришлось отплевываться, чтобы не задохнуться.
Дыхание сбилось не только от недостатка кислорода, но и от близкого присутствия горячего мужского тела, зовущего меня приникнуть к нему и вкусить все запретные желания.
— К камню, — срывающимся голосом вымолвил мужчина по-английски.
Недалеко от нас из воды торчал небольшой валун. Наверняка его хорошо было бы использовать как декорацию для фотографий. Однако нам он был нужен не для этого.
Оказавшись почти рядом с валуном, я обнаружила что у подножья камня имеется площадка, которая из воды не видна. Она находилась под водяной толщей, но позволяла на себя взобраться. Далее был пологая стена валуна. Туда мы и выбрались.
Занимались ли вы любовью на камнях? Если нет, то никогда и не начинайте пробовать. Это очень травмоопасно. Но если очень хочется, то можно. Это мудрость применима ко всему на свете. В том числе и к тому, что произошло между мною и незнакомцем на турецком пляже.
Стоило нам лишь почувствовать под ногами твердую почву и все страхи глубины пропали, как мы буквально накинулись друг на друга. Судя по всему, вопроса «быть или ни быть?» никто себе не задавал. Наши тела жаждали друг друга. Страсть была подобно лавине, катящейся с горы и сметающей все на своем пути. Мы желали познать друг друга так как могут это сделать только мужчина и женщина.
Все было очень странно и в тоже время чудесно. Я вспоминала спустя время о своем неудержимом поведении тогда и никак не могла понять, как я настолько доверилась незнакомцу, нырнув с головою в пучину страсти и желания. Ведь я не задумывалась не о предохранении, ни о возможных болезнях, которыми он мог быть болен. Ни о чем. Да я тогда могла ли, вообще, думать? Конечно же, нет.
Стремление соединиться, слиться с мужчиной, превалировало над всем, заставляя действовать, не обдумывая последствия скоропалительных решений. Мне показалось, что и мужчина был в таком же, как и я состоянии. А уж когда схлестнулись два одинаковых желания, то результат может быть только один.
Руки, губы брюнета были везде, они шарили по моему телу, словно не могли насытиться от простых прикосновений. Он был неистов, горяч и страстен так, каким может быть только южный мужчина. Это я поняла, вернувшись назад к себе. Своим желанием незнакомец увлек и меня, а может быть это я его заразила. Не знаю. Но все свершилось на острых камнях, впивающихся в спину, отметины от которых долгое время присутствовали на моей спине и ягодицах. Но от этого наше совокупление было еще более сладким и желанным.
Вот такого бы любовника мне в постоянное пользование. Я не раз потом вспоминала напор моего незнакомца, его неистовство, его мужскую силу, вплеснувшуюся в танце страсти на том огромном обломке скальной породы, послужившим нам постелью и принявшим в свои объятья.
Мужчина оказался не только горяч, но и долгоиграющая, как хорошая не заезженная пластинка, крутящая все время разные мелодии и поражающая великолепным звучанием. А может быть просто я изголодалась по ласке настолько, что была готова получать удовольствие от каждого прикосновения. Одним словом, надо отдать моему незнакомцу должное, ибо заездил он меня тогда, на том валуне, посреди моря под аккомпанемент угасающего южного солнца чуть ли не до смерти. Там я познала, что значит подниматься на вершину удовольствия и с головой бросаться в пучину небытия.
На берег мы возвращались уже затемно. Все так же без лишних слов и обещаний. Мы еще долго целовались под луной, прежде чем расстаться и разойтись в разные стороны, как расходятся в море корабли. После того я едва успела собрать свои вещи, немного подремать и улететь в свою старую серую жизнь, унося с собою частицу сказки, волшебства, понимая, наконец, как именно чувствовал себя царь Шахрияр в объятьях Шахразады после ее очередной истории, обрывающейся на самом интересном месте.
Работа, домашний быт закрутили-завертели, заявили сразу же о себе по приезду в отчизну. Турецкое приключение виделось в воспоминаниях яркой картинкой, эдаким деликатесом, чем-то наподобие бараньих яиц, которые однажды пробовала. Вроде бы и вкусно, престижно и дорого, но еще раз отведать не хочется. А все потому что повторения быть не может. Второй раз будет уже не так хорошо и здорово. Точно такое же ощущение у меня сложилось после южного рандеву с красавцем мужчиной.
Черт побери, а ведь я даже толком не запомнила, как он выглядел. В память опечатались только яркие глаза цвета горького шоколада, да слегка вьющиеся черные волосы. Все остальное осталось за кадром. Стерлось. Как будто и не было. А может быть я просто заставила себя забыть. Ведь так здорово жить во сне. Единственное, чем всегда сопровождались воспоминания так это вспышками дикого плотского желания, стоило мне подумать о своем незнакомце, как я его про себя называла.
Я как-то задумалась, а какого он роста, размера, да так и не смогла точно ответить самой себе. Мне показалось, что ненамного выше меня, да и не сильно крупной комплекции. Вот и все что осталось в памяти.
— Зинаида Вальпургиевна, вас «сам» вызывает, — в кабинет заглянуло миленькое личико Машеньки, моей секретарши.
Все просто обожали звать меня по имени отчеству, а за глаза так, вообще, кроме, как Пургой не величали. Далось же им мое имя, вернее отчество. Не виновата же я, что дедушка решил назвать сына Вальпургием, в честь одной из святых. Вот так на деде сказалось тлетворное влияние Запада. Правда, папу все дома звали Вальком. Я же с гордостью несу свое отчество всем назло. А недоброжелателей у меня пруд пруди.
— Иду, — откликнулась я и отправилась на ковер к Леониду Кароевичу, под чьим чутким руководством наш медиа-альянс летел на всех парусах по океану шоу-бизнеса.
Перед кабинетом «сама», как мы называли я собралась, не ожидая ничего хорошего от этого вызова. Чуяло мое сердечко, что это неспроста. И ничего хорошего я не услышу. Как в воду глядела.
— Заходи, Зинаидушка. Заходи, милая, — елейным тоном начал «сам».
Я внутренне вся сжалась понимая, меня ждет что-то ужасное. Ибо милой он называл меня однажды, когда чуть не уволил за самовольство. Это было первый раз, а второй, когда акции нашей компании стремительно обесценивались из-за происков конкурентов. И вот в третий раз я слышу то же самое.
— С каких это пор я стала милой? Обычно за глаза вы меня Пургой кличете, — ощетинилась я. — Вместе со всеми остальными.
— Ты, Зинаидушка, не лезь в бутылку раньше времени, — глаза Кароевича опасно заблестели. — Рано еще. И, вообще, с каких это пор ты стала на начальстве свое настроение поганое срывать? Тебе не кажется ли, что не на того наехала, подруга?
Я поняла свою ошибку, да поздно было. Прав Леонид. Не на того бочку покатила. Совсем не на того. Надо бы в спортзал сходить — спустить пар, а то совсем извелась от думок о своем заграничном впечатлении. И на фига я туда вообще поперлась? Лучше бы на острова. Там все привычно и предсказуемо было бы. Отлежала бока на пляже, добавила пару килограммов и нормально бы влилась в струю. А то нет же, поперласть новую жизнь познавать. Познала, обрадовалась, вот только теперь думы не дают покоя, томя душу и тело.
— Извините, Леонид Кароевич, сорвалась, — поспешила покаяться перед большим начальством.
Я для него была всего лишь машина для добывания денег. Женщины во мне он не видел совершенно. Да и не любил он женщин. На дух не переносил. Ему по вкусу были голубоглазые блондины ангельской внешности, которых он менял, как перчатки, даром что имел жену и двоих детей. И как только хрен встал дважды на жену? Все до сих пор гадают — сам детей зачинал или кто подсобил со стороны. Вроде как поговаривают дети на него похожи, да только у Леонида есть младший брат и чует мое сердце без Владика там не обошлось. Уж больно во всем он пытается походить на брата, да только кишка тонка, всегда ему быть только вторым. Леня братца даже в штат не взял, предпочитая держать того на побегушках, вот только не видел он как Владик смотрит ему во след, будто проклинает за каждый шаг и вздох, что старший делает.
— Лады, Зинаидушка. С кем не бывает? — милостиво дал понять «сам», что зла не держит и готов дальше со мной обсуждать дела. — Я зачем тебя позвал?!