— Бидонами?.. За что?
— Вам виднее. — Артур с улыбкой коснулся лба. — До сих пор след остался.
— Кажется, помню. — Михаил еще какое-то время внимательно смотрел на него, потом перевел взгляд на жену. — Откуда он нарисовался, Тоня?
— Приехал, — коротко и делово ответила Антонина. — Двоюродная тетка прислала.
— Зачем?
— Работать. Сам же говорил, что нужен работник.
— А почему именно… этот?
— Потому что молодой и работящий. К тому же родственник.
— Родственник?
— Сказала же, племянник. Двоюродный! — Антонина раздраженно откупорила еще одну бутылку пива. — Пей и не задавай дурацких вопросов. Оклемаешься, дам телефон тетки, она подтвердит.
— Мне бы идти, — показал Артур ящик с инструментом. — Народ без дела ошивается.
— Иди, — кивнула Антонина. — Я скоро тоже буду.
— Хорошего выздоровления, Михаил Иванович, — усмехнулся Артур и покинул комнату.
Михаил не ответил. Он сидел, не сводя с жены длинного и внимательного взгляда. Потом тихо произнес:
— Мне он не нравится.
— Почему? — Антонина насмешливо пожала плечами.
— Наглый… И молодой.
— Вспомни себя, когда был молодым. Тоже, видать, скромностью не отличался.
— Все равно не нравится.
Антонина нагнулась, поцеловала его в лоб:
— Глупый ты у меня, Миша, и не лечишься. Дурачок.
— Смотри, — погрозил Михаил пальцем. — И оглядывайся. Особенно когда в доме.
Трое нанятых рабочих меняли старую крышу на новую быстро, легко, профессионально. Брали с земли пачки черепицы, поднимали по лестнице, без страха передвигались по поперечинам, на веревках тащили тесаные бревна.
Артур трудился вместе со всеми проворно и азартно, будто всю жизнь проработал кровельщиком. Бегал с края на край, вовремя перехватывал тяжеленные пачки, поддерживал зависающие лаги.
Антонина сидела во дворе за столиком, прикрытым широким зонтом, наблюдала за происходящим на крыше.
На веранде Дильбар обслуживала прибывших водителей, расторопно приносила с кухни подносы с едой, даже успевала помочь некоторым машинам в парковке.
К Антонине подошел Хамид, некоторое время молча наблюдал за работой на крыше, потом произнес:
— Хорошего вы человека нашли, Антонина. Работящего.
— Пока работящий, потом посмотрим, — ответила Савостина. — Все портится, все прокисает.
— Нет, он работу любит.
— Он еще девок любит.
— Хорошее дело. Молодое. Как без этого жить, Антонина Григорьевна?
— Наверное, трудно. Или невозможно. — Савостина дождалась, когда Артур окажется на земле, велела Хамиду: — Позови его.
Тот мелким, быстрым шажком нагнал Артура, что-то сказал ему. Парень взглянул в сторону хозяйки, улыбнулся, отложил пачку черепицы, не спеша и с достоинством пересек двор.
— Слушаю, Антонина Григорьевна.
— Можешь без этого? — поморщилась она.
— Не могу. Не имею права. Ты хозяйка, я работник.
— Послушай, работник. — Антонина с прищуром смотрела на влажное от пота, сильное тело парня. — Поосторожней там. А лучше всего крутись на земле, а на верхотуру не лезь. Не дай бог, грохнешься.
— Жалко будет, если грохнусь?
— Себя жалко. Затаскают потом по ментам.
— Благодарствую за откровенность. Ты во всем такая?
— Еще не убедился?
— Не до конца.
— Ну, убедишься, скажешь.
— Если доживу.
— А куда денешься? Молодой, все впереди.
— Да и ты еще не совсем старуха.
От услышанного Антонина поперхнулась, негромко спросила:
— Как ты сказал?
— А чего? — широко улыбнулся Артур. — Разве я не прав? Любой молодой фору дашь.
— Ладно, иди, — махнула Савостина. — Но на крышу все-таки не лезь. Я запрещаю.
— Еще раз благодарствую. За заботу. — Артур наклонился, взял влажную и пухлую ее ладонь, поцеловал. — Буду делать как велишь, хозяйка, — и зашагал к рабочим.
Оглянулся, подмигнул, улыбнулся.
…Они не видели, что за происходящим издали наблюдал Михаил. Он стоял за двором кафе в зарослях молодой акации, дышал тяжело и болезненно, не сводил глаз с жены и молодого работника.
Потом развернулся и медленно побрел прочь.
Глубокой ночью тихо и звонко от сверчков. Почти не лаяли во дворах собаки, редко проносились по улице машины, и лишь трасса жила так, словно жизнь на ней не прекращалась.
Михаил сидел на диване, раскачиваясь вперед-назад. Бледный свет луны заливал окно. Тишина в доме пугала.
Михаил поднялся, медленно добрел до двери, вышел в коридор. И там тишина…
Михаил добрался до комнаты жены, дверь была приоткрыта. Осторожно заглянул, увидел полуприкрытое и полуобнаженное тело спящей, мягко зовущее в матовом лунном свете, хотел было поправить покрывало, но решил не будить, двинулся дальше.
Проверил еще одну комнату, вторую; стал подниматься по лестнице на второй этаж.
Дверь, за которой спал Артур, нашел почти сразу. Она тоже была открыта, до слуха доносилось негромкое ровное похрапывание.
Вошел в комнату, сел на стул напротив, некоторое время молча наблюдал за работником. Дотянулся до его плеча, легонько пошевелил.
Артур очнулся от сна почти сразу. Сначала удивленно, не узнавая в полутьме, смотрел на человека, потом резко сел на кровати.
— Кто это?
— Михаил Иванович, — ответил Савостин и вдруг тоненько рассмеялся. — Испугался?
— А то! Чего вы так?
— Не спится.
Артур сел поудобнее.
— А Антонина?
— Она спит. Крепко спит. Тяжелый день был.
— Ну да. Тяжелый, — согласился Артур. — Может, помочь чем надо?
— Мне? — удивился Михаил. — Уже не надо. Полегчало. А вот поговорить охота.
— Ну давайте. — Артур опустил ноги на пол. — Говорите.
Савостин помолчал, глядя на него, потом спросил:
— А ты кто, Артур?
— В каком смысле? — удивился тот.
— Откуда здесь взялся?
— Разве Антонина Григорьевна не сказала?
— Антонина Григорьевна?.. Антонина Григорьевна сказала, но есть вопросы. Ты надолго к нам?
— Как скажете.
— Скажу… Скажу, чтоб завтра же тебя тут не было.
— Это почему?
— Так хочу. Собираешь вещички… их у тебя не так много… Даю на дорогу деньги, и больше тебя здесь нет.
— Вещички?.. Прямо сейчас?
— Поговорим, и собирайся.
— Дела… — мотнул головой Артур и спросил в лоб: — Ревнуете, что ли?
— Нет, — повел тяжелой венозной рукой Михаил. — Не столько ревную, сколько боюсь.
— За Антонину?
— За себя. Сердце может не выдержать.
— Все-таки, значит, от ревности?
Савостин наклонился вперед, заговорил негромко, доверительно:
— Знаешь, сколько лет я ее добивался? Она меня в упор не видела. Ради нее поехал на Север… на газодобычу. Заработал там, построил вот эту домину, потом взялся за кафе. И все ждал, когда она сдастся. И она сдалась. Не сразу, с оговорками, но сдалась. Сам себе не верил, перестал выпивать, забыл всех друзей-товарищей. Только она! Единственная и любимая. Теперь понимаешь?
— Теперь понимаю, — кивнул Артур. — Но ведь опять пьете.
— Пью. От боязни, что уйдет. Соберет как-нибудь манатки и уйдет. Вот тогда не выдержу. Тогда точно с собой что-нибудь сделаю.
— Никуда она не уйдет. — Артур нашел джинсы, стал натягивать их. — Куда денется? Скоро сороковник, а там можно и в бабушки? Детей ведь у вас нет?
— Детей нет. Тоже проблема.
— Никакой проблемы. Успеете настрогать. Вам сейчас сколько?
— Подожди, — остановил его Михаил. — Потом оденешься. Время есть. — Он усадил Артура напротив. — Как думаешь, сколько мне?
— Ну молодой еще… В соку, можно сказать.
— Сколько?
— Думаю, маленько старше Антонины. — Артур явно врал, подбирая слова. — Может, сорок пять? А потом, какая разница?.. Для мужиков вообще возраста нет. Какую девку завалил, такой у тебя и возраст. Разве на тебя, Михаил, молодые не оглядываются? Ого-о! Стадом, видать, бегают.
— Пятьдесят семь, — прошептал Михаил. — Слыхал? Пятьдесят семь.
— Ну и чего? — искренне удивился Гордеев. — Десяток-другой еще протянем, а там можно и в подушечку!
Савостин вдруг цапнул его за рубашку, притянул к себе.
— Не говори. Никогда не говори так! Я буду жить столько, сколько и она! Не отпущу. Никому не отдам. А кто станет на дороге, тот пожалеет, не дай бог.
Артур отцепил его руки, усмехнулся:
— Здоровый ты, Иваныч. Напугал.
— Это я так… для острастки, — усмехнулся Михаил, поправляя свою одежду. — Или, можно сказать, для знакомства. — Он поднял голову, усмехнулся: — Хочу попросить тебя, Артур, вот о чем.
— Чтоб побыстрее сделал лыжи?
— Не об этом. Клянусь, боюсь за Антонину. Каждую ночь об этом думаю.
— А чего за нее бояться? Молодая, богатая. Домина вон какой, да еще забегаловка в придачу. Чего бояться? Одна определенно не останется.
Савостин смотрел на него молча, наливаясь кровью и яростью. Артур заметил это, предупредительно поднял ладони:
— Извини, Иваныч, брякнул. Не то брякнул… Будете жить вместе сто лет и в сто лет одновременно в ящик. Согласен на такой вариант?
— Просьба, — прохрипел Михаил, по-прежнему не сводя с Артура глаз. — Не давай мне пить.
— Это как? — искренне удивился Артур.
— Просто. Не давай. Потянусь за бутылкой, в момент по морде. Договорились?
— А если последует сдача? Я ведь уже от тебя получил.
— Все равно не давай. Следи, хватай, бей, отнимай. Клянусь, Тоня без меня пропадет.
— Кто пропадет? Твоя Антонина Григорьевна? Ты чего, Иваныч? Да она сама кого угодно ухлопает. Бой-баба. Ты чего?
— Нет, ты ее еще не знаешь. Она слабая. На вид сильная, на самом деле слабая. Не справится ни с домом, ни с делом, ни с чем. Все пустит по ветру и погибнет. Не давай мне пить.
— Как скажешь.
— На тебя. Только на тебя надеюсь. Никому в жизни не верил, ты почему-то зацепил.
В коридоре послышались шаги, Михаил приложил палец к губам.
— Тс-с-с… Молчим. Ни о чем не говорили. Просто сидим.
Антонина вошла, остановилась в дверях.