: «О, шашлычок получился». Мы были в ужасе. Да как вообще можно такое говорить! Позже я поняла: можно, и не такое говорим. И вовсе не с целью кого-то обидеть или оскорбить. Просто специфика такая у работы, требующая защитной оболочки для нервной системы. Но в то же время врачам необходимо учиться сопереживать пациентам, быть эмпатичными, как сейчас принято говорить, потому что это способствует налаживанию доверительных отношений между ними и повышает приверженность пациента к лечению.
Большинство моих нынешних пациентов — дети разного возраста, и я довольно спокойно реагирую на плач и истерики, но слезы пожилого человека до сих пор выбивают меня из колеи. Вот и в тот раз, слушая Николаева, я не смогла сдержаться — пришлось спрятать лицо за плечо одного из коллег. Мне стало жаль дедушку. Сразу представляешь в голове картину, как одинокий старик целыми днями сидит дома среди кучи всякого барахла и мусора. К нему никто не приезжает, и он мучается, потому что не может банально себя обслужить: прибраться, приготовить поесть, закапать в глаза лекарство. Он медленно слепнет, будучи не в состоянии себе помочь. И не дожидается этой помощи от других.
В еще один понедельник случилась похожая история. На этот раз в отделение поступила 92-летняя бабушка, которая из-за факогенной глаукомы, к сожалению, попала к нам уже слепой на один глаз.
Факогенная глаукома возникла из-за набухшего мутного хрусталика, перекрывшего пути оттока внутриглазной жидкости, которая постоянно циркулирует в глазу. Внутриглазное давление было очень высоким в течение какого-то времени, что бесповоротно погубило зрительный нерв.
— Баба, а ты раньше обследовалась у офтальмолога? — спросила Татьяна Юрьевна.
— Не-е-ет. Сама я не хожу никуда, — ответила пациентка.
— А сюда кто-то привез? Или на скорой приехала?
— Да кто меня привезет? Детям и внукам некогда. Все работают, да и не хочется их беспокоить. Скорую мне вызвали. Глаз сильно болел, уснуть не могла.
Я снова скрыла лицо за плечом коллеги и заплакала. Вот откуда в стариках этот страх побеспокоить близких, быть обузой? Близкие на то и нужны, чтобы помогать, поддерживать и обеспечивать старикам достойную жизнь. Долгие годы они не покладая рук работали и воспитывали детей, затем внуков, а кто-то, может, и правнуков, и большинство людей готовы ответить им тем же — теплом и заботой. Наверняка каждый помнит, как бабушка втайне покупала ему мороженое, чтобы порадовать, помнит вкус ее оладий, запах ее духов. Разве кто-то откажет, если бабушка или дедушка попросит о помощи? Любимый человек не может быть обузой. Никто не должен умирать в голоде и одиночестве.
ВИЧ-инфицированная
Ни для кого не секрет, что наша страна находится в пятерке по скорости распространения ВИЧ-инфекции. И об этом нужно не только писать — об этом нужно кричать.
Многие люди не в курсе своего ВИЧ-статуса, потому что элементарно боятся сделать анализ.
Но самое страшное, что иногда и медики позволяют себе высказывать не совсем адекватное мнение на этот счет — вплоть до отрицания существования смертельно опасного вируса.
На первом году ординатуры я подрабатывала в медицинском центре, проводя офтальмологические осмотры в рамках водительской и оружейной комиссии. В тот же год я познакомилась со своим будущим мужем, которому предложила вместе сдать анализы на ВИЧ, гепатиты, сифилис и половые инфекции. Его несколько удивила моя просьба, но он воспринял ее абсолютно нормально и приехал в этот центр в назначенную дату. Для меня этот момент в зарождающихся отношениях был очень показательным, ведь это часть заботы о себе, своем здоровье и здоровье партнера.
Когда я зашла в процедурный кабинет и подала медсестре список анализов, которые необходимо взять, она, совершенно не соблюдая субординацию, спросила:
— А зачем ТЫ сдаешь эти анализы? Случилось, что ль, чего?
Меня этот вопрос настолько ошарашил, что я не сразу сообразила, что ей ответить. Мало того, что она обратилась ко мне на «ты», так еще и с таким бестактным вопросом. Уже после я придумала, что именно нужно было ей ответить, но в то время я только училась отстаивать свои личные границы.
— Я вообще-то врач и регулярно работаю в операционной, есть риск контакта с кровью, поэтому регулярно проверяюсь.
— А, тогда понятно.
Как потом выяснилось, будущему мужу она задала эти же вопросы.
Пока я была ординатором, в офтальмологическом отделении почти каждую неделю лежал хотя бы один ВИЧ-инфицированный пациент.
Как вы наверняка знаете, ВИЧ-инфекция медленно поражает иммунную систему, и на фоне ослабленного иммунитета происходит присоединение разнообразных инфекций, которые в итоге и убивают человека.
Однажды в отделение поступила молодая женщина с увеитом на фоне ВИЧ-инфекции, который сопровождался покраснением одного глаза и выраженным снижением зрения.
В случае, указанном на фотографии ниже, наличие крови под конъюнктивой обусловлено не воспалительным заболеванием, а излитием крови из сосуда во время проведения субконъюнктивальной инъекции препарата, который расширяет зрачок и разрывает спайки между радужкой и передней капсулой хрусталика.
Увеит представляет собой воспаление сосудистой оболочки глаза и имеет разнообразные проявления в зависимости от того, какая часть этой оболочки поражена больше всего. К сосудистой оболочке глаза относятся цветная радужка, цилиарное тело, продуцирующее внутриглазную жидкость, и, собственно, сосудистая оболочка — хориоидея.
Кровь под конъюнктивой
Возможность курировать эту пациентку досталась мне. Я собрала анамнез и провела все необходимые обследования. Пациентка была очень приятной в общении, не скрывала никаких данных о своем состоянии, даже о том, что некоторое время не принимает антиретровирусную терапию[4].
Мы встречались с ней каждый день. На фоне проводимого лечения она быстро пошла на поправку и выписалась уже без глазного воспаления и с восстановившейся остротой зрения, пообещав наблюдаться у офтальмолога по месту жительства.
Где-то спустя месяц мы случайно встретились с ней в автобусе. Она подошла ко мне, поздоровалась, улыбнулась и сообщила, что с ней все хорошо и что офтальмолог по месту жительства уже отменил поддерживающее лечение. Я пожелала ей здоровья и вышла на своей остановке.
А спустя три месяца она снова попала к нам в отделение и под мою курацию. Дело в том, что увеиты склонны к рецидивированию. Собственно, это с ней и случилось, да только вот пациентку я совсем не узнала. Она была агрессивно настроена, закатывала глаза в ответ на мои вопросы и приказным тоном требовала проведения МРТ головного мозга, потому что кто-то ей сказал, что рецидив увеита связан с каким-то процессом в голове. Мне пришлось даже повысить голос в ответ, объясняя ей, что она прекрасно знает: ее увеит связан с нелеченной ВИЧ-инфекцией, а не с головой. Убедить и успокоить ее мне удалось, но последующие десять дней ее пребывания в отделении не были такими же беспроблемными, как в ее первую госпитализацию. Тогда я задумалась: неужели отсутствие терапии и усугубление ее состояния так сильно повлияли на поведение? Это удивительно, но после ее выписки мы снова встретились в том же автобусе, да только она подходить ко мне не стала — закатила глаза и отвернулась. Возможно, она уже умерла…
Первое ассистирование
Ассистирование было одним из самых ожидаемых и желанных моментов ординатуры, ведь в глубине души все еще теплились мечты о хирургии. Врач, за которым я была закреплена, оперировал преимущественно катаракту. Но меня эти операции совсем не впечатляли, поэтому во время его нахождения в операционной я принимала поступивших пациентов и занималась бумажной работой. В один из таких дней, ставших для меня рутиной, в ординаторскую забежала доктор и попросила Татьяну Юрьевну дать ей кого-то из ординаторов в ассистенты. Я на автомате подскочила и побежала за доктором в операционную. В предоперационной она обратила внимание на мои ярко-розовые ногти и сказала: «Если ты хочешь оперировать, забудь о маникюре с покрытием». Но деваться уже было некуда — пациент ожидал на операционном столе. Я очень быстро стерла с ногтей лак одним из дезинфицирующих растворов и зашла в светлую операционную. Мне показали, как обрабатывать руки, операционная медсестра надела на меня стерильный халат и перчатки, и мы с доктором расположились по обе стороны от стола на довольно удобных стульях, которые регулировались по высоте. Меня познакомили с офтальмологическими инструментами — они были значительно меньше инструментов, которые я видела ранее, а некоторые хирургические нити и вовсе оказались тоньше человеческого волоса, — и мы приступили к работе. В области нижнего века у пациента было кожное образование размером с горошину. Я должна была подавать инструменты врачу и просушивать выступающую из раны кровь. Когда доктор накладывала швы, я невольно раскрыла рот от восторга, а после операции вприпрыжку бежала в отделение с мыслями, что точно буду хирургом!
Несмотря на то что я не была закреплена за этим доктором, я стремилась максимально быстро выполнить свою работу и успеть с ней в операционную, чтобы помочь или хотя бы посмотреть на ее красивые и аккуратные швы.
Однажды мне повезло и к моему врачу попал пациент с образованием на коже века. Он довольно быстро удалил его, ну а я, переступив через страх и скромность, тихо спросила: «Можно я наложу швы?» Он молча протянул мне пинцет и иглодержатель, а я немного трясущимися руками сделала первый прокол и наложила шов. Мне казалось, что замерло не только мое дыхание, но и все вокруг. В этот момент мечта стать хирургом вспыхнула во мне с новой силой.
Инородное тело
Попадание инородного тела в глаз — одна из самых частых причин обращения к офтальмологу. Среди мужчин по инородным телам лидирует окалина — раскаленная металлическая стружка от болгарки, которая припаивается к передней части глаза, роговице, вызывая боль, покраснение, слезотечение и светобоязнь.