Например, в руках Фрэнка Шарплесса.
Достаточно обратиться в полицию, и…
Вики с омерзением отвергла эту предательскую мысль. Артур – ее муж, и невозможно делить с кем-то свою жизнь, дом, спальню – два года, двадцать четыре месяца, бог знает сколько часов, – не испытывая к этому человеку хотя бы умеренной симпатии. Что бы ни случилось, мужа надо оберегать.
Честное слово, Вики уже не помнила, почему вышла за него замуж. Прошлое сделалось нереальным. Его затянуло туманной пеленой. Два года назад Артур казался ей человеком довольно пылким, байронического типа; кроме того, указывала мать, девушке пора замуж. И снова опасные мысли… Резвятся в голове, будто сатиры.
– Милая моя, – заботливо произнес Хьюберт Фейн, в очередной раз прочистив горло, – вам нездоровится. Должно быть, здесь слишком жарко.
Услышав это, Вики замерла у камина, после чего на нее напал истерический смех.
– Тсс! – повторил дядя Хьюберт. – Однако, поскольку мы не в состоянии сменить тему разговора, не позволите ли затронуть деликатный вопрос?
– Разве бывают вопросы деликатнее того, что мы сейчас обсуждаем? – осведомилась Вики.
– Не вижу причин, по которым этот прискорбный случай должен испортить нам жизнь, – объяснил Хьюберт.
– Теперь, когда любой звонок в дверь может означать… – начала Вики.
– Нет, это вряд ли, – задумчиво остановил ее дядя Хьюберт, – ведь наш Артур спланировал все с присущей ему дотошностью. Но позвольте договорить, милая. С возрастом понимаешь, что в основе любой нераскрытой лжи лежит компромисс.
– Вот бы полисмены придерживались такого же мнения!
Но Хьюберт оставался непоколебим.
– Артур оценил бы эти слова по достоинству, – не без удовольствия продолжил он, – а теперь перейду к сути дела. Будучи любящим дядюшкой, пусть и не родным для вас, я не мог не заметить, что ваш брак, имеющий все внешние признаки удачного, не вызывает вопросов у окружающих, но и не лишен своих трудностей.
Вики промолчала.
– Как юная дама, вы, несомненно, обожаете мужское общество. – Хьюберт сделал паузу. – К примеру, общество капитана Шарплесса.
Вики вздрогнула. Хорошо, что она стояла к дяде Хьюберту спиной и старый плут не увидел, как изменился цвет ее лица – нет, не из чувства вины, но от досады, что этот пройдоха подмечает все на свете. «Что, теперь он и меня станет шантажировать?» – лихорадочно думала она.
– В вопросах общения с противоположным полом то же самое относится и к нашему Артуру, – вещал Хьюберт. – Вы же замечали, что он находит мисс Энн Браунинг чрезвычайно привлекательной?
И снова Вики промолчала.
– Ну вот! – просиял дядя Хьюберт и подмигнул ей, словно благосклонное божество. – Как гласит затасканная поговорка, сам живи и другим не мешай. Если обе стороны проявят должную осмотрительность, не вижу причин забивать голову судьбой Полли Аллен; в конце концов, пусть с ней разбираются библейские авторитеты. Что сделано, то сделано. Размышлять над этим неприятно и невыгодно. Куда лучше жить дружно и счастливо. Думается, при желании я сумел бы подтвердить эти слова цитатой из Священного Писания.
Вики сделалось тошно.
– Вы что угодно подтвердили бы цитатой из Священного Писания! – выпалила она и развернулась, придерживаясь за край каминной полки. – Вы шанта…
– Милая моя, – с искренней озабоченностью перебил ее Хьюберт, – ну зачем вы себя накручиваете? Это вредно для здоровья. Главное, помните: вы должны выглядеть наилучшим образом и вести себя так, будто ничего не случилось. Если не ошибаюсь, сегодня на ужин придут капитан Шарплесс и мисс Браунинг. – Он умолк и задумался. – Ах да, припоминаю… Я взял на себя смелость пригласить еще одного гостя.
– О господи!
– Да-да. Это врач. Психиатр, чье профессиональное мнение непременно вызовет у вас интерес. Доктор Рич его имя, Ричард Рич. Мы познакомились много лет назад, а сегодня утром я случайно встретил его в баре гостиницы «Руно». Доктор Рич так и не добился особого успеха в этом мире, и я решил, что славный ужин придаст ему моральных сил. – Хьюберт насторожился, будто дрессированный пес. – Вы же не против?
Вики подумала, что времена, когда она могла быть против, остались в прошлом.
Она подошла к двум окнам в дальней стене гостиной, остановилась у одного и, барабаня пальцами по подоконнику, выглянула в сад, залитый светом жаркого солнца. Паркет громко скрипнул под ногами, напоминая, что пора бы его починить; но как его вообще чинят, этот паркет?
Ее мысли не опускались до подобных пустяков. Требовалось заново спланировать ужин с поправкой на еще одного гостя, и Артур оказался убийцей, и в любую минуту в дверь мог постучать коренастый полисмен. Крепкая, здоровая, красивая Вики, в коричневом джемпере, черной юбке, телесного цвета чулках и таких же туфлях, стояла у безупречно чистого окна, склонив голову, и отчитывала себя за неподобающие мысли. Ее сознание уподобилось чистому бланку под заглавием «Перечень сомнений и страданий».
– Дядя Хьюберт, – вдруг спросила Вики, – какой она была?
– Кто, моя милая?
– Та девушка. Полли Аллен.
– Ну же, милая, повторяю, вам не следует…
– Скажите, какой она была!
– Если честно, – ответил после минутного колебания Хьюберт, – она слегка походила на Энн Браунинг. Разумеется, не общественным положением. И не возрастом, поскольку ей было несколькими годами меньше – то ли восемнадцать, то ли девятнадцать. И еще она была брюнеткой, а не блондинкой. Пожалуй, она напоминала мисс Браунинг впечатлением, которое производила. Сказал бы, что она была хорошенькая; хотя когда я видел ее в последний раз, это утверждение не соответствовало истине.
Вики сжала кулаки. Заевшей пластинкой фонографа в голове крутилась одна и та же мысль:
«Ну и ситуация! Ну и ситуация! Ну и ситуация!»
Глава вторая
Назавтра утром – то есть в пятницу, двадцать третьего августа – мистер Филип Кортни вышел из гостиницы «Руно» на солнечную Риджент-стрит.
На душе у него тоже светило солнце.
Было одиннадцать утра. Кортни уже позавтракал, хоть и позже обычного, выкурил трубку – первую за день, а потому самую вкусную – и не спеша просмотрел газеты. До вечера, когда ему предстояло сделать несложную работу, он был совершенно свободен.
Челтнем, не менее симпатичный, чем другие английские городки, с благородством его выкрашенных в белый цвет домов и цветочными клумбами, просторными тенистыми улицами и схожестью с городом Бат, но без присущих тому тесных и замусоренных переулков, производил самое приятное впечатление, и Кортни задумался, не совершить ли предобеденный моцион.
Но пока он размышлял над этим, стоя на теплом от солнца тротуаре, за спиной воскликнули:
– Фил Кортни! Ах ты, старый конь!
Кортни обернулся.
– Фрэнк Шарплесс! – воскликнул он в ответ.
В тысяча девятьсот тридцать восьмом году на улицах Челтнема форма цвета хаки встречалась значительно реже, чем в наши дни. Фрэнк Шарплесс, капитан одного из многочисленных инженерно-саперных полков, просиял всеми пуговицами и повторил:
– Ах ты, старый конь! Как ты здесь оказался? Командировка?
– Да. А ты?
– Увольнение. Приехал проведать отца. Он живет здесь, в Челтнеме. – Радушным жестом Шарплесс указал на гостиницу. – Зайдем выпьем по одной?
– С радостью.
Поднявшись в бар американского образца, они поставили пинтовые кружки на столик у окна и стали с нескрываемым удовольствием рассматривать друг друга.
– Фил, – сказал Шарплесс, – я поступил в штабной колледж.
– И это хорошо? – предположил Кортни, обдумав услышанное.
– Хорошо? – гулким эхом отозвался его собеседник, будто не поверив своим ушам. – Черт побери! Да будет тебе известно, что для военных это самая большая честь! Учеба начинается в следующем году. Шесть месяцев, а там может произойти что угодно! Не исключено, что однажды меня произведут в полковники. Представляешь? Полковник Шарплесс! – Он покосился на три звездочки на погонах, словно пытаясь представить, каково это – быть полковником.
Этот симпатичный поджарый брюнет с прекрасным чувством юмора, вызывавшим всеобщую симпатию, и складом ума, характерным для первоклассных математиков, не отличался особым умением скрывать свои чувства. Сегодня он находился в приподнятом настроении, но Кортни сразу понял: Шарплесса что-то тревожит.
– Поздравляю от всей души, – сказал он, – и желаю доброй удачи. Твое здоровье.
– Твое здоровье.
– Отец, наверное, доволен?
– Вне себя от радости! Послушай, Фил… – После долгого глотка Шарплесс решительно поставил кружку на стол, но потом, как видно, передумал и сменил тему разговора: – Ну а ты как? Все еще призрак?
Утверждение, что Филип Кортни является призраком и даже королем всех фантомов, означало лишь, что он трудился призраком пера – проще говоря, литературным негром.
Занимался он тем, что писал автобиографии и мемуары известных персон – выдающихся, прославленных или хотя бы пользующихся дурной славой, – после чего означенные персоны ставили под текстом свое имя.
Как добросовестный ремесленник, получающий от работы неподдельное удовольствие, Фил Кортни был ярым приверженцем реализма. Автобиографию светской львицы он приводил в такой вид, дабы читатель поверил, что ее и впрямь сочинила светская львица, будь она в чуть большей степени – совсем чуть-чуть большей степени – культурна и наделена воображением; выходившие из-под его пера воспоминания праздного аристократа выглядели так, будто их и в самом деле перенес на бумагу праздный аристократ, будь у него чуть больше – совсем чуть-чуть больше – мозгов, и это всех устраивало.
Самого Кортни эти книги удовлетворяли целиком и полностью, ведь он вложил частицу души во множество персонажей, причем не вымышленных, а самых настоящих, чьи имена можно найти в телефонной книге, а случись им довести вас до белого каления, всегда можно наградить любого из них пинком под зад.
Поэтому до сего дня Фил Кортни, невзирая на мелкие перебранки со своими натурщиками, был совершенно счастлив.