Я рассуждал так: если член тайной организации, работающей на деймолитов, узнает о том, что где-то есть журналы убитого алхимика, то попытается эти журналы добыть, чтобы уничтожить. Но для этого придется войти в дом, о чем я сразу же узнаю. Причем войти в дом нужно до того, как я там «все переворошу послезавтра». Если в течение ближайших двух дней кто-то заберется в тот дом, значит, Эмилия работает на деймолитов, и наше общее дело находится в большой опасности.
Мне очень хотелось, чтобы Эмилия оказалась вне подозрений. Но следовало потерпеть два дня, только тогда я получу окончательный ответ.
Глава 28
Вопреки моим скептическим ожиданиям, воззвание Никера о войне против графа все-таки принесло свои плоды. Поначалу эти плоды выглядели большей частью как бедные рыцари на тощих кобылках и потрепанные маги на ослах и без гроша за душой. Первые желающие присоединиться к моей «справедливой» войне начали прибывать уже спустя сутки после написания воззвания.
Сначала приехал какой-то юноша с оруженосцем и заявил, что он — младший сын барона из соседнего графства, что он ненавидит всякую несправедливость и очень хочет узнать, за какие именно подвиги будут выдавать замки. Потом объявился маг в куртке, видавшей лучшие времена, который сразу попросил деньги и хилу в качестве задатка за свои будущие свершения. Затем пришли пешком три здоровых лоботряса в доспехах и прямо заявили, что лошадей проиграли в карты и теперь готовы на все, чтобы существенно улучшить свое финансовое положение.
Я подумал, что этим дело и ограничится, ведь первые добровольцы были путешественниками, проезжающими через наши края. Но нет! Следом за ними потянулись домоседы. Например, от одного-единственного барона соседнего графства приехало четверо младших сыновей со слугами и оруженосцами. Всего же у этого любвеобильного барона было семь сыновей и пять дочерей. Он привечал лишь старшего, а остальных отпрысков мужского пола с малых лет настраивал на то, чтобы они добыли себе имущество копьем и мечом. Объявилась небольшая разорившаяся школа магов, состоящая из четырех разодетых, но зверски голодных наставников, скрывающихся от кредиторов. На трех телегах прикатили юные «оруженосцы» сомнительного происхождения и без единого рыцаря. Впрочем, держать меч они умели.
Мы кое-как разместили первых прибывших в замке, но волна не стихала. Нищие рыцари и маги потекли полноводной рекой, но иногда попадались и хорошо экипированные личные враги графа Жоффруа. Эти прибывали со слугами, солдатами и запасными доспехами. Некоторым досталось место в конюшне, спешно переделанной в двухярусную гостиницу, а для тех, кто приехал значительно позже, пришлось ставить палатки во дворе.
Особо запомнился мне один тип по имени Бирн, рыжий малый в хороших доспехах и с отличным оружием. Он сказал, что его отец — вассал графа Жоффруа и поэтому он не станет принимать участия в штурме отцовского замка, хотя отца ненавидит, но с удовольствием поможет нам со всеми остальными замками.
По мере того как мои силы возрастали, ко мне потянулись делегации из Фоссано. Те цеха, которые раньше отказывались снабдить меня гарнизонами, вдруг изменили свое мнение. Когда количество моих «гостей» достигло ста, цех винокуров прислал мне десять подмастерий в подмогу. Когда воины и маги перестали помещаться в замке и в конюшне, цеха аптекарей и кондитеров-пекарей одарили меня двенадцатью новобранцами. Когда палатки захламили весь двор, сдались кузнецы и плотники. Они дали мне в общей сложности почти тридцать человек. Я был в шоке от такого наплыва и начал переправлять пополнение в Таглиат, Буретто и Фужеро.
— Ну что, Арт, убедился, как я прав? — по-детски радовался Никер и задавал мне этот вопрос при любой встрече.
Я только разводил руками, соглашаясь с его правотой. Еще три дня назад я мог бы поклясться, что ничего из затеи не выйдет. А сын виконта Никер, в отличие от меня, хорошо представлял себе количество дворян и магов, недовольных своим положением.
Окрыленный успехом, Никер теперь в конце каждого разговора со мной, как правило, показывал пальцем вниз и одним губами спрашивал:
— Все-таки кто это там, а?
Я уже не мог оставлять друга в неведении насчет Вилли, но как трудно было решиться сказать ему правду! Ведь, как ни крути, Никер — добропорядочный дворянин, воспитанный в строгих религиозных традициях. Пусть его вера в Многоединого не отличалась крепкостью, и он снисходительно относился к моим выходкам со жрецами, но какова будет реакция, если откроется правда о дядюшке? В один прекрасный день я все-таки был вынужден сказать Никеру, что сначала нанесу визит в Фоссано, потом вечером вернусь и приподниму покров со всех тайн.
Через полчаса после этого разговора я действительно выехал в Фоссано, чтобы проверить, как обстоят дела с домом, в котором якобы хранится журнал алхимика, и заодно встретиться с бургомистром.
Меня сопровождала охрана из двадцати человек, но на пустой площади Павших Героев я приказал охране оставаться на месте, а сам спешился и по узким улочкам направился к дому. После разговора с Эмилией прошло целых три дня, а не два, но раньше вырваться я никак не мог.
Наверное, мое сердце стучало чуть сильнее обычного, когда я отворил дверь и вошел в темную сырую прихожую. Если Эмилия помогает деймолитам, то в доме явно или неявно кто-то уже должен был побывать. Причем дураки перевернули бы тут все вверх дном, а умные постарались бы покопаться тихо, а потом подождали бы, пока я сам найду журнал.
Я опустился на корточки и внимательно посмотрел на потрескавшийся деревянный пол. Над ним были натянуты тонкие нити. Любой, не знающий о нитях, порвал бы их, даже не заметив этого. Я выпрямился и выдохнул. Все нити были целы.
Я снова запер дверь тяжелым железным ключом. На миг в мою голову забрались сомнения: а что если ловушка просто не могла сработать? Вдруг этой самой организации нет и все смерти алхимиков случайны? Но я вспомнил, сколько их было, этих смертей, и отверг всякую случайность. В моих планах на будущее важное место занимал пункт о том, чтобы поймать хоть одного из убийц алхимиков и добыть из него информацию об организации.
Когда я возвращался к своей охране, то остановился у стены, чтобы пропустить какую-то девчушку в зеленом платье, которая тащила тяжелый кувшин и меня даже не сразу заметила. Эта девушка, почти девочка, показалась мне смутно знакомой. Я прошел еще несколько метров, перешагивая через лужи с неровными краями, и почти уже свернул за угол, как вдруг за моей спиной раздался звонкий крик:
— Сзади, господин барон!
Я провел в этом мире почти три года и выжил лишь благодаря своей реакции. Часто приходилось сначала действовать, а потом уже думать. Вот и сейчас я сделал быстрый шаг вперед, одновременно разворачиваясь и выхватывая меч. Это было как нельзя вовремя, потому что за мной находились двое в плащах (и откуда они только взялись!): один уже замахивался длинным кинжалом, а другой сжимал в руке что-то вроде гладиуса.
Мой меч сразу рассек руку, держащую кинжал, и первый противник выбыл, озабоченный болью и кровью. Второй же заставил меня удивиться. Он принялся с таким искусством отбивать мои удары своим коротким гладиусом, будто был древнеримским легионером, а не наемным убийцей с повадками шпаны. Его лицо, обезображенное шрамами, вытянулось, поглощенное сражением. Он продержался против меня, знатока современного фехтования, наверное, больше двадцати секунд. Несомненно, у него был талант, и если бы я занимался с ним, то сумел бы вырастить первоклассного бойца. Но, к сожалению, мой меч все-таки проткнул его живот — и заниматься стало не с кем.
Мне пришлось снова обратить внимание на первого, который ковылял прочь, баюкая руку.
— Стоять! — распорядился я, быстро приближаясь. — Я с тобой не закончил.
От моего пинка убийца повалился на землю. Больше никого здесь не было, только девчушка, предупредившая меня, быстро потащила свой кувшин за угол. Я окликнул ее, но она не вернулась.
Потом примчалась моя охрана, благо до площади было всего ничего. Мы связали раненого и остановили кровь. Я отправил двоих вместе с ним в замок, к Антуану, чтобы десятник без спешки выяснил все обстоятельства.
Из-за прыжков во время боя мои черные сапоги совсем заляпались грязью, и мне пришлось заплатить какому-то мальчишке, чтобы он их почистил. В самом деле, не идти же в таком виде к бургомистру! И пока обувь чистилась, я вдруг вспомнил, где видел ту девчушку.
Она жила в замке Праста, в Таглиате, и во время штурма мой Воронок спас ее от автономного голема ценой собственной жизни. Я еще тогда хотел узнать ее имя, но завертелся в хороводе дел и забыл о ней.
После чистки сапог мы направились в ратушу, чьи две остроконечные башни с каменными горгульями величаво возвышались над всеми другими строениями. Персона бургомистра Эжена хорошо охранялась, да и сам он был жук еще тот, нечист на руку и изворотлив. Мне даже на миг показалось, что бургомистр мог увильнуть от встречи со мной, если бы не мое столкновение с убийцами. А так стражники доложили Эжену о происшествии, и тот вознегодовал. Ведь, действительно, все последние смерти в Фоссано были связаны со мной.
Бургомистр принял меня в большом светлом кабинете, напоминающем приемную министра какой-нибудь африканской страны. Посреди комнаты стоял белый инкрустированный золотом стол, а на полках сверкали золотые вазы. Сам Эжен, торговец по происхождению, выглядел как гриб: маленький, коренастый, безбородый, но в желтой широкополой шляпе.
— Господин барон, — бургомистр начал говорить, едва я вошел в кабинет, — я уважаю соглашение между городом и владельцами соседних замков, но всему должны быть пределы! Я не трогаю баронов, а бароны взамен не буянят тут. Однако в последнее время вы, точнее, с вашим участием…
Я без приглашения уселся на стул с золоченой спинкой и прервал говорящего:
— Бургомистр, я понимаю, что вы хотите сказать, но пришло время обсудить новое соглашение.