Глава 39
Дорога в Авиньон на этот раз показалась мне длиннее. Возможно, дело в том, что я уже видел и эти горы, и летающих големов, и острые камни на обочинах — следы от обвалов. Сам город встретил меня хмурыми низкими тучами и слякотью. Я взял с собой лишь охрану и Алессандро. Никер с Эмилией остались на хозяйстве.
Авиньон мне не очень нравился из-за бередящих душу воспоминаний о смерти Виолетты. Я не стал отдыхать от поездки и гулять по улицам, а прямиком с постоялого двора отправился к преподобному Аскольду.
Священник встретил меня радушно. Угостил чаем с булочками и предложил дождаться, пока подадут обед. Мы поговорили о разных вещах. О политической обстановке у восточных границ королевства, о болезни Туссеана, о магах в целом, и, наконец, Аскольд не выдержал.
— Господин граф, — священник прищурил внимательные темные глаза, — я знаю, что вы хотите сообщить мне что-то важное, и вижу, что не решаетесь. Все ходите вокруг да около. Мне кажется, что у нас с вами установились если не дружеские, то приятельские отношения, и вы можете мне доверять.
Я сделал глубокий вдох. Мы с Вилли и с Никером и с Эмилией неоднократно обсуждали этот шаг. Можно ли верить Аскольду? Я считал, что можно, потому что он маг. Деймолиты однажды уже пытались сделать големов с магическими способностями — богов, и чем это закончилось? А обжегшись на молоке, подуешь и на воду. Я полагал, что деймолиты больше никогда не станут изготавливать независимых големов-магов, и поэтому Аскольд — не агент деймолитов, а человек. Никер возражал мне тем, что я рассуждаю с точки зрения уроженца Земли, а у деймолитов может быть иная логика.
Эмилия соглашалась с Никером, и лишь дядюшка Вилли сказал мне, что у нас нет другого выхода, что Аскольд нам очень нужен, и что мы просто должны рискнуть и предположить, что Аскольд с деймолитами не связан. Я посмотрел на скудное убранство кабинета священника, на черные стол и стулья, на деревянные полки, добротно приделанные к побеленным стенам, и… решился.
— Ваше преподобие, известно ли вам, что среди нас, людей, живут не совсем… гм… люди?
Аскольд пригладил небольшую окладистую бородку и с легкой улыбкой ответил:
— Конечно, господин граф. Среди нас, людей, живут собаки, кошки, курицы разные, коровы и даже големы, помогающие нам по хозяйству. В Авиньоне таких големов почти нет, им запрещено показываться на улице, но я слышал, что в сельской местности их держат, например, в качестве тягловой силы.
Я отпил немного уже остывшего зеленого чая и произнес:
— Я имел в виду, что среди нас живут те, кто похож на нас, но людьми не являются. Более того, мы искренне принимаем их за людей.
Улыбка медленно погасла на веснушчатых щеках священника.
— Что вы имеете в виду, господин граф? Что среди нас живут големы, неотличимые от людей?
Я красноречиво развел руками и кивнул. На лицо Аскольда набежала тень озабоченности.
— Я слышал о попытках сделать человекоподобных големов. Даже видел несколько. Но, увы, мы, маги, еще недостаточно искусны, чтобы изготовить голема, действительно неотличимого от человека. Те, которых я видел, двигались довольно хорошо, но их действия и речь, а также отсутствие способности хорошо мыслить вызывали лишь жалость.
— Я говорю не о магах. — Моя белая фарфоровая чашка звонко звякнула о блюдце. — Големов, которые живут среди нас и выдают себя за людей, изготовили не маги.
— О… — сказал Аскольд после паузы. — Вы видели человека-голема, который создан деймолитами?
— Не просто видел, а поймал и разобрал. Это получилось случайно, ваше преподобие, из-за особенного стечения обстоятельств.
— И он действительно был почти неотличим от человека?
— Он служил в моих войсках и служил хорошо. Начал с самых низов, потом получил чин десятника, а затем стал подсотником, командиром стрелков. Я бы его и дальше продвигал, уж больно хорош был, но, увы, он оказался големом.
Аскольд резко встал и оперся о высокую спинку стула.
— Я, конечно, допускаю, что деймолиты могут создавать таких големов, господин граф. Но не могу понять, зачем его подсылать к вам. У вас есть что-то особенное, что интересно деймолитам?
Я покачал головой, показывая, что у меня ничего особенного нет.
— Дело не во мне, ваше преподобие. Я думаю, что деймолиты подсылают таких големов к каждому барону, графу, герцогу и даже королю. Разумеется, вокруг графов, герцогов и королей человекоподобных големов больше, чем вокруг мелких баронов. Хотите, я объясню, почему так происходит и зачем это нужно деймолитам?
Аскольд сдвинул густые брови и нахмурился.
— Кажется, я понимаю… Но… у вас есть доказательства, господин граф? Я вам, конечно, верю, но ваши утверждения настолько выходят из ряда вон, что…
Я тоже встал и придвинул стул к черному столу.
— Доказательства есть, я их привез с собой. Это части тела голема. Заспиртованные. В банках.
— Где они, господин граф?
— На постоялом дворе.
Аскольд решительно направился к двери.
— Идемте немедленно, граф. Я хочу посмотреть на них.
Когда мы шли к выходу мимо рядов кресел храма, служка в черно-белых одеждах обратился к преподобному с какой-то просьбой, однако Аскольд вежливо, но твердо ответил, что сейчас очень занят и работает над проблемой исключительной важности.
На постоялом дворе мы поднялись на второй этаж, где располагались мои апартаменты, и я распорядился выставить перед преподобным все банки с частями голема. Когда Аскольд их увидел, что первым делом схватился за ту, в которой хранилось сердце.
— Поразительно, какая тонкая работа, — пробормотал священник. — Оно же неотличимо от настоящего! Вы знаете, граф, что изготовить такое сердце почти невозможно? У нас, магов, получаются лишь упрощенные копии без этих мелких изгибов, впадин, произвольно ветвящихся сосудов… А тут есть даже жировые бляшки! Я даже не знаю, как долго нужно стараться, чтобы хила сумела воссоздать такое. Хотя… может, это настоящее человеческое сердце, господин граф?
— Вы это можете сами проверить, ваше преподобие. Помните, как вы разрушили творение вашего ученика? Это редкий дар. Даже Туссеан не умеет обращать в глину чужих големов. Никто из моих знакомых магов не умеет. Только вы.
Аскольд взвесил в руке желтоватую банку.
— Мне нужен прямой контакт с этим сердцем и время, чтобы сосредоточиться.
— Я никуда не спешу, ваше преподобие, — я уселся в кресло, стоящее в углу, и приготовился наблюдать.
Аскольд достал сердце из банки и положил его на ладонь. Находящийся в комнате Алессандро следил за действиями жреца с большим интересом, впрочем, как и я. Лицо Аскольда приобрело сосредоточенное выражение, и вскоре процесс пошел: сердце стало обращаться в глину. Сначала потемнел цвет, из бурого стал светло-желтым, потом появилась корочка, в этот момент сердце еще сохраняло свою форму, но через пару секунд рассыпалось хаотичной глиняной кучей.
— Вы правы, граф, это сердце голема, — задумчиво произнес Аскольд, любуясь на горсть глины на своей ладони. — Но, как член коллегии Авиньона, я вынужден также убедиться во второй части выдвинутых вами обвинений. Что големы находятся в свите крупных землевладельцев и даже короля.
— Что ж, у меня есть предложения, как это проверить скорейшим способом, — сказал я.
Глава 40
Поздней ночью во дворце король не спал. Он ходил взад и вперед мимо меня и Аскольда.
— Я надеюсь, что вы, господа, все-таки объясните мне в конечном итоге, чем мы здесь собираемся заниматься, — Хлодвиг говорил слегка раздраженно. — Я уважаю духовную коллегию, ваше преподобие, и согласился выполнить вашу просьбу о встрече в это позднее время. Я догадываюсь, что вы, наверное, собираетесь поведать мне наедине о каком-то заговоре или страшном преступлении, иначе не обставляли бы все это такой таинственностью. Но есть вещи, которых я не могу понять. Например, зачем вы просили меня распорядиться приготовить небольшую лодку? Я не собираюсь никуда плыть ночью. Мои старые суставы этого мне не простят. И коннетабль вам зачем?
Аскольд выглядел слегка смущенным.
— Идея насчет лодки принадлежала графу, ваше величество. Он сказал, что она может пригодиться.
— Пригодиться для чего, граф? — король остановился напротив меня.
Хлодвиг уже не выглядел равнодушным. Седые кустистые брови только усиливали его нетерпеливый взгляд. Король хотел избавиться от нас побыстрее, если дело не окажется очень важным, и я его понимал. Хлодвиг с самого утра находится на виду у придворных и скрупулезно принимает участие во всех изматывающих церемониях. Публичное одевание, публичная трапеза, публичные выезды и приемы — все это сведет с ума кого угодно. У короля остаются свободными лишь вечера и ночи, время, которое он привык тратить на себя лично. Я слышал, что Хлодвиг любит карточные игры и часто меняет фавориток. И тут вдруг Аскольд от имени коллегии пишет тревожное письмо, в котором настаивает на личной тайной встрече поздней ночью. В дополнение ко всему Аскольд просит короля о нескольких загадочных мелочах: например, приготовить лодку и вызвать во дворец коннетабля.
Впрочем, я не успел ответить на прямой вопрос Хлодвига насчет лодки. В дверь вошел гвардеец и доложил, что коннетабль прибыл.
— Пусть войдет, — сказал король, но Аскольд сделал шаг вперед.
— Погодите, сын мой, — жрец обратился к гвардейцу. — Подойдите ко мне. Вы немного похожи на моего племянника, который погиб два года назад.
Король кивнул, и гвардеец приблизился к священнику.
— Я хочу благословить вас, ведь воинская служба полна превратностей, — Аскольд положил руку на широкий лоб гвардейца и забормотал короткую молитву Многоединому. — Ступайте теперь, сын мой.
— Благодарю, ваше преподобие, — гвардеец поклонился и отбыл, позвякивая шпорами.
Вскоре к нам присоединился коннетабль.
Анри Надире вошел энергичным шагом, поклонился королю и суховато кивнул нам с Аскольдом. Мне казалось, что коннетабль мог бы поздороваться со мной получше, ведь я недавно отправил ему такой доклад о состоянии Вигнолийского леса, что любо-дорого.