Мои руки крепко сжали дубинку, я сделал решительный шаг вперед и… внезапно меня посетила идея, как выбраться из передряги, не вступая в бой. Деймолиты принимали мой скафандр за обычного голема и собирались его изучать. Так, может, подбросить им больше материала для изучения? Они ведь заинтересованы не столько в моей анатомии, сколько в поведении. Если мое поведение покажется им любопытным, то деймолиты вряд ли станут атаковать, пока не разберутся, в чем дело.
Я снова изменил хват дубинки и принялся деловито выстукивать ей по стене туннеля, явно выбивая какой-то ритм. «Пауки» разом прекратили двигаться, словно пытаясь не пропустить ничего из того, что я делаю. Моя дубинка со стены перешла на пол, а потом мне пришлось пару раз подпрыгнуть, чтобы дотянуться ею до потолка.
Затем я дружески помахал рукой големам и попытался изобразить походку робота. После этого я с помощью дубинки измерил ширину туннеля и принялся измерять длину. Я клал дубинку на пол, замечал, где находится ее передний конец, а потом перемещал ее вперед.
Получилось, что меня от «пауков» отделяло ровно двадцать «дубинок». Големы даже расступились, чтобы дать мне возможность закончить измерения. Вблизи «пауки» выглядели совсем отвратительно, их тела покрывала редкая короткая шерсть.
Я шагнул в одну из небольших нор и принялся выцарапывать на стене какие-то только что придуманные формулы. Один «паук» буквально заглядывал через мое плечо, а потом я заметил, как по туннелю ко мне спешно приближается деймолит. Это существо отталкивалось щупальцами одновременно от пола, потолка и стен и двигалось довольно резво. Казалось, что большое бугристое тело деймолита парит в воздухе посередине туннеля. Удивительно, что он решил посмотреть на мои действия своими собственными глазами, а не глазами подконтрольных големов.
Я помахал ему лапой, закончил писать свою абракадабру и принялся измерять длину норы, постепенно продвигаясь в правильном направлении — к выходу. Деймолит задержался около моей писанины на пару минут, очевидно, пытаясь понять ее смысл. Но я мог гарантировать, что он ничего не поймет, ибо никакого смысла там не было.
Эта задержка подарила мне три десятка метров и, когда деймолит снова двинулся в моем направлении, я спешно набросал на стене еще парочку формул.
Они тоже привлекли внимание деймолита, но на короткий срок. Больше всего на свете сейчас его интересовала моя персона. Я же делал все, чтобы поддерживать этот интерес: жестикулировал, измерял и писал что-то на стенах. Мне даже пришла в голову мысль набросать на скале схему строения атома гелия, которую я помнил еще со школьной скамьи. Что произвело фурор: деймолит долго покачивался в изумлении перед моим творением. Эта тактика оказалась выигрышной. До выхода оставалось всего ничего, когда деймолит, наконец, спохватился. Может, ему было интересно, что я еще отмочу, но отпускать такого уникального голема он явно не хотел.
«Пауки» снова преградили мне путь. Однако это уже происходило в узкой норе рядом с выходом и «пауков» было всего три штуки. Деймолит явно все еще не понимал, с кем имеет дело. Будь на моем месте автономный голем, он вряд ли справился бы с тремя «пауками», но я-то — не автономный голем, да и вообще не голем.
Я разогнался и вынес всех троих «пауков» на поверхность. Они повисли на мне, но я упал на спину и принялся кататься по острым камням, оставляя за собой пятна липкой крови големов. Когда «паук» отпадал, моя дубинка принималась за дело. Из положения лежа или сидя бить дубинкой тяжело только на первых порах, потом привыкаешь. Кажется, я наверняка прикончил лишь одного и серьезно ранил двух других, когда заметил, что из норы высовываются щупальца деймолита.
Я вскочил на ноги, стряхнул двух полудохлых «пауков» и впервые за все путешествие произнес:
— Даже не думай! Я тебе тут живо щупальца пообрываю!
Деймолит замер, его тело на миг застыло посередине темного прохода. «Пауки» уже не пытались атаковать, а только подергивались у моих ног. Если они ожидали подмогу, то деймолит эту подмогу явно придержал.
— Ты умеешь говорить, голем! — раздался ответ скрежещущим голосом.
Я поднял вверх дубинку, словно для саркастического салюта.
— О, я умею говорить, представляешь? Хотя можно было бы и раньше догадаться об этом. Если кто-то умеет писать, то он может и разговаривать.
После стресса, испытанного в скале, на меня нашло веселое настроение.
— Но тебя сделал человек, а не один из нас! — Нора усиливала голос деймолита и иногда делала его громыхающим. — Твои движения слишком порывисты, твоя кожа несовершенна, твоя походка шатка, тебя сделал человек! Не мы и не наши бывшие помощники, а человеческий маг!
Я даже обиделся на эту неожиданную критику, ведь «Халк» представлял собой вершину моего магического искусства.
— Ну да, я стою тут на своих несовершенных ногах, а твоих совершенных пауков пора тащить на свалку!
— И говоришь ты странно, — произнес деймолит. — Ты способен на то, что люди называют иронией. Кто сделал тебя? Как его имя?
— Дед Пихто, — ответил я. — Ты лучше скажи, чего тебе надо? Не в том смысле, что я не знаю, чего тебе надо вообще, а в том, чего тебе надо сейчас. Ты разве не видишь войска? Вон огни горят за моей спиной. В твое логово пришли люди наконец. Тебя не посещает мысль, что вы тут загостились? Пора и честь знать.
Деймолит наконец зашевелился в темном проеме.
— О чем ты говоришь, голем?
— О том, что настало время собирать манатки. На чем вы сюда прилетели? На корабле? Тогда прогревайте движки и валите. Неужели непонятно, что вы продули кампанию?
— Кто сделал тебя, голем? — повторил свой вопрос деймолит. — Ты говоришь о вещах, которых люди не могут знать! Тебя сделал человек?
Я хмыкнул. Два оставшихся в живых паука стали отползать от моих ног к норе.
— А что, боишься конкуренции? Думаешь, что вы не одни тут такие, кто может создавать разумных големов? Но ты не слышишь, что я говорю. Конкуренция тебе уже не страшна, потому что тебя добьют люди. Может, не сейчас, а чуть позже, но обязательно добьют. Сделают большой «Бум», и готово.
И далее наш разговор пошел по самому сложному пути. Деймолит изо всех сил пытался разведать о моих создателях и о том, откуда у меня высокотехнологические знания. Я же старался выудить как можно больше информации о самих деймолитах и их происхождении. Мы проговорили, наверное, часа три-четыре. Я старался ничего определенного не сообщать, только все запутывать, и потому не представляю, какой вывод извлек деймолит из разговора со мной. Я же получил удивительную информацию.
Когда мы обсуждали вероятное развитие событий и будущий проигрыш пришельцев, деймолит вдруг проскережетал с явной досадой:
— Голем, подумай, на чьей ты стороне! Это ведь не бой между нами и людьми, это часть огромной битвы между Хилой и Эмбрией! А ты служишь нашим общим врагам!
Такое заявление меня немало озадачило. Что он имеет в виду? Что хила может самостоятельно вести бои против какой-то Эмбрии, о которой я ни разу и не слышал?
— О чем ты? — с недоумением спросил я. — При чем тут хила? Кто такая Эмбрия?
Деймолит пошевелил щупальцами, словно прикидывая, сможет ли он оттолкнуться от стен пещеры так, чтобы одним прыжком настичь меня.
— Конечно, ты не знаешь. Твои хозяева, кем бы они ни были, не рассказали тебе. Ты, голем, — лишь солдат, а командуют тобой другие. Во Вселенной есть две формы жизни. Одна может расти из зародышей и размножаться с помощью семян, это Эмбрия. А другая воспроизводится с помощью хилы. Обе разумны, но не так, как я или ты, потому что они состоят из множества живых существ. Мы с тобой части Хилы, а люди и прочие животные все вместе образуют Эмбрию. Между этими формами идет давний бой, о многих сторонах которого я даже не слышал. Знаю лишь, что Хила послала нас на Землю, чтобы потеснить тут Эмбрию. Но та тоже сделала что-то, чтобы этому противостоять, потому что в последнее время весы действительно склоняются в сторону победы Эмбрии. А ты, голем, сражаешься на стороне наших врагов. Когда Эмбрия полностью победит, ты станешь не нужен, тебя уничтожат, как и всех големов. Люди — истинные дети Эмбрии, им ни к чему хила.
Я молчал, наверное, целую минуту, не забывая, впрочем, следить за движениями щупалец деймолита. Мне даже в голову не приходило, что за моими действиями и поступками моих врагов могут стоять какие-то иные силы. Рассказ деймолита поверг в пучину сомнений все мои представления о происходящем. Сначала я удивился, потом стал размышлять, но верить в слова собеседника не спешил.
— Но ведь вы происходите из яиц! — наконец воскликнул я. — А значит, вы принадлежите этой самой Эмбрии!
Тело деймолита затряслось в черном проеме норы. То ли это выражало смех, то ли негодование, я не знаю.
— Мы не происходим из яиц, голем! Мы появляемся взрослыми, нас создают другие деймолиты. Это отнимает много времени и сил. А яйца — лишь приманка для людей. Люди думают, что из этих яиц якобы вылупляются детеныши-деймолиты и якобы растут. На самом деле из них рождаются злобные и безмозглые големы, похожие на нас внешним видом, которые делают вид, что растут. Их цель — давать хилу людям. Голем, сторонники Эмбрии любят и умеют придумывать всякие мерзкие штуки. Этот «Бум», которым ты грозишь, без хилы в собственности людей настал бы для нас гораздо раньше. Только она сдерживает их прыть. Люди, эти выросшие зародыши, тратят время на ее изучение, надеясь превзойти нас, истинных детей Хилы! Глупцы! Если бы не несколько наших промахов, то люди сидели бы уже в загонах, как козы.
Я был настолько поражен этим рассказом и новой информацией о глобальном противостоянии двух форм жизни, что даже временно утратил способность быстро соображать. Деймолит же воспользовался моей задумчивостью и принялся убеждать меня переметнуться, кинуть сторонников Эмбрии и перейти к детям Хилы, к которым я принадлежу по праву рождения. Будь на моем месте настоящий разумный голем, то, уверен, он бы заколебался, настолько убедителен был деймолит. Он затягивал меня своими аргументами, словно водоворот одинокую лодку. Но в этой лодке был внутренний секрет, который позволял ей противостоять деймолитской логике. Я — человек, и если рассказы пришельца верны, то по зову происхождения мне следует поддерживать Эмбрию, как бы она ни выглядела.