Химическая война унесла с собой не только зеркала. Казалось, она попросту вырвала из мира душу. За годы войны естественная защита планеты от солнечной радиации пришла в полную негодность, но люди поняли это слишком поздно. Те многие жизни, что не унесла с собой война, унесло коварное солнце. Люди несколько десятков лет прятались в защитных бункерах, стремясь вывести средство постоянной защиты от радиации. За те годы умерла большая часть и без того выкошенного населения планеты. Найти защиту все же удалось, и в атмосферу распылили некое вещество, создающее барьер, стремительно сокращающий солнечную радиацию. Но у него имелся существенный побочный эффект: видимый небосвод и облака окрасились в яркие алые оттенки.
Стремясь спасти умирающую планету, люди придумали, как с помощью этого вещества сохранить и часть живых организмов. Земля и выжившие растения также со временем приобрели красный оттенок.
К сожалению, вещество не могло нейтрализовать все последствия химической войны: оно ничего не могло поделать с воцарившимся хаосом, делением на зоны, расцветом разбоя…
Тем не менее, век разрухи и беспорядков в Красном мире удивительным образом совпал с веком технического развития. Все разработки были направлены защиту выжившего населения, на укрепление безопасных зон уцелевших городов. Так на разрушенные дороги выехали новые бронированные автомобили, полностью лишенные стекол, но с голографическими системами отображения местности и встроенными картами. Железные дороги заполнили сверхскоростные поезда, управление которыми имело похожий принцип. В красное небо поднялись напоминающие темные коконы, летательные аппараты. Огромное распространение получили очистные сооружения для воды. Пресную воду, которую удавалось очистить, сгущали до тягучего состояния и раздавали населению по определенной норме в день — на рабочих местах или в специальных пунктах выдачи. Станции по очистке воды главным образом сосредотачивались в нейтральных зонах, и большая часть населения нашла свои новые рабочие места именно здесь. В безопасных зонах находились основные медицинские, исследовательские центры, оборонные и конструкторские бюро. Рабочих мест в безопасных зонах было предостаточно, но большая часть населения все же была отправлена на работу на очистные станции. Попасть в безопасную зону считалось огромной удачей, которая улыбалась очень малому количеству людей.
Война изменила мир до неузнаваемости, превратила жизнь в выживание. Когда люди сумели выбраться из защитных бункеров наружу, огромную ценность в обществе приобрели практические навыки и умения: познания в медицине и механике, умение постоять за себя, владение оружием, умение скрываться, расторопность и прочие…. Из мира резко исчезли все профессии, связанные с творчеством: в сложившихся обстоятельствах они стали попросту никому не нужны. Их пережитки, такие как фотография и видеозапись, нашли свое применение лишь в безопасных зонах, где фото и видео использовали для наблюдения за населением и обеспечения безопасности. В безопасных зонах, говорят, можно было встретить и зеркала. Там люди могли видеть собственное лицо и быть более уверенными в себе.
Сабина горько вздохнула и нервно пригладила волосы, глядя на Эмиля. Она не представляла, как он к ней относится, но сама считала его грубое лицо, испещренное пигментными пятнами и искалеченное длинным плохо зарубцевавшимся шрамом на левой щеке, тянувшимся до самой шеи, самым прекрасным лицом на свете.
Капелька пота, скатившаяся с виска Моргана и упавшая Сабине на руку, вернула медиума из раздумий и заставила напрячься.
— Эмиль? — вновь позвала она, уже и не рассчитывая на отклик.
Морган вдруг вскрикнул, Сабина вздрогнула. Рука путешественника дернулась и ухватила медиума за предплечье. Тело Эмиля выгнулось, словно от боли, лицо сделалось бледным и напряженным. Из груди Моргана вырвался сдавленный звук, похожий на стон.
Сабина затаила дыхание. Она видела, как мерцание потенциала исчезает.
Рука ученика с силой сжимала предплечье молодой женщины, но она не обращала внимания на боль. Удивительно, но движение Эмиля никак не походило на просьбу о помощи. Оно, скорее, могло восприниматься как прямой приказ не двигаться и не делать глупостей.
Сабина и без того не могла пошевелиться. Ей хотелось обнять ученика, забрать себе часть его возможных страданий, разделить с ним этот тяжкий момент. Вместо этого она превратилась в соляной столб и беспомощно наблюдала, как сияние потенциала гаснет.
Ученик вдруг замер, и сердце медиума гулко застучало о ребра.
— Эмиль? — неуверенно позвала она.
Морган с криком рванулся вверх и сел на высокой кушетке. Взгляд путешественника растерянно метался по комнате. Лицо мужчины обливалось потом, под глазами пролегали темные круги.
— Тише, тише, Эмиль! — выдохнула Сабина, приблизившись к нему, — это я. Ты узнаешь меня?
Отрешенный взгляд обратился к молодой женщине. Она замерла в ожидании, задержав дыхание. Еще никогда она, казалось, не испытывала подобного ужаса. Медиум подумала, что ее мир рухнет, если Морган не узнает ее.
— Сабина… — после долгой паузы прошептал Эмиль.
Молодая женщина обессиленно уронила голову на руки, высвободившись из хватки ученика, и уже не смогла сдержать слез. Она плакала от радости, что Морган выжил, плакала, потому что он потерял потенциал, плакала, потому что понимала, что как путешественник он больше никуда не годится, а значит, это их последняя встреча.
Эмиль не попытался утешить молодую женщину. Он, казалось, даже не наблюдал за ней, а лишь прислушивался к собственным ощущениям. Это заставило Сабину взять себя в руки и утереть слезы.
— Проклятье, ты заставил меня изрядно понервничать, — притворно усмехнувшись, сказала она, — я думала, ты уже не вернешься.
Морган рассеянно кивнул. С виду он, казалось, совсем не изменился. В глазах стоял привычный предвкушающий блеск, какой Сабина видела каждый раз, когда ученик возвращался из Вихря. Но в глубине его темных глаз теперь чернела пустота, которую раньше заполнял свет потенциала. Из Эмиля словно что-то вырвали, сделали его… обычным. Это не только ввергало Сабину в глубочайшее горе, но и погружало ее в неистовую ярость. Эгоизм Эмиля заставил его распорядиться и своей судьбой, и судьбой своего медиума. Молодая женщина понимала, что слова, которые она обязана ему сказать, станут приговором для них обоих.
— Сабина, я потерялся, — шепнул Морган, сиплым срывающимся голосом, — меня вытолкнуло из Вихря…. Но я…
Медиум сжала кулаки. Немыслимо! Эмиль мог умереть, он едва успел вернуться сюда — к ней — а говорить способен только о Потоке. Его нисколько не волновали слезы Сабины, он не обратил на них никакого внимания. А она хотела большего. Она заслуживала большего.
Безразличие Моргана заставило Сабину вновь надеть на себя непроницаемую маску медиума. Она заговорила холодно и отстраненно, как говорила бы с любым другим учеником.
— Ты просто дурак! — медиум обожгла бывшего ученика взглядом, — ты должен был вернуться, еще когда твой потенциал был на критическом минимуме! Теперь поздно, Эмиль. Тебя вытолкнуло, значит Вихрю ты больше не нужен. Поздравляю, потенциал исчерпан. Ты потерял все, к чему мы стремились. Скажи спасибо хотя бы за то, что остался жив. И убирайся отсюда.
Пауза воцарилась примерно на минуту. Эмиль не спешил отвечать, а лишь тяжело дышал. Сабина не была уверена, что он понял ее до конца. По его лицу невозможно было ничего прочесть.
Переводя дыхание, молодая женщина напряженно наблюдала за бывшим учеником, в душе надеясь, что он попросит ее остаться с ним, несмотря ни на что, но, похоже, это не входило в планы Моргана.
— Эмиль, ты понимаешь, что я тебе говорю? — холодно спросила Сабина, складывая руки на груди.
Мужчина пропустил ее вопрос мимо ушей. На его лице появилась кривая самодовольная ухмылка.
— Ты даже не спросишь, где я побывал? — хмыкнул он.
Сабина почувствовала, как едва начавшая спадать пелена ярости вновь накрывает ее. Неужели он опять собрался говорить с ней о Вихре?! Его больше ничто не интересует?
Молодая женщина прищурилась и с вызовом подняла подбородок.
— Да как ты не поймешь? — хмыкнула она, — мне больше не интересно, где ты побывал. Ты уже не путешественник, а значит, не достоин моего внимания. Куда бы Вихрь ни занес тебя, больше ты туда не вернешься. Собирайся. И уходи.
Голос прозвучал удивительно твердо, Сабина лишь боялась вновь не совладать со слезами. Ей с трудом удавалось унимать нервную дрожь, готовую разлиться по всему телу.
Эмиль прикрыл глаза и тихо засмеялся. В этом смехе, казалось, прозвучало снисхождение, что совершенно вывело Сабину из равновесия. Прочные стены многоэтажного дома вдруг показались ей карточным домиком, готовым развалиться от слабейшего порыва ветра.
— Ты идиотка, — удивительно мягким, контрастирующим со словами тоном произнес Эмиль, смотря молодой женщине прямо в глаза. По его выражению лица было невозможно ничего прочесть и понять.
Сабина не поверила своим ушам. Жуткий диссонанс тона и сказанных слов заставлял землю уходить у нее из-под ног.
— Что? — возмущенно прошептала она, удивляясь наглости бывшего путешественника.
Эмиль резко соскочил с кушетки и сделал пару шагов к своему медиуму. Что-то заставило Сабину отступить от уже бывшего ученика.
— Ты слышала меня, — непринужденно повторил Морган, — ты идиотка.
К горлу Сабины подступил тяжелый ком обиды. Молодая женщина неимоверным усилием постаралась унять дрожь.
— Ты не должен больше сюда приходить, — собрав волю в кулак и указав кивком на дверь, сказала она.
Морган склонил голову, делая к медиуму еще один шаг. Каждое его движение таило в себе опасность. Сабина впервые поняла, насколько сильно боится его.
Эмиль внушал ей опасение с самого начала, с первого дня их знакомства. Молодая женщина ничего не знала о своем ученике, кроме одного: он был одним из тех, кого боятся и уважают в нейтральной зоне. Морган был беглецом-одиночкой. Никто никогда не знает, чего можно ожидать от таких людей. Они руководствуются сиюминутными желаниями, не чтят никаких правил, всегда умеют скрываться и никому не доверяют. Беглецы-одиночки — первоклассные убийцы, они считаются неуловимыми. Каждый из них борется за что-то свое. Любой человек в нейтральной зоне знает: лучше не вставать на пути беглеца-одиночки, перейти ему дорогу — значит, подписать себе смертный приговор.