До концерта оставалось полчаса.
Витя сидел в пустой гримерной, больше похожей на зал ожидания. Цой был усталый, он зябко поеживался. Ребята мне объяснили потом, что группа только сегодня из Ленинграда, и с вокзала прямо сюда, еще даже не устроились. Рядом сидела девушка, почти девчонка — с сердитыми мальчишескими глазами. Тогда ее часто можно было видеть рядом с Цоем — как телохранитель, она сопровождала его везде и всюду, готова была броситься за него на каждого. Мне она понравилась, и я улыбнулась ей и Вите.
Представившись журналисткой, я уже хотела было соврать — какой-нибудь солидной газеты, — как Цой меня перебил:
Не люблю журналистов.
— Почему?
Потому что вы никогда не говорите правду.
Неприятно задетая, я упала духом и уныло спросила — и как он относится к журналистам многотиражек, ведь наше с ним интервью будет всего лишь передано по заводскому радио. Цой оживился, девушка тоже улыбнулась. К тому же мне удалось немного разрядить ситуацию своей нелепой возней: естественно, тут же у "Репортера" сели батарейки, драгоценное время уходило на мое сопение и бормотание — сейчас, сейчас…
Наконец, запыхавшись и покраснев, я попросила разрешения записывать в блокнот. Витя великодушно кивнул. И вот — запись нашего разговора:
— Если говорить о группе КИНО и Викторе Цое — легко ли с ними работать?
— Со мной? Работать трудно.
— Сегодня много говорят о нашем поколении, его проблемах, в том числе и проблемах наркомании — ведь фильм "Игла", в котором вы недавно снимались, тоже об этом? Как вы считаете, почему эта проблема встала так остро?
— Почему так остро? Потому что гласность. Об этом и раньше все знали.
— Могли ли вы полюбить человечество в целом?
— Нет. Я не могу любить тех, кого не знаю.
— Какие черты в людях вам наиболее неприятны, которые вы не могли бы им простить?
— Подлость, предательство. Это прощать не нужно. Люди, у которых эти черты развиты — мне бы не хотелось, чтобы им нравилась группа КИНО…
Отрывок из интервью Виктора Цоя перед концертами в Москве.
ДС "Лужники". 16–20 ноября 1988 г.
По замыслу общественного оргкомитета, группа КИНО должна была завершить концерт памяти Башлачева в Лужниках. Но администрации Дворца и концертному объединению Москвы показалось, что время мероприятия истекло. По старой, давно отрепетированной методике они вырубили электричество на последней песне КИНО. Цою не просто не дали допеть — это бы еще ладно. Одновременно через динамики пустили песню Башлачева. Зал, настроенный на КИНО и совершенно забывший, ради чего собирался концерт, стал топать и свистеть. А на сцене стоял черный, в черном костюме и почерневший от сознания необратимости происходящего Цой и не знал, куда ему деваться.
По окончании концерта мы бросились к нему в гримерную, чтобы извиниться за то, в чем повинны были другие. Цой, не выходя из комнаты и не открывая дверь, сказал: Я знаю, что вы тут не при чем, но почему я всегда крайний?
Действительно, почему он всегда оказывался крайним?
М.Тимашева. Сельская Молодежь.
Вопрос по поводу Цоя: как ты считаешь, он был поп-звездой, рок-легендой или просто человек?
— Все вместе я считаю.
— А он тебе нравится как музыкант?
— А как же, конечно, еще бы.
— А на каких концертах ты с ним пересекался? Два концерта памяти Башлачева, а еще есть?
— Я пересекался с ним в 1988 году в МАИ, по-моему был концерт, когда он один играл, под гитару. У него порвалась струна, и я ему инструмент свой дал. Ну это, так вот, близко, ну и пожалуй все, ну еще…
— А первый раз?
— А первый раз на концерте памяти Башлачева в Питере.
— Это в феврале в рок-клубе? Не помнишь число?
— Допустим, число 20, 21 или 22, да там все пьяные были, какое там число.
— Еще Фирсов говорит, что он единственный раз видел, когда Цой на том концерте буквально рыдал. Ты ничего не заметил?
— Да ну, вряд ли. Это он придумывает. Цой вообще умел держаться великолепно, обладал азиатской хитростью, застать Цоя рыдающим, это маловероятно.
Интервью взял А.Степанов.
В Дании мы были в январе 1989 года. Проходил фестиваль в помощь жертвам землетрясения в Армении. Нас предупредили, что датчане — люди холодные, угодить им трудно и, если сидят и молчат, то выступление можно считать нормальным. Вызывали даже на бис. Потом была Франция, где мы записали диск "Последний герой". В Италии прием был еще лучше, чем в Дании и Франции. Эта страна — своеобразный перевалочный пункт для многих эмигрантов, поэтому выступали почти как дома.
Юрий Белишкин.
Рок-газета "Туесок" г. Смоленск. Июнь 1992 г.
Новосибирская филармония, пригласившая на гастроли Виктора Цоя, организовала его сольные концерты в спорткомплексе Север, расположенном в сосновом бору, почти на самой окраине города. И, тем не менее, несмотря на такую отдаленность концертной площадки, тысячи почитателей пришли на встречу со своим любимцем.
Почти каждую композицию Виктора Цоя в спорткомплексе Север встречал шквал оваций, а заключительную песню концерта подхватил весь зал. Во время выступлений Виктор не говорил о себе, своей группе, как это нередко делают другие исполнители. Мы слушали только его песни, и ничего более. Но именно они и завораживали.
— А как вы относитесь к своей популярности? — спросил я Виктора.
— Я не ищу популярности, я ищу понимания…
А.Козлов. Новосибирск.
Январь 1989г.
Я был в Ленинграде всего три раза. В тот последний приезд (1983 год) я не был связан определенной программой и просто шатался по улицам, заходил во дворы, рюмочные…. В одной из них я и познакомился со странным человеком по прозвищу Кость. С собой у него была гитара и бутылка портвейна.
Потом мы сидели в грязном сквере, и он играл свои любимые песни, обещал познакомить с друзьями-музыкантами, говорил, что Боб — его друг, но он знает парня покруче, а фамилия его — Цой. Но уже через час Кость был готов, и я еще доволок его до дома — жуткой коммуналки в каких-то трущобах неподалеку от Невского. Костяная мамаша, человек несомненно чрезвычайно добрый, естественно, сказала обо мне все, что думает, а думала она много. А Кость в это время бессовестно храпел. Я бы тоже отдохнул, но пора было на вокзал — и домой. Сейчас понимаю, что, останься я в Питере еще на день-два, то непременно познакомился бы и с Бобом, и с Цоем и с другими.
Что поделать, знать, не судьба…
А через года полтора впервые услышал КИНО на кассете. Голос, аранжировки мне сразу не понравились. Но тексты зацепили моментом. Такое никто в то время не пел. И это был кайф! А потом были "Ночь" и "Группа Крови". И приезд КИНО в Алма-Ату в 1989-м…
Погода была омерзительная — раскисший снег чавкал под ногами, как вонючее болото. Алма-Ата была захвачена сыростью и слякотью. Я шел во Дворец Спорта на встречу с Виктором и думал, с чего начать разговор — с "Группы Крови"? С феномена КИНО? С диска "Ночь"? Или, может, спросить о том давнем знакомом — Кости? Он правду говорил, что ДРУГ?
До концерта оставалось еще полчаса. Каспарян и Гурьянов весело пинали друг другу мячик, набитый какой-то дрянью. Тихомиров сидел в углу, похохатывал, читая какую-то пионерскую газету, в которой было опубликовано интервью с Цоем и ехидно его комментировал. Совершенно левые люди заходили в гримерку, нахально глотали холодную "Пепсику", стреляли у ребят сигареты (господи, тогда это еще не было дефицитом!), беспардонно вмешивались в разговоры. Особенно борзела одна длинноногая деваха, по лицу которой блуждала счастливая улыбка растревоженной идиотки, которой доверили нести знамя. А из-за чуть приоткрывшейся двери доносился поросячий визг сотен алма-атинских поклонниц КИНО, уже заполнивших партер.
Сегодня последний концерт группы в Алма-Ате. Кто мог тогда знать, что здесь Цой выступает в последний раз?
Прилетаем в Алма-Ату, смотрим — ни одной афиши в городе. Спрашиваем организаторов: В чем дело?" А они показывают в офисе пачки афиш, которые уже не нужны, потому что, поставив лишь один щит, они продали три Дворца Спорта.
Юрий Белишкин.
"Телеман". Август 1999 г.
…В первый раз голос Цоя я услышал в 85-м году у одноклассницы. Сквозь пургу и треск помех раздолбанной "Весны" он пел "Восьмиклассницу". Качество записи было поганым, но голос и "свой" текст меня заворожили. Помню, как под ту же "Восьмиклассницу" меня пинали ногами в милицейском "обезьяннике"-клетке после концерта, на котором снимался финал фильма "Асса".
Впервые я увидел Цоя вживую на съемках "Иглы", где к эпизодах снимался мой племянник Сашка Алибакиев. Помните монетку на веревочке, которую главный герой опускал в телефон-автомат? Я вертел ее на пальце, ожидая битых два часа Сашку, пока ее не забрал у меня матершинник помрежиссера и не отдал молчаливому метису. Месяца через два этот метис упадет, убитый ножом "наемника", а Сашка деловито спросит меня: "А ты знаешь, кто это упал?" Меня интересовало только одно — поскорее свалить с мороза и я сумничал: "Брюс ли, небось?" Но что племянник солидно пояснил: "Это Цой из КИНО".
Познакомились мы в Алма-Ате в феврале 89-го на гастролях КИНО. Мы стояли у Дворца Спорта и ждали Цоя. Ждали долго. Дурной бородач из алма-атинского рок-клуба часто выскакивал заверить, что вся команда давно уехала в гостиницу и господ поклонников просят разойтись. Ему не верили. Бородач матерился и уходил. Толпа редела. Вдруг к центральному входу подкатил "Рафик" и первым вышел бородач, который почему-то отнял у кого-то фотоаппарат. Началась ругань и тут появился Цой. Все замолкли. "Привет, Виктор", — оказала девочка с косичками. "Привет, толпа, — остановился Цой. — Меня ждете?" "Спасибо, что приехал". "Дать автограф?" Виктор достал ручку и черкнул на паре билетов. "Ладно, я поехал. А ты отдай "фотик", — сказал он "бороде". КИНО погрузились в машину, но просто так их не отпустили. "Рафик" дружно приподняли и несли метров двадцать. А " бороду" побили. Но несильно.