— Давай, когда мы вдвоём, будем говорить о себе, как привыкли. Я — в женском роде, ты — в мужском. Всё равно ведь я знаю, что ты не я, и наоборот. Глупо получается.
— А ты думаешь, мы часто будем вместе? — недоверчиво поднял бровь Игорь-я.
— Конечно. А с кем ещё можно обсудить ситуацию? Да и потом, ты думаешь, я вот так, с ходу, смогу изображать тебя, а ты меня? Нам нужно многому друг друга научить.
— Действительно… Кстати, а ты не хочешь рассказать всё своему отцу? Он у тебя прикольный дядька.
— Прикольный-то прикольный, но, знаешь, как он любит говорить? Самые недоверчивые люди — это фантасты и экстрасенсы. Потому что и те, и другие точно знают, что есть на самом деле, а что придумано.
— Он что, экстрасенс?
— Вроде нет. Но он критик и фантастику хорошо знает.
— Думаешь, он нам не поверит?
— А ты бы поверил?
— Вряд ли.
— Ну и куда отправят двух подростков, которые будут настойчиво утверждать, что поменялись телами? Догадываешься? Я в дурдом не тороплюсь.
— Самое страшное не это, — задумчиво отозвался Игорь-я. — Хуже всего будет, если нам всё-таки поверят.
— Почему?
— Думаешь, нам тогда позволят по улицам разгуливать? Ещё дальше запрут, чем в психушку. В институт какой-нибудь закрытый, и будут изучать. Ты хочешь, чтобы тебя забрали на опыты?
— Твои родители тебя отдадут? — изумилась я.
— А их и не спросят. Как и твоих.
— А если они никому не скажут?
Игорь-я грустно посмотрел на меня.
— Знаешь, взрослые почему-то всегда против детей объединяются. У них как будто сговор. Вроде бы дети им не чужие, а свои собственные. Но почему-то мамы не за них, а за учителей.
— Неправда, — заспорила я и поняла, что Игорь-я прав. Да, мой папа — за меня. С мамой сложней.
Подул ветер, и с клёна спланировало несколько листьев. Один опустился на мне-Сельцову на голову, другой — Игорю-мне на плечо. Мы потянулись к ним одновременно. Я — к бывшему своему телу, Игорь — к бывшим своим волосам. Я почему-то смутилась и опустила руку. А Игорь-я взял лист и вдруг улыбнулся:
— Надо привыкать. Пойдём ко мне, покажу, где что.
— А у тебя кто дома? — испугалась я.
— Да никого. Предки придут не раньше семи.
— И что мне тогда делать? — запаниковала я. Сейчас, уже совсем скоро, мне придётся жить чужой жизнью.
— Да ничего. Мама спросит: «Уроки выучил?», ответишь: «Выучил». Проверять она не будет. Спросит: «Как дела в школе?», скажешь — «Нормально». Вот и всё.
— А если она ещё что-то спросит?
— Не спросит.
— И что, твои родители каждый день повторяют одно и то же? Как роботы?
Игорь-я посмотрел на меня колючими глазами. Не думала, что на моём лице можно сделать такое непримиримое выражение.
— Ладно, — быстро сказала я. — Там посмотрим. Но пошли лучше сначала ко мне. Папа придёт к пяти и будет занят. А потом мы с ним поговорим.
— О чём?
— Есть одна идея. По дороге расскажу.
До прихода отца я успела показать Игорю всю квартиру. Потом на лестнице раздались голоса, щелкнул замок, и папин голос мягко произнёс:
— Давайте продолжим нашу беседу в кабинете…
Хлопнула дверь, и слов стало не разобрать.
Мы засели в моей комнате. Игорь-я пристроился на краешке дивана и огляделся.
— У вас уютно.
— Ага. Смотри, учебники вот здесь, на полке. Ручки-тетрадки — в верхнем ящике стола. Будешь уроки учить — просто передвинешься, чтобы тебе комп не мешал.
— А у тебя машина какая?
— В смысле? — я не сразу поняла, чём он. — А, ты про компьютер… Мощный какой-то, я точно не знаю. Папа год назад покупал, сказал, самый крутой, чтобы с запасом. Показать?
— Ну, если его без тебя можно будет включать…
— Можно, конечно. Ты же должен быть как я. Если к компу не подойдёшь, будет подозрительно… Вот, смотри.
Хорошо, что файл с дневником запаролен — когда-то я «закрыла» его просто ради интереса. Можно не волноваться. А все прочие файлы у меня не секретные. Лишь бы он в «аське» от моего имени не писал!
У компа время летит быстро. Не знаю, сколько мы просидели. На часы я посмотрела, только когда в коридоре снова раздались голоса.
— Вы так ничего и не поняли! — резко бросил высокий женский голос. Молодой и неприятный, визгливый.
— Увы, — ответил папа. Судя по голосу, он улыбался. — Где уж мне, старику, понять молодёжь!
Собеседница юмора не поняла.
— Моей мамочке побольше вашего будет, а она старушкой себя совсем не считает. Как и бабушка, впрочем. Это страшно, что вы себя таким считаете, правда, страшно. Аж как-то даже холодно стало.
— А вы одевайтесь теплее, — спокойно отозвался отец. — Осень, простудиться недолго.
— Я с вами серьёзно, а вы…
— Не обижайтесь.
— Я обижаюсь только на близких людей. А их от силы десять. Остальные — кто они такие, чтобы на них обижаться?
В голосе гостьи звучали истерические нотки. Или близкие слёзы. Папа, наверное, это тоже слышал. Он сказал:
— Мне жаль, что ничем не могу вам помочь. Хотя, если вы подумаете надо моими словами…
— Да-да, — зло перебила девушка. — Я слышала уже, что мои сказки — это не литература. Но хочу на прощание рассказать историю… Одного астролога пригласили принять участие в научной конференции. Он сдуру согласился, а когда приехал, выяснил, что туда собрались ученые-астрономы со специальной целью: доказать в очередной раз всему человечеству, что астрология — не наука. И его позвали, оказывается, в качестве мальчика для битья. Чтобы пинать на глазах у почтеннейшей публики. Как вы это любите…
Папа молчал. Гостья вздохнула и продолжила:
— Ему это все, конечно, не понравилось. Но ехать обратно было по какой-то причине нельзя. Вероятно, дорога уже оплачена организаторами — ну, как водится, нужно отработать. В первый же день за завтраком мудрый астролог громко сказал неодобрительно разглядывающим его астрономам: «А знаете ли вы, господа, что астрология — вовсе не наука?» Господа опешили. Они-то рассчитывали сами эту фразу твердить дружным хором на протяжении трех суток, с утра до ночи, чтобы заезжему гостю, колдуну проклятому, было больно и обидно. «А что же это такое, если не наука?» — спрашивают они наконец. «Астрология — это искусство», — объявил астролог. И тогда астрономы расслабились, обрадовались, стали подсаживаться за его столик, знакомиться, хлопать по плечу.
Она говорила пренебрежительным тоном, и в нём слышалось — вот такие вы, «серьёзные люди». Папа никак не комментировал. Я представила, как он стоит, сложив руки на груди и прислонившись к косяку. И смотрит внимательно, без улыбки. Не дождавшись реакции, писательница продолжила:
— Никакого публичного избиения так и не получилось. Напротив, астрономы то и дело подкарауливали гостя в темном коридоре и, смущенно озираясь по сторонам, просили составить гороскоп — им и членам их семей. Потому что если астрология не наука, а искусство — значит, вполне можно ученому человеку ею пользоваться. Это вроде как в кино ходить или книжку читать. Ничего страшного. Вдохновившись этим примером, спешу вас заверить: то, чем занимаюсь я, конечно же, не литература. Совсем не литература. Ни в коем случае не литература. Упаси Боже. Так, искусство.
Последние слова она произнесла горько и устало. Сейчас папа должен сказать: «Ваша точка зрения тоже имеет право на существование». Но он ответил:
— У вас жуткая каша в голове. Литература и искусство не существуют отдельно друг от друга. Откройте словарь и посмотрите. Вы ищите для себя уловки, отговорки, чтобы не внять голосу разума. И таким образом, просто зря тратите время. Свое и тех, кому приходится вашу банальщину читать. Потом, когда станете старше, вы сами увидите…
— Я никогда не стану старой! Никогда не стану взрослой в этом вашем смысле! — закричала гостья. — Никогда я не назову себя старухой! Пусть у меня лучше язык отвалится! Теперь я понимаю, почему мои сказки не хотят публиковать! Из-за критиков, из-за тех, кто разбирает чудеса на кусочки, стремясь докопаться до внутренностей, их истинной сущности, разобрать, разложить по полочкам, чтобы был порядок. Из-за тех, кто считает себя стариками. Из-за таких, как вы!
Хлопнула дверь, и всё стихло.
— Крут у тебя папаша-то, — с восхищением сказал Игорь-я. — Как он эту дуру отбрил!
— Почему дуру?
— Она верещит, как поросёнок. Разве так говорит тот, кто прав?
По коридору к нам шёл папа, грохоча жесткой подошвой туфель по паркету. Даже не переобулся! А я, между прочим, вчера пол мыла!
Игорь-я тоже услышал шаги и вскинул растерянные глаза. Мои глаза! С совершенно телячьим беспомощным выражением. Неужели я так же смешно выглядела, когда не знала, что делать?
— Ничего, — прошептала я. — Справимся. Давай.
Папа вошел, и я встала. Для отца — поднялся какой-то нескладный парень. Он кивнул мне и оглянулся на Игоря-меня.
— Это Сельцов. Мой одноклассник, — легкомысленно произнёс Игорь-я.
Боже, что за тон!
Папа внимательно посмотрел на меня-Сельцова и протянул руку:
— Юрий Иванович.
— Игорь, — ответила я.
В его рукопожатии чувствовалась уверенность и сила, но при этом — аккуратность и уважение. Не знала, что всё это можно передать из ладони в ладонь и всего за несколько секунд.
— Рад гостю, — доброжелательно сказал отец. Если я приведу домой медведя, отец так же заинтересованно улыбнётся и предложит чаю. Или мёда — что там медведю предлагают?
— Папа, — продолжил Игорь-я. — У нас тут спор возник. Вот он хочет написать фантастический роман про парня и девчонку, которые поменялись телами. А я ему говорю, что это избитый сюжетный ход. Одних фильмов на эту тему снято тысячу штук.
— Ну-ка, ну-ка, — папа сел на диван напротив меня. — Расскажи, это интересно.
— Интересно? Но про это ведь тысячу фильмов сняли?
— В хорошей книге главное — не опорная точка сюжета, а персонажи. Картонные они или живые. Если читатель поверит в твоих героев, будет совершенно неважно, какое фантастическое допущение ты взял.