От моментальной надежды у Сашки заколотилось сердце и вспотели ладони. Отойдя подальше от обочины, она поставила рюкзак на влажную от росы траву, опустилась рядом на колени, не жалея брюк, и начала торопливо шарить внутри: тетради. Конспекты по философии. Засохшая булка в пластиковом пакете. Сколько лет этой булке, откуда она взялась в рюкзаке?! Во внутреннем кармане — кошелек… почти пустой, с какой-то мелочью и талонами в столовую. Блокнот — почти чистый. Пенал с карандашами… Для того, чтобы управлять течением времени, Сашке нужны карандаши и бумага, и, конечно, все невозможные для человека умения, которым ее научили в Институте…
Сквозь толпу и пробку, сигналя, проползала новая машина — она явилась за телом. Трясясь в ознобе, Сашка смотрела то на карандаш в своих руках, то на чистый бумажный лист.
Она умела, а теперь не умеет. Она справлялась, а теперь не справится.
Из кошмара не вырваться, ничего не изменить, Сашка заперта в безвременье. Все пойдет по кругу — ужас от встречи с двойником. Отраженный страх той женщины. Грохот и вой катастрофы. И опять.
— Я хочу, чтобы это был сон, — прошептала Сашка.
Ничего не изменилось.
Пробка рядом на дороге никак не желала рассасываться, хотя разбитый автобус уже оттащили к обочине, и полицейская машина исчезла. Еще полчаса — и память о катастрофе останется только в ленте сетевых новостей, да и то уползет вниз уже к полудню, но для Сашки полдень никогда не наступит…
— Саша.
Она содрогнулась, как от удара. Обомлела. Значит, в схему ее личного ада входит еще и встреча с Фаритом Коженниковым.
— Идем, — сказал он негромко и буднично.
Куда? Это что-то новое?!
— Они говорили мне, что я сдам экзамен, — прошептала Сашка, по-прежнему не оборачиваясь. — Они говорили, что я лучшая студентка и обязательно сдам… Они…
Она заплакала и поднялась, не желая стоять перед ним на коленях.
Давным-давно была зима. Группа «А» третьего курса сидела за столами, как за партами, из приоткрытой форточки тянуло морозным холодом, а батареи шпарили так, что над ними дрожал воздух.
«Сегодня тринадцатое декабря, — говорил преподаватель Николай Валерьевич Стерх, — это означает, что до экзамена остался ровно месяц. Это время потребует от вас всех ваших сил. К сожалению, экзамен нельзя пересдавать — вам дается одна попытка…»
Фарит открыл перед Сашкой дверцу черного внедорожника. Она вспомнила, как сквозь туман, что раньше у него был молочно-белый «Ниссан»; вне зависимости от марки, Сашка всегда ненавидела садиться в машину к своему куратору.
«Сегодня я расскажу вам подробно, как будет проходить экзамен, — говорил тогда Стерх. — Это поможет вам в решающий момент не растеряться и быть готовыми к испытанию. Итак, тринадцатого января ровно в полдень мы все — группы «А» и «Б» — входим в актовый зал и рассаживаемся. Знакомимся с экзаменационной комиссией. Не волнуемся, не нервничаем…»
Сашка скорчилась на пассажирском сиденье, пытаясь не думать, чем эта поездка для нее закончится. Даже повторяющийся кошмар с гибелью двойника уже не казался таким ужасным; возможно, Сашка всей душой еще захочет вернуться в свой закольцованный бред.
Черный внедорожник объехал пробку по обочине.
«Всего заданий три, — говорил Стерх тогда, в глубоком прошлом. — Первые два типовые, третье индивидуальное, подобранное для каждого в соответствии с его будущей специализацией. В процессе его выполнения вы закончитесь как человек и начнетесь как Слово; вы первый раз прозвучите, мои дорогие, а это дорогого стоит…»
Впереди показался въезд на платную трассу. Черный внедорожник прокрался через ворота с датчиками и моментально набрал ход по гладкому, как масло, дорожному полотну. Вчера было тринадцатое января — сейчас начало осени.
Что случилось на экзамене?! Сашка грызла губы, пытаясь вспомнить. Зал, однокурсники, преподаватели, старые деревянные ступеньки, канцелярские столы. Вот она получает задание… садится за стол… и наступает темнота.
— Нет, ты не помнишь, что там произошло, — Фарит Коженников наконец-то нарушил молчание. — Не пытайся. Прими как данность: экзамен был, он состоялся.
— Мои однокурсники, — Сашка сглотнула, — они… сдали?
— Кто-то сдал, кто-то нет, — Фарит перестроился на крайнюю левую полосу. — Как обычно.
— А Костя?!
Он не изменился в лице, только чуть приподнял уголки губ. «Костя сдал, — подумала Сашка, — иначе Фарит не ухмылялся бы так спокойно… Или нет? Почему бы просто не ответить, не сказать сейчас — “сдал” или “двойка”?!»
— Напомни, что тебе обещали за провал на экзамене? — мягко осведомился Фарит, и мысли о Косте сразу вылетели у Сашки из головы.
«Участь хуже смерти» ей обещали. Всем, кто не сдаст. И мотивировали таким образом к прилежной учебе.
— Так вот, ваша встреча с Александрой и ее гибель — вовсе не то, чем тебя запугивали, — сказал Фарит. — Это не стандартная расплата за провал… это вообще не расплата.
Он сидел, небрежно развалившись, на дикой скорости придерживая руль одной рукой. В его темных очках отражались, сливаясь в движении, деревья и обочины, и подернутое облаками небо. Сашка молчала, пытаясь осознать его слова. Значит, расплата еще впереди?!
— Нет, — сказал Фарит. — Я тебя выкупил, Саша.
Обочины размазывались в движении, деревья и постройки улетали назад, будто снесенные ураганным ветром.
— Я объясняю понятным тебе языком, — после паузы продолжал Фарит. — Хотя по сути, конечно, все сложнее. Выкупил — в смысле переменил участь. Если ты немного подумаешь, то догадаешься, что и как я сделал.
Сашка открыла рот, чтобы признаться, что думать ей в настоящий момент нечем, как дохлой жабе на обочине нечем летать. И в ту же секунду вспомнила: день накануне экзамена. В камине догорали старые конспекты, бумажки, черновики. Фарит позвонил в дверь, и она первый раз в жизни не испугалась его появления: спокойная, собранная, она готовилась к экзамену, верила в свои силы и осознанно желала победы.
Тогда Фарит сказал: «Как твой куратор я официально предлагаю тебе освобождение от экзамена. Освобождение от учебы в Институте. Тебе снова будет шестнадцать лет. Все, что было позже, окажется сном и забудется».
Любой из ее однокурсников отдал бы правую руку за подобный шанс.
«Скажи: “Я хочу, чтобы это был сон”, — говорил Фарит. — И проснешься на раскладушке в съемной квартире, рядом с мамой, на морском курорте. И ничего не повторится. Меня не будет. Не будет Института. Поступишь на филологию… Ну, решилась?»
Это было едва ли не самое страшное в ее жизни искушение. Из-за нахлынувших слез Сашка с трудом могла разглядеть своего куратора, а он тем временем снял темные очки — что делал только в исключительных случаях.
«Решилась, — сказала она, рыдая. — Я хочу окончить Институт. Стать частью Речи. Прозвучать. Я пойду завтра на экзамен».
Его глаза будто осветились изнутри, Сашка отшатнулась. «Это твое последнее слово?» — спросил он вкрадчиво. И Сашка зажмурилась: «Да».
…Черный внедорожник летел по трассе, и пейзажи вокруг оставались позади и в прошлом. Допустимая скорость на шоссе была огромная, но Фарит, кажется, и ее превышал.
— Вспомнила? — спросил удовлетворенно, будто заранее радуясь Сашкиной хорошей памяти.
— Но ведь я, — она почувствовала себя раздвоившейся, угодившей в провал между тем зимним днем и этим почти летним, — я в тот раз… Я отказалась!
— А она, — сказал Фарит неторопливо, с оттяжкой, — она согласилась и очень обрадовалась.
«Развилка, — подумала Сашка. — Он поймал меня на развилке. Я пошла на экзамен… но другая я, та, что согласилась вернуться в прошлое, проснулась на раскладушке в городе у моря, в шестнадцать лет. И в ее жизни не было никакого Фарита. Ни золотых монет. Ни Института Специальных Технологий. Та девушка видела страшный сон… и потом забыла его. Поступила в обычный университет. Выскочила замуж за Ваню Конева. А потом… потом… уснула за рулем и вылетела на встречку».
— Вы сделали резервную копию, — прошептала Сашка. — Другую проекцию… меня.
— Грубо сформулировано, но точно по смыслу, — он усмехнулся.
— И вы убили ее, потому что я… провалила экзамен?!
— Ее убил второй закон Ньютона, — сказал он с сожалением. — Ускорение прямо пропорционально вызывающей его силе и обратно пропорционально массе материальной точки.
— Но ведь это я провалила экзамен! А в автобус врезалась она!
— Эта женщина, — сказал Коженников, — существовала на свете только для того, чтобы врезаться в автобус.
Сашка ощутила, как спина под тонким свитером покрывается инеем.
— Вся ее жизнь, — безжалостно продолжал Коженников, — была привязана к моменту смерти, как реализации замысла. Жизнь была негодная, унылая и пустая, а вот смерть…
Сашка почувствовала обиду, будто при ней унизили близкого человека:
— Нормальная жизнь! Она до последнего пыталась сохранить семью… Она никого не насиловала, не обижала… даже на встречной полосе — она никого не убила! Почему вы говорите о ней в таком тоне?!
— Ты права, я к ней предвзят, — сказал он после паузы, к огромному Сашкиному удивлению. — Видишь ли, она струсила и отступила. И получила то, чего заслуживала. В общем зачете — совсем не плохо, ну согласись. Она даже испугаться не успела.
— А я? — Сашка вдруг охрипла.
— Что — ты?
— Что заслужила я? — спросила она почти беззвучно. — Что со мной будет?
— Все будет хорошо, — сказал он легко, но с подтекстом. — Если ты, конечно, проявишь себя дисциплинированным человеком.
Эту фразу он говорил ей в отрочестве, в момент кромешного ужаса и жалобного удивления: за что?! Почему я, в чем я провинилась, чем это заслужила?! Сашке сделалось еще холоднее, она съежилась, желая полностью утонуть в массивном кресле внедорожника.
По-прежнему глядя на дорогу, Коженников включил обогрев в салоне:
— Тебе придется вернуться в Институт и сделать работу над ошибками. Это больнее, чем просто начинать с чистого листа. Четвертый курс будет непростым.