В общем, жизнь моя протекала беззаботно и весело – и в школе, и дома. В пятом классе мама все-таки настояла на том, чтобы я снова стал посещать музыкальную студию, и это единственное, что омрачало мое существование. Ну не любил я играть на баяне, не любил готовить эти этюды и прочие пьесы, но маму расстраивать мне не хотелось.
В 1970 году, сразу после Нового года, мы поехали с родителями в Троицк. В Троицке, как я уже говорил, жили наши родственники – дедушка с бабушкой, родная сестра отца с мужем и двоюродный брат Миша. К сестре отца мы и направились. Взрослые, как водится, сразу сели за стол, а мы с Мишей попили лимонада с докторской колбасой и пошли к нему в комнату. Раньше он мне показывал модели самолетов или что-то еще: он всегда был чем-то занят, и эти модели он сам делал и собирал коллекцию. Многие ребята в нашем детстве что-то коллекционировали. Я пробовал собирать марки, у меня тоже были модели самолетов – правда, по сравнению с коллекцией Миши моя смотрелась очень бледно. Но у меня как-то все это было без фанатизма.
1970 г.
А тут Миша мне включил магнитофон. Он и раньше его заводил и ставил некоторые песни (магнитофон у них уже был года два), и сначала оттуда звучал, например, Высоцкий – его первые записи:
«В королевстве, где все тихо и складно,
Где ни войн, ни катаклизмов, ни бурь,
Появился дикий вепрь огромадный —
То ли буйвол, то ли бык, то ли тур»[8]
– вот этот цикл.
Я слушал, честно скажу, без особого энтузиазма, половины слов я вообще не понимал, а возможно, не понимал и смысла в целом, потому что записи были не самого лучшего качества, далеко не первая копия. Одним словом, я как-то не проникался к такой музыке.
И в тот январский день я подумал, что мы будем заниматься строительством очередного самолета или чем-то подобным. Но он включил магнитофон и поставил мне что-то совсем другое, чего я раньше никогда не слышал. Музыка была, как мне показалось, «на иностранном языке» – опять же, запись не очень качественная. Могу точно сказать, что я никогда не слышал раньше таких звуков, таких аккордов, мелодии и такого прямо нахального, как мне показалось, исполнения. Я слушал, забыв обо всем на свете, а потом спросил Мишу:
– А что это такое?
И он пояснил:
– Это – «Битлы»!
И я понял, что моя жизнь больше никогда не будет прежней…
Из магнитофона лились просто неслыханные до этого звуки, это была, по-моему, «Eight Days a Week»[9]. Я просто впал в какой-то ступор, просил его: «Давай перемотай, поставь еще!». На что он говорил: «Подожди, сейчас еще будут другие, совсем не хуже!». Действительно, потом началась следующая песня, следующая, потом еще и еще, а затем он перемотал всю катушку, и мы начали слушать по новой. Вот это называется «любовь с первого укуса»[10]! Я помню даже запах, с которым у меня ассоциируется эта музыка. Не запах магнитофонной пленки, а именно запах музыки. Наверное, это кажется странным, но порой до сих пор, когда я слышу ранние записи The Beatles, то есть то, что я услышал впервые именно тогда, я могу вспомнить все с точностью до деталей.
У нас дома тоже был магнитофон, и я попросил брата:
– Перепиши и мне тоже!
Он резонно ответил:
– Ну, ты же понимаешь, что нужен второй магнитофон, а где я тебе сейчас его возьму? Или привозите в следующий раз свой, или жди, пока я у кого-нибудь перепишу.
Но я ждать не мог. Все два дня, что мы гостили у родственников, я слушал без конца запись и просил, просил у брата эту катушку, и в конце концов он мне ее подарил. Я помню, на коробке он нарисовал – а Миша очень хорошо рисовал – парня с длинными волосами, в клешах, с электрогитарой с двумя рогами – и в общем, все изобразил правильно, хотя нам в тот момент еще негде было на них посмотреть. И долгое время образ рок-музыканта у меня ассоциировался именно с его рисунком.
Вот это да! Я приехал домой, включил магнитофон. У нас, как я и говорил, он тоже был, но, по большому счету, лежал без дела. Да, иногда отец что-то записывал – по-моему, прямо с телевизора (например, концерт Бернеса или что-то подобное) и через микрофон – домашние посиделки, а больше никакой музыки и не было. Я узурпировал прибор, поставил катушку, и… магнитофон у меня стал выключаться только ночью.
Бедная мама! Она сначала, конечно, снисходительно отнеслась к подарку моего двоюродного брата: она его очень уважала, ценила и хотела бы, чтобы я равнялся на него во всем, – а тут такая подстава! Слушал я это, естественно, громко, ни о каких наушниках речи идти тогда не могло – откуда мне их было взять? Очень скоро мама стала закатывать глаза к небу и говорить:
– Виталик! Выключи этот собачий лай, я тебя умоляю!
– Мама, – с жаром отвечал я, – как же ты не понимаешь, что это лучшая музыка на свете?!
Отец в то время довольно часто ездил в Троицк к бабушке с дедушкой, конечно, заходил и к своей сестре, и я стал ждать новых «музыкальных посылок» от брата. И действительно, Миша стал передавать мне катушки, которые переписывал для меня, и скоро я обзавелся несколькими записями – там были The Beatles, The Animals, Creedence Clearwater Revival, что-то из The Beach Boys и The Monkees. И к лету 1970 года у меня уже было несколько катушек, которые я слушал без конца.
Я понемногу начал разбираться в том, что слушаю, подпевать по-английски, насколько это было возможно, даже пытался подобрать что-то на баяне. И теперь я еще больше рвался к Мишке в Троицк, так как предполагал, что у него наверняка появляются какие-то новые записи.
К слову, в интернете уже много лет периодически попадается информация, что я начал слушать музыку с нескольких исполнителей, в том числе и с Elvis Presley. Я не знаю, откуда взялись эти сведения, но это не так: Элвис мне не попался с самого начала, а позже у меня уже и не «прижился».
Как-то приезжаю к Мише, и выясняется, что он сам (!) сделал электрогитару. Повторюсь, это был человек с золотыми руками: за что ни брался, у него всегда все получалось наилучшим образом, а сделанные им вещи выглядели словно заводские, даже без налета кустарщины. К тому же, напомню, это был талантливый музыкант с абсолютным слухом, и гитару он сделал себе просто потрясающую. А у меня на тот момент и акустической гитары не было. И вот я приехал, он дал мне в руки это чудо и сказал:
– На, посмотри!
Я даже испугался: гитара эта мне казалась каким-то инопланетным аппаратом. Он подключил ее через магнитофон и начал играть The Beatles – по-моему, «Day Tripper». Я был просто поражен: оказывается, такие звуки можно извлекать самому! То есть даже не слушать из магнитофона, а самостоятельно издавать! У меня снова просто крыша съехала от восторга. Я вошел в азарт:
– Можно мне попробовать!
Взял – и, естественно, не могу зажать ни одной ноты, просто сил не хватало тогда еще, да и струны у нее высоко стояли. Тогда Миша дал мне маленькую акустическую гитару – была такая, «четвертушка», неполноразмерная семиструнная гитара, седьмая струна у нее была снята. Миша показал мне на ней первые аккорды (те самые три-четыре «блатных» аккорда, с которых почти все начинают). Я запомнил, но прожимать до конца, чтобы аккорд звучал, у меня еще не получалось.
– Ну, теперь у тебя есть поле для работы, давай занимайся.
Я растерянно отвечаю:
– А как? У меня же нет гитары…
– Ладно, – говорит Миша, – бери пока эту, но ненадолго.
«Ненадолго» – это по факту получилось месяца на три. Я еще в тот день при нем потренировался, и никак у меня не получалось зажимать эти аккорды.
– Давай я тебе покажу на нижних струнах басовые партии, – предложил тогда Миша.
– А как это – басовые? – не понял я.
– Ну как: вот у тебя на баяне есть басы, а здесь басы – это нижние струны.
– Хорошо, давай!
Он мне показал басовую партию «The House of the Rising Sun»[11]. Поскольку я в принципе обладал музыкальным слухом, то запомнил партию без проблем. Да, было сложновато прожимать струны, но ритмически у меня все получалось правильно.
Итак, Миша дал мне гитару – это была моя первая гитара в жизни! Но я забыл у него спросить, как ее настраивать, да и вообще не понимал тогда, что это нужно делать. И, когда через какое-то время она у меня расстроилась, я продолжал самозабвенно подбирать на ней мелодии. Потом, помню, приехал к нему и стал ему показывать, как научился играть, но уже на его гитаре, на настроенной. И, конечно, получилась полная абракадабра. Миша спрашивает:
– А ты вообще свою гитару настраивал хоть раз?
– А что, ее надо настраивать? – удивился я. Ни баян, ни фортепиано никто сам не настраивал, это делали специально обученные настройщики, поэтому откуда мне было это знать?
Тогда Миша, что называется, открыл мне глаза на этот процесс и показал, как надо настраивать гитару (с этого, конечно, лучше было бы начать, но уж как получилось). И помню еще, что в тот день состоялось мое первое исполнение песни вместе с кем-то: я играл все тот же «Дом восходящего солнца» на фортепиано, а Миша – на гитаре. Да, это был еще не ансамбль, но уже игра не в одиночку, и удовольствие от этого процесса я получил куда более мощное, чем от игры на баяне.
Все свободное время я стал посвящать прослушиванию магнитофонных записей иностранных групп. Как-то я приехал к Мише, а он меня огорошил:
– Ты знаешь, что The Beatles распались?!
Я-то тогда по незнанию думал, что «Битлы» – это вообще все те группы, те исполнители, которые играют полюбившуюся мне музыку. Ведь я ни разу не видел не то что их пластинок, а даже фотографий!
– Все распались?!
– Нет, ты что, – развеял мои заблуждения Миша, – The Beatles – это всего четыре человека.