Это было для меня очередным открытием. И я чрезвычайно загрустил от этой новости. Как же так? Значит, теперь я уже больше не услышу ничего нового? Потом, конечно, выяснилось, что я смог услышать еще много их альбомов и продолжаю слушать до сих пор.
В то время у меня в классе не было единомышленников, ребят, которые слушают эту музыку, и я думал, что я один такой. Никто из одноклассников ничего подобного не обсуждал, не предлагал послушать какие-то записи. И это было немного грустно, так как мне хотелось делиться впечатлениями, а делиться не получалось. Но у меня были два приятеля из параллельного класса (я учился в «Б», а они – в «А») – Вадим Дмитриев и Андрей Богомолов. Мы с ними вместе ходили на сольфеджио и музыкальную литературу в музстудии, они тоже учились там – один на фортепиано, другой на аккордеоне. И вот как-то на сольфеджио они мне сказали:
– А ты вообще знаешь, что существуют «Битлы»?
– Ха! – воскликнул я. – Конечно! У меня есть масса их музыки!
– Да ты что?! А у нас тоже есть! (у Андрея тоже был магнитофон).
– Ну давайте, покажите, что у вас есть, – предложил я.
А как показать? Это надо идти в гости, ведь магнитофоны тогда были непереносные. Так, помню, мы впервые собрались втроем у Андрея Богомолова, и они включили мне запись: это тоже были The Beatles, еще худшего качества, чем у меня, какой-то сборник, только с другими песнями, как тогда в основном чаще всего и было.
– Здорово! – сказал я, – некоторые песни я еще не слышал! Завтра я вам принесу музыку, которая есть у меня.
У меня все это было покачественнее, да и я скопил уже немало записей на тот момент – они послушали с восторгом. «Ну все, теперь есть о чем поговорить!» – обрадовались мы.
Так я нашел себе отдушину. Раньше я приходил на музлитературу, «как на Голгофу», а теперь до и после уроков мы постоянно разговаривали о музыке. И с Андрюшей мы начали обмениваться тем, что у нас есть, перезаписывать друг другу катушки: то он таскал свой тяжеленный, килограмм под десять, магнитофон ко мне (благо жили мы недалеко друг от друга, не дальше 500м), то я свой магнитофон носил к нему.
Ну и, конечно, я просто обалдел, когда узнал, что у Джона Леннона день рождения в один день со мной! Мы где-то нашли журнал или газетную вырезку, где были указаны дни рождения всех музыкантов The Beatles. И когда я увидел у Леннона дату «9 октября», то даже сначала не поверил своим глазам. Потом в глубине души дико возгордился и в конце концов понял, что это просто какой-то знак свыше для меня и что музыка – это однозначно мое!
Как-то пришли мы в очередной раз в музстудию, и они мне с Вадиком показывают фотографии The Beatles! А я до этого их вообще не видел! И причем это была не просто какая-то фотка непонятного качества, а вырезка из газеты, известная фотография, где они втроем стоят в серых пиджачках, с гитарами, сзади них сидит Ринго Старр[12], на бочке написано «The Beatles»… Я увидел, и это стало для меня очередным откровением, ведь я прежде мог только фантазировать, как они выглядят. А ребята эту фотографию сами у кого-то взяли, и мы сразу поняли, что это надо перефотографировать для себя, что стало очередной эпопеей – как мы делали эти фотографии.
В то время, когда мы начали слушать музыку, у нас у всех были фотоаппараты – обычно Смена-6 или Смена-8. Некоторые счастливчики имели «ФЭД»[13], выпускаемый Харьковской трудкоммуной им. Феликса Эдмундовича Дзержинского. Тогда, конечно, не было моды постоянно фотографировать себя или друг друга, и у меня и моих друзей фотокамеры по большей части лежали почти без дела. А тут мы поняли, что можем использовать их для того, чтобы переснимать фото своих кумиров, и начали активно этим заниматься. Если нам в руки попадали вырезки из газет, это считалось очень большой удачей, а в основном мы имели дело с фотокопиями, с которых, в свою очередь, делали копии себе.
Это был в те времена многоступенчатый и довольно долгий процесс. После того как ты переснял изображение своим фотоаппаратом на пленку, ее надо проявить. Для этого нужно было в полной темноте заправить пленку в специальный бачок, залить туда нужные компоненты проявителя, предварительно смешав их, потом этот раствор важно было вовремя слить и залить закрепитель (фиксаж), чтобы пленка не засветилась. На весь этот процесс уходило минут тридцать. И потом, когда все это проделано, с замиранием сердца открываешь этот бачок и чаще всего достаешь абсолютно белую или, наоборот, черную пленку – проявить не получилось. Но, если все удалось сделать правильно, то ты получал негативы.
Пленку надо было высушить, для чего мы прицепляли ее прищепками к бельевой веревке. Когда она высыхала, можно было печатать с нее фотографии. На этом этапе требовался очередной девайс – фотоувеличитель, который с помощью лампы накаливания проецировал изображение с негатива на монтажный стол, куда нужно было положить специальную фотобумагу. Опять же, все это делалось в темном помещении, где из всего спектра можно было использовать только красный свет (красную лампочку)– он не засвечивал бумагу. Где можно было найти такое помещение? Естественно, в ванной комнате. Мы закрывались там вдвоем с приятелем или младшим братом, ставили увеличитель на табуретку или прямо на дно ванной и рядом располагали ванночки с проявителем и фиксажем для готовых фотографий. На весь процесс проявки и печати уходило несколько часов. Как и в случае с проявкой пленки, которая могла не получиться, фотографии тоже получались не сразу: то слишком надолго открыл «шторку» (затвор) увеличителя и переборщил с выдержкой – изображение вышло слишком темным, либо, наоборот, открыл его недостаточно, и позитив получился очень светлым. В итоге, путем проб и ошибок, подбиралось оптимальное время для создания хороших фотографий. После печати их необходимо было просушить. Как это сделать в домашних условиях? После промывки снимков их нужно было приклеить на стекло. На оконное стекло мама мне клеить снимки не разрешала, поэтому мы сушили их на зеркале (после чего я его, разумеется, должен был отмыть), либо на стекле межкомнатной двери между кухней и коридором – она с обеих сторон была у нас в этих снимках. После высыхания мы расправляли фотографии и обрезали у них поля. И вот – изображения кумиров готовы, и теперь они в нашей личной коллекции!
Как-то Миша мне подогнал новую запись и сказал:
– Это вот новая запись, «Монастырская дорога» («Abbey Road»). Вроде бы это The Beatles, а может, и нет. Послушай.
Я включил музыку дома и восхитился: «Вот это группа, вот это музыка!». И запись была очень качественная. Я – сразу к своим ребятам, говорю:
– Ребята! У меня отличные новости: есть запись группы под названием «Монастырская дорога», но есть предположения, что это The Beatles.
Они сразу, конечно:
– Давай слушать!
Снова собрались у Андрея: у него мама работала парикмахером, и он почти весь день был один дома, так что у него было очень удобно собираться. Заводим катушку с «Abbey Road», звучит круто, мы заслушались. И смотрим друг на друга: «Битлз» – не «Битлз»? Дошли до песни «Oh, Darling». И когда вокалист начал орать: «When you told me you didn’t need me anymore», мы сразу решили: «Ну, это, конечно, не „Битлз“, они так не умеют!». Как потом выяснилось, мы ошиблись (чтобы записать вокал с хрипотцой, Пол Маккартни специально приезжал в студию пораньше, чтобы перед записью «покричать» и довести свой голос почти до срыва). А когда узнали, что это наша любимая группа, нас захлестнула радость и гордость за нее.
Осенью 1972-го, в самом начале восьмого класса, мы как-то снова встретились втроем, и они мне вдруг заявили:
– Мы решили группу собрать!
– Да вы что?! А как это возможно вообще? – поразился я.
– А вот так! – загордился Вадим. – Андрюха будет на басу, я – на гитаре, и еще один парень будет с нами – Саша Шуриков из класса «В» – он тоже будет на гитаре играть, а еще он петь умеет!
– Круто! – восхитился я.
Они решили и меня позвать:
– А ты хочешь с нами?
– Хочу, конечно! Но это сколько же у нас гитар будет?
– Нет, гитар больше не надо, все, как у «Битлз». Остаются барабаны, вот ты будешь на барабанах.
– Я никогда в жизни не пробовал! – ответил я. Как в анекдоте: «Вы играете на скрипке? – Не знаю, не пробовал, может быть, и играю!»
– Ну, неважно, попробуешь! Давай!
И все, я согласился. Страшно было, но так интересно! И вот – у нас родилась группа, неважно, что пока не было ни одной репетиции. На следующей неделе мы поехали в Москву, в музыкальный магазин на Неглинку. Ребята выпросили у родителей денег и купили себе по звукоснимателю на акустические гитары (они тогда стоили по 9 рублей), поставили их на инструменты – супер! Когда опять собрались у Андрюши, он вручил мне презент со словами:
– Так, вот у нас есть пара коробок, на трудах мы тебе выточили барабанные палочки (правда, замечу, что палки у них получились кривоватые, не совсем цилиндрической формы), ну, давайте, попробуем играть!
Что пробуем? Решили начать с «Шизгары[14]» (так все тогда называли между собой «Venus», песню группы Shoking Blue). Так состоялась наша первая репетиция. Не могу сказать, что я сходу что-то понял, но играть в группе мне сразу понравилось.
После первой нашей репетиции в квартире у друга мы поняли, что у нас что-то может получиться, и стали называть себя группой, правда, не озадачились такой элементарной вещью, как название. Наверное, мы считали, что называемся «Битлз». Ну, хоть убей не помню, чтобы у нас было какое-то имя. Мы торжественно объявили своим друзьям и «сочувствующим», что у нас теперь есть группа – надо сказать, поначалу все не очень-то заинтересованно на это отреагировали.
Развитию нашей музыкальной деятельности дальше поспособствовало то, что Андрея Богомолова назначили ответственным за радиорубку в школе, то есть за то помещение, где стоя