Шота РуставелиВитязь в тигровой шкуре
Превосходство добра и непрочность зла — главная мысль поэмы
Редакторы: Проф. С. Каухчишвили, Д. Думбаозе
Иллюстрации художника Зичи
Оформление книги худ. С. Кецховели
Техредактор Т. Махарадзе
Корректор Э. Неверовская
О книге
I. Исторические и идеологические предпосылки творчества Руставели
На столбовой дороге древней культуры имеются памятники народного творчества — эпические поэмы, научной мысли — произведения мудрецов-мыслителей и художественно-литературного творчества — литературные памятники, которые в своей совокупности представляют аттестат зрелости многих народов в области культуры. Обо всех этих трех явлениях в истории культуры приходится говорить, так как все они связаны друг с другом и, обусловливаясь социально-историческим укладом, воздействуют друг на друга. Корни подлинно гениального произведения мирового значения глубоко лежат в развитом народном творчестве, идейное настроение дается достижениями мышления, суммарно лежащего в основе умонастроения эпохи, базирующейся на определенных общественных отношениях.
Все это безусловно касается, в числе других творений мировой литературы, и величайшего памятника грузинской литературы — романтической поэмы «Витязь в тигровой шкуре» Руставели.
Памятник грузинской народной словесности, отразивший высшую ступень мифотворчества Востока и воспринявший в художественном народном творчестве первые шаги человечества на путях цивилизации, в связи с применением огня в производстве, это — сказание об Амирани. Оно явилось не только первообразом греческих сказаний о Прометее — похитителе огня с неба на благо людей — но и послужило одним из корней творчества Руставели. Равняясь по линии своих литературных предшественников, Руставели в последней (1671) строфе своей поэмы на первом месте называет сказание об Амирани — перепетое в литературной обработке грузинского поэта Мосе Хонели, и тем отмечает место своей поэмы на путях развития грузинской поэзии XII в. Вот эта строфа:
Амирана Дареджани воспевал Мосе Хонели,
Песни славного Шавтели про Абдул-Мессию пели.
Диларгета неустанно прославлял Саргис Тмогвели,
Тариэля ж со слезами я воспел — его Руствели.
Это поэтическое указание Руставели не случайно: корни его творчества и по форме и по содержанию уходили в народное мышление. Тут есть большое сходство с итальянским ренессансом, скажем с Боккачио, поэмы которого связывались с итальянским народным творчеством и по содержанию и по форме. Итальянская октава — восьмистопный стих был так же народен, как и 8+8 размер грузинского народного напева (шаи-ри). Разница тут только в том, что грузинское народное сказание, которое берет за отправный пункт Руставели, еще в качестве народного памятника получило мировой резонанс как по линии творчества (прообраз Прометея), так и по линии мышления. Игри — бог воды и начало жизни по "Амирани" Игр (он) — вода, начало жизни у греческих (ионийских) натурфилософов.
По линии идеологических предшественников Руставели упоминает в своей поэме "мудрого Дивноса", то есть Дионисия, так называемого Ареопагита, псевдо-автора, имя которого, как это теперь известно мировой науке, было ложно написано на книгах, принадлежавших грузинскому мыслителю Петру Иверу (410-488/491).
Главная мысль, положенная в основу поэмы Руставели — вечность и торжество добра и кратковременность, преходящий характер зла. Герои Руставели борются за добро, как условие счастья; зло терпит поражение в результате борьбы, и сила счастья измеряется силой преодоленных страданий.
Сюжет поэмы Руставели уложен в рамки философии добра и потому он начинает поэму с указания на превосходство добра и непрочность зла. В строфе 113-ой Руставели говорит:
"Не причастен к жизни горькой тварей щедрый покровитель,
Зло творить зачем же будет тот, кто есть добра зиждитель...
Когда путь для освобождения героини Нестан-Дареджан стал ясен, тайна ее судьбы раскрыта, и нужен последний удар, в лице Автандила Руставели восклицает:
Мрак развеян, и величье света стало нераздельно,
Зло сразив, добро пребудет в этом мире беспредельно.
А когда героической борьбой трех друзей-героев — Тариэля, Автандила и Придона — каджетская крепость была взята, пленница Нестан освобождена, достигнуто все и добро восторжествовало, Руставели в одной строфе раскрывает миросозерцание, лежащее в основе его поэмы. Он в четырех строках грузинского народного стиха дает кратко, но четко всю философию (Псевдо-Дивноса) Петра Ивера, создателя так называемой ареопагитики.
Вот эта строфа:
Мудрый Дивное открывает дела тайного исток:
Лишь добро являет миру, а не зло рождает бог;
Злу отводит он мгновенье, а добру — безгранный срок,
Ввысь подъяв его истоки, где нетленности порог.
Ясно, что поэма Руставели непосредственно связана, в условиях грузинского возрождения XII-XIII вв., с философским наследием античности, получившим в восприятии грузинского философа Петра Ивера форму,- оказавшуюся приемлемым материалом для некоторых прогрессивных идей, которые в соответствующих социально-экономических условиях были использованы в Грузии, а затем и на Западе (Джордано Бруно, Николай Кузанский и др.).
Из поэмы Руставели видно, что он пользуется той или иной философской идеей, иногда текстуально, не указывая на самих мыслителей. Так, например, Руставели мог бы указать на ближайшего к нему по времени грузинского философа Иоанна Петрици. Последний в условиях острой общественно-идеологической борьбы в Грузии XI-XII вв. усвоил двоякий способ понимания мира и его явлений: "божественный" и "человеческий". В первом он следовал Платону, во втором — Аристотелю, в первом он шел путем идеализма, во втором — склонялся к материализму.
Руставели усвоил вторую точку зрения своего идеологического предшественника в Грузии XI-XII вв., но для характеристики обостренной борьбы и идеологического насилия церкви и власть-имущих не лишено значения указать на проявление сугубой осторожности со стороны Руставели в передаче материалистического тезиса о зависимости между телом и душой с приписыванием его не Аристотелю (как это следовало), а Платону (идеалисту). Вот это место:
"Я дерзну слова Платона привести, как образец:
Вслед за телом тленен духом как двуличный, так и лжец".
У Платона, как идеалиста, такого места (в его писаниях) не имеется, тогда, как у Аристотеля такие места встречаются не раз. Это знал и Руставели, но пред лицом господства церкви приходилось поступать сообразно положения. Руставели, как выяснилось в отношении к ареопа-гитике, был мастер введения в поэтическую ткань текста поэмы краткой, но четкой передачи мыслей философов. Достаточно указать на упоминание Аристотеля, где поэтически передан его логический закон об исключенном третьем. Вот это место:
Молвит царь: природу правды как же наш постигнет дух?
Из двух крайностей возможных правда лишь в одной из двух.
Руставели остался верным своему идеологическому предшественнику Иоанну Петрици, который говорил о своем "следовании Аристотелю", но тут же пояснил, что он построил бы философскую систему "вне соприкосновения с материей" (И. Петрици, Соч. т. II стр. 222). Это ничем не легче приписывания материалистического тезиса Аристотеля — Платону, на что в духе времени решился Руставели.
Анализ текста поэмы Руставели убеждает в том, что идеологическая предпосылка его творчества содержит не только прогрессивные элементы мышления упомянутого им Петра Ивера (Дивноса) и не только своего ближайшего идейного предшественника И. Петрици. В тексте Руставели достаточно указаний на идеи и высказывания грузинского мыслителя от VI-VII вв. Иоанна Мосха (Месха) — автора грузинской записи романа под названием "Мудрость Балавара".
Для примера приведем одно место. В произведении Иоанна Мосха(Месха), палестинского деятеля, родом из Месхети (550-634 г.), под названием "Луг Духовный", написанном автором на греческом и грузинском языках и "переведенном на многие языки Запада и Востока, есть описание посещения лекарем больного. Ответ лекаря гласит: "Эта болезнь не от тела, а от недуга сердца".
В произведении того же Мосха (Месха) индийскому царю Абэнесу, позвавшему врачей осмотреть Зандана, воспитателя царевича, лекари ответили: "Сия болезнь не от тела, а от нехватки сердца".
Руставели воспроизвел этот пассаж Мосха (Месха) в том месте поэмы, где говорится о внезапной болезни Тариэля, сраженного красотой Нестан.
Молвят лекари: "Болезни этой род нам невдомек,
И лечить его не надо: опечалил сердце рок".
Из переработанной с грузинского текста Мосха (Месха) Евфимием Ивером (около 950-1028), грузинским мудрецом и мыслителем, греческой версии романа о Варлааме и Иоасафе Руставели творчески воспринял ряд идей. Достаточно тут указать на основное — учение о борьбе со страстями, об управлении своими чувствами, о свободе воли. Эти учения, воспринятые еще в "Мудрости Балавара" Мосхом (Месхом), были развиты Евфимием Ивером в греческом варианте, с использованием аристотелика Немесия Эмесского (его книги "О природе человека", переложенной в XII в. Иоанном Петрици на грузинский язык) и других представителей патристической литературы.
Умение перенести горе и страдания, владеть чувствами, быть твердым в несчастьи, выдержать невзгоды и удары изменчивой судьбы — во имя борьбы за счастье и свободу — такова жизненно-человеческая мотивация всех героев Руставели: женщин и мужчин, между которыми он не видит разницы. И это все питается жизнерадостно-гуманистической верой в. победу, как результат борьбы и преодоленных препятствий. Эта связь с Евфимием Ивером, в конкретных условиях социального бытия Грузии XII в., дала возможность Руставели противопоставить себя фаталистическому Востоку.