Гаврила гостеприимно распахнул дверь — и опешил от неожиданности.
Никита был потрясен еще больше своего слуги.
На пороге стояла «лесная фея» в беличьей шубке и меховом капоре. Руки ее в лисьих рукавицах подпирали подбородок. Она знала, какое производит впечатление, и еле сдерживала смех.
Гаврила неслышно выскользнул из комнаты.
— Я пришла вернуть вашу вещь. — Она протянула к Никите руки. — Возьмите. Мех огненной лисицы согрел мне не только руки, но и сердце.
Девушка старательно выговаривала слова. Речь ее была заранее продумана.
Никита сдвинул варежку на ее руке и поцеловал теплое запястье.
— Подарки назад не принимают.
— Окажите мне маленькую услугу. — Она сделала еще шаг навстречу Никите, глаза ее горели дерзким весельем.
— Это счастье — служить вам, — пролепетал Никита.
— Мне необходим урок русского языка. — Она помедлила. — Какие слова сказали бы вы знатной особе, чтобы обрести ее доверие… и любовь?
Она продолжала смотреть на него в упор.
Никита с трудом преодолел смятение.
— Я бы… сказал так: «Ангел мой, с тех пор как я увидел вас, моя жизнь приобрела смысл… Всякий миг моего бытия принадлежит вам… Я живу ради вашего взгляда, вашей улыбки, вашего…» Простите, — Никита вышел из образа Ромео, — а та влиятельная особа — молода, красива?
— Не важно! — улыбнулась девушка. — Она женщина. А женщина всегда чувствует себя молодой и красивой.
— Тогда можно добавить… «Ради вашего взгляда, улыбки, ради вашего… поцелуя…». Но ведь так не говорит женщина женщине.
Лица их сблизились, они почувствовали жаркое дыхание друг друга.
Ученица как эхо повторяла каждое слово своего учителя.
С улицы донесся стук молотка в дверь. Она отпрянула от Никиты.
— Мне пора, — выдохнула таинственная незнакомка. — Будем благодарить небо за дар, посланный нам, и надеяться на встречу.
Никита порывисто схватил ее руки.
— На встречу? Когда? Завтра!
— Нет-нет. — Она испугалась его решительности. — Это невозможно. На рассвете я уезжаю в Потсдам.
— Я последую за вами! — Он умоляюще заглянул девушке в глаза. — Не отказывайте мне, прошу вас!
— Моя мать слишком подозрительна… и колюча. Она не любит случайных людей… и будет в ярости.
— Не волнуйтесь, я буду деликатен, а в дороге мужская помощь всегда пригодится.
Незнакомка колебалась недолго.
— А почему нет? — вдруг азартно спросила она себя. — И пусть это будет нашей маленькой дорожной тайной! — Она покосилась на шампанское.
Никита поспешно подал ей бокал.
— Но я не знаю вашего имени. Надеюсь, хоть это не тайна?
Она помедлила, принимая решение, и наконец таинственно прошептала:
— Графиня Рейнбек. Но близкие зовут меня просто Фике.
Они сдвинули бокалы.
По улицам Берлина ехала карета. Она подкатила к калитке с узорной решеткой. За решеткой виднелся газон с аккуратно подстриженными кустами, а дальше — двухэтажный, вычурной архитектуры особняк.
Из кареты выпрыгнул де Брильи и уже на ходу дал указание сидевшему в карете Жаку:
— Не думаю, что я задержусь в миссии надолго. Сними гостиницу где-нибудь поблизости и распакуй вещи.
Вестибюль особняка, где разместилась французская миссия.
— Маркиз Шетарди? — спросил де Брильи старого слугу.
— Их сиятельство ждут вас. — Слуга с поклоном принял плащ и указал на дверь.
Шетарди обедал, просматривая последние газеты. Увидев де Брильи, он встал ему навстречу.
— О, Брильи, несказанно рад! Вы успели вовремя. Прошу к столу.
— Ненавижу немецкую кухню, — проворчал Брильи, усаживаясь и засовывая салфетку за подбородок.
— Повара, как и Францию в сердце, я вожу с собой, — засмеялся Шетарди.
Слуга принес второй прибор.
— Сразу к делу, — начал Шетарди. — Я получил шифровку из Петербурга. Выбор сделан! Из Цербста в Россию едет невеста наследника Петра. Девицу сопровождает мать, герцогиня Ангальт-Цербстская, весьма экстравагантная и решительная особа. Знаете, с этакой авантюрной складкой. Они едут тайно.
Оба рассмеялись.
— Но почему императрица Елизавета остановила выбор на этом нищем доме? Герцог Ангальт-Цербстский всего лишь генерал на службе у Фридриха.
— Я думаю, что король Прусский и есть главный сват, — задумчиво сказал Шетарди. — А что касается захудалого дома… Нищета делает людей уступчивыми. Из безликой принцессы Софьи сделают куклу, марионетку в чужих руках. А она согласится на все в благодарность за корону.
— Не скажите… Богатство и власть кружат голову, — веско возразил Брильи. — Нет более жестокого хозяина, чем освобожденный раб… Что-то здесь Бестужев недодумал. — Он вытер рот салфеткой. — Вкусно…
— Бестужев против этого брака, — как бы между прочим заметил Шетарди.
— Ах вот как!.. — протянул удивленно Брильи. — И мое задание?..
— Вы должны завоевать сердца цербстских дам.
— И сделать их марионетками в наших руках? — засмеялся Брильи, шевеля пальцами, как опытный кукольник.
— Вот именно, — кивнул Шетарди. — Это настолько важно для Франции, что здесь все средства хороши: обольщение, подкуп, угрозы, шантаж… Не мне вас учить!
— Приятные мы мужчины, — с горькой иронией заметил Брильи. — Эх, политика! — Он растер уставшее лицо, помолчал. — Надо подумать… С авантюрной складкой, вы говорите? Особы подобного рода падки на всяческие эффекты. И потом, все женщины обожают опекать слабых, жалких, больных и убогих. Это их, видите ли, возвыша-а-ет! Хм-м…
— Кофе?
— Благодарю. — Он поднес чашку к губам.
— Признаться, с некоторых пор все эти дамы мне порядком осточертели.
— Не узнаю вас, Брильи! Стареем? — усмехнулся Шетарди.
— При чем тут возраст? — огрызнулся шевалье.
— Да-а, глубокий след в вашем сердце оставила эта русская красавица.
— Не будем говорить о Ягужинской! — резко оборвал его Брильи.
Шетарди улыбнулся его горячности и дружески потрепал по плечу:
— Ну, удачи вам, шевалье!
Двор особняка герцога Ангальт-Цербстского тонул в тумане.
В предрассветных сумерках была видна карста, слуги грузили багаж, впрягли лошадей. Тускло светили зажженные факелы.
Алеша и Саша из окна все того же кабинета наблюдали за происходящим.
— По-моему, «влиятельные особы, коих нам надлежит сопровождать до Риги», — с иронией произнес Саша, — собираются дать деру!
— Похоже, эти шустрые дамы, — ехидно заметил Алеша, — совсем не желают видеть нас в роли провожатых.
— Заперли нас, чтоб свидетелей не было, — добавил Саша.
— Свидетелей чего? — пытливо спросил Алеша.
— Сие есть тайна великая, — иронично протянул Саша. — И тайну сию нам суждено разгадать.
Возбужденная Иоганна, герцогиня Ангальт-Цербстская, стояла в прихожей перед зеркалом уже в шубе, надевая шляпу — ей не нравилось, как она сидит, и это очень злило герцогиню. За спиной маячил супруг-генерал.
— Моя дражайшая супруга, — церемонно увещевал он ее, — почему вы настаиваете, чтобы я не сопровождал вас? Поймите, это же просто неприлично.
— Это прилично. В рекомендации Фридриха ясно сказано — вдвоем с дочерью. Он понимает: если едет вся семья, то это официальный визит, что подозрительно. А так — две путешествующие дамы…
— Но ведь это опасно. По дорогам шатается столько швали! Если вы не хотите взять меня, то почему отказываетесь от помощи наших пленников, этих русских офицеров?
— Потому что мы едем тайно, под чужими фамилиями… черт подери! — Она справилась наконец со шляпой. — Нам не нужен эскорт! Зачем привлекать к себе внимание?
— Но как вы объясните в Петербурге их пленение? — воскликнул герцог, переходя к своему главному вопросу.
— Господи, да кто этим будет интересоваться? — Иоганна с трудом сдерживалась. — Оплошность слуг!
Она неожиданно поставила ногу на стул и задрала юбку. Обнаружилась сумка с пуговицей, прикрепленная к поясу нижней юбки.
— Письма! — потребовала Иоганна у мужа и стала складывать протянутые им бумаги в сумку, продолжая между тем разговор. — Эти мальчишки могли перепиться, наскандалить, попасть под стражу, завязнуть у девок, наконец. Возможностей более чем достаточно. Мне поверят — не им! — Пуговица была застегнута. — И не мучьте меня этими пустяками! — Она топнула ногой и вильнула бедрами, оправляя юбки, затем уверенным мужским жестом сунула за пояс пистолет. — Мы накануне таких событий! Продержите этих офицеров три дня… лучше пять. Эти пять дней мне необходимы. Ну что вы на меня уставились?
Герцог восхищенно смотрел на супругу.
— Женский ум такой изворотливый! Воистину…
— Давайте прощаться. Фике!
Фике уже стояла перед отцом, в беличьей шубке и в капоре, вся ее фигура выражала нетерпение.
— Дочь моя! Тебе придется жить в России, где правят цари, — начал он торжественно. — Тебе будет трудно. Поэтому прежде всего молись Богу! — Он перевел дыхание. — И помни: ты лютеранка. Достанет ли в твоем хрупком теле сил, чтобы исполнять заветы святой лютеранской церкви? Но ты дочь солдата…
На глазах герцога выступили слезы, он несколько раз перекрестил дочь.
Фике стояла растроганная.
— Я выполню ваши заветы, отец…
— Помни, всегда помни: ты немка!
— Этому ее можно не учить! — встряла герцогиня. — Фике умная девочка. Обними отца, нам пора ехать! Не раскисай. Карл…
Герцогиня, как куклу, повернула дочь к отцу и, едва они трогательно обнялись, оторвала девочку от герцога и повела к выходу.
Саша и Алеша продолжали через окно следить за происходящим. Они видели, как из дома вышли три женские фигуры, быстро сели в карету.
Герцогиня крикнула кучеру:
— Гони! К ночи мы должны быть в Потсдаме!
Карета, сопровождаемая огромными псами, выехала со двора.
— Что будем делать, гардемарины? — по привычке воскликнул Саша, обшаривая комнату взглядом.
Алеша безнадежно пожал плечами.
Саша меж тем заглянул в дымоход камина, проверил оконные решетки, попытался выломать дверь. Бесполезно!