Я без эго-сознания и постоянно наслаждается в Атмане. Вознёсшийся в колеснице своего тела, тот, кто наслаждается широким пространством чистого сознания, просит пищу без какой-либо мысли или чувства унижения, пьёт воду из рек, закутывается в лохмотья, не поддающиеся стирке и сушке, или в кору деревьев, или ходит обнажённым. Нет кодекса законов или правил поведения, обязывающих его, ибо он совершенно свободен. Хотя и спящий на земле, подобно ребёнку или сумасшедшему, он остаётся всегда утверждённым в Веданте. Мать-земля есть цветущее ложе, на которое он ложится. Он спит без страха в лесу или на кладбище, ибо его развлечение и удовольствие — в Брахмане. Он, кто есть всеобщее Я, принимает по желанию бесчисленные формы и имеет бесчисленные переживания. В одном месте он ведёт себя, словно идиот, в другом — подобно учёному, в третьем — подобно обманутому. И снова, в одном месте он движется, словно человек Мира, в другом — как царь, ещё в другом — как нищий, питающийся с ладони из-за отсутствия чаши для подаяния. В одном месте он обожаем, в другом — хулим. Таким образом он живёт везде, и Истина позади него не может быть осознана другими. Хотя у него нет богатств, он — вечно в Блаженстве. Хотя другие могут и не помочь ему, он могуч силой. Хотя он может не поесть, он вечно удовлетворён. Он смотрит на все вещи беспристрастно. Хотя и действуя, он — не действующий, хотя и питающийся, он — не тот, кто ест; хотя он имеет тело, он — бестелесен. Хотя и обособленный, он есть Единое Неделимое Целое. Знающий Брахмана и освобождённый ещё в теле, он не затрагивается влечениями и отвращениями, радостями и скорбями, благоприятными и неблагоприятными вещами, естественными для обычного человека, привязанного к телу. Хотя солнце никогда в действительности не поглощается драконом (при затмении), но так видится, и глупцы, не знающие истины, говорят: “Смотри! Солнце — поймано”. Подобным образом они говорят, что знающий Брахмана имеет тело, но это — заблуждение глупцов, потому что, хотя он и кажется имеющим тело, он никоим образом не затрагивается им. Тело Освобождённого, несмотря на его свободу от рабства, существует тут или там — словно сброшенная кожа змеи. Тело Освобождённого, подобно деревянной колоде бросаемое вверх и вниз течением реки, может иногда быть вовлечённым в удовольствие благодаря его прарабдхе, но даже при этом — за счет действия скрытых тенденций в прарабдхе, как и для тела мирской личности, — он тем не менее остаётся свидетелем в состоянии внутренней тишины, осью колеса, свободным от желания и неприязни и совершенно беспристрастным. Он ни привязывается чувствами к объектам, дающим наслаждение, ни отделяется от них. Плоды его действий не затрагивают его даже в малейшей степени, ибо он совершенно опьянён непрерываемым переживанием нектара блаженства Атмана. Он, знающий Брахмана, есть Абсолютное Я, высочайший Господь, не нуждающийся в специальных формах медитации. Это — несомненно.
Он, знающий Брахмана, достиг цели жизни и навеки освобождён как Брахман, даже проживая в теле и используя его способности. Действительно, он реализует состояние Брахмана даже с разрушением тела и его оболочек. Так же и актёр на сцене всегда является человеком независимо от того, носит он маску или нет. Дереву безразлично, будет ли благоприятным место, где опадают его мертвые листья, — река ли, канал, улица или храм Шивы. Подобным образом Мудреца не волнует, где его тело, уже сожжённое в огне Знания, будет сброшено. Бытие-Сознание-Блаженство Атмана не погибает с телом, дыханием, интеллектом и органами чувств в гораздо большей степени, чем дерево — с его листьями, цветами и плодами. Писания также провозглашают: “Только то, что конечно и изменчиво, может погибнуть” и также: “Атман, который есть установившееся сознание, есть Истина, есть нерушимое”. Мудрец является Брахманом в совершенном Блаженстве недвойственности; он утверждён в Истине, которая есть Брахман. Какое тогда может иметь значение, где и когда он сбрасывает своё тело — носителя кожи, мяса и нечистот? Избавление от тела, посоха и чаши для воды (нищего) — не есть действительное Освобождение; Освобождение, познанное Мудрецами, в действительности означает развязывание узла неведения в Сердце.
Так же как камень, дерево, солома, зерно, циновка, картины, горшок и т. п. после сожжения возвращаются в землю (из которой они пришли), так тело и его чувственные органы, будучи сожжены в огне Знания, становятся Знанием и поглощаются в Брахман, словно темнота в свет солнца. Когда горшок разбит, пространство в нём становится единым с Пространством; поэтому также, когда ограничения, вызванные телом и его оболочками, устранены, Мудрец, осознавший Себя при жизни, сияет как Брахман, становясь поглощённым в Брахман, которым он уже был, словно молоко в молоке, вода в воде или масло в масле, лучезарным как Единое Высочайшее Я. Таким образом, когда Мудрец, пребывающий как Брахман, который есть Чистое Бытие, достигает абсолютно развоплощённого состояния, он никогда снова не рождается. Как может здесь быть перерождение для Мудреца, пребывающего как Брахман, когда его тело со своими ограничениями уже сожжено огнем Знания, огнем Тождества индивидуальности и Высочайшего? Существование всего, что утверждается и отрицается в единственном субстрате неразрушимого, непривязанного, недвойственного, абсолютного Я, зависит только от ума, так же как появление или исчезновение воображаемой змеи в куске верёвки не имеет основы в реальности; Рабство и Освобождение есть творения майи, наслоения на Брахмана, представляемые умом без какого-либо действительного существования. Глупец — тот, кто порицает солнце из-за своей собственной слепоты. Невозможно доказать, что рабство [сансара] вызвано вуализирующей силой [тамас] майи и Освобождение — её уничтожением, поскольку не существует различий в Атмане. Такое доказательство привело бы к отрицанию истины Недвойственности и утверждению двойственности. Это противоречило бы авторитету Писаний. Как может быть какое-либо проявление майи в недвойственном Брахмане, который есть совершенное спокойствие, Единое Целое, подобное эфиру, незапятнанное, бездействующее, безупречное и бесформенное? Писания даже явно провозглашают: “Поистине нет ни творения, ни разрушения; никто не связан, нет ищущих Освобождения, нет никого на Пути к Избавлению. Нет Освобождённых. Это — абсолютная истина”. Мой дорогой ученик, это — итог и сущность всех Упанишад, тайна тайн — есть моё наставление тебе. Ты тоже можешь сообщить его тому, кто стремится к Освобождению, только тщательно проэкзаменуй его несколько раз для уверенности, что он действительно ни к чему не привязан и свободен от всех пороков и нечистот этого тёмного века».
Услышав эти слова от Гуру, ученик низко кланяется ему несколько раз, затем прощается и идёт домой в состоянии Блаженства. Учитель, погружённый в океан Блаженства, странствует по земле, чтобы очистить её.
Таким образом была обнаружена подлинная природа Атмана в форме диалога между Гуру и его учеником, легко понятной любому искателю Освобождения. Этим полезным наставлениям могут следовать те, кто имеет веру в авторитет Писаний и кто стремится к Освобождению, те продвинутые искатели, кто совершает предписанные им обязанности, не заботясь о плодах их действий, и таким образом очистил себя от нечистот ума, кто не привязан к утешениям сансары и кто достиг состояния невозмутимости.
Души, странствующие в диком и ужасном лесу сансары, угнетены мукой жажды, вызванной страшным жаром троякого зла[13], и введены в заблуждение миражом воды. Великий Учитель Шанкара Бхагават Падачарья желает сообщить им о существовании близко под рукой океана сладкого нектара, блаженства Недвойственности, так что они могут получить облегчение, и благословляет их своей Вивекачудамани, “Бриллиантом в короне Различения”, которая подарит им вечное блаженство Освобождения. Это — несомненно.
Шанти Шанти Шанти
Глоссарий
Цель настоящего глоссария – разъяснить используемые в тексте слова и термины (главным образом, на санскрите) и указать их произношение.
В санскрите и тамильском языке нет системы ударения, как в русском языке, но имеется система долгих и кратких звуков. Все долгие гласные находятся под ударением, а краткие нет. Поэтому одни слова могут иметь несколько ударений, а другие вообще не содержать ударения. Точная транслитерация с санскрита невозможна без применения специальных фонетических символов. В связи с этим ниже приводится также и латинская транслитерация как наиболее распространённая. Она даётся в упрощённой форме, пусть не всегда совершенно точной, но достаточной для духовного практика. Показано чёткое различие долгих и коротких гласных звуков: долгие звуки помечаются сверху чёрточками.
Гласные a, i, u сходны с русскими “а”, “и”, “у”, если не учитывать различий по долготе-краткости. Произношение этих гласных приблизительно следующее:
a – как звук “а” в первых двух слогах слова “хорошо” и в последнем слоге слова “папа”;
в – как звук “а” в первом слоге слова “папа”;
i – как “и” в первом слоге слова “институт”;
о – как “и” в “близость”;
u – как “у” в “бутылка”;
ы – как “у” в “буря”.
Звуки е (сходный с русским “эй”) и о (сходный с русским “о”) – всегда долгие.
В латинской транслитерации сочетание “jna”, в какой бы части слова оно ни встретилось, есть попытка выразить звук специфический для санскрита. Индийские санскритологи допускают несколько вариантов его произношения, которые приближённо описываются как:
– носовое “ngya” (с “ng”, как в английских словах running, walking и т. п.);
– твердое “gya” (соответствующее русскому “гья”);
– мягкое “nуа”, как в слове “Ваня”.