— Подозрительно, — кивнул Карл. — Но уж в это я точно не полезу. Простому человеку только сунься в дела знатных господ — пропадёшь ни за что. И хорошо если один, а то можно и близких с собой потянуть. Если молодой барон и правда не пожалел родного дядю, то уж кого-то вроде меня прихлопнет — и не заметит. Это не Пфефферкорн. И нет против него ничего, кроме подозрений. Да и вам, герр де Лонэ, я бы не советовал вмешиваться в эти дела. Вы, конечно, риттер храбрый и умелый, но от ножа в спину или стрелы из засады никакая храбрость и никакие умения могут не спасти. На свете хватает мерзавцев опаснее Репейника, а золота у молодого барона достаточно.
Что ж, Карл прав, конечно. Мои подозрения против этого фон Шарфенштейна ни один суд и слушать не станет. А вот сам новоиспечённый барон, узнав, что некий Симон де Лонэ под него копает, не поленится послать по мою душу десяток таких банд как у Репейника, если не круче, не пожалев на них золота. И фиг я от них отобьюсь, даже с помощью Роланда и близнецов. Ещё и ребят подставлю.
Помимо самогонного аппарата Карл и его сыновья сделали по моему заказу корпуса подзорных труб, свернув медные листы в трубки разного диаметра и спаяв оловом. Трубки были вставлены одна в другую, так что каждая труба получилась из трёх раздвижных колен. На концах труб имелись медные кольца с архаичной, но всё-таки резьбой, которые должны были удерживать линзы. Я объяснил Карлу, как можно нарезать резьбу, он оказался мужиком сметливым, и теперь, думаю, это «изобретение» обязательно в дальнейшем где-нибудь использует.
Всего труб было сделано семь — на сколько хватило хрусталя. Две нам с Роландом, по одной нашему сюзерену, графу Гильому и его сюзерену, королю Людовику. Ещё из прошлой жизни я вынес знание, что с начальством надо дружить, а достигается это лучше всего эксклюзивными подарками, демонстрирующими уважение. А уж придумать что-то более эксклюзивное, чем подзорные трубы, которые должны появиться столетий через четыре или пять, в Европе XII века просто невозможно. Ещё три трубы были изготовлены на всякий случай. Вдруг с нашими что-то случится, или понадобится подарок для кого-то важного.
С корпусами труб я отправился в уже знакомую лавку ювелира Абрама, который взялся вставить линзы в нужные места, закрепив их так, чтобы те не вываливались. На выходе получились трубы ничем не хуже тех, которыми пользовались веке в XVII–XVIII. Довелось как-то видеть в Голландии, в музейной экспозиции, посвящённой эпохе Петра I, и даже, за отдельную, довольно нескромную плату в валюте поглядеть в такую трубу на окружающий мир — интересно же прикоснуться к истории, реально взглянуть вооружённым глазом капитана эпохи Великих Географических Открытий, а может и пирата какого-то, кто его знает, через чьи руки прошла труба за эти века!
Ещё у меня оставались некомплектные линзы, для которых не хватало труб. Из двух поменьше я решил сделать лупы с бронзовой оправой, себе и Роланду. Вещи в походе весьма полезные не только для разглядывания мелких предметов, но и для разжигания огня, особенно на южном солнышке. А вот большую линзу с мощным увеличением я изначально планировал использовать иначе. Я нарисовал для Абрама подставку, на которой линзу можно было поворачивать и сдвигать, сделанную из сплава олова с серебром, с пристроенной под ней пластинкой из отполированного олова. Формально, по цеховым законам, следовало бы обратиться к меднику или серебренику, но я не знал, кого выбрать, а потому решил не заморачиваться и обратиться к ювелиру. В конце концов я не ремесленник, цеховые законы мне не указ, а вышедшие из рук Абрама вещи благодаря отшлифованному горному хрусталю тянули по нынешним временам и на ювелирные изделия.
Микроскоп не микроскоп, но для средневековья сойдёт. Главное, что показывает то, что требуется. В этом я убедился, плеснув на оловянную пластину немного воды. Теперь надо только не разбить эту уникальную вещь. Без шуток уникальную, второй такой сейчас не найти на всей планете. Мне требовалась тара, в которой я мог бы её безопасно перевозить. Да и другую оптику тоже. Оставив пока оптические приборы в лавке Абрама, я вернулся в дом Карла и переговорил с его старшей дочкой, Гретой. Понадобился мне её жених, годом старше, которого звали Харальд. Он был сыном столяра и подмастерьем у своего отца. Невесту он обожал, чем та активно пользовалась, командуя будущим мужем. Хе, кто там говорил про забитых женщин Средневековья?
Мне и Роланду Харальд был страшно благодарен за спасение будущей жены от Пфефферкорна. По его словам, в тот день он хотел пойти на площадь, чтобы убить ростовщика, или, похитив Грету, бежать с ней из города, но был связан отцом и дядьями, а затем заперт в погребе. На мой взгляд — правильно, вряд ли бы он чего-то добился, кроме виселицы. Но парню я этого, конечно, не сказал, не стал гасить души чудесные порывы. В общем, Грета сбе́гала за женихом, благо его дом был через пару улиц, и вскоре тот предстал пред наши очи.
Узнав, что от него нужно, парень охотно взялся за заказ, решив взять деньги лишь за материал: дерево, клей, уголки и полосы лужёного железа, гвозди и замок. Но последний предоставил Карл. Хоть это не его профиль, однако доводится ему делать и такие вещи, вот только купец, заказавший замок, преждевременно стал жертвой разбойников — по слухам, как раз шайки Репейника. Прочие металлические вещи сделал он же с помощью третьего сына, Штефана, занимавшегося лужением. Парню, похоже, понравилось медницкое дело, не иначе кровь предков с отцовской стороны сказалась.
Сундук, габаритами где-то сантиметров семьдесят на полметра, у Харальда вышел на загляденье: очень прочный даже с виду, окованный, оббитый на чистых поверхностях короткими гвоздиками с широкими шляпками. Даже топором его рубить замучаешься. Врезной замок тоже выглядел прочным и довольно хитрым — сначала надо два раза повернуть на закрытие, и потом уже открывать. Внутри перегородки делили его на несколько отделений, с креплениями под хрупкие вещи, сделанными по моим рисункам. Покупай я этот сундук по полной цене, он обошёлся бы мне в золотой безант, не меньше, а так я заплатил всего половину предполагаемой суммы.
В сопровождении тащившего сундук Эриха я вернулся в лавку иудея Абрама, где уложил в сундук и «микроскоп», и пять подзорных труб, и большую часть уменьшившихся в числе безантов. Судя по хитрому взгляду ювелира, в моё отсутствие он успел поглядеть в мою оптику. Боюсь, скоро в Саарбрюккене начнётся производство как минимум подзорных труб. Эх, жаль, что с патентами сейчас напряжёнка, то есть они вообще отсутствуют как таковые. Мог бы озолотиться. Хотя и так грех жаловаться, судьба меня хранит и безантами осыпает. Интересно, долго такое везение будет продолжаться?
Впрочем, за отличную и быструю работу Абрам заслужил такую награду. Затем я заказал ему сделать серебряную фольгу. Можно было бы зайти с этим к серебренику, но к чему, как говорится, множить сущности? Сразу после того, как мы договорились, ювелир взялся за дело.
Да-а, дел у меня сегодня невпроворот, и это ещё мягко сказано… Может, зря я во всё это прогрессорство ввязался? Хотел же помахать мечом на Ближнем Востоке, реализуя свою детскую мечту о крестоносцах, так пока доберусь, чувствую, устрою настоящую техническую революцию. А кто-то сверху, за облаками, глянет на мои чудачества и решит, мол, слишком ты уж, сынок, зарвался, отправляйся-ка давай ко мне. Ну или в преисподнюю. Хотя я уверен, что своими деяниями скорее заработал на райские кущи.
Как бы там ни было, покинув лавку Абрама, мы с Эрихом отправились в находившуюся на соседней улице лавку стекольщика. Торговали там обычным стеклом, цветное, по словам моего слуги, во всём городе умеет делать только Абрам. Там я купил корзинку битого стекла и стеклянных остатков. Затем по совету, полученному при прощании с Абрамом, зашли к местному аптекарю, худому греку с довольно измождённым лицом, невесть какими путями попавшему в эти места. У него я купил флакон толстого стекла, наполненный ртутью, которая сейчас называется в Европе «жидкий меркурий» и добывается из испанской киновари.
После этого мы вернулись в мастерскую Карла, который, как и его семья, с интересом разглядывал принесённые вещи. Так как они и без того видели много, да и семья эта мне нравилась, я решил не скрывать что к чему и, послав Эриха в таверну предупредить Роланда, заночевал в их доме, на что Карл с женой охотно согласились. Когда стемнело, в ясном небе зажглись звёзды и взошла луна, я вместе с Эрихом, Карлом и его семьёй, кроме заснувших малышей, выбрались на крышу и несколько часов наблюдали в подзорные трубы спутник Земли. С его «морями» — до этого они сами додумались, ну а я, понятно, просвещать их не стал. А также Венеру, Марс, Юпитер (между прочим, разглядев Большое Красное Пятно), Сатурн и созвездия. Заодно, сославшись на древних греческих и римских мудрецов, пришлось прочитать «небольшую» лекцию об устройстве Вселенной, затянувшуюся часа на два, взяв со слушателей слово, что они будут держать язык за зубами, дабы никого не обвинили в ереси.
Семейство оружейника от увиденного в трубу осталось в восхищении, а после моей лекции вообще пребывало в шоке. Немного отойдя от услышанного, Штефан откровенно заявил: «Я буду делать такие штуки!». И добавил: «Если герр де Лонэ не против».
Я не был против, и даже посоветовал парню скооперироваться с иудеем Абрамом. Не сам же он будет шлифовать линзы, а ювелиру никто не даст делать те же трубы из меди, цеховые законы строги, а к иноверцам особенно. Штефан же вполне может выучиться на медника, поступив в подмастерья к одному из местных мастеров. Я даже подарил парню, за отличную работу лист бумаги с чертежом простого подъёмно-поворотного механизма с зубчатой передачей, для удобства исследователей космоса. Кто знает, может, тогда и Галилей под судом не окажется, и Джордано Бруно не сожгут? Хотя, судя по прочитанному в прежней жизни, астрономия среди причин их неприятностей была на самом последнем месте.
Поддавшись уговорам Штефана, Карл согласился, хоть и ворчал себе под нос, что уже три сына отошли от отцовского ремесла, и что так скоро в кузне некому будет работать. Но ворчал, похоже, больше для вида. Матиас ничем не хуже брата, да и младшие через несколько лет пойдут тем же путём, уже сейчас к железкам тянутся.