щения – Андреевским флагом. Да, именно так, потому что ничего советского, никаких звезд пятиконечных здесь, на фотографии, нет и в помине. Но их совместная жизнь началась не у моря, а на берегу Днепра, а потом продолжилась на Амуре – эти великие реки служат как бы преддверием к Северному океану, на ледяной скалистый берег которого их привела судьба осенью 1940 г, незадолго до войны. Отец плохо переносил морскую качку. Это может показаться странным – выбрать профессию моряка при такой слабости. Но так уж получилось. Быть может, об этом он узнал слишком поздно, когда в училище стал ходить в дальние морские походы, в учебные плавания. Поэтому и выбрал местом службы не море и флот, а реку с флотилией.
Смотрю на лица молодых родителей и думаю: отец и мать – очень разные люди, разные по характеру, по склонностям, по всему. Мама погружена в незримую внутреннюю жизнь, что развернется потом в жизни детей и семьи, она семейный интроверт, если можно так сказать. Папа, напротив, экстраверт и смотрит в мир прямо и решительно, как человек воли, социально значимого поступка, далеко выходящего за масштаб семьи. Мама – романтик, она смотрит куда-то в неведомую даль, что внутри нас, она человек семейного таинства, внутреннего долга, невидимого служения. Папа устремлен к покорению этого, вполне зримого мира, он активно включился в сегодняшние общественные процессы, связан с деятельностью современного государства, он служилый человек и служит новой Родине. Мама ближе к вечной России и хотя тоже прошла через комсомол, но сохранила на всю жизнь позицию мягкой иронии по отношению к несомневающейся коммунистической вере отца. Она знает что-то тайное, какое-то далекое родовое начало, какие-то скрытые нити истории проходят внутри нее и дают о себе знать. У папы личность более футуристична, революционна, он решительно отказывается от прошлого и сам объявляет себя человеком, «родившимся в капусте», у которого нет корней, нет семейного гнезда, питомцем которого он бы себя осознавал. Он поэтому принимает как свой самый высокий долг только одну зависимость – зависимость от современного государства и его идеологии, которые для него – все, весь идеал во всей его полноте. И он служит этому идеальному образу, существующему в реальности нового государственного строя, подобно рыцарю прошлых лет, верой и правдой служившему своему сюзерену.
Вот и встала передо мной загадка происхождения папы. Действительно, откуда он родом? Из какой «капусты»? Это он на наш вопрос о его происхождении отвечал, что его «нашли в капусте». Конечно, он знал о своем происхождении, о том, кем был его отец. Но как коммунист и партработник, как, в конце концов, военный человек и разведчик скрывал ото всех свое происхождение. Прежде всего, он утаивал от нас, кем же был его отец, из каких кругов происходил, из какого сословия и звания. Что мы знаем о том, откуда и как появился в этом мире Павел Александрович Визгин?
Известно, что родился он в Казани 16 февраля 1906 г. Вот признание сестры в письме ко мне: «Про папину линию я почти ничего не знаю. Папа избегал об этом говорить. Шутил, когда мы были маленькие: „Я в капусте родился“. Вроде бы мамуля видела портрет, фотографию его матери. Упоминала, что была красивая, смуглая, черноволосая („на цыганку похожая“). Может быть, мамина сестра что-то сохранила в памяти? Что же касается папиного отца, не знаю ничего. Он никогда ничего о нем не говорил, будто намеренно выкинул его, вычеркнул из своей жизни. Думаю, что мама знала, но свято берегла его тайну. Если бы папа хотел ее хоть чуть-чуть приоткрыть, он мог бы нам, уже взрослым, рассказать хотя бы в общих чертах. Но это ушло вместе с ними» (письмо сестры от 2 ноября 1992 г.)
Что же все-таки осталось в моей памяти от рассказов родителей, действительно крайне скупых на эту тему? Осталось общее впечатление о бедности, в которой жила мать папы со своими детьми. Звали ее Марией (так считает брат, но у меня нет в этом полной уверенности). Была она красивой, яркой, похожей на цыганку. Работала уборщицей и прачкой в богатых домах Казани. Жила, конечно, бедно. Кроме папы у нее была старшая дочь, папина сестра. Со слов мамы я помню рассказ, как сестра однажды чуть не до смерти задушила маленького папу подушкой. В конце концов папа с ней окончательно порвал и никогда не встречался, никакой переписки между ними не было.
«О сестре своей, – пишет сестра в указанном письме, – (она, кажется, была ему родной по матери и намного старше его) ему тоже было больно говорить. Но о ней есть хоть какие-то скудные сведения. Помнится только (от мамы), что она однажды, когда папа был еще ребенком, чуть не задушила его подушкой, так как он будто назвал ее как-то. С годами это отчуждение еще больше выросло, так что и ее папа вырвал из сердца. К матери же у него чувствовалась какая-то горькая любовь и уважение и, может быть, даже гордость за ее красоту… Насчет твоей „дворянской версии“ происхождения папы – не исключаю такой возможности. Может быть, поэтому папа навсегда отсек от себя своего отца (время было такое). Согласна с тобой, что наш папа был талантливым, разносторонним человеком. Помнишь, любил танцевать (любимый танец – вальс и вальс-бостон, а морская его чечетка!). Любил духи (мама над ним подшучивала) и дарил их мне, маме и другим. Нам с мамой преподносил красивые подарки – броши, кулоны и т. д., любовно им выбираемые, хрусталь и т. д. В общем, твоя версия небеспочвенна, хотя это – только версия. И стоит ли раскрывать эту тайну? Тогда было другое время и „здоровое“ происхождение играло решающую роль».
Нам ничего не известно о судьбе ни его матери, ни его сестры. Ничего! Я пытаюсь вспомнить хотя бы имя его сестры – не могу. Вертятся два имени – Мария и Екатерина. Эти два имени претендуют на то, чтобы быть именами его матери и сестры. Вот, пожалуй, и все, что я могу сказать об их именах.
Но еще более загадочным и, можно даже сказать, интригующей загадкой является отчество отца и сама его фамилия – Визгин[12]. Является ли она девичьей фамилией его матери или, напротив, принадлежит, как это принято, его отцу? Что мы знаем об этом? Ровным счетом ничего! Но мы все склонны считать, что Визгин была фамилия отца нашего папы. Мне сейчас не хочется углубляться в те скудные результаты небольших, проведенных мною, а также сестрой и братом исследований, которые могли бы что-то сказать об этой фамилии. Скажу только самое главное: фамилия Визгин встречается среди разных сословий, в том числе как среди купечества[13], так и среди дворянства. Указание на возможный аристократический след происхождения папы, который мы молчаливо предполагали давно, вместе и порознь, может содержаться в найденном в архиве списке потомственного дворянства Казанской губернии с 1785 по 1917 г. Здесь под номером 227 указаны Визгины, среди которых мы находим Александра Григорьевича Визгина. Александр Григорьевич Визгин – один из многочисленных детей Григория Яковлевича Визгина. Данные о них имеются в Национальном архиве Республики Татарстан. Но их в полном виде надо еще оттуда извлечь. Все эти предположения относятся, конечно, к случаю незаконнорожденности папы: предполагаемый его отец не находился в законном браке с «красивой цыганкой Машей».
И вот причина, причем двойная, почему папа так тщательно скрывал свое происхождение, отделываясь от наших вопросов шуткой. Не столько даже стыд от незаконнорожденности был главной причиной подобной скрытности, сколько само нерабочее его происхождение. Быть потомком дворянина в те годы было физически опасно, не говоря уже о несовместимости такого происхождения с успешной карьерой, тем более военной. Широко известны случаи, когда власти, узнав о дворянском происхождении, например, кого-то из членов профсоюза, немедленно исключали его из этой организации, что автоматически вело к «запрету на профессию» со всеми грозными последствиями. Так было с князем Владимиром Сергеевичем Трубецким, жившим в 20-е гг в Сергиевом Посаде. Чем жестче и решительнее скрывал наш папа свое происхождение, тем больше у нас оснований считать, что его отец действительно происходил из дворянского сословия. Это в какой-то степени косвенно подтверждается, хотя, конечно, и не дает основания для окончательного суждения, его артистизмом, страстностью и властностью натуры, любовью к азартным играм, светской жизни, к блеску в обществе. Можно еще к этому присоединить его легкую раздражительность, можно даже сказать – склонность к вспышкам гнева, любовь к цветам, тонким духам, богатым и красивым предметам, его увлечение акварельной живописью и т. п. и т. д. Даже его удлиненные, изящные пальцы с нежной, легко уязвимой кожей, казалось, говорили об этом. Вообще был он человек очень чувствительный и эмоциональный. Остро ощущал физическую боль, но имел при этом мужество стойко ее переносить.
Видимо, в анкетной графе «отец» папа давно привык ставить прочерк – неизвестен (хотя таких анкет я и не видел). Но вот вчера, да, именно вчера вечером, пытаясь собрать воедино часть осевшего у меня родительского архива, я наткнулся на старинную, украшенную изображением сельского пейзажа и знакомую мне с далекого детства шкатулку, сделанную в конце ХІХ в. на предприятии в Осташкове. В нее рукой мамы были помещены многие документы отца. После его смерти она собрала их и поместила в одно заветное и дорогое ей с детских лет место. И вот среди этих документов, после ознакомления с которыми мне придется кое-что исправить в этих уже написанных заметках, я обнаружил анкету, заполненную рукой отца. В июне 1968 г. он готовил ее для ОВИРа, чтобы пригласить сестру, уехавшую на ПМЖ в Бухарест после того, как она вышла замуж за Дмитрия Дульгеру, румынского стажера, окончившего Московский строительный институт. В графе сведений о родственниках последней строкой отец указал данные, ему известные, о своих родителях. Я ничего не изменил в том, что выше уже написал об этом, столь всех в нашей семье волновавшем и волнующем до сих пор сюжете потому, что хотел показать читателям этих заметок, насколько эта тема нас занимала, как часто и горячо мы ее обсуждали. И вот собственные слова отца в черновике анкеты: