«Кто бы сомневался! – усмехнулся мысленно Эрик. – С ними никто и нигде не церемонится!»
2. Пятого марта 2534 года, Гибралтар
Пребывание на Гибралтаре растянулось на двенадцать дней. И это были совсем неплохие дни. Эрик и Анна купались в теплом океане, кушали мясо экзотических животных, приготовленное аборигенами по их же собственным весьма необычным рецептам. Осматривали достопримечательности – древние храмы элоев и высеченные в скалах города-убежища, – любовались красотами природы и даже поучаствовали в религиозной оргии, устроенной ночью в священной роще богини Полной Луны. Впрочем, последнее всего лишь в качестве зрителей, хотя, по утверждению Грит Мюстерс, секс между элоями и людьми принципиально возможен и «некоторым это даже нравится». Признаться, Эрик этих «некоторых» легко мог понять, но вслух, разумеется, ничего по этому поводу не сказал. Лишь про себя отметил, что невысокие, изящные до хрупкости девушки-террианки, чьи тела спереди покрывает матово-белая кожа, а сзади светлый мех, вызывают всплеск не одного лишь эстетического чувства. Анна тоже предпочла промолчать, но всю ночь поглядывала на Эрика с видимой опаской. Наверное, что-то такое заметила в его реакциях на происходящее, но, к счастью, не захотела это с ним обсуждать.
А накануне отлета из Гибралтара, хозяева, имея в виду постоянно живущих на Терре колонистов-холодян, устроили для Эрика и Анны «большую осеннюю охоту». И по этому случаю члены посольства и сопровождающие их лица посетили богатое имение местного латифундиста – и по совместительству бывшего губернатора Терры, – расположенное в самом сердце огромного лесного массива, искусственно выращенного в предгорьях Гребня Василиска – горной гряды, являющейся главным водоразделом на западе основного континента планеты. Место изумительно красивое и, насколько смог понять Эрик, удобно расположенное со стратегической точки зрения, напоминая этим замки земных «баронов-разбойников», только на новый космический лад.
Огромный дом, построенный из вековых дубов и сосен с обширными вставками из светлого песчаника и темно-красного кирпича. Черепичная многощипцовая[35] крыша, высокий фундамент, сложенный из гранитных валунов, многочисленные террасы и балконы, необычной формы окна – Эрик помнил, что такие окна называются венецианскими и французскими[36], – и наконец обширный парк с многочисленными флигелями, фонтанами и парковыми постройками. В общем, настоящая имперская усадьба[37], наподобие Омута Планка – резиденции адмирала Мельника на Чернозере.
Флайер сел на выложенную гранитными плитами площадку, расположенную прямо напротив парадного входа в дом, и первое, что увидел Эрик, спустившись по трапу, был бронзовый барельеф на гранитной стене справа от высокого крыльца. Темная бронза и светлый камень, и лицо, которое Эрик каждый день видел в зеркале. Его собственное лицо.
– Сюрприз! – усмехнулась капитан-лейтенант Мюстерс, останавливаясь рядом с Эриком.
– Надеюсь, мемориал посвящен не мне? – сухо осведомился Эрик и перевел взгляд на Анну.
Он уже понял, разумеется, в чем тут дело, но никто, кроме него и Грит Мюстерс, этой истории пока не знал. Возможно, некоторые холодяне все-таки были осведомлены о том, что по праву рождения Эрик принадлежит к какой-то влиятельной на Холоде семье, но Анне он об этом пока не рассказывал. И не из-за того, что скрытничал или скромничал. Просто Эрик и сам пока еще все это не переварил, и, соответственно, не решил, как относиться к сообщенной ему холодянской разведчицей правде, как она есть.
– Я что-то пропустила? – нахмурилась Анна, внимательно изучив бронзовый барельеф. – С каких пор ты стал на Холоде национальным героем?
– Это не то, о чем ты подумала, – махнул рукой Эрик, успевший сообразить, что от судьбы не уйдешь, и что с Анной придется на эту тему объясняться, и как бы даже не прямо здесь, прямо сейчас.
– А о чем я думаю? – с неподражаемым шиком подняла бровь княгиня Эгерланд.
– Анна, – вмешалась в назревавший конфликт госпожа Мозер, – потерпите еще немного. Мы только хотим удивить хозяина этого поместья, а потом сразу же дадим вам и ему все необходимые разъяснения.
– Немного? – чуть дернула губой Анна. – Пусть будет так. Продолжайте интриговать!
Впрочем, интрига долго не продлилась. «На крыльцо», чтобы встретить прибывших, вышел хозяин дома, которого советник Мозер представила «посольству» как Виктора де Мойна, и форменным образом обалдел. Человек он был уже немолодой и специальной подготовки, по-видимому, не проходил ни дома, ни на службе, вот и дрогнул лицом, не сумев сдержать нахлынувшие на него чувства. Уперся взглядом в Эрика и остолбенел.
– Виктор, – вступил в разговор сопровождавший в этот день гостей новый губернатор провинции Лео Брюин, – разреши представить тебе дипломатических посланников империи Торбенов Анну, княгиню Эгерланд, и капитан-лейтенанта Эрика Минца, графа Голденрейна. И не удивляйся, ради бога, что граф похож на кузена твоей матери. Скорее всего, он сын Якоба, ну или в крайнем случае внук Артура, но родился он не на Холоде, а в империи Торбенов и до последнего времени ничего о своем происхождении не знал…
Сказать, что Виктор де Мойн удивился, значит ничего не сказать. Он был без малого потрясен, поскольку, если допустить, что отцом Эрика был именно Якоб Вильф, то получалось, что сейчас он находился в гостях у своего пусть и не родного, но все-таки племянника. Соответственно, это и стало основной темой разговора за поздним обедом, поданным в роскошно декорированной малой столовой бурга[38] де Мойн. Вот тогда из рассказа гостеприимного хозяина Эрик и узнал наконец, кто такие Вильфы и откуда они взялись. На самом деле, фамилия эта была выдуманная, вернее образованная из двух фамилий, принадлежавших основателям рода, Ирине Вилковой, входившей в состав сената республики Холод первого созыва, и ее супругу Борису Фокину – первому президенту холодянской Академии Наук. Так что по меркам, как империи, так и республики, Вильфы являлись древним аристократическим – вернее, принадлежащим к нобилитету республики – родом. Старинный, знатный и, судя по всему, чрезвычайно богатый и влиятельный клан, находящийся в родстве с большинством других ноблей Холода. За четыреста лет, прошедших со времени бегства первых колонистов со Старой Земли, Вильфы дали республике немало знаменитых политиков, ученых и военных. И еще одна, но немаловажная деталь: начиная с сына Вилковой и Фокина Дмитрия Вильфа в семье за прошедшие четыре столетия родилось восемнадцать мужчин, повторявших в деталях исходный генотип, и Эрик, исходя из данных генетической экспертизы, был девятнадцатым и, следовательно, принадлежал к основной линии наследования. А мемориал был посвящен одному из его дальних предков – адмиралу Вильфу, тому самому холодянину, который положил начало колонизации Терры.
– Итак, ты холодянин и природный аристократ, – Анна сидела около туалетного столика, смывала перед сном грим и смотрела на Эрика через зеркальное стекло.
– Ну какой я, к черту, аристократ! – возмутился он, услышав, о чем она думает. – Я в такой клоаке вырос…
– Не скажи, – возразила она, прерывая его на полуслове. – В тебе, Эрик, породу трудно не заметить. Просто раньше никто не знал, откуда это в тебе. А теперь я знаю. Виктор сказал, что на Холоде осталось всего полста первородных семей, а нобилитет, как я понимаю, это та же аристократия, что и в империи, только называется по-другому…
«Да уж! – вздохнул мысленно Эрик. – Не было ни гроша, да вдруг алтын».
Он вырос, ничего не зная о своей семье, и предпочитал даже не задумываться над тем, кем были его отец и мать. Опыт жизни в Смоляном городке если чему и научил Эрика, так только тому, что плодятся и размножаются в тех местах только окончательные подонки и неудачницы. Наркоманки, шлюхи, бандитские подстилки… Кем еще могла быть его мать? Умственно отсталой служанкой в каком-нибудь притоне, брошенной любовницей, от которой отказалась семья… Ну и кем же в таком случае мог быть его отец? Насильник, бандит или такой же опустившийся бездомный, как и та дура, которая умудрилась от него залететь. Эрик на этот счет иллюзий не питал, оттого и предпочитал о родителях не думать. Теперь же – буквально в одночасье – все переменилось, и эта перемена заставляла его нервничать, чего Эрик, если честно, делать не умел и, соответственно, не любил.
Когда чуть больше месяца назад Грит Мюстерс рассказала ему о своем «частном проекте», он не то чтобы ей не поверил, но отнесся к озвученной ею версии весьма равнодушно. Чисто теоретически – на уровне логики и здравого смысла – ее версия событий была безупречна. Внешнее сходство и генетическая близость в сочетании с тем фактом, что и Артур, и Яков Вильфы пропали «на другой стороне» – все это говорило в пользу того, что Эрик и в самом деле является Вильфом, а значит, как минимум по отцовской линии происходит из весьма уважаемой семьи. Следовало предположить, что чем бы ни занимался этот Вильф на их стороне Пустоты, как бы ни сложилась его жизнь, вряд ли он опустился настолько, чтобы бросить семя в гнилую землю. Наверняка и мать Эрика была не безродной бродяжкой, а то, что расти ему все-таки пришлось в той клоаке, которая называлась Смоляным городком, наверняка результат какой-нибудь ужасной катастрофы, которая постигла его родителей.
Все это он понял сразу же после первого разговора с Грит Мюстерс, но, как ни странно, принял и осознал только теперь. Внешность, здоровье, интеллект и врожденное стремление к успеху не могли появиться «сразу вдруг»: неожиданно и ниоткуда. Такое, говорят, случается иногда, но, как выясняется, это не его случай, потому что у него – и это главное – есть прошлое, есть семья, есть долгая история поколений, которых за четыреста лет наберется никак не меньше полутора десятков. Наверняка больше, но не в этом суть. Сейчас, когда Эрик вполне осознал случившуюся с ним перемену, ему не терпелось поскорее добраться до Холода, на котором располагается штаб-квартира его семьи, и узнать подробности возникновения его генетической линии, – например, кем на самом деле являлись Вилкова и Фокин, – историю рода, жизнеописание семьи. И еще одно. Сегодня он впервые встретился со своим родственником. И неважно, кем ему приходится Виктор де Мойн, троюродным братом или внуком четвертой степени родства. В любом случае это первый, но отнюдь не последний живой родственник Эрика. Человек, обладающий именем, внешностью и собственной историей жизни. И вот это совершенно новое для себя обстоятельство Эрику теперь предстояло встроить в сложившуюся у него много раньше концепцию мира. Встроить и научиться с этим жить.