Визиты — страница 8 из 29

Финал

0

Зазвонил старый телефон на столе, и Визирь поднял трубку:

– Да. Когда? Я предупреждал. Работайте.

Ярослав ничего не заподозрил – голос Хайретдинова был спокойным, обыденным. А вот Шедченко стремительно поднялся, вопросительно кивнул.

– Кто-то проник на территорию, – сообщил Визирь. Усмехнулся. – Слишком лакомая приманка – сразу три мишени.

Слова не сразу дошли до сознания. Только когда Посланник Власти достал из ящика стола маленький пистолет, передернул затвор и опустил его в карман, писатель почувствовал страх.

– Киллер?

– Он самый… Коля, возьми оружие.

Шедченко быстро вышел.

– Визирь! – Заров поднялся, с ненавистью ощущая обманчивую легкость движений. Сколько он выпил? Грамм двести. – Мне нужно оружие.

– У тебя есть, – покосившись на оттопыренный пиджак, сказал Визирь.

– Это газовый, ты прекрасно знаешь!

– Ярослав, мы справимся сами. Ты… несколько не в форме.

– Так зачем ты мне подливал! Знал же, что будет нападение, знал!

– Чтобы не лез под пули, – честно сказал Визирь. – Здесь достаточно более опытных убийц.

Заров дернулся, как от пощечины.

– Ты что, думаешь, убивать – легко? – Визирь стоял в глубине комнаты, вглядываясь в окно. – Нет, ты сможешь… Но зачем? Не твоя это работа. Оставь руки чистыми, а совесть – девственной. Там, снаружи, семь профессионалов. Плюс – Коля. Остынь, нам ни к чему лезть под пули.

Семен увидел тело метров с пяти. Лежащий навзничь труп с разорванным горлом. Лицо было в крови, и вокруг кровь. Человек был в такой же, как у них, полувоенной форме, видимо, надел для маскировки.

Он ощутил мгновенное облегчение. Даже если убийца умел глотать пули и какать мороженым, то от собачьих клыков он не ушел. Быстро все кончилось. Где же псы? Они были приучены оставаться у тела. Может быть, нападающих было несколько и они устремились за остальными?

На всякий случай он оглянулся, уже подходя к телу. Увидел мелькнувшую между деревьев собачью спину. Харон возвращался. Молодец, молодец, песик…

Семен нагнулся над телом, всматриваясь в окровавленное, искаженное судорогой лицо.

Павел.

Шок был слишком велик. Он смотрел на загрызенного товарища, осмысливая произошедшее, уже слыша сзади шум набегающего ротвейлера и все же не в силах повернуться, встретить обезумевшего пса выстрелом…

Хлопок – негромкий, мягкий. И предсмертный визг.

Семен обернулся.

Ринат стоял метрах в десяти. Придерживая руку с пистолетом другой рукой. Ротвейлер катался по земле, затылок собаки был разнесен пулей из «стечкина».

– Ты… как понял? – спросил Семен приближающегося охранника.

– Лучше спроси, как попал. – Ринат вытянул руку с пистолетом и всадил в дергающегося пса еще две пули. Харон затих. – Он готовился прыгнуть на тебя. Что происходит, а?

Карамазов услышал выстрел почти сразу после того, как пес метнулся обратно к телу. Это еще ничего не значило, стрелок мог промахнуться.

Но два последующих хлопка развеяли надежду.

Прикончили собаку, гады.

Он уже подбегал к дому, чувствуя всем телом свою незащищенность. Его могли подстрелить из темных провалов окон, кто-то мог затаиться среди служебных построек, на крыше. Проклятие, Визирь ожидал атаку. И его охранники оказались не зажравшимися дармоедами. Впрочем, это стоило понять после стычки на шоссе. Власть умеет себя охранять…

Двое в пятнистой форме выбежали из-за угла. Наверное, торопясь занять ту самую позицию у гаражей, которую он подметил. Они слишком торопились к своей цели и не ожидали, что враг уже успел подойти настолько близко.

Карамазов упал на колени, открывая огонь. Первого охранника он срезал мгновенно, тот и понять ничего не успел. Второй выстрелил один раз и тоже отлетел к стене, наткнувшись на свинец.

двое готовы…

Илья привстал, соображая, стоит ли подойти к телам и проверить. У охранника, загрызенного собакой, бронежилета не было. Но если эти двое не пренебрегли…

Что-то шевельнулось в груди тревожно и предостерегающе. Илья бросился вперед, и пули пронеслись за спиной. Спасибо, Тьма… Он обернулся и длинной, истеричной очередью расстрелял еще одного охранника. На этот раз он увидел кровь и понял, что охрана сделала ставку не на бронежилеты, а на подвижность.

третий готов… и тот, которого собака… четверо охранников убиты. Сколько же их всего?

Визирь подошел к окну мелкими, семенящими шажками. Прижался к стеклу, быстро огляделся, отступил, дергая витой шнур. На окно упали тяжелые шторы.

– Трое готовы, – сказал он Зарову.

– Трое нападавших?

– Нет, охранники. – Хайретдинов криво улыбнулся. – Как лучше сказать: «недооценка противника» или «переоценка себя»?

– Лучше всего сказать – самоуверенность. – Ярослав достал дурацкий газовый пистолет, попросил: – Дайте мне оружие, Визирь.

– Нет у меня больше оружия! – Визирь дернулся, нацелился на открывшуюся дверь. Но это был Шедченко с массивным пистолетом в руках. – Коля, они уже возле дома! Мы потеряли троих!

Полковник кивнул.

– Ты вызвал помощь?

– Это дело охраны!

– Проверь! Обложился телефонами, так хоть «ноль-два» набери!

– Я знаю более лучшие номера. – Визирь послушно взял трубку. – Дерьмо у нас, а не охрана…

– Не я ее подбирал. – Шедченко выглянул в коридор, коротко кивнул Зарову. – Пошли, литератор!

Что-то было неладно у самого дома. Семен слышал пистолетные выстрелы, потом – автоматную скороговорку.

Те трое, что дежурили у дома, были вооружены лишь пистолетами.

– Ринат, я вернусь…

Татарин кивнул, собираясь идти следом.

– Подожди. Проверь, откуда он пришел. Если за забором машина, уничтожь, пробей шины.

– Зачем?

Он мыслил категориями охранника, а не убийцы. Его еще не касалась Власть, объясняя, что следует делать. Надо не просто отбить нападение, надо уничтожить врага, не дать ему уйти.

– Выполняй! – гаркнул Семен. Отсвет той силы, что направил на него Визирь, жил в душе, и Ринат вздрогнул, кивая.

Семен побежал к даче. Он не строил иллюзий, он видел киллера в бою. Трое салаг, которые дежурили у дома, уже мертвы.

Если он промедлит, если ошибется – Визирь погибнет.

А значит, вся жизнь потеряет смысл.

1

– Работает, – сказала Мария, когда раздались выстрелы. – Работает…

В ее голосе было удовлетворение. Удастся ли Карамазову уничтожить охрану и прикончить врагов? Не важно. В любом случае это нападение скует Визиря по рукам и ногам. Он станет тем, кем должен быть, – коррумпированным политиком под бдительным присмотром спецслужб. Пусть попробует продолжить охоту, когда каждый шаг его будет на виду.

– Сестра…

Она посмотрела на Анну. И что ей неймется? Глупая, глупая девочка.

– Мария, он убивает…

– Он убивает врагов.

– Мария, разве этому ты учила? – Голос девушки дрожал. – Вспомни, ты несла прощение… милосердие. Ради жизни своей не проливала чужой крови…

– Это было ошибкой, – отрезала Мария. – Неудачей. Нельзя принести Добро, не уничтожив Зла. Не стерев его в прах. Мир впереди, Свет и Добро! Ради него все допустимо.

Анна всхлипнула, протянула руку, хватаясь за Марию.

– Не говори так, прошу! Это не твои слова!

– Почему же?

– Нет Добра на крови…

– Ошибаешься! – Мария тряхнула девушку, заглянула в глаза. Придется давить. Придется дать ей Свет, от которого та отворачивается… – Всегда жизнь росла из крови. В муках, в страданиях появлялась ты на свет! С болью узнавала разницу между Добром и Злом! Я подарила вам эту власть – отличать Добро от Зла! Я дала вам право – сражаться за Добро!

Анна отшатнулась. Вырвалась из ее рук с неожиданной силой.

– Ты… ты…

– Да, я! – Она кричала, забыв об осторожности, уже понимая, что сказала слишком много. – Я дала вам главное – Добро! Моя ли вина, что нет Добра без Зла? За что бы вы сражались, невинные и чистые, говорящие звери райских садов?

Мария засмеялась. Как чудовищны ее слова для Анны. Как тяжко ей будет принять Истинное Добро.

– Тысячелетия, века, годы… – Она шла к Анне, и послушный пес вился у ног, жалобно заглядывая в глаза. – Как научить Добру, не зная Зла? Что стоят заповеди без греха? Главное, самое главное дала я вам – разницу между ними! Мало? Быть безгрешным – мечта дураков! Умные грешат во имя Добра! Во имя мое!

– Ты – дьявол, – прошептала Анна.

– Я? – Мария покачала головой. – Я только рубеж. Разница между Добром и Злом. Откровение, что ждали вы.

Анна закрыла лицо руками.

– Не бойся, глупая, – прошептала Мария. – Я – это ты. Твоя боль и твоя обида. Твоя мечта – творить Добро и наказывать Зло. Я пришла! Ты звала меня, сестра, и я пришла!

– Я не тебя звала…

– Меня, девочка. Меня. Ненавидя Зло, ты звала меня. Находя врагов, ты звала меня. Проклиная убийц, ты звала меня. Я – пришла!

– Значит… – Анна подняла голову, слезы застилали глаза, но она все смотрела в ее лицо. – Значит, надо дать Зло? Чтобы творить Добро?

– Ты поняла.

– Я предала…

Пес зарычал у ног Марии. Вскинул морду, скаля клыки.

– Тихо, она поймет! – закричала Мария. – Тихо!

Но собака смотрела не на Анну. На парня в буром комбинезоне, с пистолетом в руках.

– Девочки, ссоры отложим. – Парень целился в пса. Узкое, скуластое лицо, прищуренные глаза. Беспощадные – почти как у Ильи. Мария подумала, что эти двое были бы достойными соперниками. – Вы находитесь на частной территории. Поднимите руки и отойдите к ограде.

– Кто ты? – спросила Мария. Мягко, нежно. Парень должен был опустить оружие, почувствовав ее любовь.

Но в нем жила тень чужой Силы… может быть – тень от тени, но этого хватало здесь, на чужой земле, и парень устоял.

– Не знаю, что вы сделали с собаками, – сказал он. – Но лучше не натравливайте. Не люблю убивать. Собак…

Мария подняла руки. Неохотно, медленно.

Но этот и впрямь умел убивать. Он провел свою грань между Добром и Злом, и очень трудно было ее сместить…

Гамлет не выдержал.

Слишком многое сместилось в простеньком собачьем сознании в этот день. Хозяин, тот, кому он был безраздельно предан, уже умер. Новый хозяин, так ненавистно любимый, молчал. И Главный Хозяин в его теле притих, скрылся в мягких, теплых глубинах женского тела.

А тот, кто прежде был другом, стоял с железом в руках, и пот его пах смертью, и обрывки приказов крутились в голове собаки, никогда не знавшей грани между Добром и Злом…

Ринат встретил прыгнувшего ротвейлера длинной очередью. Псу разнесло в клочья голову и оторвало лапу. Он упал к ногам охранника – дергающийся комок окровавленной плоти.

– Вас я убью с большим удовольствием, – прошептал Ринат. У него перехватывало дыхание. – Сучки! Ты зачем его напустила?

– Это не я, – быстро сказала Мария. – Он сам!

Порой все зависит от случайности. Сейчас остервеневший охранник мог срезать их одной очередью.

И не будет сил, чтобы исцелить Анну – и себя.

– К стене, бляди!

Он зря дал волю гневу.

помоги мне, Добро…

– За что ты ругаешь нас? – сказала Мария, послушно отступая к стене. – За что? Разве мы виноваты…

Ствол пистолета посмотрел ей в глаза.

– …что ты предал женщину?

Короткая боль в его глазах.

– Ты думал, она изменила тебе? Ринат… тебя зовут Ринат? Ее звали Диной. Динка! Колокольчик! Ты так ее звал, правда?

В глазах охранника вспыхнуло безумие.

– Я знаю, знаю это, мальчик мой! Тебя убедили, мать и отец говорили одно и то же – и ты поверил… Она не изменяла тебе, Ринат. Она любила тебя. До сих пор любит. Ты всем был для нее, поверь! Два года ты был рядом со смертью, а она ждала! Она знала сладость любви, но только твоей! Друзья и родные – ты решил поверить им? Ты наслушался опытных мужчин в казармах? Дурачок, половина из них никогда не знала женщины! Она была верна тебе, мальчик! Ты оттолкнул ее. И теперь ненавидишь нас… Я знаю, я чем-то похожа… Ты предал свою любовь, так вправе ли ты убить нас?

– Нет… – прошептал-простонал охранник.

– Ты мог бы исправить все, но уже поздно. Поздно! Она не любит его, но их ребенок уже живет на земле. Она назвала его твоим именем, мальчик. Ты убил в ней любовь навсегда…

Движения Рината были плавными, словно замедленная съемка балетного па. Он кувыркнулся, утыкаясь лицом в лужу собачьей крови.

– Не убивай любовь, – опуская руки, сказала Мария. – Ты сам виноват, мальчик. Ты считал свое сердце каменным… Оно не камень. Сейчас…

– Ненавижу тебя!

Она повернулась к Анне, забыв об охраннике.

– Я лишь дала ему грань – между Добром и Злом. Он сам виноват, Аня…

– Я знаю, по какую сторону грани стоишь ты.

Даже без ненависти. Даже без страха.

Анна Корнилова тоже перешла грань.

– А ты, сестра моя… Достойна ли ты жить? – спросила Мария. Сердце ее тоже разрывалось от боли. Но она крепче охранника. Она выдержит эту боль – во имя Добра.

Во имя свое.

– Нет, недостойна. Я привела тебя в мир.

Ну почему у нее нет страха в глазах?!

– Анна, не говори так…

– Я ненавижу тебя!

2

Дверей было три, Шедченко выяснил это еще в первый день.

Киллер не станет бить окна, рискуя нарваться на пулю. Это он просто знал.

Через ту дверь, что коротким коридором соединена с гаражом, убийца тоже не пойдет. Слишком много углов и поворотов, за которыми может ждать засада. Киллеру неведомо, что в доме остался один-единственный охранник.

Шедченко стоял в маленькой комнате, пустой и гулкой, невесть для чего предназначенной. Может быть, для таких засад? Две двери, выходящие в два коридора. Куда бы ни ринулся убийца – в главный вход или через служебную дверь, – Николай услышит.

Куда легче было бы, имей Заров нормальное оружие. Даже в неумелых руках хороший пистолет способен убивать.

Но они не успели позаботиться о такой мелочи… И теперь писатель был лишь шестеркой. Хорошо хоть, козырной шестеркой, Николай позаботился об этом.

Где-то в уголке сознания он вел отсчет времени. Визирь вызвал помощь наверняка. Едва убедился, что его охрана ничего не стоит. Значит, осталось минут пять на операцию и минут десять на отход.

Машину надо было придержать, поторопилась Мария…

Карамазов пинком распахнул дверь. Хорошо, что не заперта, – меньше шума. Есть ли внутри охрана?

Он шел по коридору, пытаясь уловить шорох за дверями, чуть покачивая стволом, чтобы не расслабились руки. Визирь был рядом, и писатель был рядом, и полковник – он их чувствовал, но слишком слабо, чтобы уловить направление. Чужая сила противостояла ему, страшная сила, враждебная и опытная. Ему нужна была помощь в этом лабиринте незнакомого дома, хотя бы немного помощи…

– Стреляй! – шепнула Тьма. – Стреляй!

Это походило на визг, приглушенный расстоянием, но все еще громкий, режущий, отчаянный. Вопль, пробившийся сквозь чужую силу, настигший его в последнюю секунду.

Куда стрелять? Коридор был пуст!

– Стреляй… – простонала Тьма, исчезая.

Он нажал на спуск, не размышляя, повинуясь знакомому голосу, мольбе. Через него Тьма пришла в мир – она будет его защищать.

Пули пробили дверь в конце коридора в тот миг, когда она начала отворяться. Шедченко уже изготовился к стрельбе, Карамазов опередил его на доли секунды. Свинец прошил полковника, и тот взмахнул руками, роняя оружие, цепляясь за косяк нелепо и неуклюже, словно решив изображать мишень до конца. Илья даже вскрикнул от восторга, от нежданного прикосновения удачи. Самый опасный из врагов выведен из игры.

И новый вопль Тьмы он услышал слишком поздно.

Дверь за его спиной распахнулась, и краем глаза увиденный человек вскинул руку с оружием. Карамазов начал поворачиваться, приседая. Писатель не умеет стрелять, он промажет!

Раздался выстрел, и струя газа ударила в лицо.

Проклятие!

Это было так нелепо – корчиться на полу от выстрела из газового пистолета, царапать скрюченными пальцами истекающие слезами глаза, не в силах ни прицелиться, ни спустить курок. Заров не смог бы попасть в него боевым патроном. Но слезоточивый газ не требует меткости.

Да за что же такая беда! Его расстреляли из газовика, как малолетнюю шпану в темной подворотне!

Карамазов попятился, пополз обратно к двери, на воздух. Автомат выпал, и он даже не мог его подобрать, не мог увидеть сквозь слезы. Почему он должен плакать, он, Посланник Тьмы? За что?

Вслед ему еще раз ударил выстрел, и Карамазов нашел силы вскочить и побежать.

Нет, не «минус три», как он уже поверил. Только «минус один». И то если он сможет уйти, если у дома его не встретят пулями остатки охраны.

Он выскочил из здания, мучительным усилием раскрыл глаза, вглядываясь в сад. Никого… Карамазов сделал несколько шагов, зажмурился, не в силах больше смотреть. И почти сразу потерял направление, упал лицом в колючую щетину можжевельника, высаженного у входа. Пробежал немного, обдираясь о ветки, запнулся, уткнулся в вялую мокрую траву. Крошечное облегчение…

– Замри, – шепнула Тьма.

Семен увидел распахнутую дверь, и сердце сжалось. Надо было кому-то остаться внутри. Разве смогут старый полковник и писатель защитить Хайретдинова?

Вбегая, он увидел смятые кусты, но не остановился. Возможно, там был труп кого-то из товарищей. Но сейчас главным было спасти хозяина.

Он едва не выстрелил по человеку, склонившемуся над телом в конце коридора. Лишь в последнюю секунду понял, что это был Заров.

– Руки! – закричал Семен, поднимая автомат. – Руки!

Кажется, Заров даже не испугался. Повернулся, сказал:

– Есть аптечка в доме?

Семен сделал шаг, другой. Глаза защипало.

– Быстрее пробегай, я стрелял газом!

Он подошел к ним, уже опуская оружие. Нет, конечно, это не писатель стрелял в Шедченко…

– Хайретдинов?

– В кабинете закрылся…

– Где этот?

– Ушел… Только что ушел. Даже автомат уронил! – Писатель нервно хихикнул. – Аптечку принеси!

Семен запоздало вспомнил смятые кусты. Кажется, их ветки еще дрожали, когда он забегал в дом…

– Аптечку! Он кровью истекает!

Это было бесконечное мгновение, когда Семен пытался сделать выбор. Шедченко, на простреленной груди которого пузырилась кровь, и враг Визиря, уже лишенный оружия, полуслепой, убегающий прочь…

– Быстрее, гад! – заорал Ярослав. В его голосе тоже что-то было… Сила, иная, чем у Визиря, но все-таки Сила, давящая, заставляющая делать выбор, и Семен бросился в комнату охраны.

Но вначале он все же закрыл входную дверь. Это было так просто, захлопнуть тяжелую створку… задержать на секунду врага. Если бы он сделал это, выходя, то успел бы настигнуть киллера. Расстрелять его в спину, изрешетить пулями.

Зря они так торопились.

3

Вечер был гранью. Кирилл знал это предельно четко.

Так получалось, что раньше всегда кто-то был рядом. Веснин, Аркадий Львович, Заров. Конечно, не все из них были по-настоящему друзьями. Заров, например, оказался предателем.

И все же кто-то взрослый и сильный был рядом. Готовый если не помочь, так хотя бы отразить удар. Можно было забыться, почувствовать себя ребенком.

Теперь надо было быть взрослым.

И это – навсегда.

Кирилл покосился на Визитера. Тот, похоже, дремал. Они ехали в метро к «Домодедовской», так решил Виз, и Кирилл не стал требовать объяснений. Визу виднее, он помнит то, что забыл Кирилл.

Теперь так будет всегда.

Решают за него.

Давать показания – это оказалось еще той работой. Наверное, мучительной даже для абсолютно невинного человека.

Ярослав Заров никогда не считал себя образцом праведности.

Он рассказал о своей деловой поездке в Москву и о встрече со старым поклонником его книг – политиком Рашидом Хайретдиновым. Как остановился у него, за пределами Москвы, почему и пренебрег обязательной регистрацией иногородних, второсортных граждан. О том, как началась стрельба, как был ранен Шедченко, как он успел увидеть убегающего убийцу…

О том, как Визирь подошел к нему, накладывающему повязку на грудь Шедченко, покачал головой, склонился к раненому и вопросительно посмотрел на него, он не рассказал. К чему? Это был лишь миг, короткий и важный лишь для Посланников. «Награда за верность?» – спросил тогда Заров, и лицо Визиря дрогнуло. Шедченко оплошал, потерял ценность. Стал даже опасным – мало ли что наговорит в наркозном бреду человек.

Но Хайретдинов не посмел добить полковника. При нем, Прототипе Творчества, нелепом и слабом человеке.

Последнем сообщнике Власти…

Ярослав маялся в комнате – кажется, раньше здесь жил сам Шедченко. Хорошая комната, уютная, она ему нравилась. Дом был полон чужих людей. Следователи, оперативники, спецназовцы с затянутыми масками лицами. Визирь сидел в своем кабинете с каким-то совсем уж важным человеком, генералом МВД. Последний раз, возвращаясь с допроса – или это называется «снятием показаний»? – Заров услышал голоса из-за двери. Негодующий бас генерала: «Пятеро убитых, Рашид! Четверо ваших охранников и гражданская девка! Один в реанимации, с инфарктом! Что тут, бля, творится?» И приглушенный, вкрадчивый голос Визиря: «На вас возложено обеспечение безопасности депутатов Думы…»

Ой-ой-ой, генерал… Ты еще не понимаешь, во что вляпался. Ты еще прикрыт высотой своего поста, верой в себя, сильного и неуязвимого, стража закона в Российском государстве… Погоди немного. Пообщайся с тем, кто есть Власть.

Ярослав попытался заснуть. Даже разделся, лег в постель, поймав на древней радиоле какую-то мягкую, блюзовую музыку. Напрасная попытка. Сейчас его усыпила бы пригоршня люминала или бутылка водки. Но не было ни того, ни другого. Ничего, кроме страха – раздастся стук в дверь, и люди в масках сомкнут на запястьях наручники – и дурацкой, бессмысленной жалости.

К Шедченко, который валяется сейчас на операционном столе, голый и неподвижный, с распахнутой грудной клеткой и введенным в трахею тубусом наркозного аппарата. К пацанам, бредущим сейчас по ночным улицам Москвы.

Даже себя самого он жалел, никогда не подозревая, что это возможно.

Дописался, литератор. Фантазии стали жизнью – и ударили вслед неотвратимо и непреклонно. Получай свое Чудо. Почувствуй то, в чем убеждал других.

Жизнь – не игра.

Он поднялся, когда стрелки часов подползли к двенадцати. Натянул джинсы, надел свитер на голое тело. По радио стали крутить русские группы, он морщился, узнавая знакомые мелодии.

В конце коридора стоял парень с автоматом. Посмотрел на него – под вязаной тканью маски лицо безэмоционально, как у робота-полицейского в кино. Отвернулся. Заров прошел мимо, стараясь держать шаг твердым. Словно мимо злой собаки, томящейся на хилом поводке…

– Простите…

Ярослав обернулся.

– Закурить не будет? – вполголоса спросил парень.

– Сейчас…

Он вернулся в комнату, нашел пачку, ловя себя на суетливости движений. Снова вышел, протянул спецназовцу сигарету.

– Спасибо. – Парень сдвинул маску с горла, закурил от протянутой зажигалки. – Черт, сорвали по тревоге, выскочил с пустой пачкой…

Словно пацан-стройбатовец, в грязном хэбэ и с лопатой в руках, клянчящий у прохожих сигареты…

– Скажите, что с нами будет? – спросил Заров. Зря, наверное, парень сразу замкнулся, посуровел.

– Начальству виднее. Допрос снимут, будут разбираться… Куда вы идете?

– Поссать! – зло сказал Ярослав. – Пропуск надо выписывать?

Кажется, парня проняло.

– Чертовщина творится в городе, – примиряюще буркнул он. – Террор какой-то. Никогда такого не было. Все на ушах стоят.

– Понимаю. Так что, можно дальше проследовать?

– Идите.

Заров добрел до туалета, безукоризненно чистого, сверкающего. Помочился, вышел. Три коридора в три стороны дома. Везде люди с оружием. Меловой контур на полу там, где ранили Шедченко.

Хреновое дело, Визирь… Свобода действий утрачена.

А нужна ли она была тебе – свобода?

Он пошел по направлению к кабинету. Еще один охранник дежурил там, явно старше недавнего собеседника, со злым огоньком в глазах. Ярослав дернул дверь хайретдиновского кабинета, и охранник гаркнул:

– Не положено!

Но дверь уже открылась. Заров увидел генерала в кресле у камина с остекленевшим взглядом, медленно переползающим с Визиря на него. Сам Посланник Власти прохаживался по комнате, вещал:

– Своей задачи не выполнили. Нападавших упустили. На конструктивное предложение не отреагировали. Как это называть?

Он покосился на Зарова, которого уже схватил за плечо, оттаскивая, охранник.

– Генерал, почему нашего друга задерживают?

– Что происходит? – Генерал вскочил, как током ужаленный.

– Товарищ генерал, докладывает сержант Самойленко! – Стальная хватка на плече разжалась. – Пытался войти…

– Пошел в задницу, сержант! – рявкнул генерал. – Почему задерживаете нашего друга?

Ярослав едва удержался от нервного смеха. За его спиной охранник тихо сходил с ума.

– Согласно уставу…

– Впустите! Десять суток гауптвахты! Доложите командиру!

– Есть… – уже совершенно безумным голосом.

Заров вошел, не удержавшись от сочувственного взгляда на сержанта. Тот, похоже, жалел, что не пристрелил его.

– Все правильно, Рашид Гулямович? – спросил генерал.

– Да… лучше. – Визирь кивнул Ярославу. – Садись. Мы с товарищем генералом обсуждаем… что?

– Как уничтожить террористов! – Генерал снова вскочил.

– Группа небольшая, но крайне опасная, – смягчая тон, продолжил Визирь. – Наемный убийца. Его любовница. Вероятно, у них есть заложники, которых они готовы убить в любой момент. Двое детей. Понимаете всю серьезность ситуации?

– Мы возьмем их живыми, – отрапортовал генерал.

– А вот этого не надо. К чему лишние жертвы, товарищ генерал? Негодяев надо уничтожать. Это ваш долг!

Глаза генерала были даже не стеклянными. Мутными, как застывший силикатный клей. Долго его пришлось ломать Визирю, слишком высоко он стоял, слишком привык верить в свою Власть.

Зато теперь все позиции определены.

В руках Визиря – не старый военный чужой армии, а бригада специального назначения, имеющая в Москве право на все. Разве что Кремль они не вправе штурмовать.

Но туда Визирь войдет и так. Законно.

Если Мария и Илья хотели связать Посланнику Власти руки, они просчитались. Очень сильно просчитались.

– Давайте подумаем, – сказал Визирь. – Давайте обсудим ситуацию. Мы одного хотим – порядка в столице. Какими силами располагаете, Юрий Дмитриевич?

4

В центре давно уже строили по-другому.

Огораживали площадку крепким забором, натягивали какую-то синтетическую пленку, превращая недостроенный дом в подобие новогоднего подарка.

Здесь все оставалось по-старому. Как десять, как двадцать лет назад. Впрочем, этого Кирилл не знал – его опыт не уходил так далеко. Они забрались на стройку через дыру в ограде, остановились, оглядываясь.

Четыре двенадцатиэтажки были почти готовы. В двух дальних даже вставлены рамы со стеклом.

– Туда пойдем? – спросил Кирилл. Ему было холодно, ветер и моросящий дождик давно уже пробили тонкую куртку, выстудили его до костей. Хотелось крыши над головой, стен вокруг…

– Нет, там рядом сторож. – Виз потянул его за руку. – Бежим, заметят.

Кирилл не спорил, хоть и не верил, что кто-то заметит их в вечерней темноте среди бетонных блоков и мусора. Два слабых прожектора на крыше одного из домов высвечивали ворота и вагончик рядом. Там, наверное, и сидел сторож. Пил чай, смотрел по какому-нибудь древнему телевизору новости или мексиканский сериал…

– Да, пошли…

Они забежали в подъезд – дверь была прикрыта, но не заперта. Нахлынула темнота – сквозь узкие проемы окошек свет почти не пробивался. Виз упрямо шел вверх, скользя рукой по перилам. Один раз, на площадке, тихо воскликнул:

– Блин, лифтовая шахта открыта! Кирилл, не грохнись!

Кирилл прижался к стене. Они поднялись до третьего этажа, Виз помялся секунду, потом стал дергать двери квартир.

– Закрыто? – спросил Кирилл. Ему почему-то захотелось, чтобы ни одна дверь не поддалась. Лучше болтаться на вокзалах, где много людей. В парке каком-нибудь спрятаться в беседке и продремать до утра. Но не здесь, в недостроенном доме.

Если бы Кирилл попробовал сформулировать причину, это не заняло бы много времени.

Эти бетонные пещеры готовились стать Домом. Впустить в себя тысячу людей, детей и взрослых, семейных и одиноких, злых и не очень. Стать местом смеха и ссор. Превратиться в маленькие клеточки-крепости чужого уюта и ревнивой любви.

Здесь будет то, что он потерял навсегда.

И ночевать здесь – словно заглядывать в чужие окна.

Но Кирилл не хотел об этом задумываться.

– О, есть!

Виз нашел-таки незапертую дверь. Может быть, ему повезло. Может быть, он уже начинал чувствовать, где можно найти пристанище. Этим умением сполна обладают бомжи и беспризорники. Обычно оно приходит не сразу, лишь к тем, кто продержится первые полгода-год.

Но Визитер очень быстро учился.

Электричества в квартире, конечно, не было, хотя Кириллу и показалось, что в прихожей на шнуре болтается лампочка. Вытянув руки, они добрели до оконного проема, заглянули вниз.

В вагончике сторожа горел свет. В занавешенном окошке мелькали тени – кто-то там расхаживал. Кирилл подавил всхлип. Все. Забыть. Это уже не его. Раньше, возвращаясь поздно домой, он смотрел на такие вот огоньки в окнах контор или магазинов с легким снисхождением – кому-то приходится довольствоваться казенным уютом вместо домашнего тепла. Теперь наоборот – обшарпанный вагончик, продавленная железная койка и горячий чайник будут казаться ему недоступным раем.

– Кирилл, не хнычь! – строго сказал Визитер.

– Виз, мы где спать будем?

– Сейчас придумаем. Блин, почему тут линолеум, а не паркет! Муниципальный дом, точно… А на линолеуме не поспишь, простудимся. Пошли.

Во второй комнате тоже было пусто и холодно. Окно выходило не на стройплощадку, а на соседние дома, давно уже заселенные, обжитые. Почти все окна светились.

– Так, помогай, – деловым тоном сказал Визитер.

Даже вдвоем они возились минут пять, прежде чем смогли снять с петель дверь между комнатами.

– Держи! – завопил Виз, когда дверь стала оседать на него.

Они кое-как избежали шума. Все-таки картон, наколоченный на доски, это не слишком тяжело даже для мальчишек. Опустили дверь на пол, отволокли в угол, подальше от окна. Сюда почти не задувало.

– Класс, – бодро сказал Визитер. – Если бы еще ручку оторвать, места было бы больше…

Он скинул куртку, положил ее на дверь. Объяснил:

– А твоей укроемся. Еще не очень холодно, можно пару ночей продержаться.

Кирилл послушно снял куртку, присел, зачем-то стал расшнуровывать кроссовки.

– Дурак, – беззлобно сказал Визитер. – Разуешься – так точно простынешь.

– Виз, а что остальные делают?

– Утром узнаю.

– А все-таки?

– Ну, Визирь с полковником и писателем водку пьют, наверное. А Мария с киллером трахается.

Обычно от подобных слов Кириллу становилось не по себе. Как ни смешно, но он совсем недавно более-менее четко узнал детали этого процесса. И если раньше мог рассказывать неприличные анекдоты весело и бестолково, словно решал уравнение с иксом и игреком, суть которых не слишком-то и важна – мало ли, почему любовник был голым, когда муж приехал из командировки, может, он мыться собирался, – то теперь стал запинаться и краснеть от подобных разговоров.

Сейчас, однако, слова Виза не вызвали никаких эмоций. Визирь и Заров водку пьют, Мария и киллер сексом занимаются. Какое это имеет значение, когда собираешься ночевать на снятой с петель двери в комнате, где даже нет рам в окнах.

Наверное, он повзрослел.

– Давай спать, – сказал он.

– Угу. Ой, подожди, я пирожки из куртки вытащу, а то раздавим!

– Кажется, я их уже раздавил, – признался Кирилл.

5

Утром на даче остались человек пятнадцать. Охрана, приданная Визирю генералом. Может быть, спецназовцев и удивляло происходящее, но они по этому поводу не высказывались. Постягивали свои маски, расползлись по помещениям. Семен, бледный и невыспавшийся, объяснял им какие-то профессиональные детали, водил по территории. В саду, там, где нашли мертвую девушку, расстрелянного пса и еще живого Рината, возились трое криминалистов. Тела, конечно, увезли.

Ярослав завтракал с Хайретдиновым в его кабинете. Столик у камина был слишком низким, приходилось наклоняться, но Визирь явно не хотел покидать эту комнату. Он был молчалив и озабочен. Сухо сообщил, что киллер и Мария в четыре утра покинули гостиницу и сейчас могут быть где угодно. С финансами у них проблем не возникнет. Визирь уже знал адрес Карамазова и сообщил его генералу, но вряд ли обыск и засада хоть что-то дадут.

Противники видели их ходы столь же четко, как и Посланник Власти – их.

Мальчишки, по словам Визиря, ночевали на какой-то стройке. Единственным интересным фактом Хайретдинов посчитал то, что у них почти нет денег. Если они не удержатся и пообедают, то – Визирь в меру грустно улыбнулся – к вечеру уже не смогут проехать на метро.

Заров молча ковырял яичницу с беконом. Кажется, Хайретдинов и не собирался гоняться за детьми. Предоставил их жизни, что в общем-то было столь же безотказно, как пуля.

Зато давало иллюзию непричастности.

– Ярослав, нам надо торопиться, – хмуро сообщил Визирь. – Произошедшее уже вызвало шум. Мне надо начинать… работать с верхами. Иначе потеряю темп.

– И что?

– Сегодня-завтра надо прикончить гадов.

– Как?

– Не решил еще. Придумай, ты же писатель. – Хайретдинов хохотнул. – Да, мне звонил редактор «Барельефа». Что за хреновину ты вчера говорил? О подготовке моей предвыборной программы?

– Страховался.

– А… Фотографии тебя, садящегося в мою машину… Я попросил прислать их мне.

Заров не особенно удивился. Но все же он вчера пробовал обеспечить свою безопасность. Пытался играть в чужие игры.

– Что будем делать с твоим Посланником?

Ярослав вскинул голову.

– С телом что будем делать?

– Не знаю.

– Ага. Товарищ Хайретдинов должен решать миллион дел одновременно… Тебя не очень огорчит безымянная могила?

– О чем ты, Визирь?

– Посланника оденут в лохмотья и подвесят в лесопарке. Бомж, покончивший с собой, – ничего интересного для милиции. Смерть явно от самоповешения, кого искать-то? Физиономии твоей в розыске нет, заявлений о пропаже человека не поступало… Через неделю все о нем забудут.

Заров молчал, глядя в сосредоточенное лицо Визиря. Квартира снята на его документы. Через день-два тело начнет вонять.

– Это сложно сделать, Визирь?

– Практически – как заказное убийство. По цене. Будешь мне немного должен. – Визирь кивнул, как бы принимая решение. – Если хочешь, место захоронения потом узнаем. Сможешь навещать, цветы носить.

Наверное, еще неделю назад он залепил бы Хайретдинову по морде.

Не за само предложение, конечно, за цинизм. Теперь – нет.

Наверное, он постарел.

– Как знаешь, Визирь.

– Давай о серьезном поговорим. Как ловят щуку?

– На живца.

– Правильно. У нас есть две щуки и два малька. Как поступим?

Он и впрямь постарел.

– Рашид, это бред. Мы не знаем, где Мария с Ильей и где мальчишки.

– Зато они знают, где мы находимся. И попытаются связаться наверняка. Можно вывести их друг на друга.

– Они тебе не поверят.

– Мне – нет.

Заров почувствовал, как холодеет в груди. Почти привычно, почти не больно.

– Ярослав, я не прошу тебя брать пистолет и геройствовать. Прошел момент, когда это было нужно. Теперь придется играть по-крупному. Понимаешь? Мы будем оставлять следы, зацепки, улики. Но если я сосредоточусь на главном, то уже через месяц стану неуязвим. Мы займемся нормальной, честной, правильной работой. И принесем достаточно много добра миру.

– Достаточно много, чтобы забыть?

– Вот на это не надейся, дорогой. Забыть ты не сможешь ничего и никогда. У жизни кнопки «делит» не существует.

– В прошлый приход ты сказал бы – ластика не существует.

– Все меняется, Ярослав. Решай. Мне еще нужно договориться о твоем Посланнике.

Это не было шантажом, просто информацией. Визирь не собирался опекать человека, не желающего делать свою часть работы. Власть дармоедов не любит.

– А если они не позвонят?

– Тогда тебе не потребуется брать грех на душу.

Визирь сказал это так охотно и небрежно, что надежды не осталось. Никакой.

– Мы договорились?

Кивнуть оказалось проще, чем сказать. Но Визиря это устроило.

– Я знал, что не ошибся в тебе. – Хайретдинов потянулся, похлопал его по плечу. Покровительственно. Компенсаторный жест физически слабого человека.

– Визирь, я могу позвонить по межгороду?

– Подруге?

– Жене… бывшей.

– Звони. – Визирь гостеприимно кивнул на телефон. – Не разорюсь.

Заров подошел, поднял трубку. Набрал номер. У него была плохая память на цифры, но этот номер, по которому он звонил раза два в год, почему-то помнился.

Интересно, а что он хочет услышать?

Да и застанет ли Галю – в Алма-Ате уже полдень, она может быть на работе. Может и не быть, конечно, у преподавателей график достаточно скользящий…

Трубку не брали. Он насчитал шесть гудков, потом нажал на рычаг. Покосился на Визиря. Тот продолжал завтракать. Сосредоточенно, деловито. Набирался сил перед работой.

Он набрал собственный номер. Не понимая зачем. Просто захотелось протянуть тонкую нить к дому. Заставить пустую комнату вздрогнуть от тонкой телефонной трели…

– Алло?

Вздрогнул он сам.

– Галя?

– Ярик? Привет.

– Ты… – Ярослав запнулся. – Что делаешь?

– На лекцию собираюсь. Ты удачно позвонил, я уже в прихожей.

– А… вообще?

– Что вообще? Кто меня просил пожить, покараулить твой драгоценный компьютер?

«Визитер, очевидно», – чуть не сказал он.

– Извини, я еще сонный.

– Поняла. Как контакты-контракты?

– Хорошо. – Он снова посмотрел на жующего Визиря. Того разговор вроде бы не интересовал.

– Тебе письмо вчера пришло. Крутое письмо, на дом доставили. Отправлено позавчера из Москвы.

– От кого?

– На конверте только имя. «Слава». Ярик, я спешу. Если хочешь, позвони…

– Галя! – закричал он, до боли сжав пальцы на трубке. – Галя, я прошу, вскрой и прочти! Это срочно!

– Знаешь отправителя? – Похоже, Галя решила помучить его.

– Да! Пожалуйста, я прошу!

Пауза. Он с ужасом ждал гудков, но донесся шорох рвущейся бумаги. Хорошая связь у народных депутатов.

– Сейчас… А сколько стоит такое письмо отправить?

– Не знаю.

– Тут немного написано. «Ярик!» – Она сделала паузу. – Бред какой-то…

– Пожалуйста…

– Ярик! Ты все-таки вернулся. Значит – ты все понял. Понял и смог. Я рад, и даже не за тебя. Бояться за себя – удел трусов, радоваться за себя – забава дураков. Не думаю, что мне будет легко уходить. Но ведь никто не обещал нам легкости. Не думаю, что тебе легко сейчас. Но так уж сложилось. Нет геройства в убийстве женщин и детей, но ведь никто не обещал нам, что мы станем героями. Главное, что ты понял – и смог. Значит, я приходил не зря. Мы способны лишь на то, что могут Прототипы, – хорошо, что ты этого не забыл. Прощай. Это были интересные дни. Твой незваный гость.

Ярослав молчал.

– Что все это значит?

В голосе Гали был не вопрос – тревога.

– Что я прочитал письмо на неделю раньше положенного, – прошептал Заров.

– Это плохо?

– Не знаю.

– Ярик, что у тебя происходит? Где ты?

– Я позвоню. Ладно? Если смогу. – Он впечатал трубку в аппарат. Уходить от разговора – тоже удел трусов.

Визирь пристально смотрел на него.

– Ярослав, что произошло?

– Слава… он отправил письмо. Перед тем, как… Вероятно, экспресс-почтой.

– И что же он сказал? – Визирь был искренне заинтересован.

– Как я понимаю, он одобряет… это решение.

– Какое?

– Ловить щук на живцов.

6

Взрослый человек растянул бы эти деньги минимум на два дня.

Кирилл и Визитер потратили их за полчаса, пообедав сосисками, «сникерсами» и кока-колой.

– Будем ездить на метро, – сказал Виз, перебирая на ладони мятые тысячные. – Вообще-то можно так проскользнуть, по твоему проездному.

– Вечером опять туда? – спросил Кирилл.

– Угу. А что, место тихое! Каких-нибудь газет натаскаем…

– Виз, чего мы ждем?

Визитер поднял глаза.

– Не знаю. Может, они сами друг друга ухлопают?

Особой надежды в его голосе не было.

– Давай позвоним?

– Кому?

– Ярославу.

– Зачем? – Виз дернулся. – Говорю же тебе – предал он нас! Остался с Визирем!

– И хочет нас убить?

Визитер покачал головой.

– Может быть, он что-то придумает? – Кирилл понимал, что говорит неубедительно, наивно, но все же продолжил: – Уговорит Визиря…

– Заров разве что откупиться захочет. – Виз усмехнулся. – Деньги сунет, чтобы нас убили сытыми и веселыми. – Он замолчал, потом пожал плечами. – А что? Давай покапаем на нервы! Мол, мы вас так ждали…

Виз закашлялся, прижал ко рту ладонь.

– Черт, вот если бы спальный мешок какой-нибудь купить! – Он посмотрел на тысячную в руке, добавил: – И удрать во Владивосток, пусть ищут. Пошли.

Телефоны были возле метро. Они купили в киоске жетончик, забрались в старую будку, Кирилл снял трубку, посмотрел на Визитера.

– Давай звони, ты же умеешь.

Глубоко вздохнув, мальчик стал набирать номер. Не глядя на застревающий жестяной диск. Сколько лет этому телефону… может быть, больше, чем ему… Все равно, какие цифры набирать, номер – лишь этикетка, случайности торжествуют…

Он вспомнил лицо Славы, учившего его звонить наугад, и рука дрогнула, недовернула диск на последней цифре. Важно это или нет?

– Алло?

Нет, это был не Заров, но кто-то другой, знакомый…

– Кирилл, это ты? Кирилл…

Случайность торжествует. Он позвонил Веснину. Это значит, надо попросить его помощи? Это значит, нельзя отказываться от помощи друзей?

Это значит, позволить им умирать вместо себя?

Кирилл повесил трубку.

– Я ошибся, – сказал он.

– Лопух! – Визитер смерил его укоризненным взглядом. – Денег же почти нет!

Он выскочил из будки, побежал к киоску. Кирилл смотрел ему вслед. Потом перевел взгляд на соседний таксофон – там стоял молодой парень с букетиком цветов под мышкой. Мама всегда говорила… говорит… что мужчины не умеют носить цветы в руках. Словно веники носят…

Парень поймал его взгляд, подмигнул. Кирилл отвернулся.

Им не надо помощи.

Все лгут.

Свое надо брать обманом или силой. Силы у них мало.

Он вновь повернулся к парню, показал глазами на телефон, виновато улыбнулся. Парень, не прекращая разговаривать, достал из кармана жетончик. Кирилл вышел, заглянул в его таксофон. Парень сунул ему жетон, шепнул:

– Держи.

Когда Визитер вернулся, Кирилл уже набрал номер. Стоял, слушая длинные гудки.

– Алло?

– Ярослав?

Долгая-предолгая пауза.

– Да, Кирилл.

– Вы меня узнали? – Он чуть-чуть удивился.

– Да. Где ты?

– Не скажу.

Снова тишина.

– Кирилл, ты все понимаешь… Я могу что-то сделать для вас?

Ему хотелось кричать, обругать этого взрослого и сильного человека, способного за такой короткий срок наплевать на ту тень доверия, что появилась между ними.

Значит, ты умеешь плакать лишь о себе, писатель Ярослав Заров?

– Мы уехать хотим, – сказал он. – Далеко. Во Владивосток. Но у нас денег нет.

– Вы голодные? – глупо спросил Заров.

– Пока нет, – ответил Кирилл. Виз показал ему большой палец: «Молодец!» Он отвечал как надо, давил на всю ту лживую жалость, что еще оставалась в Зарове.

– Кирилл… я знаю, вы на стройке ночевали…

– Откуда знаете?

– От Визиря. Вечером я туда подойду. Только объясни дорогу, я не хочу его спрашивать. Он заподозрит.

– Давайте в восемь? Доедете до метро «Домодедовская», – начал Кирилл. – Потом полквартала пройдете…

7

– Только не надо делать трагического лица, – сказал Визирь. – Жизнь…

Ярослав кивнул.

– И смерть.

– Что поделать-то? Не повезло мальчику, что он стал Прототипом. Но кто из вас от этого в восторге? Я знаю, и вы с Шедченко об этом говорили.

– Откуда?

– Догадаться несложно, Ярик. Люди, которые попадают в жернова судьбы, не бывают этим довольны.

– Все равно это гнусно.

Визирь кивнул. Помолчал секунду и резко спросил:

– А у тебя есть варианты? Хочешь победы Визитера? После пройденного им пути? Считаешь, он натворит меньше бед, чем старый, жестокий и подлый Посланник Власти?

– Нет, Визирь. Иначе я не был бы здесь.

Секунду Хайретдинов буравил его испытующим взглядом.

– Хоть это понял, литератор… Во сколько они придут на стройку?

– В девять, – сказал Заров.

– Точно?

– Ровно в девять, – повторил он. – И, кажется, хотят снова там ночевать…

– Это уже не важно. Дети. – Визирь пожал плечами. – Могут сто раз передумать. Могут вообще не прийти, между прочим. Так что рано расстраиваешься.

– Что ты теперь будешь делать?

– Ждать звонка Марии. – Визирь даже удивился вопросу. – И пускать наживку.

Они сменили гостиницу под утро. Теперь на какое-то время это станет нормой поведения. Мальчишек можно не принимать в расчет, но Визирь не должен знать, где они.

«Золотое кольцо» было классом пониже. И номерок уже не такой приятный оказался. Но ради безопасности стоит потерпеть.

Поселившись, Мария и Илья вновь уснули. Ненадолго, до восьми. Спустились в ресторан, достаточно заурядный и дорогой.

Мария переоделась и словно превратилась в другую женщину. Строгий костюм, юбка ниже колен, туфли на высоком каблуке. Карамазов наблюдал за ней, хмурился.

Ему больше нравилась прежняя, спортивная и резкая Посланница Добра.

Они ели молча и быстро. Как и все в ресторане, пожалуй.

– Стоит позвонить Хайретдинову, – заметила Мария.

– Зачем?

Мария скорчила гримаску.

– Поинтересоваться впечатлениями от вчерашнего. Прогуляемся?

Из номера, конечно, звонить не стоило. Они поднялись туда на минуту, оделись, вышли на Смоленскую площадь. Пошли к набережной. Карамазову показалось, что улицы пустыннее обычного. И вряд ли причиной была скверная погода – город успел привыкнуть к ветру и дождю.

Скорее вести о вчерашнем стали для многих последней каплей. Город сжимался, втягивался, подобно улитке, в панцирь домов.

Город боялся.

– Думаешь, Визирь капитулирует? – спросил Илья. – У меня такого впечатления не сложилось.

– У меня тоже. Но он напуган, сильно напуган. Вчера ты едва его не достал.

– Заров… сука! – Илья грязно выругался. – Геройства ему захотелось!

Мария успокаивающе коснулась его плеча.

– Главное, что мы ушли. Шедченко в реанимации. Визирь под присмотром спецслужб.

– Под плотным?

– Не знаю. Он довольно хорошо прикрывается в своей норе. Я знаю лишь, что он до утра просидел с генералом. Объяснялся.

Карамазову показалось, что Мария раздражена. И он даже догадывался чем.

– Твоя Сила стала меньше?

Девушка не ответила. Они прошли еще метров двадцать, потом Илья заметил:

– Зря ты убила Анну.

– Я не убивала ее! – Мария вскинулась как ужаленная. – Она лишила себя моей любви! Сама! И ушла!

– Убежала.

– Это не важно. – Посланница Света словно замкнулась. – Ушла. Не захотела Любви и Добра. Предала меня.

– Чем это опасно для нас?

– Если бы ты умел любить, – едко сказала Мария, – то ничем.

Карамазов почувствовал, как заколотилось сердце.

– Ты что, хочешь сказать…

– Успокойся. Я не о твоих постельных подвигах, ты силен как бык. Я о Любви.

– По-своему я тебя люблю, – примиряюще сообщил Илья.

– К сожалению – именно по-своему.

Мария остановилась. Уставилась на идущего навстречу мужчину. Тот говорил по радиотелефону.

– Очень кстати, – сказала она и шагнула навстречу. – Простите, мне нужен телефон.

Илье показалось – он даже головой качнул, – что мужчина на миг заколебался. Потом неуверенно щелкнул сбросом и протянул трубку Марии. Та, не глядя на человека, стала набирать номер.

Где-то в глубине души сонно шевельнулась Тьма…

– Слабости Любви, – шепнула она. – Любовь слабеет в одиночестве… слабеет. Тебе это никогда не грозит, Илья…

Карамазов осклабился.

Это он и так знал.

8

Когда Заров протянул руку к телефону, Визирь погрозил ему пальцем.

– Полагаю, это уже меня. Простите, Ярослав.

Он снял трубку, поднес к лицу, не произнося ни слова. Писатель услышал негромкий далекий шепоток.

– Чего ты хочешь, сука? – спросил Визирь.

Его лицо оставалось безучастным. Лишь пальцы постукивали по столу, выбивая какой-то сложный ритм.

– Это не оскорбление, Мария. Это вполне приемлемое для тебя имя.

он что, идиот? Как он предполагает заманивать Посланницу Добра в ловушку после подобного разговора?

– Ладно, давай сравним позиции. Я жив. Со мной Прототип Творчества. Посланник Развития и его Прототип тоже ищут контакта. Нет. Нет, Мария. Можешь благодарить Илью – в альянс с тобой они никогда не войдут.

Визирь подмигнул Зарову. Разговор пошел в нужном русле?

– Ну? Наш друг из Тьмы пробовал засаду, пробовал лобовой штурм, что дальше? Атомную боеголовку взорвете? – Визирь засмеялся. – Знаю, могли бы. Но не те люди их охраняют, Мария. Ты их не возьмешь своей добротой – не верят они в Добро. Здесь моя Сила нужна… Так что же будем делать?

Посланник Власти похлопал себя по карманам, поморщился, требовательно протянул руку. Заров дал ему сигарету.

– Нет, не верю. Посланника Тьмы, может, и взял бы на службу. Тебе не доверяю. Ах наоборот? – Визирь жмурился, словно разговор доставлял ему удовольствие. – Не пойдет… Мария, подожди!

Пауза. Лицо Хайретдинова исказилось, стало жалким и плаксивым. Заров отвернулся.

Подобное чувство возникало у него, когда показывали процесс озвучивания латиноамериканских сериалов. Стояли у микрофонов прекрасные актеры, любимые с детства, и пытались придать хоть тень жизни невнятному словесному бреду.

Визирь тоже был неплохим актером. Не крупный российский политик теперь говорил по телефону, а мелкий торговец с солнечного юга, пойманный на продаже нитратных помидоров.

– Подожди… Да. Мария, нам надо хорошо обдумать ситуацию. Понимаешь? Нет, я прошу тебя… Какие гарантии я могу дать?

Все с тем же уныло-плаксивым лицом Визирь затянулся сигаретой, ковырнул во рту пальцем. Грустно покосился на стол, где в пластиковой коробочке стояли зубочистки.

– Мария, я могу отдать тебе мальчишек.

Ярослав встал. Провожаемый недоуменным взглядом Визиря, прошел к письменному столу. Стал выдвигать ящики.

Бумаги-бумаги-бумаги. Две пачки денег. Фунты стерлингов. Ого. Визирь, да ты позер… Журнальчик с девушкой в коже и с плетью в руках на обложке. Ха-ха. Тебе это нравится? Перехваченная резинкой стопка компьютерных дискет. Пятидюймовых. Господи, Визирь, ты о какой информационной власти говоришь, если доверяешь устаревшим носителям? Они года не продержатся. Надо будет Визирю компьютерный ликбез пройти.

Левая тумба стола. Пистолет. Черт, красивый! Как ловко ложится в руку. Заров навел оружие на Хайретдинова, сказал:

– Паф!

Визирь сморщился, отвернулся. Доверяет. Заров помедлил, глядя на пистолет. Положил обратно, стал выдвигать ящики дальше.

То, что он искал, нашлось в правой тумбе стола. Там был оборудован целый бар. Виски, джин, водка, коньяк. Более легкие напитки Визирь, очевидно, не считал столь повседневной вещью, чтобы держать в столе.

Заров достал знакомую фарфоровую фляжку армянского коньяка, уже откупоренную и наполовину пустую. Глотнул, подошел к Хайретдинову. Тот злился, но тихо, почти незаметно. Он сейчас работал, а писатель глушил больную совесть.

– Хочешь, Рашид? – спросил Заров.

Не дождался ответа, сделал еще глоток.

– Да, да, – бормотал в трубку Хайретдинов. – Там стройка, я проверил по карте – четыре муниципальные многоэтажки. Да, там, где они ночевали! В девять вечера. Я собирался послать своих людей…

Ярослав вновь уселся у камина. Жалко, что огонь не горит. Вчера, когда они сидели втроем, беседовали, находя свои странные точки соприкосновения, огонь был еще одним присутствующим. В пламени – тысячелетняя магия людей. Грань между зверем и человеком. Яблоко ли протянул змий Еве? Может быть – лепесток огня?

– Мария, я откровенен. Я отдаю тебе возможных союзников. И прошу только об одном – давай не будем торопиться. Хорошо?

Визирь положил трубку. Постоял, лицо медленно расслаблялось – и лепилось заново, находя прежнюю форму. Безжалостную и сильную.

– Беда с вами, интеллигенцией, – буркнул он. Подошел, взял у Зарова бутылку и так же, как тот, бесшабашно и свойски глотнул из горлышка. – Литератор! Ты знаешь, чем интеллигент отличается от нормального человека?

– Чем?

– Тем, что нормальный человек запивает совершенную подлость стаканом водки, а интеллигент – бутылкой.

– Два литра водки – смертельная доза, – сказал Заров.

– Что?

– Когда-нибудь, очень-очень не скоро, – терпеливо сказал Ярослав, – расплатой за подлость будет такая доза отравы, которой человек не выдержит.

– И что?

– Не знаю, Визирь. Но если подлость станет равна смерти, то мир, наверное, изменится.

9

Мужчина с телефоном ушел. Кажется, слегка удивленный собственной добротой. Мария смотрела ему вслед.

– Визирь паникует? – спросил Илья.

Женщина пожала плечами:

– Не знаю. Паникует, блефует, заманивает в ловушку. Может быть, все вместе.

Карамазов прищурился, вспоминая лицо пацана. Одновременно испуганное и ненавидящее. Удар по лицу…

Никто из ударивших его не уходил от расплаты.

– С мальчишками надо кончать.

– В тебе говорит злоба, – сухо сказала Мария.

– Ну и что?

– Илья, дети должны умереть. Но не потому, что они так долго водили тебя за нос. Просто в них сейчас собралось все самое худшее нашего мира. Даже Визирь, даже писатель считают так. А тобой движет месть.

– Свобода не нуждается в оправданиях, Мария. Вот и вся разница. – Илья посмотрел ей в глаза. – Ты убиваешь во имя Добра, я – повинуясь своим желаниям. Но есть ли эта разница вне наших душ?

Наверное, Визирь понимал, что настоящей Власти над ним не получит. Никогда. Зарову нравились две вещи в его редкой специальности – то, что он мог говорить правду, и то, что у него не существовало начальников.

– Чего ты, собственно, хочешь? – спросил Посланник Власти. – Денег, что ли?

– Веры в себя. Я обещал.

– Что ты обещал? Романчик написать? О злобных марсианах и отважных землянах? Да очнись, Ярослав! Наступило время больших дел!

– Рашид, я выполняю обещания. Тебе это не нравится?

– Нравится, писатель.

Заров хотел было сказать – «Зови меня литератором», – но промолчал. Это он говорил только друзьям.

А Хайретдинов был союзником, партнером, даже – хозяином. Но не другом.

– Ладно. Езжай. – Визирь уступил мгновенно. Словно сложил что-то в уме, экстраполировал на будущее и признал свою ошибку. – Ярослав, единственное, что хочу сказать…

– Ну?

– У тебя все-таки возникнет искушение. Это неизбежно. Пойти на ту встречу. Дать ребятишкам денежку, задержать Илью с Марией, если они придут.

– Ты считаешь меня большим идиотом, чем я есть.

– Извини. Но я знаю эту сладость… сладость добрых дел. Отсроченного греха, оттянутой подлости. – Визирь подступил к нему, маленький, плотный, суетливый, такой безобидный человек, который не был человеком. – Писатель, ты не ошибись, а? Всегда хочется остаться чистым. Хорошим-хорошим… Не марать руки кровью невинных младенцев. Не делать зла своими руками. Тебя ведь это страшит? Именно – своими руками! Пойми, когда мы умываем руки, мы открываем путь куда большей крови!

– Я знаю.

– Знать – это не главное. Ярослав, ты умный мужик. Ты любишь красивую жизнь и добрые дела. Работа такая, да? Так пойми, эту красоту и доброту принесет не Посланница Добра. Не мальчик, который ни во что больше не верит! Я – гнусный человечек узбекской национальности…

– Рашид, вот этим не кичись. Знаешь, националистов и шовинистов я одинаково… люблю.

– Знаю. Но именно я, чужеродец, двинутый кланом на партийную работу, полюбивший демократию, обрусевший и ставший святее папы римского, – я принесу стране покой! Покой и веру в себя! Достоинство и силу! Понимаешь? Не омовение сапог в чужих океанах, не карточки на масло, не распродажу всего и всем! Я подниму эту страну с колен! Она ждет меня! Меня, Власть! Силу! Да, тысячи сгинут бесследно! Да, миллионы заткнут себе рты! Господин писатель, что тебя больше ранит – тысяча правдолюбцев или миллионы голодных и униженных?

Заров не ответил.

– Ты до сих пор думаешь, как меня обмануть, – уже спокойнее сказал Хайретдинов. – И рыбку съесть, и в кресло сесть. Очнись!

– Я давно уже очнулся, Рашид.

– Ой ли?

– Я просто выполняю свои обещания. Понимаешь?

– Тебе дать машину? – помолчав, спросил Визирь.

– Дай.

Хайретдинов подошел, положил руки ему на плечи.

– Ярослав, я тебе верю!

– Я хочу дойти до конца, – просто сказал Заров. – Понимаешь? Я творю чтиво. Развлекаю публику. Так позволь мне… отыграть эту роль.

– Не заиграйся.

10

Машину вел Семен. Когда они пересекли кольцевую дорогу, Заров не удержался, спросил:

– Слушай, кто для тебя Хайретдинов?

Семен покосился на него, но ответил спокойно:

– Сильный человек.

– Я с тобой наполовину согласен.

Кажется, он не понял. К лучшему, наверное.

– Улица Хмелева, – сказал Заров. Он был готов к объяснениям, но Семен, похоже, хорошо знал свой город. Он вел машину по каким-то тихим, полупустынным улицам. Изредка – играющие дети, бредущие домой взрослые. Дома старые, дома новые, деревцо, тянущееся вверх из крыши кирпичного монстра, трава, пробившаяся между балконами многоэтажки. Хей! Может быть, в этом доме живут Кай и Герда конца двадцатого века? Вот он, их садик между балконами. Цепкие плети сорняков. Живые и веселые, пронзающие камень, пьющие дождь, зацветающие бледными лепестками никому не нужных цветов.

– Где остановить-то? – спросил Семен.

– Я скажу. – Ярослав подался вперед, высматривая знакомое здание. – Семен… ты счастлив?

Он даже притормозил, этот несчастный, сломленный Властью и прикоснувшийся к смерти человек.

– А ты счастлив, Заров?

– Я не имею на это права.

– Ну… – Семен, похоже, чуть смутился. – Счастлив.

– Счастье – как отсутствие несчастья?

– Стругацких я читал, – сообщил Семен. – А ты тоже ведь книжки пишешь?

– Пытаюсь… – Он и впрямь растерялся. Слишком привычным было знание – его работа нужна какому-то абстрактному, полуреальному кругу людей. Оказывается, и этот наемник-телохранитель умеет читать.

– Глупости вы всегда придумываете, – беспощадно сказал Семен. – Проблемы строите, где их нет. Жизнь – штука простая. Если какой-то мудак стреляет в людей, значит, его надо кончать. Рашид Гулямович хочет порядка – так плевать мне, что он жене изменяет и ворованным приторговывает. В книжках всегда проблемы придуманы. Пусть пацаны их читают. Когда вырастут, сами поймут, что к чему.

– А тебе попадалась книга, где все просто и правильно?

– Да. Телефонный справочник. – Семен засмеялся. – Где остановить?

– Здесь. – Он узнал дом, старую кирпичную пятиэтажку. – Спасибо, Семен.

– Да не за что. Одно дело делаем, верно?

– Нет.

Семен удивленно посмотрел на него.

– Понимаешь, чтобы для тебя все было просто и ясно, десять идиотов должны подыхать от тоски. И думать, что в этом мире правда, а что ложь.

– Писатель… – снисходительно сказал Семен. – Тебя подождать?

– Да нет, не надо. – Он открыл дверцу. – Спасибо тебе.

– За что?

– За то, что аптечку притащил вчера. Может, Коля и выкарабкается.

Улица была молчалива и тиха. Две девчонки во дворике играли с мячом – смешно, по-мальчишечьи. Женщина с сумкой, полной молочных бутылок, обогнула Ярослава, спеша домой.

Хорошая штука – дом.

Заров вошел в подъезд. Позвонил у бронированной двери. На этот раз охранник его узнал, открыл легко и с улыбкой.

– Заходите…

Людям по-прежнему нужны сказки, нужен обман. Заров вошел, вновь скосился на книги со знакомыми фамилиями на обложках. Как смешно – знать изнанку слов.

В кабинете редактора гудел кондиционер. Лидия Васильевна оторвалась от папок с никому пока не известной ложью, улыбнулась.

– Ярослав Сергеевич… Я думала, чуть позже подойдете. Садитесь.

Он присел у шкафа с гордыми, красочными рядками книг. Продукция «Лодура». Вот они, слова. Порожденные болью, любовью, безденежьем, просто избытком свободного времени. Да кто сумеет найти между ними разницу, отличить сухой расчет от надрывного крика? Кому она нужна, душа? Кому важна суть, когда смотрят на обложку? Визирь даст людям покой и кусок хлеба – имеет ли значение то, что он не человек?

Слава, ты умел видеть вперед, умел слагать из фальшивых слов будущую правду. А знаешь, это ведь не сложно. Просто – горько. Я научился этой игре. Знаю, что будет впереди. Придет директор издательства, мы подпишем договор. Стопка купюр ляжет в карман, честные деньги – не замаранные руками Визиря. Мы разопьем по бокалу шампанского, я выйду из гостеприимного офиса и поплетусь к метро. Доберусь до «Домодедовской», где столько раз садился в автобус, идущий к аэропорту. Дойду до стройки, где меня будут ждать два пацана. Суну им пачку денег, счастливый и гордый от мелкого обмана, от часа в запасе, вырванного для них у Посланников. Скажу – бегите! И вернусь к Визирю, который догонит мальчишек… рано или поздно.

– Можно закурить? – спросил Заров.

11

В голове шумело. Нервы, конечно. Никогда он не пьянел от двух бокалов шампанского. На «Домодедовской» выходило много народу, Заров влился в поток, поднялся по эскалатору, двинулся по темнеющей улице. Без четверти восемь.

Слава, я все-таки сделаю глупость. Дам мальчишкам шанс. Не победить – убежать. Пусть Илья с Марией начинают охоту, пусть Визирь натравливает своих новых псов. Я просто оставлю руки чистыми. Не так уж это и много – чистые руки.

– Ярослав!

Он остановился. Медленно повернулся к машине, припаркованной у обочины. С одной стороны – глухой забор, с другой – тихая улица и многоэтажки за ней.

Даже выстрелов никто не услышит.

– Ярослав, подойди.

Заров подошел, остановился у машины. Мотор был заглушен, свет выключен. Семен посмотрел на него и отвернулся.

Хайретдинов на заднем сиденье отодвинулся, кивнул. Ярослав открыл дверь, нырнул в тепло.

– Я же не дурак, – сказал Визирь.

Заров кивнул. Конечно. Не ему побеждать в подобных играх.

– Ты посчитал, что час – вполне достаточное время, – сказал Визирь. – Ты ошибся. Илья и Мария уже там. Я знаю.

– А дети?

– Вероятно, на подходе. Они верят в точное время. Как и ты.

Писатель не спорил.

– Что ты придумал? Выполнить обещание? Пусть убегают, продолжают игру? Ярослав, нет ничего хуже полумер. Надо выбирать раз и навсегда.

Визирь был очень серьезен. Маленький человек в просторном салоне дорогой машины.

Тот, кто должен победить.

– Не знаю почему, но Посланница Добра решила прийти. Ярослав, время настало. Время последней истины. Дети больше ни во что не верят. Мария и Илья верят лишь в себя. Они сойдутся… Ты знаешь исход.

Заров снова кивнул.

– Тебя треплет глупая штука под названием «совесть», – сказал Визирь. Достал портсигар, закурил. – Ярослав, смотри вперед.

– Я это и делаю.

– Ярослав, сейчас в пяти километрах отсюда садятся в машины люди с автоматами. Умеющие убивать. На их лицах маски, в их душах – вера. Такая же, как у Семена. Сема!

Охранник повернулся.

– Если враг не сдается?..

– Его уничтожают, – сказал Семен.

– Это правда, Ярослав. Это жизнь. Парочка убийц на месте преступления. Два свеженьких детских трупа. Они не сдадутся.

– Почему они пришли, Визирь?

– Не знаю. Контрольный ход – подставить слабейших. Обычный ход. Я не знаю, почему они поверили. Ты хотел бы узнать?

– Да.

– Для этого надо лишь перелезть через забор, писатель.

– Есть еще и двери.

Визирь пожал плечами.

– Тебе ведь тоже интересно, Посланник Власти, – сказал Заров. – Победа в кармане. Сделанная чужими руками. Но так интересно понять, почему ее отдают.

– Нет.

– Интересно, Визирь. Не лги.

Заров открыл дверь. Воздух влажный и холодный, но дождя не было.

– Осень кончается, Визирь…

– Ты уверен, что правильно поступаешь?

Ярослав посмотрел на Посланника Власти.

– Нет, конечно.

Семен смотрел на них, безмолвный и неподвижный. Манекен в кресле водителя.

– Дай мне пистолет, – сказал Заров.

Визирь молчал. Кажется, ему было интересно.

– Мне нужно оружие. – Заров не отводил взгляда.

Охранник медленно запустил руку под мышку, вытащил пистолет. Помедлил, потом щелкнул предохранителем и протянул его – рукоятью вперед. Визирь усмехнулся, но ничего не сказал.

Писатель выбрался из машины и пошел вдоль забора. Ворота, широкие, рассчитанные на грузовые машины, были закрыты. А вот узенькая дверца, прорезанная в них, шаталась, распахнутая настежь.

Ярослав перешагнул порог.

В вагончике у входа светились окна. Он стал подниматься по решетчатой лесенке. Из-под вагончика вынырнула собака, маленькая дворовая шавка из тех, что могут лишь гавкать вслед.

Но эта, кажется, возомнила себя овчаркой.

Заров пнул ее по оскаленной пасти, на мгновение удивившись тому, что попал. Песик взвизгнул, откатываясь назад.

– Очнись, – сказал писатель. Собака крутилась под вагончиком, не решаясь приблизиться. Он открыл дверь, заглянул.

Мужчина лет сорока, в заношенном костюме и грязных ботинках, валялся на койке. Лицо его было мирное и спокойное. На столе надрывно сипел электрический чайник. Заров выдернул шнур из розетки, встряхнул чайник – тот был полным.

Недавно закипел.

Он вышел в вечерний сумрак. Глянул на часы – восемь.

ребятишки, я взаправду хотел оттянуть развязку…

Стройка была сонной, пустынной. Заров обошел самый ближний дом, достал сигареты. Вдохнул горький дым.

– Ярослав!

Такой он ее и представлял. Самой обычной. Симпатичной, хорошо сложенной, с добрыми глазами. Из таких девушек получаются хорошие жены.

– Визирь рядом?

– Да, Мария.

– Что он задумал?

– Ловушку.

Он не собирался врать. Абсолютно никчемное занятие. Женщина кивнула, улыбнулась. Хорошая улыбка.

– Чужими руками?

– Конечно. Когда Власть поступала иначе?

– Ярослав! – Она шагнула к нему, и писатель отшатнулся – к стене, к дому, к спасительной темноте подъезда. – Ты знаешь, что еще можно все изменить?

– Да.

– Я вижу тебя, Ярослав. Грань – она совсем рядом. – Женщина развела руками, отмеряя какое-то расстояние. – Знаешь, как все кончится?

– Нет.

– А должен был бы знать. Визирь не выдержит, придет сюда. Будут стрельба и кровь. Будет боль. Но когда Добро побеждало без боли?

– Ты так уверена, что уцелеешь?

Мария улыбнулась:

– Смерть не страшна, писатель. Главное – победа. Мы меняем друг друга, писатель. Ты думаешь, побеждает последний из нас?

Заров молчал.

– Кем стал бы твой Визитер? Не покончи он с собой?

– Уже не знаю.

– Ярослав! – Она шла к нему, спокойная и уверенная, Посланница Добра, которого не было. – Визирь до сих пор живет в каменном веке. Большая дубина и послушная толпа с острыми копьями. Да, он хочет измениться, но это время еще не пришло. Илья… Он тоже молодец. Тоже силен. Но и он промахнулся.

Заров оглянулся. Нырнул в подъезд. Мария шла следом.

Он побежал по лестнице, темной и бесконечной, лишь отсветы прожектора сквозь амбразуры окон матовым лаком ложились на ступени. А шаги следом – такие неторопливые, но настигающие, как в кошмарном сне, и бег бессмыслен.

Не убежать.

Писатель не заметил, как кончились этажи. Бетонная клетка, холодный металл лестницы, распахнутый люк над головой. Он вскарабкался-вполз вверх. Крошечная конура над люком – дальше… Звезд нет. Облака, серая пелена, поношенный саван над городом.

По краю крыши тянулся заборчик, смешной, по колено, словно подмывающий перегнуться через него. Заров отошел от люка и увидел Марию.

Она ведь не бежала… Почему она настигает его?

– Ярослав, нет выбора – на самом деле. Уже нет.

Он кивнул, потому что это было правдой.

– Мы все переплавились, Заров. Проросли друг в друга. Власть, Добро, Тьма, Развитие… Смешные линии, четкие, как в учебнике…

Ее лицо было светлым, почти мерцающим в сумраке. Ярослав остановился. Край крыши манил. Оградка упиралась в колени – низенькая, как на кладбище, такая же бессмысленная и символичная.

Не сторожите мертвецов и самоубийц.

– Я знала, что Визирь устроит засаду. Кто у него под рукой? Десяток бандитов? Рота омоновцев? Какая разница, Ярослав. Он уже говорит моими словами. Его победа станет моей победой. Илья или Визитер, Визирь или я – все теперь едино. Чуть больше Тьмы, чуть больше Власти…

Она остановилась в шаге от писателя.

– И все же я предпочла бы победить сама.

– У меня пистолет, – сказал Заров.

– У тебя боль в душе, литератор. Она убивает быстрее, поверь. Гораздо быстрее. Я могу разбудить ее… двумя-тремя словами. И ты просто шагнешь вниз. Возненавидев себя.

– Какая беспощадная вещь – доброта.

– Конечно, литератор. Посмотри вниз.

Ярослав посмотрел. Стройплощадка все еще дремала. Где-то там – Карамазов, мальчишки, возможно, Визирь. Где-то вокруг смыкается кольцо законных убийц.

– Высоко, – сказал он.

– Это только кажется, литератор. Ты коснешься земли очень быстро. Она тоже умеет любить – земля.

Заров кивнул. Протянул руку, касаясь плеча Марии. Хрупкого и нежного.

– У тебя нет власти надо мной, девочка, – сказал он.

Глаза Марии сузились.

– Пуля, приклад, нож в спину – это куда слабее твоей силы, – сказал Ярослав. – Конечно. Но их я боюсь. А тебя – нет.

– Ты не можешь не бояться!

Заров покачал головой. Почувствовал, как гнется тело под рукой.

– Высота, девочка… – Он ждал, что в голосе прорежется ненависть, но для нее уже не осталось места. Только усталость. – Двенадцать этажей. Каждый заглянет в твои глаза. И ты узнаешь эти взгляды.

– Ты недостоин жить! – Она завизжала, выдираясь из его рук, но он удержал Посланницу Добра, медленно-медленно наклоняя ее над краем. – Вы все недостойны жить!

– Конечно. Несправедливо, что уж поделать! – Он даже смог улыбнуться ей. – Добро – такое славное оружие. Такое сильное.

Заров запрокинул голову. Что-то мокрое коснулось лица. Капля дождя или снежинка. Еще одна.

Все-таки – снег.

– Надо пройти очень долгий путь, Мария. Чтобы не бояться – ни Добра и ни Зла. Но ты этого не поймешь. Твой путь будет быстрым.

Он заглянул в ее глаза.

– Лети, девочка.

12

Снег, снег, снег…

Еще слабый, еще тающий в липкой грязи луж, еще не способный победить.

Заров обогнул бетонные блоки, разбросанные вдоль здания. Ржавые петли арматуры уже затянул иней. Он прижался лбом к шершавому ледяному бетону, постоял, ожидая, пока уймется боль.

Но болело слишком глубоко внутри.

– Слава, – прошептал он. – Слава, ты об этом говорил? Да?

Что он увидел в свой последний вечер, что представил? Как угадал победу, если это и впрямь победа?

– Все-таки не она, – сказал Ярослав. – Уже немало, ведь верно?

Снег все падал, и тишина сгущалась, близилась к той грани, за которой он мог бы услышать. Но еще многое было не доведено до конца, и не было времени вслушиваться в шепот из-за грани. Заров обогнул бетонные надолбы, скользя по подмороженной грязи, приблизился к телу.

Мария смотрела в небо. Глаза были открыты, снежинки таяли на лице, и казалось, что Посланница Добра плачет. Пика арматурины, прошедшей сквозь живот, глянцевито поблескивала в свете заходящего солнца.

– Нам не нужна такая любовь, – сказал Заров. – Уноси ее с собой… в ад.

– Так уверен, что она пришла оттуда?

Ярослав обернулся.

Илья Карамазов держал пистолет опущенным, не целясь, но в этой хватке было слишком много легкости и спокойствия.

– Уверен. – Ярослав посмотрел ему в глаза. – Ты в этом еще убедишься.

Карамазов заулыбался:

– Наверное. Но ты – раньше, можешь не сомневаться. Где Визирь и мальчишки?

Ярослав пожал плечами:

– Ищи.

Карамазов поднял пистолет, покачал дулом, словно решая, куда стрелять. Тихо засмеялся:

– Боишься, писатель…

– Да.

– Какое это ощущение – стоять под дулом?

– Неужели самому не приходилось?

– Так – нет. Расскажи, ты ведь умеешь.

– Холодно, – просто сказал Заров.

– И все? – Карамазов казался разочарованным.

– Мышцы напрягаются. Словно надеешься отразить пулю.

На лице Ильи появился легкий интерес.

– Забавно. Не щурься, я не стреляю в голову.

– Может быть, еще и улыбнуться?

Карамазов засмеялся-закашлялся, отступая.

– Остряк… Иди вперед. И не оглядывайся.

Заров не шелохнулся.

– Иди-иди, – добродушно сказал Карамазов. – Я не собираюсь стрелять в спину. Мне нужен щит, и ты им поработаешь.

– Куда идти?

– Пока вокруг дома. Медленно, прогулочным шагом.

Заров развернулся. Между лопатками тут же возник щекочущий холодок. Но Илья действительно не стрелял, шел следом, шагах в пяти, только грязь чавкала под ногами. Проходя мимо тела Марии, он на мгновение остановился – и Заров услышал легкий хлопок. Он даже не сразу понял, что это был выстрел. Лишь через секунду, когда бояться стало поздно.

– Не наложил в штаны? – полюбопытствовал Илья. – В нашем деле необходим контроль. Особенно с такими дамочками.

– Тебе ее абсолютно не жалко? – замедляя шаг, спросил Заров.

– Жалко. Она мне очень помогла. – В голосе Ильи сквозила теплота. – Но ты понимаешь, Ярослав, тут ведь сопли неуместны. Слишком большие ставки. Побыстрее, хорошо?

Они шли по стройке, и Заров непроизвольно цеплялся взглядом за каждую мелочь. Строительный вагончик, почему-то покрашенный в бледно-розовый цвет, гора обугленных досок, старый, сломанный будильник, высунувший из лужи смятый бок. Длинная лента застывшей смолы, сползающая по стене дома и растекшаяся жирной кляксой. Делянка сверкающих осколков, торчащих из земли – их и нарочно так не воткнешь, словно кто-то засеял стеклом усталую городскую почву и та, благодарная, отозвалась диковинным урожаем.

Его мир, его исток, его последняя арена.

Города, что созданы для съемок «Сталкера», земля, что охотнее всего родит стекло, люди, готовые дарить свою правду, единственно верную и любимую, всему миру.

Он уже об этом не расскажет. Не успеет рассказать.

Может быть, смогут другие.

Они завернули за угол.

– Стой, писатель, – сказал Илья.

Он подчинился, поднимая голову, вглядываясь в вечерний сумрак. Мальчишки стояли у стены, упираясь в нее руками, сейчас абсолютно одинаковые, неотличимые друг от друга. Визирь, со своим маленьким пистолетом прохаживающийся в сторонке.

Все-таки захотел лично поставить точку…

– Хайретдинов! – негромко позвал Илья. Визирь дернулся, оборачиваясь, но, видно, понял, что соревноваться в скорости с Посланником Тьмы не стоит. Медленно опустил руку с оружием. – Вот так, – одобрил Илья. Он даже не потребовал бросить пистолет, словно его забавляла сама мысль о попытке сопротивления.

Мальчишки даже не шелохнулись.

– Иди к ребятишкам, – сказал Карамазов. Ствол ткнул Ярослава под лопатку, и он подчинился. Встал между Кириллом и Визитером, оперся о стену. Илья носком ботинка пнул его по ступням, раздвигая ноги. Поза стала неудобной, безвольной. В такой позе не слишком-то подергаешься. Ярослав скосил глаза влево, вправо. Поймал взгляды обоих мальчишек.

Черт, кто же из них – кто?

Карамазов за спиной медленно двигался – явно в поисках той точки, откуда сможет контролировать всех четверых. Остановился и сказал удовлетворенно и успокоенно:

– Ну что, Визирь? Будем прощаться?

13

Вечер сгущался, словно над городом щедро плеснули темнотой и та сочилась вниз, на ощетинившиеся светящимися окнами дома, на торопливо разбегающихся людей, на заброшенную стройку с тремя оставшимися Посланниками.

– Не ошибись, Илья. – Хайретдинов казался спокойным. – Ты можешь застрелить меня, но выживешь ли сам?

– О чем ты, Визирь?

– Через десять минут здесь будут сотни людей. Территория уже оцеплена.

– Ты лжешь.

– Нет, Илья. Я не переоценивал своих возможностей. Одно дело – прикончить мальчишек и писателя, другое – справиться с тобой и Марией.

– Писатель с ней справился.

Заров почувствовал почти физически, что оба Посланника смотрят на него. Спина взмокла.

– Неужели? – В голосе Визиря появилось любопытство. – Вот уж не ожидал!

– Визирь, пора.

– Подожди! Ты не сможешь уйти без меня!

– Может быть, но выхода нет. Альянсы с тобой невозможны. Ты – Власть. Железные законы и колючая проволока. Приказы и подчинение. Праздничные демонстрации и живые панно на стадионах. Все как один. А я… – Карамазов тихонько засмеялся. – Я – свобода. Хаос. Право каждого на все.

Ярослав пошевелился чуть-чуть, стягивая куртку к груди, обнажая пистолет, заложенный за ремень. Посмотрел на мальчишек.

Они увидели.

Кто же из них – кто?

– Илья, есть один путь к согласию…

– Ты просто тянешь время.

Мальчишки протянули руки синхронно, но один чуть замешкался, заколебался, касаясь оружия, и тогда пистолет взял второй. Вытянул, прижал на мгновение к животу, пальцы скользнули по металлу, отыскивая предохранитель. Потом медленно повернулся.

И застыл.

Карамазов хохотал.

– Шевеления в строю! Визирь, у ребенка больше отваги, чем у тебя! А, Визирь? Тебе не стыдно?

– Ты не сможешь уйти!

Заров подтянул ноги, выпрямился, повернулся. Плевать. Хватит стоять, распятым на бетоне.

Хайретдинов, бледный и взмокший, все же казался торжествующим.

– Ты сдохнешь, Посланник Тьмы! Сдохнешь, нафаршированный свинцом! Давай убивай меня и детей – и попробуй вырваться из кольца!

– Мария указала мне один путь… хороший путь. – Илья оставался спокойным. – Когда не можешь победить сам, продолжи себя. Продолжи себя в другом.

Он выстрелил – дважды, как бы и не целясь, но Визирь качнулся, недоуменно опустил голову, вглядываясь в пробитое на груди пальто. Медленно поднял руку с зажатым в ней пистолетиком, словно пытаясь заткнуть металлом раны.

– Вот как все просто, Визирь. Стоит появиться человеку, который не верит во Власть, и она кончается.

Хайретдинов осел на колени, потом завалился на бок. Так в дешевых фильмах умирают старые актеры, боящиеся резких падений.

Рашид Хайретдинов, Визирь, Посланник Власти, третий из оставшихся, ушел из жизни.

– И нас осталось двое. – Карамазов отвернулся от Визиря. – Кирилл, ты и впрямь собрался стрелять?

Мальчишка с пистолетом отступил на шаг.

– Я не буду тебе говорить, что это сложно. – Илья все так же стоял, небрежно опустив оружие. – Это не так. Стоит лишь коснуться курка – и пуля уравняет нас. А у тебя достаточно оснований меня ненавидеть.

Он медленно пошел к Кириллу.

– Но все-таки я полагаю, ты не выстрелишь. Кроме простоты и ненависти, нужна еще и свобода.

Илья остановился в полуметре от Кирилла. Вытяни тот руку – он уперся бы пистолетом в убийцу.

– Я убил твою мать, мальчик. Я сломал твою жизнь – навсегда. Лев Толстой не осудил бы тебя за выстрел. Но…

Карамазов протянул руку, перехватил запястье мальчишки, вывернул, заставляя уронить пистолет.

– Но кроме простоты и ненависти, нужна еще и свобода…

Ярослав рванулся. Ему казалось, что это было очень быстро и неожиданно. Он готовился к этому движению уже с минуту.

Карамазов встретил его одним-единственным коротким ударом, и Заров согнулся, вцепившись в живот. Боль оказалась чудовищной, раздирающей все тело, боль от небрежного движения профессионала, которым он не был.

Илья схватил его за волосы, подтягивая к себе. Прошипел:

– Остынь, писака!

Коленом – в пах. Даже не больно – нет больше места для боли. Заров упал, скорчился, увидел, как поднимается пистолет, освещается на миг зрачок дула, и пуля, ударившая в бедро, заставила его вытянуться, скользнуть по липкой, грязной, снежной каше.

– Ну как, удалось отбить пулю? – с любопытством спросил Илья.

– Я… не успел напрячься, – прошептал Заров.

Карамазов уже утратил к нему интерес. Вновь повернулся к Кириллу, растрепал ему волосы.

– Мальчик, ты старался…

Он ударил Кирилла в лицо, и тот вскрикнул, отброшенный к стене. Осел, прижимая ладони к разбитому носу.

– Это за тот пинок у ограды, – сказал Илья. Поддел ногой валяющийся на земле пистолет, тот скользнул, исчезая среди мусора. – Визитер! А ты очень дисциплинированный.

Валяющийся в грязи Ярослав увидел, как мальчик медленно оторвался от стены. Посмотрел на Илью – ничего, ничего, кроме ненависти, не было во взгляде.

– Возвращайся домой, мальчик. – Илья шел к нему так же спокойно и неотвратимо, как к Кириллу минуту назад. – Возвращайся к своим черным кораблям и космическим просторам…

Он подцепил Визитера за воротник, на мгновение Зарову показалось, что Илья собрался задушить мальчишку. Но Карамазов просто швырнул его на землю, тут же нагнулся, вновь приподнимая, словно котенка.

– К кораблям и просторам, к морям звездного огня, – прошептал Илья. – К сказкам о мудрых пришельцах…

Снова толчок, Визитер покатился по грязи, перепачканный с ног до головы, утративший всякое сходство с тем интеллигентным чистеньким ребенком, каким он пришел в мир.

– Нет звезд, мальчик, это лишь тени Тьмы… Нет рая, мальчик, нет любви… Нет ничего, кроме свободы, но она – не для тебя…

Он снова вскинул Визитера в воздух, приподняв одной рукой, толкнул, тот упал рядом с телом Визиря и застыл.

Карамазов брезгливо посмотрел на испачканную руку, засунул пистолет под мышку, небрежно и демонстративно достал из кармана безупречно чистый платок. Вытер ладонь. Посмотрел на Ярослава.

– Вот так-то, писатель. Это тебе не книжка…

Звук выстрела был глухим, словно съеденным кружащимся снегом. Карамазов сморщился, поднимая голову. Справа под ребрами его плащ набухал черным.

Вторая пуля попала Карамазову в пах.

Он издал нечленораздельный звук, но все же устоял на ногах.

Заров приподнялся на локтях, увидел Визитера с маленьким пистолетом Хайретдинова в руках. Лицо Визитера было заляпано грязью и кровью Визиря, он часто моргал, целясь.

– Надо же… – сказал Карамазов.

Визитер снова выстрелил.

Между глаз Ильи возникла аккуратная черная дырочка, по лицу прошла судорога, а из затылка плеснула тягучая струя. Он повалился на Ярослава, и тот дернулся, выползая из-под тяжелого тела. Голова Карамазова была запрокинута, гримаса странной, насмешливой улыбки словно приклеилась к губам.

Илья Карамазов, Корректор, Посланник Тьмы, второй из оставшихся, был мертв.

– Я смог, – прошептал Визитер, опуская пистолет. – Я смог…

Он плакал, размазывая слезы на грязном лице, часто всхлипывая. Маленький пришелец с черных кораблей, Визитер, Посланник Развития, последний из оставшихся, которому теперь предстояло жить.

Дарить миру свою правду.

Правду, в которой уже не будет ни доверия, ни света, ни любви.

Правду свинцового цвета.

Кирилл встал, отлепившись от стены. Из носа у него текла кровь. Посмотрел на неподвижного Карамазова, на Ярослава, все еще выбирающегося из-под тела, на плачущего Визитера.

– Я смог! – крикнул Визитер. – Я его прикончил!

Заров наконец-то выполз из-под убитого киллера, глотнул холодный воздух, ловя ртом снежинки. Кровь все текла и текла из пробитого бедра, и голова кружилась, но надо было еще кое-что сделать и ни в коем случае не ошибиться, а пистолет Карамазова был таким тяжелым, хорошо хоть мертвые пальцы разжались легко и охотно, отдавая ему оружие…

– Не двигайся, Кирилл, – сказал он мальчику. – Не двигайся.

Тот замер послушно, словно понимал, что Заров прав, словно позволял ему сделать это.

– Визитер! – крикнул Заров. Мальчик над телом Хайретдинова будто и не слышал его. Все всхлипывал, глядя на мертвого киллера, улыбавшегося Ярославу с той стороны Тьмы. И самое главное было не думать о нем как о человеке, как о ребенке, даже как о посланнике чужой цивилизации – лишь о той правде, что он принесет в мир…

– Я не могу! Не могу позволить тебе, понимаешь?! – закричал Заров. Визитер наконец-то посмотрел на него, на вздрагивающий в руке писателя «стечкин», беспомощно улыбнулся. Начал подниматься.

Ты же все это видел, Слава. Все это знал, готовя себе петлю.

Нет геройства в убийстве женщин и детей, но никто не обещал нам, что мы станем героями…

Ярослав нажал на спуск.

Пистолет дернулся, вырываясь из рук, он попал Визитеру в плечо, и тот вновь упал, закричал тонким, захлебывающимся голосом – просто ребенок, которого неумело убивал взрослый человек, несчастный Посланник Развития, который пришел в мир, способный научить лишь смерти.

Почему он не умеет стрелять точно?

Где-то за оградой уже нарастал шум, подъезжали машины, и, кажется, донесся стрекот вертолетного мотора. Визирь не соврал, он лишь не ожидал, что все кончится так быстро.

Заров почувствовал, что сходит с ума. Прицелился снова в голову, а Визитер все пытался что-то сказать, но не мог сдержать крик, он все-таки не привык к боли, ему, наверное, было очень больно и страшно, но то, что он подарил бы миру, уже умея убивать…

– Ярослав Сергеевич, не мучайте его. – Кирилл, послушно стоявший в стороне, шмыгнул разбитым носом. – Это же просто…

Мы способны лишь на то, что могут Прототипы, – хорошо, что ты этого не забыл…

Идиот!

Кирилл мог убить Илью.

Визитер – нет.

Заров повернулся, и пистолет словно сжалился над ним, перестал дрожать, и в глазах настоящего Визитера мелькнула досада и растерянность, обида спортсмена, споткнувшегося перед самым финишем…

Он попал.

Визитер, Посланник Развития, последний из оставшихся, повалился на холодную землю.

Кирилл уже не кричал, всхлипывал, зажимая плечо.

– Прости, – сказал Заров. – Кирилка, прости…

Это было нечестно и даже трусливо. Просить прощения теперь. Прощения все равно больше не было во всем огромном мире, где жили счастливые люди, которым не приходилось никогда убивать женщин и детей, перед которыми не вставал выбор – в кого стрелять, которым не довелось вынимать себя из петли и смотреть в пыльные зеркала. Он сам прошел этой дорогой, на которой не было ни доверия, ни любви, ни звезд. Выбирая меньшее зло и оправдывая целью средства.

– Я… Ярослав Сергеевич… – Кирилл дышал тяжело и как-то сонно. – Пистолет… вытрите… и вложите… Илье… в руку… А я этот Визирю… попробую…

Заров повернул голову, вглядываясь в Кирилла, левой рукой вытирающего «беретту» о пальто Хайретдинова.

– Думаешь, нам кто-то поверит, малыш?

– Ну… мы же умеем… врать.

Пальцы Карамазова были сжаты в кулак, он, наверное, не хотел снова касаться оружия. Но Заров еще жил в отличие от него, и киллеру пришлось взять пистолет.

А самым главным было то, что Карамазов больше не улыбался.

Когда вертолетный прожектор наконец замкнул их в круге света, они просто лежали, глядя друг на друга. Мегафонный рев приказывал мертвецам бросить оружие, а они просто смотрели друг другу в глаза. Отовсюду выныривали люди в камуфляже, и Ярослав знал четко и ясно, что для начала на них наденут наручники и лишь потом подумают о милосердии.

Но пока еще было несколько секунд, и они не отводили взгляда, ища в чужих глазах то ли понимание, то ли ту смешную и глупую жалость, которой почему-то нашлось место.

Снег в колеблющемся конусе света был колким и чистым, как бриллиантовая пыль. Под его хрупкой пеленой все равно оставались осень и грязь.

Но они не собирались смотреть так глубоко.

Октябрь 1995 – март 1996 гг.

Спектр