это можно пережить. Хуже другое: из-за отсутствия полной картины произошедшего я не мог использовать все свои знания и опыт в интересах подзащитного, поскольку был неверно осведомлён о его прежних действиях. Все беды в этом мире от недоговорённостей.
За столом повисло неловкое молчание.
Ардашев допил пиво, промокнул губы салфеткой и сказал:
– Простите, мистер Баркли, но у меня нет желания продолжать полемику. Завтра я пришлю в «Де сакс» бутылку виски из вашего номера. Обратитесь в полицию. Наверняка, после химической экспертизы судебный следователь возбудит уголовное дело по факту вашего отравления. Да и врачи подтвердят диагноз. – Клим Пантелеевич поднялся. – Благодарю за угощение. Честь имею кланяться.
– Да-да, большое спасибо! – вымолвил Войта с тенью сожаления. – Всё было прекрасно! Но нам пора.
– Всего доброго, – задумчиво проронил Баркли, выпуская сигарный дым. Он не поднялся и не подал руки, а лишь кивнул и наполнил рюмку новой порцией виски.
Послышались мажорные фортепьянные аккорды и, на сцену выскочил невысокий, толстоватый куплетист в цилиндре, с красным галстуком-бабочкой, в чёрном фрачном сюртуке и зауженных, клетчатых брюках. Казалось, актёр сошёл с большевистской карикатуры, изображающей буржуев-мироедов в «Окнах РОСТА». Пританцовывая, он запел под незамысловатую мелодию:
Человек пожилой
Очарован женой,
Никаких удовольствий не ищет.
Ну а что же она Эта прелесть жена?
По отелям с любовником рыщет.
…Видно свет уж таков,
Простачков-муженьков
Участь всех нас одна ожидает.
Сколько умных голов
Обратилось в козлов
И с рогами теперь щеголяет!..[19].
Куплетист расхохотался, сделал па и, помахав цилиндром, продолжил веселить публику строчками из старых, когда-то популярных водевилей.
Глава 8Агент
В Москве, в доме № 19 на Знаменской улице, располагалось Регистрационное управление (Региструпр) РККА. Первоначально военная разведка находилась на Пречистенке, неподалёку от штаба Красной армии. Но в прошлом году Ленин, внимательно следивший за формированием новой спецслужбы, выразил своё неудовольствие её местом расположения, поскольку в данном случае ни о какой конспирации не могло быть и речи. Вот тогда начальник Региструпра Семён Арабов и добился переезда всего штата на Знаменскую, 19. Но с августа прошлого года Семён Иванович чаще находился в войсках, чем в столице, и всю оперативную работу за него вели заместители. Оперативными разработками занимались разные отделы, что нередко приводило к конфликтам и неразберихе. И потому в разведывательном ведомстве было решено организовать отдельную структуру – Оперативный отдел, который возглавил Янис Фридрихович Бердин (Кюзас).
Биография Бердина мало отличалась от судеб других большевиков: родился в семье батрака, в 1905 году вступил в РСДРП, участвовал в беспорядках 1905–1907 годов, был неоднократно сослан в ссылки, бежал, жил по поддельным документам, с началом Великой войны был призван на военную службу, дезертировал, редактировал большевистскую газету в Латвии, принимал участие в штурме Зимнего дворца, служил в ВЧК и был даже заместителем наркома внутренних дел Советской Латвии – марионеточного большевистского государства, просуществовавшего с января по май 1919 года… И вот теперь назначение на новый и ответственный пост в Региструпр. Правда, не многие большевики, в отличие от эсеров, покушались на жизнь представителя власти. А вот Янис Бердин успел поучаствовать в «мокром деле» ещё в шестнадцатилетнем возрасте, совершив вместе с сообщниками нападение на полицейский отряд, направлявшийся в Яунпилсское поместье. И хоть давно это было, но сорокалетний большевик помнил тот день до мелочей и любил рассказывать друзьям детали дерзкого налёта тринадцатилетней давности. Но сейчас было не до воспоминаний.
Янис Фридрихович потягивал папиросу и изучал документы. Из сухих справок, рапортов и донесений следовало, что операция по переправке царского золота в Европу и США находится под угрозой провала. И случилось это в результате, то ли малодушия, то ли предательства бывшего царского полковника, несколько лет тому назад перешедшего на службу в Красную армию, и находящегося сейчас во внутренней тюрьме на Лубянке. Его фамилия и имя на время следствия были засекречены. В списках арестованных числился не Константин Юрьевич Мяличкин, недавний начальник сектора третьего отдела Региструпра, а номерной сиделец – 1138. Такие, как правило, коротают свою недолгую арестантскую жизнь в одиночных камерах до их судного дня.
Раздался стук в дверь.
– Входите, – разрешил Бердин.
– Вызывали? – осведомился высокий человек лет двадцати восьми, с модными усами пирамидкой и бритым подбородком. Белоснежная сорочка, галстук и костюм смотрелись непривычно в военном ведомстве. Здесь преобладали гимнастёрки, галифе, френчи и сапоги.
– Садитесь, Лев Лазаревич. Чай будете?
– Нет, спасибо.
– Курите, если хотите.
– Спасибо, – поблагодарил визитёр, но курить в кабинете начальника не осмелился.
Бердин придвинул к себе пепельницу и сказал:
– Принято решение послать вас в Европу, в частности в Вену, Прагу и Берлин для безопасного обеспечения операции по транспортировке государственных ценностей нашей страны из Стокгольма в США. Некоторое время назад, в условиях эмбарго и экономической блокады, мы отправили судно с царскими империалами, принадлежащими якобы иностранной компании, в Таллинский порт. Там его должны были растаможить, перегрузить на шведский пароход и привезти в Стокгольм. После переплавки под надзором шведского банка «Экономиакциебулатен», фактически принадлежащего нашим представителям, планировалось ставить на слитки уже шведское клеймо, после чего золото могло продаваться на Стокгольмской бирже. В результате, мы получили бы валюту так необходимую нашему государству. Всю операцию в Таллине контролировал Михаил Иосифович Минор – сотрудник нашего торгового представительства, но его сбил автомобиль. Местная полиция пришла к выводу, что это был спланированный наезд. Позже выяснилось, что его совершил преступник, не связанный ни с белой эмиграцией, ни с иностранной разведкой.
Начальник оперативного отдела затушил папиросу и продолжил:
– Для расследования автоаварии и обеспечения безопасного приёма и отправки парохода с царскими империалами мы отправили в Эстонию начальника сектора третьего отдела Константина Юрьевича Мяличкина, бывшего полковника Генерального штаба царской армии. В это самое время в Таллине находился непримиримый враг советского государства – Клим Ардашев. Ещё в 1917 году, при правительстве Керенского, он создал и возглавил агентурную сеть политической разведки в Европе и Азии. Мы пытались прибрать её к рукам, но не удалось, как и не смогли прикончить самого статского советника Ардашева, хотя ему давно вынесен смертный приговор. В данный момент он подчиняется Врангелю, пестует и оберегает разного рода антисоветские эмигрантские организации, то есть борется с нами всеми силами. Кроме того, он снюхался с чехословацкой контрразведкой. В прошлом году он разоблачил нашего резидента в Европе, который тогда находился в Праге. Для прикрытия своей разведывательной и контрразведывательной деятельности Ардашев открыл детективное агентство «1777» (это год основания города Ставрополя, откуда он родом). Имея чехословацкий паспорт, он легко получает визы, путешествуя по всей Европе. Но вернёмся в Таллин. Там одновременно с Мяличкиным находился и его подопечный – агент специальных поручений «D», а попросту говоря, ликвидатор. Прибыв на место, Мяличкин убедился в том, что Ардашев завербовал погибшего дипломата Минора. Более того, он узнал, что горничная отеля, в котором поселился глава нашего торгового представительства, тоже работала на Ардашева.
Янис Фридрихович достал из серебряного портсигара новую папиросу, закурил и спросил:
– Как бы вы поступили в данном случае, Лев Лазаревич?
– Немедленно приказал бы ликвидатору устранить Ардашева и горничную.
– Верное решение! Только Мяличкин – опытный разведчик – поступил иначе. Он не тронул Ардашева, а встретился с ним в ресторане за несколько часов до его отъезда. О чём они говорили – известно только им. В рапорте Мяличкин указал, что он спланировал эту встречу с целью вербовки Ардашева и, таким образом, надеялся получить доступ к его агентурной сети. Представляете? Он решил завербовать разведчика, который выполнял особые поручения МИДа императорской России ещё в конце прошлого века? С ним не сумели справиться ни англичане, прострелившие ему обе ноги, ни австрийцы, приговорившие его к смерти раньше нас – ещё в двенадцатом году. И знаете за что?
– Вероятно, раскрыл их резидента?
– Да! Полковника Генштаба Людвига фон Бокля и его лучшего агента[20]. И Мяличкин, в то время ещё молодой офицер, был тогда у Ардашева на вторых ролях. Это следует из его анкеты при приёме к нам на службу.
Кацнельсон прикрыл глаза, потёр переносицу и вымолвил:
– Вероятно, он сильно уважал Ардашева, если так жаждал встречи с ним в Таллине tête-a-tête. Учитель и ученик. И последнему не терпелось доказать своему гуру, что он его превзошёл.
– Возможно, но Мяличкин по какой-то причине скрыл от нас, что в тринадцатом году навещал Ардашева в его родном городе, в Ставрополе.
– А разве Ардашев не петербуржец? – удивлённо поднял брови собеседник.
– Нет. Он из провинции. После ранения ушёл в отставку и несколько лет служил присяжным поверенным в Ставропольском Окружном суде, но, с началом войны, вернулся в МИД и опять занялся разведкой.
Бердин поднялся, подошёл к окну и, глядя на улицу, проронил:
– Знаете, товарищ Кацнельсон, чтобы не разочаровываться в людях, с некоторых пор я приучил себя не питать надежд на ожидание от них порядочности. Но… – неожиданно он повернулся и, глядя в лицо собеседнику продолжил: – порядочность в поступках – категория нравственная, а вот что касается профессионального долга – тут уж будьте добры выкладываться по полной. Небрежности, халатного отношения к делу – не потерплю. Ясно?