Всего на миг я встретился с отражением своих глаз в зеркале заднего вида, и увидел жадный, безжалостный, похотливый взгляд. На лице пролегали черные тени. Испугавшись, я свернул с трассы в кювет. Машина перевернулась. Я потерял сознание.
Очнувшись, я выбрался из машины и позвонил в скорую, и в службу эвакуации авто. Поездка на скорой была недолгой. Осмотр показал, что со мной все в порядке, за исключением шишки на голове. Я ехал домой на такси, все больше и больше принимая мысль о том, что я убийца. Все указывало на меня: провалы в памяти, видения, земля под ногтями.
Дома я тщательно обыскал квартиру, пытаясь найти улики, которые утопили бы меня окончательно, но ничего не нашел. Выбившись из сил, я свернулся калачиком на диване и задремал, опять погружаясь в пограничное состояние между сном и явью.
На этот раз я ступал осторожно, листья шуршали у меня под ногами. Мои пальцы ухватились за что-то металлическое, потянули, и дверь со скрежетом отворилась. Это было затхлое сырое помещение, от холода у меня стучали зубы. Я снова ощутил то мерзкое чувство — предвкушение чего-то запретного.
Похожее чувство я испытывал в детстве, когда совершал поступки заведомо обреченные на грандиозную порку. Мне пришлось отвлечься, потому что я полез куда-то, доставая увесистый сверток из кожи. Положив сверток на металлический стол, я включил тусклую лампу, медленно раскачивавшуюся на цепочке. Развернув сверток, я принялся доставать из него ножи, поблескивавшие стальными рукоятками. Работа была тонкая, заказная. Испытывая особый трепет к изделию, я полюбовался им, а затем взял один и провел по нему пальцами, не дрогнув, разрезая себе кожу.
Я распахнул глаза, с радостью отмечая, что лежу в своей постели.
— Это неправда. Этого не может быть, — убеждал я себя.
А потом провел рукой по волосам и ощутил боль. Отведя руку в сторону, я увидел порез. Кровь стекала по руке, на постельном белье остались следы. Я закрыл лицо руками и горько заплакал.
Я боялся телевизора, обходя его стороной. Я понимал: если услышу хоть еще об одной смерти, пущусь в бега. В голове крепло убеждение: если я убийца, то куда бы не отправился, везде оставлю свой след. Мне нужно было подумать, и я собрался на прогулку.
Шагая по улицам города, я силился восстановить пробелы в памяти, и наткнулся на подходящее кафе. В помещении посетителей было немного: сладкая парочка и грустная девушка в конце зала. Сладкая парочка склеилась губами, руки юноши забрались подружке под кофту, лаская ей спину. Я не знал, куда мне смотреть, а потому взглянул на телевизор у барной стойки. Звук был выключен, внизу бежала полоса текста: «Очередная жертва! Убедительная просьба соблюдать осторожность! Не перемещайтесь по одиночке!»
На экране частично показали тело, и у меня возникло ощущение, что я видел эту женщину раньше. Сердце сжалось в груди, в затылке стучало, паника нарастала. Подскочив, как ошпаренный, я выбежал под проливной дождь. Одежда липла к телу, холодный ветер пронзал меня до костей.
— Я чудовище! Я должен положить этому конец!
Прервав свои душевные терзания, я протянул руку, останавливая попутку. Старая копейка притормозила. Запрыгнув на пассажирское сидение, я уныло смотрел в окно, капли дождя все еще стекали мне по волосам и лицу. Мужчина бубнил, глаза у меня стали слипаться.
Он разбудил меня, когда мы приехали к отделению полиции. Полицейский на КПП попросил предъявить документы. Я медлительно выудил их из кармана.
— К кому идете? — спросил он.
— Сдаваться, — честно ответил я, проходя на территорию отдела под его удивленные взгляды.
В дежурной части я написал заявление. Надо мной посмеялись, посчитав сумасшедшим. Я превратился в городского психа, и теперь, помимо ужаса, испытывал жгучий стыд. Прошел час, прежде чем за мной спустился оперативник и забрал с собой.
В кабинете было жутко накурено, закружилась голова. Сотрудник открыл окно, извиняясь. Я опустился на стул и скрестил перед собой пальцы. Оперативник был крепким, широким в плечах, с аккуратной короткой стрижкой и гладко выбритыми щеками.
— Иван, — представился он для начала. — Так значит, вы убили несколько женщин… — промычал он, стуча ручкой по листку бумаги.
— Да, — срывался у меня голос.
— Кого? Где? Как именно?
Я затараторил про провалы в памяти и землю под ногтями. Иван, нахмурившись, кивал.
— Что ж, — вздохнул он устало. — Придется провести обыск у вас в квартире.
Мы запрыгнули в дежурную буханку и покатили к моему дому. Иван взял с собой криминалиста и кинолога с собакой. Трясясь в автомобиле, я представлял, как за мной захлопывают металлическую дверь с крохотным окошком. Как вдруг чье-то дыхание снова раздалось у меня над ухом. Начав оглядываться по сторонам, я привлек внимание Ивана.
— Мы почти на месте! — перекричал он шум буханки.
Дыхание становилось все громче, и я вновь оказался где-то в другом месте. Я держал за горло девушку. Она вскрикнула, и я узнал Анин голос. Я не был силен, но она все равно не могла со мной справиться. Грубо вдавив ее лицом в подушку, я навалился. Аня кричала. Я зажмурился, силясь прогнать назойливое воспоминание.
— Эй! — схватил меня за рукав Иван, и видение растворилось. — Идем, говорю!
Я послушно кивнул, и из глаз у меня хлынули слезы. Стыдливо вытирая их пальцами, я трясся, будто от холода.
— Ты на учете у психиатра не состоишь? — шутливо поинтересовался кинолог. Я мотнул головой.
Они обыскали мою квартиру, но кроме крови на постельном белье ничего не нашли. Смыв крови взяли на экспертизу. Иван прислонился плечом к стене.
— Ты не убийца, — сказал он по-доброму. — Я видел убийц. Ты на них не похож.
Я поднял на него затравленный взгляд.
— Каждый день что-то выпадает из памяти. Я не знаю, что делал вчера, где был. Вспоминаю, как резал их, истязал. В машине вспомнил, как насиловал свою пропавшую подругу. Я даже не знаю, жива ли она… — всхлипнул я. Иван положил мне на плечо тяжелую руку.
— Сходи к специалисту. Из города не уезжай. Если что, звони, — подмигнул он, подгоняя кинолога с криминалистом к выходу.
В квартире наступила тишина. Я лег в кровать, и на этот раз не видел снов. А утром не обнаружил ничего странного.
С опаской включив новости, я ждал ужасных сводок, но и там была тишина. Я боялся только одного — услышать среди жертв ее фамилию. В какой-то момент мне стало казаться, что виной всему мое больное воображение. Практически внушив себе это, я увидел очередное воспоминание. Красочным фейерверком оно пронеслось у меня перед глазами.
Я украдкой наблюдал за Аней. Она сидела в углу, обхватив ноги руками, и смотрела в одну точку. На лице у нее не отражались эмоции. Кажется, она примирилась.
— Все сходится, — прошептал я (голос звучал будто издалека). — Это я. Других я убил. Ее не могу.
Я стал осматривать помещение. Стены были кое-где потресканными, обои облупились.
— Незатейливые ромбики. Где-то я их уже видел.
Видение завершилось. Я налил стакан водки и махом его опрокинул. В голове у меня помутилось.
— Надеюсь, ты жива. Пусть она будет жива, — вяло оформились пьяные мысли.
Зазвонил телефон. Не с первого раза, но я попал по экрану.
— Влад! Черт! Где тебя носит?! — злилась Ольга. — Я больше не могу тебя прикрывать! — Я несвязно бубнил. — Ладно! Трезвей! Завтра, чтобы как штык! Кстати, Ира была права. Моя дочка скоро выходит замуж. Ах! Там и детки пойдут! Я буду молодой бабушкой! — мечтательно сказала она, вешая трубку.
— Ира… — повторил я, и, подгоняемый гневом, схватил графин, запустив его в стену.
***
Я скрипел зубами, не зная, куда выплеснуть злость. «Она должна помочь! Неужели нельзя ничего сделать?! Исцелить?!» Мне до сих пор не верилось, что во мне незаметно что-то сломалось. И тогда в моем воспаленном мозгу возникла идея. Выпив еще стакан водки, я занюхал рукавом и припустил к машине. После аварии крыша у нее была помята, но меня это мало заботило. Промаргивая размытый пейзаж, я мчался, не замечая, что рискую.
Ира ждала меня на крыльце. Ковыляя, я сосредоточился на равновесии.
— Ты пьян, — констатировала она.
— Ты обязана помогать! — выдал я заплетающимся языком. — Ты не можешь меня бросить!
— Ты прав, — вздернула она подбородок. — Я помогу…, но с одним условием…Что бы я не выяснила, ты не тронешь ни меня, ни мою мать.
Мы не прерывали зрительного контакта. Я положил ладонь на грудь:
— Клянусь.
Вначале я проспался. Петухи заголосили рано, и с первыми лучами я поднялся с дивана. Голова у меня раскалывалась. Ира разлила чай по чашкам, по центру стола стояла тарелка с аппетитными румяными пирогами.
— Угощайся, — бросила она не глядя, и я накинулся на еду.
Мне стало легче, но головная боль так и не прошла.
— Сколько тебе лет? — спросил я девушку, желая отвлечься от испытываемого стыда.
— Шестнадцать, — ответила Ира, не сводя глаз с чаинки, кружившей у нее в чашке. — Послушай, — вкрадчиво сказала она. — Я кое-что заметила. Когда ты пьяный, негативной энергии от тебя почти не исходит.
— Отлично, — прохрипел я. — Мое спасение — алкоголизм!
Ира расхохоталась, и эмоциональное напряжение между нами улеглось.
— Нет. Но работу ты уже потерял.
Через минуту мне позвонила Ольга. Вердикт — уволен по статье. «Что ж, это меньшая из моих бед», — потирал я виски.
— Если моя теория верна, все получится. Алкоголь ослабляет тебя. А значит, я смогу залезть глубже. В прошлый раз ты сопротивлялся так сильно, что я чуть не лишилась зрения. — Я вспомнил, как кровоточили ее глаза, и виновато повесил нос. — Начнем вечером.
Весь день я провалялся в маленькой комнате. Голова у меня перестала трещать ближе к полудню, но выходить из комнаты мне не хотелось. Хозяйки любезно оставили меня одного, за что я был им благодарен. Я обдумывал предыдущий сеанс, опасаясь его повторения. Конечно, выхода у меня все равно не было.
На улице стемнело. Хозяйки возвратились в дом. Старушка вновь уселась вязать носок, а Ира начала приготовления. Я сонн