— Макс Са, ты не кушаешь. Сидишь и смотришь на дверь, — Нел тронула меня за плечо, вырывая из дум.
— Я не голоден, Нел, но спасибо, ты у меня прелесть, — приобнял жену, легонько шлепнув по пятой точке. На Нел сейчас домотканая юбка, сшитая женщиной по имени Тук. Топ прикрывает грудь, самодельная ткань ценится очень дорого, и мало кто может себе ее позволить. Стихийный базарчик вырос, примыкая одним концом к крепостной стене. Налог торговцы платят натуральными продуктами, но такой обмен неравноценен, пора задуматься о вводе в оборот денег. Металла для этого хватало: у Лайтфута и Рама накопился запас слитков из сплава никеля и свинца. Осталось только продумать форму и размер монеток и можно запускать печатный станок.
Нел смахнула тряпкой несуществующие крошки: ячменная лепешка так и лежала нетронутой. С моим возвращением Нел снова отошла на второй план, оставаясь в моей тени. Но грех держать ее в домохозяйках: с моей подачи жена стала первым и самым главным учителем в начальной школе, где вместе с ней Зик учил желающих читать, писать и простым арифметическим действиям. Основное время Зик уделял лечебным травам, в нашем дворце образовались целые снопы засушенных лекарственных трав. Когда у меня оставалось свободное время, я учил Зика готовить отвары, объясняя, против каких болезней и симптомов их использовать.
Больных и желающих выпить отвары приходило так много, что одно из помещений «школы», превратилось в мини-больницу, куда основательно перебрался и сам молодой лекарь. Пришлось даже сделать ему внушение, чтобы не готовил отвары всем подряд, а только по показаниям. Наиболее часто встречающиеся проблемы со здоровьем среди жителей Плажа — ушибы, переломы и производственные травмы. Несколько матросов размозжили пальцы, во время стройки «Варяга» двое сломали ногу, а еще один — руку. Дважды сам накладывал импровизированную шину, а в третий раз поручил Зику. Парень быстро усвоил, как достигается иммобилизация, и вполне успешно зафиксировал поврежденную ногу матроса.
Зик стал вторым адептом гигиены, после того как рассказал ему о бактериях и вирусах. Он долго не мог понять, как могут существовать организмы, невидимые глазу. Но когда до него «дошло», его параноидальное желание мыть свои руки и руки всех входящих в «больницу», выводило даже меня. За десять минут обеда парень мог раз пять спросить, все ли помыли руки.
Оглядываясь назад, с высоты прожитых на этой Земле семи лет, вынужден признать, что только счастливая случайность или небесное благоволение позволило мне выживать всё это время. Поначалу беспечность могла стоить жизни мне и моей семье. А неблагоразумная охота, когда, взяв с собой всего лишь одного Маа, я попал в плен к неандертальцам, могла разрушить все, что я создавал на протяжении шести лет. Задержись я в плену еще на полгода, возможно, застал бы на месте Плажа пепелище. Остатки Русов разбрелись бы по близлежащим территориям, быстро забывая все, что я прививал им годами.
Едва вступив на Землю, я столкнулся с проблемами, казавшимися в то время серьезными. Помню, как сетовал на книжных попаданцев, мастеров на все руки, которым «рояли» выпадали каждую минуту. Но сейчас, оглянувшись на пройденный этап, вынужден признать, что мне повезло не меньше. У меня в распоряжении оказалась целая МКС, вместо того чтобы убиваться горем после смерти Михаила, мне следовало бы к сборам подойти тщательнее. Течение вынесло меня в бухту практически неприступную с трех сторон, за хребтом оказалась соль, в горной гряде обнаружилась пещера с ледником. Одних этих подарков судьбы уже более чем достаточно, но Небо или скорее Бермудский треугольник, послало мне еще и американцев.
Лайтфут оказался ценнее золота: потомственный металлург и кузнец. Именно благодаря ему у нас появились: доменная печь, горн, печь для коксования, кираса и качественное холодное оружие, и это не считая топоров, лопат, пил и ножей. Уильям действительно стал счастливым лотерейным билетом, который я вытащил, даже не представляя его ценности.
Не менее ценным «роялем» оказался и матрос Тиландер, умевший обращаться с парусами и строить баркасы: «Акула», а теперь и «Варяг», маневрировавший парусами неподалеку в море, подтверждали это.
После моего возвращения, когда стих ажиотаж, Герман явился с повинной. Он, краснея и опустив голову, признал, что первую погоню свернул преждевременно, убежденный в моей смерти. И вторую погоню организовал скорее под натиском недовольных Русов. Что я мог ему сказать? Что я совсем не держу зла? Ведь продолжи они тогда погоню, я не потерял бы шесть месяцев вдали от дома, многократно рискуя жизнью. Но, вспомнив, как Тиландер рискнул жизнью и подставился под стрелу, спасая Нел, не мог не простить этого добродушного и немного хмурого американца.
— Герман, все это в прошлом, у русских есть поговорка: кто прошлое помянет, тому глаз долой. Просто помни, мы, русские, никогда не сдаемся и никогда не прекращаем погони или поисков, пока не получим неопровержимых доказательств. А когда получаем их, то мстим. И мстим так, чтобы другим неповадно было. А так как ты теперь Рус, как и все мы здесь, давай придерживаться таких правил. Мы не отступаем, не сдаемся и за кровь близких людей заставляем врага заплатить кровью.
— Я понял, этого больше не повторится. Вы, наверное, и в самом деле бессмертный, потому что выжить и вернуться из плена людоедов, такое даже в книгах не встречал, — Тиландер приложил руку к виску: — Разрешите идти, сэр!
— Вольно, матрос 1-го класса Тиландер, и спасибо, что спасли мою жену.
— Это был мой долг перед вами, — американец улыбнулся краешком рта. После ухода моряка я окончательно простил его в своей душе.
Это произошло восемь месяцев назад, а сейчас достроенный «Варяг» проходил испытания в море. На него я установлю крупнокалиберный пулемет и несколько баллист. Пусть я не стану пиратом Карибского бассейна и не смогу захватывать корабли противника, так как их еще нет в помине, но стану владыкой моря.
«Владыка моря» вслух произнес словосочетание, словно пробуя на вкус. А ничего так звучит, мне нравится!
Глава 2. Шестое чувство неандертальца
Прошло почти около месяца, прежде чем явился преисполненный гордости Тиландер и предложил небольшую морскую прогулку на стоящем. у причала «Варяге». Я предложил Нел сопровождать меня в эту небольшую прогулку, на что та радостно согласилась и бросилась переодеваться, выбирая из двух юбок. Кроме Нел со мной отправился Бер, теперь не оставлявший меня одного, и Санчо, который прослышал про мое желание выйти в море и уже сторожил меня у причала.
— Макш, не ходить, плохо, — даже спустя восемь месяцев проживания в Плаже, Санчо не научился свободно говорить. Его фразы состояли из одиночных слов, чаще всего — существительных и глаголов.
— Все нормально, Санчо, мы с тобой на паре бревен Дарданеллы пересекли, что может быть опасного на большом корабле? — отмахнулся я от неандертальца.
Но тот не собирался отступать, стальная клешня схватила меня за запястье, едва не заставив вскрикнуть от боли.
— Га (я чувствую опасность), — неандерталец смотрел спокойно, но твердо.
— Ха (все нормально, здесь безопасно), — но Санчо мой ответ не удовлетворил.
— Га (опасно, очень опасно), — неандерталец едва не рычал, стараясь донести до меня мысль, что выход в море приведет к катастрофе, и я сдался. Сдался, вспомнив, как часто чутье Санчо спасало нас от гибели, сдался, припоминая льва, уступившего мысленному воздействию неандертальца.
— Герман, отложим поездку, Санчо нервничает и переживает, он чувствует опасность.
— Судно надежное, может не стоит придавать значения словам и чувствам дикаря. И море очень спокойное, ветерок нас резво погонит в открытое море, где мы сможем в полной мере насладиться скоростью, — американец не настаивал, но слова его казались разумными. Я чуть было не наплевал на все страхи Санчо, но, вспомнив, что обещал себе быть предусмотрительнее, все же отказался от морской прогулки, чем вызвал досаду у Нел, которая с неприкрытой неприязнью смотрела на неандертальца, понимая, что именно к нему я решил прислушаться. Но выказать открытое недовольство побоялась, помня о моей привязанности к Санчо.
Переговорив пару минут с Тиландером и отложив прогулку на день, решил навестить Рама и Лайтфута. К моему удивлению, Бер тоже серьезно отнесся к словам Санчо. Как и следует заправскому телохранителю, он даже обыскал корабль на предмет возможной опасности. Ничего не найдя, все равно оставался настороже, держась возле меня в шаге, в полной готовности реагировать на угрозы. Вчетвером мы дошли до кузни, где орудовали Рам и Лайтфут, радостно приветствовавшие нас издалека.
В последнее время кузнецы больше работали над орудиями труда: мотыги, лопаты, топоры. Они выковали железный клин, и теперь соха стала не одноразовой, а нормальной, с металлическим ножом, что заметно ускорило вспахивание земли, облегчив труд пахарей.
— Здравствуйте, сэр, — приветствовал меня Лайтфут, вытирая грязные руки куском шкуры.
— Макс Са, — это Рам показывает свою радость и почтительность. Будучи по природе немногословным, он даже улыбался крайне редко. Для него не существовало авторитетов кроме меня. Правда, женившись, полукровка стал немного мягче и не таким грубым как раньше. Женщина и в каменном веке лепила из мужчины как из воска, если у нее имелась голова на плечах.
— И вам доброго дня, кузнецы Плажа, — немного витиевато ответил я на приветствие и, не дожидаясь обмена любезностями, продолжил, — Уильям, как ты относишься к идее, что мы начнем чеканить свою монету?
— Монету? В смысле, деньги, сэр? — Лайтфут разинул рот от удивления.
— Да, деньги. Из сплава никеля и свинца, чтобы было и достаточно пластично, и в то же время твердо. Думаю, нам хватит монет нескольких номиналов. Что скажешь?
— Не знаю, не думал об этом. Здесь разве нужны деньги, если все меняется и практически полное обеспечение на государственном уровне? — американец даже развел руками, дескать, зачем деньги, если все и так халява.