— Значит, ты интересовалась мной? — спросил Грэм. Что-то в его голосе заинтриговало Эрни.
— Разве тебя это удивляет? То, что я уже была замужем и успела развестись, явилось для меня потрясающей неожиданностью. Таким же потрясением стало и внезапное появление моего бывшего мужа. До этого дня я думала…
— Ты думала, что Норман Кросс был единственным мужчиной, которого ты знала, — закончил он начатую ею фразу.
Она кивнула.
— Да, нечто в этом роде.
— Следовательно, у тебя никогда не появлялось мысли о том, что кто-то другой остался по твоему капризу на обочине? — Он окатил ее ледяным взглядом.
Она застенчиво улыбнулась.
— Ты относишься ко мне, как…
— Как к распутнице? — произнес он сухо.
У нее не хватило смелости взглянуть ему в глаза.
— Никто и никогда не пытался даже намекнуть мне на такое, — попыталась она защититься.
— Ни на йоту не сомневаюсь, — заявил он, делая попытку улыбнуться. — И если у кого-то возникла такая мысль, я готов извиниться за этого подонка.
Он приблизился к ней, погладил волосы и потрепал кудряшки, спустившиеся на грудь.
— Мне всегда нравилось, что ты носишь свободную прическу. Даже сейчас твой вид приводит меня в восхищение…
Его голос перешел в хрипловатый шепот, но в глазах светилась молчаливая насмешка. Эрни опустила глаза, рассматривая свои руки, лежащие на коленях. Если бы он имел смелость прикоснуться к ней, то каждая клеточка ее тела откликнулась бы на его ласку. Но она постаралась скрыть свои ощущения и перевела взгляд на пуговицы его рубашки.
— Я… я надеялась, что мы сможем… подробнее поговорить об этом, — еле слышно произнесла она.
Он заложил руки в карманы, глаза стали похожи на кусочки холодной стали.
— Поговорить о чем?
— Ну, например… — Она заколебалась, ощутив мгновенную неуверенность. — Например, о нашем браке, о том, как мы познакомились.
— Не стоит об этом толковать.
Она вскинула на него глаза.
— Как это не стоит! Не можешь же ты ходить здесь взад-вперед, утверждать, что ты мой бывший муж, и не упомянуть никаких подробностей!
— Уж не хочешь ли ты сказать, что не веришь мне?
Его брови сошлись на переносице.
— Допустим, что я тебе верю, но этого недостаточно. Я хочу знать все…
— А что означает «все»? — прервал он ее.
Она набрала воздух в легкие, стараясь не потерять самообладание.
— Дело в том, что я ничего не помню! — сказала она потерянно. — Ты не вправе обвинять меня в том, что я в прошлом завела какую-то интрижку, и при этом не объяснить ничего.
— А зачем это нужно? Ведь это правда. Факты говорят сами за себя.
— В том-то и проблема, что я не знаю никаких фактов.
В горле у него что-то булькнуло.
— Не вижу никакого смысла ворошить сейчас дела прежних лет. Тем более неуместно это делать, исходя из твоего нынешнего состояния. Потеря памяти — это результат дорожной аварии, в которой погиб твой жених. Сейчас не время обсуждать причины нашего развода или события, которые ему предшествовали.
— Но…
— Доктора уверены, что твоя амнезия связана со смертью жениха, а об этом ты не хочешь вспоминать. Что же касается меня, то я совсем не знал этого человека и потому ничем не могу тебе тут помочь.
— Однако любая деталь, касающаяся моего прошлого, может внезапно оживить мою память и помочь мне вспомнить все. Разве не так? — взорвалась Эрни.
— Не согласен. — Он оторвался от окна, сделал несколько шагов и встал за спинкой кресла-каталки. Теперь она не могла его видеть.
— В конце концов, такой разговор может отрицательно подействовать на тебя. Зачем сейчас искушать судьбу и слушать, что скажут тебе люди? Доктора уверены, что только время поможет тебе восстановить память, Эрни. Поэтому тебе придется научиться терпению.
То, что он сказал, явилось в сущности простым повторением слов доктора Филдса. Она это уже слышала. Расстроившись, Эрни сжала пальцы в кулачки. Неужели медики не заинтересованы в том, чтобы к ней вернулась память? Они же знают, что какая-то часть ее сознания боится тех пяти прожитых лет. Как же ликвидировать этот провал? Ну да, они уповают только на то, что она сама преодолеет мучающие ее страхи и сама докопается до того, что произошло и почему она лишилась памяти.
— Однако Норман и я были помолвлены и, очевидно, рассчитывали на счастье! — воскликнула она. — И почему дорожная авария стала причиной моей амнезии? Факт его гибели не должен был повлиять на мою способность помнить. Видимо, какая-то другая травма в моей жизни послужила главной причиной… — Она остановилась, внезапно сообразив, какой смысл вкладывает в свои слова, но было поздно. Он сразу же откликнулся:
— Травмой была наша женитьба, — заключил он вместо нее. — Ты это собиралась сказать?
В его голосе появились хриплые нотки, а Эрни в растерянности молчала.
— Тебе не следует волноваться из-за того, что испытываешь мои нервы, — сказал он. — Раньше тебя это не трогало.
— Я… я не имела в виду…
— Я знаю, что ты имела в виду! — Он тихо выругался сквозь зубы. Эрни сжалась в кресле, устремив взор в окно. Она чувствовала, как его пальцы с силой впились в спинку каталки.
— И все же, — заговорила она, — меня… меня удивляет, что ты решил навестить меня при таких обстоятельствах; снова пришел, несмотря на все то, что наговорил в прошлый раз. Я… я не упрекну тебя, если не захочешь прийти сюда снова. — Она смотрела на свои руки. В ожидании его ответа Эрни вся напряглась, в горле что-то болезненно сжалось.
— Неужели ты не понимаешь, что посылать меня куда подальше просто жестоко?
Она вскинула голову.
— Согласна! Однако мне не хочется, чтобы ты появлялся здесь лишь из-за ложного чувства долга…
— Долга? О мой Бог! — усмехнулся он. — Никакие резоны долга, которым я, конечно, стараюсь следовать, не могут идти ни в какое сравнение с моим желанием навещать тебя. Несмотря на всевозможные причины, я следую прежде всего своим собственным убеждениям, — заключил он.
Она сразу же насторожилась.
— Позволь, значит, ты допускаешь существование каких-то иных мотивов?
Он покинул свое место за креслом-каталкой и стал прямо перед ней. Его губы сложились в забавную гримасу.
— У тебя, Эрни, очень живое воображение. Ты всегда любила отыскивать во всем какой-то скрытый смысл.
— Тогда почему ты пришел, когда все ясно? Ты что?..
— Преследую какую-то иную цель? — перебил он, предвосхищая ее мысль.
— Но ты только что сказал…
Он нетерпеливо крякнул и почесал в затылке.
— Разве недостаточно того, что ты находилась при смерти после этой проклятой аварии? Ты была моей женой, черт возьми! — Он снова отвернулся к окну.
— И все же… — не сдавалась Эрни.
Она откинулась на спинку кресла, заметив необычную интонацию в его голосе.
— И все же ты упрямо считаешь, что я преследую какие-то свои интересы?
Его голос приобрел угрожающий оттенок.
— Я тебя… не понимаю.
— По всей вероятности, до тебя еще не дошло, что ты ежемесячно получала от меня чековый перевод, который фиксировался на твоем банковском счете.
Его слова вызвали у нее очередной прилив беспокойства.
— Мне выделялось ежемесячное содержание? Но я ничего не знала об этом! Я считала… У меня сложилась уверенность…
— Какая? Ты думала, что живешь на собственные доходы?
— Да.
— Полагала, что зарабатываешь на продаже своих картин?
Его тон действовал ей на нервы.
— Именно. Я зарабатывала, как ты говоришь, на картинах, — жестко произнесла она.
Еще в колледже она знала, что имеет хорошие художественные способности.
— Если бы я не обладала мало-мальским талантом, мне не удалось бы продать ни одной своей работы!
— О, допускаю, что у тебя талант…
— О, спасибо! — саркастически сказала она, стараясь уколоть его за надменность.
— Тебе пришлось бы нарисовать черт знает сколько картин для того, чтобы наслаждаться жизнью так, как ты наслаждалась, живя со мной!
— Мои жизненные потребности вовсе не таковы, как ты их себе представляешь. И все же мое имя как художницы уже стало известным в определенных кругах.
— Согласен, ты не находилась за чертой бедности, — проворчал он. — В этом я уверен. Но ты, Эрни, никогда не была, что называется, деловой женщиной. Ты всегда жила в мире эмоций, в мире страстей. Твой талант лежит совсем в другой плоскости.
Эрни поняла двусмысленность его замечания. Порозовев, она взглянула на него, на секунду забыв о ломоте в висках.
— Мне кажется, что ты принадлежишь к той категории мужчин, которые убеждены, что место женщины у очага и она должна безропотно исполнять любую мужнину прихоть. Я права?
— Я считаю, что у женщины более специфические функции, — многозначительно произнес он. — Странно, мы обсуждаем такой скользкий вопрос, а ты еще ни разу не запротестовала.
— Ты слишком переоцениваешь себя и почти уверен, что у меня не хватает смелости, — вспыхнула Эрни.
— Я ничего такого не думаю, я просто знаю, что тебе нравилась семейная жизнь, — сказал он. — Во всяком случае, в самом начале нашего брака ты как-то сказала, что хочешь научиться быть хорошей женой. И, пожалуйста, не возражай. Ты все равно не помнишь, говорила это или нет, — жестко добавил он.
Она прижалась к спинке кресла и обхватила руками голову, которая раскалывалась от боли.
— Ты прав, — сквозь зубы процедила она. — Я не помню.
Румянец исчез с ее лица, сменившись болезненной бледностью. Дрожь вновь начала сотрясать ее тело, но он не сдвинулся с места, не сделал никакой попытки помочь ей. В прошлый раз он был более заботлив. Когда же она снова взглянула на него, то увидела, что губы у него расплылись в усмешке.
— Не вижу ничего смешного… — начала она, сразу же порозовев, но он усмехнулся еще шире.
— Ну и забавная же ты. Я, признаться, забыл, что ты можешь быть такой кошечкой-злюкой.
Почувствовав, что боль отпустила ее, она тоже состроила гримасу.