Властелин Колец — страница 7 из 9

Две крепости. Летопись вторая из эпопеи «Властелин Колец»

Глава I Приручение Смеагорла

— Да, хозяин, мы застряли, это уж точно, — проговорил Сэм Скромби.

Он стоял рядом с Фродо, уныло понурившись, и, морщась, всматривался в темноту.

Шёл, кажется, уже третий вечер с тех пор, как они убежали из Отряда; хоббиты почти потеряли счёт часам, в течение которых они пробирались среди камней Эмин Муила и карабкались по его пустынным склонам, то возвращаясь по своим следам, потому что не могли отыскать дороги вперёд, то обнаруживая, что описали большой круг и вернулись туда, где были за несколько часов до этого. Но в целом они упорно продвигались к востоку, стараясь держаться как можно ближе к внешнему краю этого странного узла извилистых хребтов; однако их внешний край повсюду был высок, отвесен и неприступен, хмуро нависая над лежащей внизу равниной: за пределами отвесных склонов нагорья простирались гнилые синевато-серые болота, на которых ничто не двигалось и даже птиц не было видно.

Сейчас хоббиты стояли на краю высокого утёса, чёрного и голого, подножье которого окутывал туман, а за ними высилось изрезанное нагорье, увенчанное медленно плывущими облаками. С востока дул холодный ветер. Над гладкой низиной перед ними густела ночь: нездоровая зелень болот выцветала, переходя в тусклый бурый цвет. Оставшийся далеко справа Андуин, который ярко искрился весь день в солнечных лучах, теперь скрылся в вечерних тенях. Но глаза хоббитов не были направлены в сторону Реки, к Гондору, их друзьям и землям людей, они пристально смотрели на юго-восток, туда, где на краю надвигающейся ночи вздымалась тёмная полоса, издали похожая на клубы неподвижного дыма. Время от времени на самом краю неба и земли, очень далеко, проблёскивало крошечное красное свечение.

— Ну что за положение! — продолжал Сэм. — Вот единственное место из всех, о каких нам только приходилось слышать, насчёт которого у нас никогда не возникало желания увидеть его хоть чуть-чуть поближе, и это единственное место, куда мы пытаемся попасть! И именно туда-то мы и не можем попасть, никоим образом. Похоже, мы с самого начала выбрали не тот путь. Мы не можем спуститься, а если и спустимся, то обнаружим, что вся эта зелёная местность — мерзкое болото, ручаюсь! Фу! Вы чувствуете запах?

Он принюхался к воздуху.

— Да, я чувствую запах, — отозвался Фродо, не шевельнувшись. Его глаза по-прежнему оставались прикованными к тёмной полосе и вспышкам пламени. — Мордор! — пробормотал он себе под нос. — Если уж я должен идти туда, то хотел бы очутиться там как можно скорее, и покончить с этим!

Он содрогнулся. Ветер был пронизывающий и нёс тяжёлый запах холодного гниения.

— Ладно, — сказал Фродо вслух, отведя наконец глаза. — Насколько бы гадостным ни было положение, мы не можем стоять здесь всю ночь. Мы должны найти местечко поукромнее и заночевать ещё раз. Может быть, новый день укажет нам путь.

— Или ещё один, следующий, послеследующий и после-после-следующий, — пробормотал Сэм. — Или, может быть, не день. Мы пошли не тем путём.

— Не знаю, — проговорил Фродо. — Думаю, что раз уж мне суждено идти вон в ту Тень, то дорога найдётся. Но кто покажет мне её, добро или зло? Вся надежда, которая у нас оставалась, была в скорости. Задержка играет на руку Врагу, а я здесь, и медлю. Не воля ли Чёрной Крепости направляет нас? Все мои решения на проверку оказались плохи. Я должен был давно оставить Отряд и подойти к перевалам Мордора с севера по восточному берегу Реки, по твёрдой поверхности Боевой равнины восточнее Эмин Муила. Но теперь нам с тобой одним не найти дороги назад, и по восточному берегу рыскают орки. Каждый прошедший день — потеря драгоценного времени. Я устал, Сэм. Я не знаю, что делать… Какая еда у нас осталась?

— Только та, которую вы называете лембас, мистер Фродо. Изрядный запас. Но при длительном употреблении это немногим лучше, чем ничего. Вот уж не думал, когда впервые вонзил в них зубы, что когда-нибудь захочу перемены. Но теперь ломтик хлеба и кружечка — ох, хоть полкружечки — пива пошли бы лучше. Всю дорогу от последнего нашего лагеря я тащу с собой кухонную утварь, а к чему? Для начала, здесь не из чего развести костёр, да и варить нечего, даже травку!

Они повернулись и спустились в каменистую лощину. Солнце на западе утонуло в тучах, так что стемнело быстро. Хоббиты, насколько им позволил холод, выспались по очереди в закутке среди зазубренных обломков выветрелой скалы. По крайней мере, здесь они были защищены от восточного ветра.

— А вы видели его снова, мистер Фродо? — спросил Сэм, когда они сидели, окоченевшие от холода, в холодном сером свете раннего утра, и жевали галеты.

— Нет, — ответил Фродо. — Я ничего не видел и не слышал уже две ночи.

— И я, — сказал Сэм. — Брр! От этих глаз меня просто тошнит! Но, может быть, мы наконец-то отделались от склизкого лиходейщика. Горлум! Я запихну ему его горрлум в глотку, если мне когда-либо удастся сцапать его за шею.

— Надеюсь, что тебе этого никогда не понадобится, — отозвался Фродо. — Не знаю, как ему удавалось следовать за нами, но, может быть, он, как ты и говоришь, снова потерял нас. В этих сухих голых скалах мы не можем оставить ни особых следов, ни запаха, даже для его чуткого носа.

— Надеюсь так оно и есть, — согласился Сэм. — Мне хотелось бы удрать от него по-хорошему!

— И мне, — сказал Фродо. — Но главная моя забота не в этом. Я хочу, чтобы нам наконец удалось убраться с этих холмов! Я ненавижу их. Я чувствую себя здесь, на восточном берегу, голым, застрявшим на самом виду без всякого укрытия, и ничто, кроме этих мёртвых равнин не отделяет меня от вон той Тени. В ней прячется Глаз. Идём! Мы должны попытаться сегодня как угодно, но спуститься отсюда.

Но весь этот долгий день и даже в сгущающихся вечерних сумерках они продолжали пробираться вдоль хребта и не могли найти пути вниз.

Временами среди безмолвия этой пустынной местности им чудилось, что за ними раздаётся лёгкий шум — не то падение камней, не то шлёпанье плоских ног. Но когда хоббиты замирали и прислушивались, то не слышали ничего: ничего, кроме ветра, вздыхающего среди острых камней, — однако даже это напоминало им дыхание, вырывающееся с тихим присвистом сквозь острые зубы.

По мере того, как они брели дальше, краевой хребет Эмин Муила весь этот день постепенно забирал к северу. Внешняя сторона его представляла собой широкий выветрелый утёс, то и дело прорезаемый узкими водотоками с отвесными стенками, которые оставляли глубокие пропилы на его лицевой стороне. Чтобы найти путь среди этих расщелин, которые постепенно становились глубже и встречались всё чаще, Фродо и Сэм были вынуждены забирать влево, довольно далеко от края, и потому не обратили внимания, что уже несколько миль они медленно и верно спускаются: утёс постепенно становился ниже.

Наконец им пришлось остановиться: хребет круто сворачивал к северу и был прорезан глубоким ущельем, на другой стороне которого утёс снова резко поднимался на несколько саженей, — перед ними маячила отвесная, словно обрезанная ножом, высокая серая стена. Хоббиты не могли больше идти вперёд, им предстояло свернуть к западу или востоку. Но запад сулил только ещё больше хлопот и преград — это был путь назад, в сердце нагорья, а с востока поджидал обрывистый внешний край.

— Ничего другого не остаётся, Сэм, как только слезть в эту промоину, — сказал Фродо. — Посмотрим, куда она ведёт!

— Держу пари, что к крутому обрыву, — отозвался Сэм.

Расселина была длиннее и глубже, чем казалась. Немного спустившись, они впервые за последние дни обнаружили несколько кривых, низкорослых деревьев: в основном изогнутые берёзы, местами ели — истощённые, многие мёртвые, обглоданные восточными ветрами до самой сердцевины. Когда-то, в более спокойные дни, здесь, в ущелье, наверное, была чудесная роща, но теперь через какие-то пятьдесят ярдов деревья кончились, хотя старые, торчащие там и сям обломанные стволы доходили до самого края утёса. Дно ложбины, шедшей по самому краю разлома, было неровным, покрыто обломками камней и понижалось уступами. Когда хоббиты достигли её конца, Фродо остановился и заглянул вниз.

— Смотри! — сказал он. — Наверное, мы сильно спустились, или же сам утёс стал не так высок. Здесь гораздо ниже, чем было, и, пожалуй, спуск выглядит легче.

Сэм встал рядом с ним на колени и неохотно глянул за край, а затем посмотрел на отвесный утёс, возвышающийся слева от них.

— Легче! — буркнул он. — Ладно, я полагаю, что вниз всегда проще, чем вверх. Те, кто не умеют летать, могут прыгать!

— Однако это всё ещё весьма приличный прыжок, — отозвался Фродо. — Около, ну… — он помолчал, прикидывая на глаз расстояние, — примерно восемнадцать саженей. Не больше.

— И этого за глаза хватит! — сказал Сэм. — Ух! Как я ненавижу смотреть с высоты вниз! Но смотреть всё же лучше, чем слезать.

— И всё же, — возразил Фродо, — мне кажется, что мы смогли бы слезть здесь, и я думаю, что стоит попробовать. Видишь? Скала здесь совсем не такая, как несколькими милями прежде. Она стала покатой и с трещинами.

Действительно, внешняя сторона была здесь не так отвесна и немного отклонялась назад. Это было похоже на бастион или морскую дамбу, основание которой сместилось, так что вся она перекорёжилась и покрылась крупными разломами с протяжёнными пологими краями, которые местами были почти такие же широкие, как ступени.

— И если уж мы попытаемся спуститься, то лучше сделать это немедленно. Слишком рано темнеет. Думаю, что надвигается гроза.

Мгла над восточными горами сгустилась в глубокую черноту, которая уже тянулась длинными руками к западу. Поднимающийся ветер донёс отдалённые раскаты грома. Фродо понюхал воздух и с сомнением посмотрел на небо, одел поверх плаща пояс, затянул его, вскинул за спину свой лёгкий заплечный мешок и шагнул к краю.

— Я попробую, — сказал он.

— Очень хорошо! — мрачно сказал Сэм. — Но я иду первым.

— Ты? — удивился Фродо. — Так ты, стало быть, переменил своё мнение насчёт лазанья?

— Нет, не переменил. Это просто здравый смысл: пустить первым того, кто скорее всего сорвётся. Не хочу свалиться на вас сверху и зашибить до смерти: нет смысла гибнуть двоим за одно падение.

Прежде, чем Фродо успел остановить его, Сэм уселся, свесил ноги за край и извернулся назад, судорожно нащупывая пальцами ног точку опоры. Вряд ли ему за всю жизнь, даже в спокойном состоянии, довелось поступить храбрее или более неблагоразумно.

— Нет, нет! Сэм, старый осёл! — воскликнул Фродо. — Ты совершенно точно убьёшься, если будешь продолжать в том же духе: даже не глянув, куда спускаться. Вернись!

Он подхватил Сэма под мышки и втянул обратно наверх. — Теперь подожди немного и потерпи!

С этими словами он лёг на землю и внимательно всмотрелся вниз, но свет быстро убывал, хотя солнце ещё не село.

— Думаю, что мы справимся, — сказал Фродо вскоре. — Я-то в любом случае смогу, да и ты тоже, если сохранишь на плечах голову и осторожно последуешь за мной.

— Не понимаю, как вы можете быть так уверены, — ответил Сэм. — Почему? В этом свете дна не разглядеть. Что, если вы доберетесь до места, где некуда будет поставить ногу и не за что уцепиться? Что тогда?

— Вскарабкаюсь назад, я полагаю, — отозвался Фродо.

— Легко сказать! — возразил Сэм. — Лучше уж подождать до утра, когда света будет побольше.

— Нет! Только не это! — воскликнул Фродо с внезапной страстной горячностью. — Мне жаль каждый час, каждую минуту. Я собираюсь предпринять эту попытку немедленно. Не лезь за мной, пока я не вернусь или не позову!

Крепко вцепившись в каменный край пропасти, он начал постепенно опускаться; руки хоббита вытянулись почти полностью, когда ногами он, наконец, нащупал уступ.

— Первая ступенька вниз! — сказал он. — И уступ расширяется вправо. Я мог бы стоять здесь без всякой поддержки. Я… — Но его слова резко оборвались.

Сгущавшаяся мгла, которая теперь надвигалась с громадной скоростью, нахлынула в этот миг с востока и закрыла небо. Прямо над головой сухо треснул гром, и в холмы ударила ослепительная молния. Затем налетел порыв ветра и, смешавшись с его рёвом, над нагорьем разнёсся высокий пронзительный крик. Хоббиты уже слышали такой же дальний крик над Маришами, когда бежали из Хоббитона, и даже там, в лесах Шира, он оледенил их кровь. Здесь же, в пустынных скалах, ужас, наводимый им, был гораздо больше: он словно пронзил их ледяным клинком паники и отчаяния, заставив сердца замереть, а дыхание остановиться. Сэм рухнул ничком. Фродо непроизвольно разжал пальцы и, прикрывая руками голову, прижал ладони к ушам, покачнулся, поскользнулся и с воплем скатился вниз.

Сэм услышал его и заставил себя подползти к краю.

— Хозяин, хозяин! — позвал он. — Хозяин!

Он не услышал ответа. Сэм почувствовал, как его затрясло, но ещё раз набрал воздуху и снова крикнул:

— Хозяин!

Казалось, что ветер пытается запихнуть его крик обратно в горло, но когда он, ревя, пронёсся над расселиной и улетел дальше, в холмы, ушей Сэма достиг слабый ответный крик:

— Порядок! Порядок! Я здесь. Но я ничего не вижу.

Голос Фродо звучал неуверенно. На самом деле он упал не очень глубоко: он скользил, а не летел, и приземлился толчком на ноги всего несколькими ярдами ниже. Скала в этом месте, к счастью, довольно сильно отклонялась назад, и ветер прижал его к утёсу, так что он не сорвался глубже. Он постарался взять себя в руки, прижимая лицо к холодному камню и чувствуя, как колотится его сердце. Но то ли мгла стала совсем непроглядной, то ли его глаза перестали видеть: вокруг него было черно. Уж не ослеп ли он, спросил себя Фродо, делая глубокий вдох.

— Вернитесь! Вернитесь! — донёсся сверху, из черноты, голос Сэма.

— Я не могу, — отозвался он. — Я не вижу. Я не могу найти опоры. Я пока не могу двигаться.

— Что я могу сделать, мистер Фродо? Что? — прокричал Сэм, рискованно перевешиваясь через край. Почему его хозяин не может видеть? Темно, конечно, но не настолько же! Он-то может видеть хозяина там, внизу: серую одинокую фигурку, прижавшуюся к утёсу. Только слишком далеко, чтобы можно было дотянуться до него.

Снова громыхнуло, и хлынул дождь. Ледяной, смешанный с градом, он слепящей пеленой хлестал по утёсу.

— Я спускаюсь к вам! — крикнул Сэм, хотя чем он может помочь, действуя подобным образом, он и сам не мог бы сказать.

— Нет, нет! Подожди! — отозвался Фродо несколько громче. — Мне скоро станет лучше. Я уже чувствую себя лучше. Подожди! Ты ничего не сделаешь без верёвки.

— Верёвка! — воскликнул Сэм и принялся возбужденно, но и с облегчением себя отчитывать. — Хорошо, если я не заслужил быть повешенным на ней для урока всем тупицам! Ты просто растяпа, Сэм Скромби, как мне не раз повторял старик. И он был совершенно прав. Верёвка!

— Прекрати болтать! — крикнул Фродо, успевший настолько оправиться, чтобы одновременно почувствовать и веселье, и раздражение. — При чём тут твой старик?! Или ты хочешь сказать, что у тебя всё-таки найдётся верёвка? Если да, так доставай её!

— Да, мистер Фродо, вот именно, лежит себе спокойно в мешке. Тащить её сотни миль и совершенно забыть про неё!

— Тогда не теряй времени и спускай конец!

Сэм быстро развязал мешок и кинулся в нём копаться. На самом дне действительно лежал моток серебристо-серой верёвки, сделанной лориэнцами. Он бросил конец своему хозяину. То ли мгла спала с глаз Фродо, то ли зрение к нему возвратилось, но он смог увидеть серую полоску, которая, покачиваясь, спускалась к нему; хоббиту показалось, что она испускает слабое серебристое сияние. Теперь, когда в темноте появилось что-то, на чём он мог остановить взгляд, головокружение немного отпустило. Перенеся свой вес вперёд, Фродо обвязал конец вокруг пояса и затем ухватился за верёвку обеими руками.

Сэм отступил назад и упёрся ногами в пень в ярде или двух от края. Наполовину втянутый им, наполовину вскарабкавшийся сам, Фродо выбрался на утёс и бросился на землю.

Гром рокотал и ворчал в отдалении, ливень продолжался. Хоббиты отползли назад в расселину, но не нашли там особого укрытия: струившаяся вниз вода вскоре прекратилась в сплошной поток, который с плеском разбивался о камни и, пенясь, срывался с утеса, как по водосточному жёлобу широкой крыши.

— Уж я бы там успел нахлебался, если бы меня вообще не смыло, — заметил Фродо. — Какое счастье, что у тебя была эта верёвка!

— Было бы лучше, если б я подумал о ней раньше, — отозвался Сэм. — Может вы помните, как нам клали верёвки в лодки, когда мы собирались отчаливать, там, у эльфов. Они мне понравились, вот я и сунул один моток к себе в мешок. Кажется, что уже годы назад. "Они вам не раз пригодятся", — сказал тот, Халдир, или кто-то ещё из них. И он был прав.

— Жаль, что я не сообразил прихватить ещё одну, — сказал Фродо. — Правда, я покинул отряд в смятении и спешке. Если бы верёвки хватило, мы могли бы спуститься. Интересно, твоя какой длины?

Сэм медленно перебирал верёвку, измеряя её руками:

— Пять, десять, двадцать, тридцать элей, около того, — ответил он.

— Кто бы мог подумать! — воскликнул Фродо.

— Эх! Действительно, кто? — вздохнул Сэм. — Эльфы — дивный народ. Выглядит тонковатой, но прочная, а уж через руку бежит мягко, как молоко. И моток небольшой, а по весу-то легче лёгкого. Дивный народ, что и говорить!

— Тридцать элей! — прикинул Фродо. — Полагаю, этого хватит. Если гроза кончится до наступления ночи, то я попытаюсь ещё раз.

— Дождь, вроде, уже стихает, — сказал Сэм. — Но неужели вы снова рискнёте спускаться в темноте, мистер Фродо! И, с вашего позволения, у меня из головы не идёт этот крик, который донёс ветер. Очень уж похоже на Чёрного Всадника, но только сверху, с воздуха, если они могут летать. Я думаю, что лучше бы нам лежать в этой расселине, пока ночь не минует.

— А я думаю, что ни на мгновение дольше, чем необходимо, не останусь торчать здесь, на краю, прямо перед глазами из Чёрной Страны, что смотрят поверх болот, — возразил Фродо.

С этими словами он встал, снова подошёл к краю расселины и осмотрелся. Небо на востоке опять прояснялось. Рваные, сырые края грозовой тучи поднимались, а основная её масса уже пронеслась, чтобы простереть свои гигантские крылья над Эмин Муилом, над которым на время сгустилась тёмная мысль Саурона. Здесь она повернула, поражая долину Андуина молниями и градом и бросив свою тень, грозящую войной, на Минас Тирит. Затем навалилась брюхом на горы и, собрав воедино свои гигантские витки, медленно поползла над Гондором к границам Рохана, пока скакавшие по степям на запад всадники не увидели вдали её чёрные бастионы, движущиеся вслед за солнцем. Но здесь, над голыми скалами и чадящими болотами снова открылось тёмно-синее вечернее небо и несколько бледных звёзд, подобных крошечным белым дырочкам в покрывале, зажглись вокруг лунного серпа.

— Как хорошо снова видеть! — сказал Фродо, глубоко дыша. — Знаешь, я ведь некоторое время думал, что ослеп: от молнии или кое-чего похуже. Я не различал ничего, совсем ничего, пока не спустилась серая верёвка. Казалось, что она каким-то образом светится.

— В темноте она действительно похожа на серебро, — согласился Сэм. — Никогда не обращал на это внимания прежде, хотя не помню, вынимал ли я её хоть раз после того, как спрятал. Но, если вы так настаиваете на спуске, мистер Фродо, то как же вы собираетесь ею воспользоваться? Тридцать элей или около того против восемнадцати саженей… это ведь не больше, чем высота утёса, как вы её оцениваете.

Фродо немного подумал.

— Привяжи-ка её покрепче к пню, Сэм! — сказал он. — Полагаю, что на этот раз придётся пойти навстречу твоему желанию и пустить тебя первым. Я буду тебя опускать, а тебе останется только отталкиваться руками и ногами от скалы. Хотя, если ты сможешь дать мне передышку, перенеся свой вес на кое-какие из этих уступов, это здорово поможет. Когда будешь внизу, я спущусь следом. Я уже полностью оправился.

— Очень хорошо, — уныло согласился Сэм. — Раз надо, значит, надо!

Он взял верёвку и крепко привязал её к ближайшему от края пню, затем обвязал другой конец вокруг своего пояса, неохотно повернулся и приготовился перелезть через край во второй раз.

Тем не менее, всё оказалось и вполовину не так плохо, как он ожидал. Верёвка словно придала ему уверенности, хотя он не раз закрывал глаза, когда взглядывал вниз, под ноги. Там было одно опасное место, где стена была отвесной, без уступов, и даже слегка выпуклой: здесь он соскользнул и закачался на серебристом тросе. Но Фродо спускал его медленно и ровно, и, наконец, это место было пройдено. Больше всего Сэм боялся, что верёвка кончится, когда он будет ещё высоко, но в руках у Фродо осталась ещё изрядная бухта, когда Сэм достиг дна и крикнул;

— Я внизу!

Его голос доносился снизу совершенно отчётливо, но Фродо не мог его разглядеть: серый эльфийский плащ растворился в неверном сумеречном свете.

Чтобы последовать за Сэмом, Фродо понадобилось значительно больше времени. Он обвязал верёвку вокруг пояса, проверил крепление наверху и укоротил её так, чтобы она дёрнула его вверх прежде, чем он достигнет дна, если сорвётся. Тем не менее, ему очень не хотелось упасть, а такого доверия, как у Сэма, к этой тонкой серой верёвке у него не было. И всё равно дважды он был вынужден полностью положиться на неё: там, где на гладкой поверхности не нашлось опоры даже для крепких пальцев хоббита, а уступы-ступени были далеко друг от друга. Но, наконец, он тоже очутился внизу.

— Отлично! — воскликнул он. — Мы это сделали! Мы избавились от Эмин Муила! Но хотел бы я знать, что будет дальше. Быть может, скоро мы опять начнём тосковать о хорошей твёрдой скале под ногами.

Но Сэм не ответил: он уставился на вершину утёса.

— Растяпа! — сказал он. — Шляпа! Моя прекрасная верёвка! Она привязана к пню, а мы-то — на дне. Славную же лесенку мы соорудили для этого склизкого Горлума! Лучше уж было сразу поставить указатель с надписью, каким путём мы пошли! Чересчур уж просто получается, а?

— Если сумеешь придумать способ, как мы оба смогли бы воспользоваться верёвкой и притом прихватить её с собой, то можешь адресовать "растяпу" вместе со всеми остальными прозвищами, какие только надавал тебе старик, мне, — сказал Фродо. — Если хочешь, забирайся наверх, отвяжи её и попробуй слезть обратно!

Сэм поскреб в затылке.

— Нет, прошу прощения, не знаю я такого способа, — признал он. — Но очень уж не хочется оставлять её здесь, и это факт. — Он погладил конец верёвки и ласково встряхнул его. — Трудно расстаться хоть с чем-нибудь, что принесено из страны эльфов. К тому же, быть может, сделанным самой Галадриэлью. Галадриэль… — пробормотал он, печально покачав головой, потом посмотрел вверх и последний раз дёрнул за верёвку, как бы прощаясь с ней.

К общему изумлению обоих хоббитов она подалась. Сэм упал, и длинная серая верёвка, свернувшись, бесшумно соскользнула вниз прямо на него. Фродо рассмеялся.

— Кто завязывал верёвку? — спросил он. — Хорошо, что она продержалась ровно столько, сколько надо! Подумать только, что я всей тяжестью висел на твоём узле!

Сэм не смеялся.

— Быть может, я не очень-то ловок лазать, мистер Фродо, — сказал он обиженным тоном, — но я кое-что понимаю в узлах и верёвках. Это, можно сказать, семейное, потому что мой дед, а после него дядя Энди, который приходится старшим братом моему старику, много лет держали канатную мастерскую у Тайфилда. И я так плотно зацепил петлю за пень, что лучше никто не сделал бы, ни в Шире, ни вне его.

— Значит, верёвка оборвалась: перетёрлась о край скалы, я полагаю, — сказал Фродо.

— Держу пари, что нет! — возразил Сэм ещё более обиженным тоном, наклонился и внимательно осмотрел концы. — И вовсе не перетёрлась. Ни прядочки!

— Тогда, боюсь, это всё-таки был узел, — заметил Фродо.

Сэм покачал головой и не ответил, задумчиво пропуская верёвку между пальцами.

— Считайте, как знаете, мистер Фродо, — сказал он наконец, только я думаю, что верёвка сама отвязалась и свалилась — когда я позвал.

Он свернул её и любовно уложил обратно в мешок.

— Она точно свалилась, — подтвердил Фродо, — и это главное. Но теперь мы должны подумать, куда двинуться дальше. Скоро ночь. Как прекрасны луна и звёзды!

— Они ободряют сердце, правда ведь? — сказал Сэм, глядя вверх. — Так или иначе, а есть в них что-то эльфийское. А луна-то растёт. В эту облачную погоду мы не видели её пару ночей. Она начинает светить довольно ярко.

— Да, — согласился Фродо. — Но до полнолуния еще довольно далеко. Не думаю, что мы рискнём лезть в болота при свете половинки луны.

Следующий этап своего путешествия они начали среди первых ночных теней. Немного погодя Сэм обернулся, чтобы взглянуть напоследок на проделанный путь. На тусклом утёсе прорезью чернело устье расщелины.

— Я рад, что мы достали верёвку, — сказал он. — Во всяком случае, мы задали этому разбойнику небольшую задачку. Пусть попробует свои мерзкие плоские лапы на этих уступах!

Они пробирались прочь от края утёса среди хаоса валунов и крупных обломков, мокрых и скользких после проливного дождя. Местность продолжала круто снижаться. Они отошли не очень далеко, когда наткнулись на большую расселину, которая, чернея, внезапно разверзлась прямо у их ног. Она была неширокой, но всё же слишком велика, чтобы её можно было перепрыгнуть в неверном ночном свете. Хоббитам показалось, что со дна доносится журчание воды. Слева от них расселина круто сворачивала к северу, обратно к холмам, и преграждала им путь в этом направлении, во всяком случае, сейчас, в темноте.

— Думаю, лучше будет пройти назад к югу, вдоль утёса, — сказал Сэм. — Может, найдём там какой-нибудь закуток, а то и пещеру или что-нибудь в этом роде.

— Я тоже так думаю, — отозвался Фродо. — Я устал и вряд ли смогу сегодня и дальше пробираться среди камней, хоть и недоволен подобной задержкой. Если бы только перед нами была ясная тропа! Тогда я шёл бы, пока ноги не отвалятся.

Однако оказалось, что идти вдоль изломанного подножья Эмин Муила ничуть не легче. Да и Сэму не удалось обнаружить ни закутка, ни дыры, чтобы укрыться в ней: только голые каменные склоны хмурого утёса, становившиеся всё выше и отвеснее по мере того, как они возвращались. Наконец, совершенно измучившись, хоббиты просто рухнули на землю с подветренной стороны валуна, лежавшего рядом со стеной. Некоторое время они сидели, угрюмо прижавшись друг к другу, в окружении холодных ночных скал, пока к ним, как назло, подкрадывался сон, не смотря на все их старания не поддаваться ему. Луна уже поднялась высоко и светила ярко. Её лёгкий белый свет скользил по поверхности скал и разливался по промокшим насквозь холодным, хмурым стенам утёса, превращая сгустившуюся мглу в знобкий бледно-серый сумрак, перечёркнутый чёрными тенями.

— Ладно! — сказал Фродо, вставая и поплотнее закутываясь в плащ. — Ты, Сэм, возьми моё одеяло и поспи немного. А я похожу в качестве часового. — Внезапно он замер и, нагнувшись, схватил Сэма за локоть. — Что это? — прошептал он. — Взгляни туда, на утёс!

Сэм посмотрел и с присвистом выдохнул сквозь зубы:

— С-с-с-с! Вот что это такое, — сказал он. — Горлум! Вот же гадина! А я-то ещё надеялся озадачить его тем, как нам удалось спуститься! Посмотрите-ка на него! Ползёт по стене, прямо как отвратительный паук.

По поверхности крутой, казавшейся в бледном лунном свете почти отвесной стены спускалась, растопырив тонкие конечности, маленькая чёрная фигурка. Быть может, её мягкие, цепкие руки и ноги находили такие выступы и трещины, которые ни один хоббит не смог бы даже заметить, не то что использовать, но выглядело это, словно она ползёт вниз по клейкой паутине, будто крупное насекомое, подкрадывающееся к добыче. И спускалась она головой вперёд, словно принюхиваясь к следу. Временами фигурка медленно поднимала голову, выворачивая её почти назад на тощей шее, и в эти моменты хоббиты улавливали блеск двух маленьких бледных огоньков — его глаз, которые мгновение щурились на луну, и тут же снова захлопывались.

— Как, по-вашему, может он нас увидеть? — спросил Сэм.

— Не знаю, — ответил Фродо тихо, — но вряд ли. Эти эльфийские плащи непросто заметить даже глазам друзей: я не могу различить тебя в тени даже в нескольких шагах. И я слышал, что он не любит солнца или луны.

— Тогда почему он спускается именно здесь? — спросил Сэм.

— Тише, Сэм! — сказал Фродо. — Возможно, он способен нас учуять. И, наверное, слышит он так же остро, как эльфы. Думаю, он что-нибудь, да расслышал: наши голоса, возможно. Мы там, наверху, много кричали, и до последней минуты разговаривали слишком громко.

— Ладно, я сыт им по горло, — пробурчал Сэм. — По мне, с некоторых пор он уж больно часто начал попадаться нам на глаза, так что я собираюсь перемолвиться с ним словечком, если получится. В любом случае, ускользнуть от него потихоньку сейчас вряд ли удастся.

Натянув хорошенько свой серый капюшон на лицо, Сэм принялся бесшумно подкрадываться к утёсу.

— Осторожно! — шепнул Фродо, последовав за ним. — Не спугни его! Он гораздо опаснее, чем кажется.

Тем временем чёрная ползущая фигурка проделала уже три четверти пути и висела не более чем в пятидесяти футах над подножьем утёса. Хоббиты наблюдали за ней, затаившись, буквально окаменев, в тени большой скалы. Выглядело так, что Горлум достиг трудного участка или был встревожен чем-то. До них доносилось его пыхтение и временами свистящие резкие выдохи, звучащие, как брань. Он поднял голову, и им показалось, что они слышат плевок. Затем он двинулся снова. Теперь хоббиты различали его скрипящий пришепётывающий голос:

— Ах, с-с-с! Осторожней, моя прелес-с-сть! Поспешай медленнее. Мы не должны рис-с-ковать своей шеей, не должны, моя прелес-с-сть? Нет, прелесть, горрлум!

Он опять поднял голову, взглянул на луну и быстро закрыл глаза.

— Мы ненавидим её, — прошипел он. — Мерз-с-ский, мерз-с-ский дрожащий свет, он шпионит за нами, прелес-с-сть, он ранит наши глаза.

Теперь он сполз ниже, и шип стал резче и разборчивее.

— Где оно, где оно, моя прелесть, моя прелесть? Оно наш-ш-ше, наш-ш-ше, и мы хотим его. Воры, воры, презренные воришки. Где они с моей прелестью? Проклятье им! Мы ненавидим их.

— Не похоже, что ему известно, что мы здесь, правда? — прошептал Сэм. — А что это за его прелесть? Неужели он подразумевает…

— Чш-ш! — выдохнул Фродо. — Он теперь близко, достаточно близко, чтобы слышать шёпот.

Действительно, Горлум внезапно снова остановился, и его крупная голова на тонкой шее закачалась из стороны в сторону, словно он прислушивался. Бледные глаза были полуприкрыты. Сэм сдержался, хоть его пальцы и дрожали. Его глаза, исполненные гнева и отвращения, не отрываясь, глядели на жалкую тварь, которая снова начала двигаться, по-прежнему шепча и шипя себе под нос.

Наконец она оказалась не более чем в дюжине футов от земли, прямо над их головами. В этом месте утёс, слегка нависавший над собственным основанием, круто обрывался, и даже Горлум не мог найти никакой опоры. Казалось, он сделал попытку перевернуться так, чтобы двигаться вперёд ногами, но внезапно сорвался и с пронзительным визгом упал, обхватив себя руками и ногами, словно паук, чью нить неожиданно перерезали.

Сэм в мгновение ока выскочил из своего укрытия и парой прыжков пересёк пространство между собой и подножьем утёса. Прежде, чем Горлум смог встать, он набросился на него сверху. Но оказалось, что Горлум способен на большее, чем он рассчитывал, даже несмотря на то, что был захвачен врасплох, сразу после падения. Прежде, чем Сэм смог толком ухватить его, его собственные локти оказались прижатыми к бокам мягкой, но чудовищно сильной хваткой длинных рук и ног, которые обвились вокруг его тела и сдавили, подобно медленно затягивающейся верёвке; липкие пальцы добирались до его горла, в плечо вонзились острые зубы. Всё, что он смог, это ударить своей твёрдой круглой головой вбок, в лицо твари. Горлум зашипел и плюнул, но не отпустил.

Будь Сэм один, дела его были бы плохи. Но Фродо прыгнул вперёд и вырвал из ножен Разитель. Левой рукой он завёл голову Горлума за тонкие прямые волосы назад, натянув его длинную шею и заставив смотреть бледными злобными глазами прямо в небо.

— Пусти, Горлум! — сказал он. — Это Разитель. Однажды, давным-давно, тебе уже приходилось видеть его. Пусти, или в этот раз ты его почувствуешь! Я перережу тебе глотку.

Горлум обмяк и провис, как мокрая верёвка. Сэм встал, ощупывая плечо. Его глаза пылали гневом, но отомстить он не мог: его жалкий враг валялся, пресмыкаясь на камнях и хныча:

— Не рань нас! Не позволяй ему ранить нас, прелесть! Они ведь не хотят обидеть нас, не так ли, славные маленькие хоббитс-с-сы? Мы не хотели вредить, но они прыгнули на нас, как кошки на бедных мышек, так ведь, прелесть? А мы такие одинокие, горрлум. Мы будем очень любезны к ним, очень любезны, если они будут любезны к нам, не так ли, да, да-с-с-с.

— Ладно, ну и что с ним делать? — спросил Сэм. — Я считаю, связать его, чтобы он не мог больше красться за нами.

— Но это убьёт нас, убьёт нас, — захныкал Горлум. — Безжалостные маленькие хоббитс-с-сы. Связать нас в холодной жестокой стране и бросить нас, горрлум, горрлум.

Рыдания прокатились в его гоблинской глотке.

— Нет, — сказал Фродо. — Если уж убивать его, так мы должны убить его сразу. Но мы не можем этого сделать: этого не позволяют обстоятельства. Несчастная тварь! Он не причинил нам вреда.

— Да неужели! — буркнул Сэм, потирая плечо. — Но, в любом случае, он собирался и, ручаюсь, ещё собирается. Задушить нас во сне — вот его план.

— Полагаю, что так, — согласился Фродо. — Но что он собирается, это другой вопрос.

Он на время замолчал, размышляя. Горлум лежал тихо и перестал хныкать. Сэм стоял над ним, меряя его сердитым взглядом.

И тут Фродо почудилось, что издалека, но совершенно отчётливо, до него доносятся голоса из прошлого:

"Какая всё-таки жалость, что Бильбо не заколол этого мерзавца, когда был такой удобный случай. — Жалость, говоришь? Да ведь именно жалость удержала его руку. Жалость и милосердие: без крайней нужды убивать нельзя. — Я не могу чувствовать жалости к Горлуму. Он заслужил смерть. — Заслужил смерть? Пожалуй. А посчитай-ка таких, кому надо бы жить да жить, но они мертвы. Их ты можешь воскресить, чтобы было уж всем по заслугам? А нет — так не торопись никого осуждать на смерть во имя правосудия, опасаясь за собственную безопасность. Ибо даже мудрейшим не дано провидеть всё".

— Очень хорошо, — ответил он вслух, опуская меч. — Но я по-прежнему боюсь. И всё же, как видишь, я не трону эту тварь. Ибо теперь, когда я увидел его, я пожалел его.

Сэм уставился на своего хозяина, который словно говорил с кем-то, кого здесь не было. Горлум поднял голову.

— Да-с-с-с, мы жалкие, прелесть, — заскулил он. — Милосердия, милосердия! Хоббиты не станут убивать нас, славные хоббиты.

— Нет, не станем, — сказал Фродо. — Но и отпустить тоже не можем. Ты полон злобы и дурных намерений, Горлум. Тебе придётся пойти с нами, вот и всё, чтобы мы могли присматривать за тобой. Но ты должен помочь нам, если сумеешь. За добро платят добром.

— Да-с-с-с, да, конечно, — сказал Горлум, садясь. — Славные хоббиты! Мы пойдём с ними. Отыщем им в темноте безопасные тропы, да, отыщем. А куда они направляются в этих холодных, суровых краях, любопытно нам знать, да, любопытно?

Он посмотрел на них снизу вверх, и в его бледных фосфоресцирующих глазах на мгновение промелькнуло хитрое, алчное выражение.

Сэм мрачно уставился на него и цыкнул зубом, хотя явно чувствовал, что есть нечто необычное в настроении его хозяина, и что никакие доводы тут не помогут. И всё же ответ Фродо поразил его.

Фродо посмотрел прямо в глаза Горлума, которые, вздрогнув, тут же метнулись в сторону.

— Ты знаешь это или достаточно хорошо представляешь, Смеагорл, — произнёс он веско и серьёзно. — Разумеется, мы идём в Мордор. И я полагаю, что ты знаешь туда дорогу.

— Ах, ш-ш-ш! — пробормотал Горлум, прикрывая глаза руками, словно подобная откровенность и названное без обиняков имя причинили ему боль. — Мы догадались, да, мы догадались, — прошептал он, — и мы не хотим, чтобы они шли туда, не так ли? Нет, прелесть, только не славные хоббиты. Там пепел, пепел и пыль, и жажда, и ямы, ямы, ямы, и орки, тысячи орков. Славные хоббиты не должны-с-с-с идтис-с-с в подобное место.

— Так ты был там? — настойчиво повторил Фродо. — И тебя тянет туда обратно, так ведь?

— Да-с-с, да-с-с, нет! — взвизгнул Горлум. — Однажды, случайно, я попал туда, верно, прелесть? Да, случайно. Но мы не хотим назад, нет, нет! — Затем внезапно его голос и манера говорить изменились, в горле снова заклокотало, и он заговорил, но не с ними. — Оставьте меня в покое, горрлум! Вы делаете мне больно. О, мои бедные руки, горрлум! Я, мы, я не хочу возвращаться. Я не могу найти его. Я устал. Я, мы, мы не можем найти его, горрлум, горрлум, нет, нигде. Они всегда начеку. Гномы, люди, и эльфы, страшные эльфы с яркими глазами. Я не могу найти его. Ах! — Он встал и. сжав свою длинную ладонь в костистый кулак, погрозил им востоку. — Мы не хотим! — крикнул он. — Не для тебя! — Потом снова осел и заскулил, прижав лицо к земле. — Горрлум, горрлум. Не смотри на нас! Уходи! Ложись спать!

— Он не уйдёт и не заснёт по твоему приказу, Смеагорл, — сказал Фродо. — Но если ты действительно хочешь ещё раз освободиться от него, тогда ты должен помочь мне. А это, я боюсь, означает, что ты должен отыскать для нас дорогу к нему. Но тебе не придётся проделать весь путь, не придётся войти в ворота его страны.

Горлум снова сел и посмотрел на него из-под век.

— Он там, с той стороны, — хихикнул он. — Всегда там. Орки протащат вас всю дорогу. На восточном берегу Реки легко найти орков. Не проси Смеагорла. Бедный, бедный Смеагорл, он давно ушёл. Его прелесть забрали, и он совсем пропал.

— Может быть, мы снова отыщем его, если ты пойдёшь с нами, — сказал Фродо.

— Нет, нет, никогда! Он потерял свою прелесть, — возразил Горлум.

— Встань! — приказал Фродо.

Горлум встал и прислонился спиной к утёсу.

— Так! — сказал Фродо. — Тебе легче отыскать тропу днём или ночью? Мы устали, но, если ты предпочитаешь ночь, мы двинемся немедленно.

— Сильный свет ранит наши глаза, да, ранит, — заскулил Горлум. — Не под Белым Лицом, не сейчас. Оно скоро зайдёт за холмы, да-с-с. Сперва отдохните немного, славные хоббиты!

— Тогда садись, — сказал Фродо. — И не двигайся!

Хоббиты уселись по бокам от него, спинами к каменной стене, чтобы дать отдых ногам. Им не нужно было слов: они знали, что не должны заснуть и на мгновение. Луна медленно опускалась. Тени упали с холмов, и всё перед ними погрузилось во мрак. В небе густо и ярко высыпали звёзды. Никто не шевелился. Горлум сидел, подобрав к себе ноги и опустив подбородок на колени, его плоские ступни и ладони были распластаны по земле, глаза закрыты, но он казался напряжённым, словно бы обдумывал что-то или прислушивался.

Фродо покосился на Сэма. Их глаза встретились, и они поняли друг друга. Хоббиты расслабились, откинули головы назад и закрыли глаза, или сделали вид, что закрыли. Вскоре раздалось их тихое дыхание. Руки Горлума слегка дрогнули. Его голова едва заметно повернулась сначала влево, потом вправо, а затем сперва один, а потом и другой глаз приоткрылись. Хоббиты не подали и знака.

Внезапно, с изумительной ловкостью и проворством Горлум оттолкнулся от земли и прыгнул, как кузнечик или лягушка, рванувшись вперёд, в темноту. Но это было именно то, чего Фродо и Сэм ожидали. Сэм оказался на нём раньше, чем тот успел сделать два шага после своего прыжка, а Фродо схватил его сзади за ногу и опрокинул.

— Пожалуй, твоя верёвка опять пригодится, Сэм, — сказал он.

Сэм вытащил верёвку.

— А куда это ты собрался в этих холодных, суровых краях, мистер Горлум? — проворчал он. — Любопытно нам знать, да, весьма любопытно. Ручаюсь, чтобы отыскать кое-каких своих друзей-орков. Ах ты, мерзкая предательская тварь! Эту верёвку следовало бы накинуть тебе на шею, да затянуть потуже!

Горлум лежал тихо, не пытаясь выкинуть что-нибудь ещё. Он не ответил Сэму, только метнул на него быстрый злобный взгляд.

— Всё, что нам требуется, это какой-нибудь поводок, который не даст ему удрать, — сказал Фродо. — Нам нужно, чтобы он шёл, поэтому не стоит связывать ему ноги, или руки, которыми он, похоже, пользуется не меньше. Привяжи ему один конец к лодыжке, да держи другой покрепче.

Он стоял над Горлумом, пока Сэм завязывал узел. Результат ошарашил их обоих: Горлум принялся тонко, пронзительно верещать, совершенно невыносимо для ушей, корчиться, пытаясь пастью достать до лодыжки, и кусать верёвку, не переставая при этом визжать.

Наконец Фродо убедился, что ему действительно больно, но причиной служит вовсе не узел: он проверил его и нашёл, что тот не только не слишком тугой, но в действительности едва ли достаточно плотный. Сэм оказался мягче, чем его речи.

— Что это с тобой? — спросил он. — Раз уж ты пытаешься удрать, приходится тебя привязывать, но мы не хотим причинять тебе боль.

— Нам больно, нам больно, — прошипел Горлум. — Она леденит, она грызёт! Её свили эльфы, проклятье им! Злые, жестокие хоббиты! Именно поэтому мы пытались бежать, конечно поэтому, прелесть. Мы догадались, что эти хоббиты будут жестокими. Они ходят к эльфам, беспощадным эльфам с яркими глазами. Снимите её с нас! Нам больно!

— Нет, я не сниму её с тебя, — сказал Фродо. — Разве только… — Он на мгновение запнулся, размышляя. — Разве только ты сможешь дать мне такое обещание, чтобы я поверил.

— Мы поклянёмся делать то, что он хочет, да, да-с-с-с, — ответил Горлум, всё ещё извиваясь и хватая себя за лодыжку. — Нам больно.

— Поклянёшься? — спросил Фродо.

— Смеагорл, — неожиданно проговорил Горлум совершенно отчётливо, широко открыв глаза и не сводя с Фродо странно заблестевшего взгляда, — Смеагорл поклянётся на Прелести.

Фродо внутренне напрягся, и снова Сэм был изумлён его словами и суровым голосом.

— На Прелести? И ты посмеешь? — сказал он. — Подумай!

Кольцо, чтоб найти их, Кольцо — чтоб свести их

И Силой Всевластия вместе сковать их.

Ты хочешь поклясться этим, Смеагорл? Оно примет твою клятву, но оно более предательское, чем ты. Оно может исказить твои слова. Берегись!

Горлум трусливо съёжился.

— На Прелести, на Прелести! — повторил он.

— И какую же клятву ты собираешься дать? — спросил Фродо.

— Быть очень, очень хорошим, — сказал Горлум. Затем он подполз к ногам Фродо и простёрся перед ним, хрипло шепча, и содрогаясь всем телом, словно произносимые слова пробирали его ужасом до самых костей. — Смеагорл поклянётся никогда, никогда не позволить Ему завладеть им. Никогда! Смеагорл сбережёт его. Но он должен поклясться на Прелести.

— Нет, не на нём, — возразил Фродо, глядя на него сверху вниз с суровым сожалением. — Всё, что ты хочешь, это увидеть его и коснуться его, если удастся, хотя ты знаешь, что это сведёт тебя с ума. Не на нём. Клянись им, если хочешь. Ибо ты знаешь, где оно. Да, ты знаешь, Смеагорл. Оно перед тобой.

На мгновение Сэму почудилось, что его хозяин вырос, а Горлум сжался: высокая, суровая тень, могучий господин, скрывающий свой блеск под серым плащом, а у его ног маленькая скулящая собака. И тем не менее эти двое были чем-то сродни и не вовсе чужды друг другу, ибо они могли читать в мыслях друг друга. Горлум приподнялся и раболепно ухватил Фродо за колени.

— Прочь! Прочь! — сказал Фродо. — Ну, давай своё обещание!

— Мы обещаем, да, я обещаю! — проговорил Горлум. — Я буду служить хозяину Прелести. Хорош хозяин — хорош Смеагорл. Горрлум, горрлум, — внезапно зарыдал он снова и опять принялся кусать себя за лодыжку.

— Сними верёвку, Сэм, — велел Фродо.

Сэм неохотно подчинился. Горлум немедленно вскочил и начал прыгать вокруг, словно легавая, спущенная хозяином с цепи. С этого мгновения в нём произошла перемена, которая исчезла далеко не сразу. При разговоре он меньше шипел и свистел, и он обращался прямо к собеседнику, а не к своей прелести. Он съёживался и вздрагивал, если они приближались к нему или делали резкое движение, и избегал прикосновения их эльфийских плащей, но вёл себя дружелюбно и вызывал самую настоящую жалость своим стремлением угодить. Он давился смехом и скакал от удовольствия, если раздавалась шутка и даже если Фродо просто ласково заговаривал с ним, и плакал, если он упрекал его. Сэм предпочитал отмалчиваться. Он испытывал к нему ещё меньше доверия, чем прежде, и новый Смеагорл, будь то вообще возможно, нравился ему гораздо меньше старого.

— Ладно, Горлум, или как там тебя ещё звать, — сказал он. — Давай к делу! Луна зашла, а ночь-то продолжается. Лучше бы нам двинуться.

— Да, да, — согласился Горлум, прыгая вокруг. — Мы идём! Между северной и южной оконечностью есть только один путь. Я нашёл его, да, нашёл. Орки им не пользуются, орки его не знают. Орки не ходят через Болота, они обходят их кругом, мили и мили. Очень удачно, что вы пошли этой дорогой. Очень удачно, что вы нашли Смеагорла, да. Следуйте за Смеагорлом!

Он отошёл на несколько шагов и вопросительно оглянулся, словно собака, приглашающая их на прогулку.

— Погоди, Горлум! — крикнул Сэм. — Не удирай слишком далеко вперёд! Учти, я от тебя не отстану, и верёвка у меня наготове!

— Нет, нет! — сказал Горлум. — Смеагорл обещал.

Они двинулись в путь глубокой ночью, под суровыми, холодными звёздами. Некоторое время Горлум вёл их обратно к северу практически по их же следам, затем забрал вправо от отвесного края Эмин Муила и спустился по изрезанным каменистым склонам к безбрежной болотистой низине. Они быстро и тихо растворились во мгле. Над всеми лигами пустых земель перед воротами Мордора нависло чёрное безмолвие.

Глава II Переход через Болота

Горлум двигался быстро, выставив вперёд голову на длинной шее, и частенько используя руки так же хорошо, как и ноги. Фродо и Сэм всеми силами старались не отставать от него, но тот, по-видимому, больше и не думал о побеге и если они отставали, то оборачивался и ждал. Спустя некоторое время он вывел их к краю той самой узкой расселины, на которую хоббиты уже натыкались, но теперь они были гораздо дальше от холмов.

— Это здесь! — воскликнул он. — Здесь тропа вниз, да. Теперь мы пойдём по ней — дальше, дальше, туда.

Он указал на юго-восток, на болота, чья вонь, тяжёлая и гнилостная, била в ноздри даже в холодном ночном воздухе.

Горлум порыскал по краю и, наконец, позвал хоббитов:

— Здесь! Здесь мы можем спуститься. Смеагорл шёл однажды этой тропой: я шёл этой тропой, прячась от орков.

Он полез первым, и, следуя за ним, хоббиты спустились во мрак. Это было нетрудно, так как расселина в этом месте была не более пятнадцати футов глубиной и около двенадцати шириной. На дне её бежала вода: фактически, это было русло одной из мелких речушек, которые струились с холмов, пополняя стоячие омуты и трясины за их пределами. Горлум повернул вправо, более или менее к югу, и зашлёпал лапами по мелкому ручейку с каменистым дном. Казалось, ему было очень приятно чувствовать воду, и он кудахтал себе под нос, временами даже начиная квакать нечто вроде песни:

Холодный, суровый край,

Мне руки не кусай,

И ноги не грызи.

Обломки скал и камней

Острее старых костей,

Еды и не ищи.

Но лужи и ручьи

Прохладны и свежи,

Приятно в них войти!

И мы теперь хотим…

Ха! Ха! А что мы хотим? — спросил он, искоса поглядывая на хоббитов, и проквакал. — Мы скажем вам. Давным-давно он отгадал это, Торбинс отгадал.

Его глаза сверкнули, и Сэм, уловив в темноте этот блеск, нашёл его весьма неприятным.

Жива, но не дышит,

Как смерть, холодна,

Не пьёт, хоть водою окружена.

В кольчугу одета, хоть не звенит,

Попав же на берег, о прошлом грустит.

И отмель сухая — гора для неё,

Источника струи —

Сквозняк для неё.

Так гладко и светло тело её,

И великая радость встретить её.

Как же нам не хотеть

Эту рыбку схватить,

Ароматную, сладкую рыбку!

Эти слова только ещё настоятельнее напомнили Сэму о проблеме, которая волновала его с тех пор, как он понял, что его хозяин решил взять Горлума в качестве проводника: проблема питания. Ему и в голову не приходило, что хозяин тоже мог задуматься об этом, но он допускал, что уж Горлум-то наверняка подумал. В самом деле, каким образом Горлуму удавалось поддерживать себя в течение всех своих одиноких блужданий? "Не слишком-то хорошо, — решил про себя Сэм. — Он выглядит прямо-таки умирающим с голоду. Держу пари, он не станет привередничать и если тут не найдётся рыбы, быстренько попытается проверить, каковы на вкус хоббиты… разумеется, если сумеет захватить нас спящими. Ладно, не сумеет; во всяком случае, не Сэма Скромби".

Они шли, то и дело спотыкаясь, по извилистой тёмной расселине долго, очень долго: во всяком случае, так показалось усталым ногам Фродо и Сэма. Расселина свернула к востоку, расширилась и начала постепенно мелеть. Наконец в небе над их головами забрезжил первый, ещё серый, свет утра. Горлум не выказывал признаков усталости, но тут бросил взгляд вверх и остановился.

— День близок, — прошептал он, словно день был чем-то таким, что может подслушать и наброситься на него. — Смеагорл хочет остаться здесь: я хочу остаться здесь, и Жёлтое Лицо не увидит меня.

— Мы были бы рады увидеть солнце, — ответил Фродо, — но мы останемся здесь. Мы слишком устали, чтобы идти сейчас дальше.

— Не слишком умно с вашей стороны радоваться Жёлтому Лицу, — возразил Горлум. — Оно освещает вас. Славные, благоразумные хоббиты останутся со Смеагорлом. Вокруг орки и злобные твари. Они дальнозорки. Останьтесь и укройтесь со мной!

Троица расположилась на отдых под каменистым бортиком расселины. Он был теперь не более чем в рост высокого человека, а у его основания тянулась приподнятая широкая полоска плоских сухих камней. Вода бежала по гравию ближе к другой стороне. Фродо и Сэм уселись на каменную плиту и прислонились спинами к бортику. Горлум шлёпал в потоке и шарил в воде.

— Нам нужно немного подкрепиться, — сказал Фродо. — Ты голоден, Смеагорл? У нас мало что есть, но мы поделимся с тобой, чем можем.

При слове голоден бледные глаза Горлума разгорелись зелёным светом и чуть было не выскочили из глазниц на его тощем нездоровом лице. На мгновение он вновь вернулся к прежней манере Горлума:

— Мы из-с-голдодались, да, мы очень голодны-с-с, прелес-с-сть, — проговорил он. — А что они едят? У них есть славные рыбки-с-с?

Его язык замелькал между жёлтыми клыками, облизывая бесцветные губы.

— Нет, у нас нет рыбы, — ответил Фродо. — У нас в запасе только вот это, — он показал ему галету лембас, — и вода, если вода здесь годится для питья.

— Да-с-с, да-с-с, славная водичка, — отозвался Горлум. — Пейте её, пейте, пока можно! Но что это за запасец, прелесть? Это хрустит? Это вкусно?

Фродо отломил кусочек галеты и протянул ему на обёртке из листа. Горлум понюхал лист, и лицо его исказилось: по нему пробежала судорога отвращения и мелькнула тень прежней злобы.

— Смеагорл нюхал это! — сказал он. — Листья из страны эльфов, га! Они воняют! Он взбирался на такое дерево и не мог отмыть вонь со своих рук, моих милых ручек.

Бросив лист, он взял лембас за краешек, куснул разок, плюнул и затрясся от приступа кашля.

— Ах, нет! — прошипел он, брызгая слюной. — Вы пытались задушить бедного Смеагорла. Пыль и пепел, он не может есть это. Он должен голодать. Но Смеагорл не придаёт этому значения. Славные хоббиты! Смеагорл обещал. Он поголодает. Он не может есть пищу хоббитов. Он поголодает. Бедный, тощий Смеагорл!

— Мне очень жаль, — сказал Фродо, — но боюсь, что не смогу помочь тебе. Я думаю, эта еда пошла бы тебе на пользу, если бы ты попытался проглотить её. Но может быть, ты не в состоянии даже попытаться, во всяком случае, не сейчас.

Хоббиты молча жевали лембас. Сэм думал, что, так или иначе, а теперь на вкус они гораздо лучше, чем уже долгое время: отвращение Горлума словно возвратило для него их прежний аромат. Но ему было неуютно. Горлум караулил каждый отправляемый в рот кусочек, как собака, ждущая за ужином у стула. Только когда хоббиты закончили есть и приготовились отдыхать, он, очевидно, убедился, что у них нет припрятанных деликатесов, которые он мог бы разделить с ними. Тогда он отошёл на несколько шагов, уселся там и тихонько заскулил.

— Послушайте! — шепнул Сэм Фродо, но не слишком тихо, поскольку не очень-то заботился о том, услышит его Горлум или нет. — Нам бы поспать, но только не одновременно, учитывая этого голодного разбойника под боком. Обещал он там или нет, Смеагорл или Горлум, но, держу пари, он не бросит так сразу свои привычки. Вы ложитесь, мистер Фродо, а я разбужу вас, когда не смогу больше держать веки открытыми. Будем, пока он на свободе, как и прежде, дежурить по очереди.

— Возможно, ты прав, Сэм, — ответил Фродо, не понижая голоса. — Он действительно изменился, но в какую сторону и насколько глубоко, я ещё не знаю. Говоря серьёзно, не думаю, что есть повод для беспокойства… пока. Но, если хочешь, карауль. Дай мне пару часов, не больше, а затем разбуди меня.

Фродо был так утомлён, что голова его упала на грудь, и, едва договорив, он уже спал. Горлум, похоже, больше ничего не опасался. Он свернулся клубком и заснул — быстро и совершенно беззаботно. Только его дыхание с тихим свистом вырывалось сквозь клыки, а сам он лежал неподвижно, как камень. Спустя немного Сэм, который боялся, что тоже провалится в сон, если будет сидеть, прислушиваясь к дыханию своих спутников, поднялся и легонько толкнул Горлума. Его ладони дрогнули и сжались, но больше он не шевельнулся. Сэм наклонился и тихонько шепнул ему на ухо "рыб-с-с", — никакой реакции, даже частота дыхания Горлума не изменилась.

Сэм почесал голову.

— Кажется, действительно спит, — пробормотал он. — И если б я был он, он бы никогда больше не проснулся.

Он отогнал от себя невольно возникшие в уме мысли о мече и верёвке, вернулся и сел рядом с хозяином.

Когда он проснулся, небо над ним было тусклым: не светлее, а темнее, чем когда они завтракали. Сэм вскочил на ноги. По ощущению бодрости и голода он внезапно понял, что проспал весь день, не меньше девяти часов. Фродо всё ещё крепко спал, теперь лёжа на боку и вытянувшись. Горлума не было видно. В голове Сэма промелькнули разные бранные клички на свой счёт, извлечённые из обильного отеческого запаса изречений его старика, но затем ему пришло на ум, что хозяин-то был прав: на данный момент караулить абсолютно незачем. Во всяком случае, оба они были живы и не задушены.

— Несчастный лиходейщик! — пробормотал он, наполовину раскаиваясь. — Хотел бы я знать, куда он сейчас-то потащился?

— Не далеко, не далеко! — отозвался голос над ним.

Сэм взглянул вверх и увидел силуэт крупной головы Горлума и его ушей на фоне вечернего неба.

— Эй, что ты там делаешь? — воскликнул Сэм, чьи подозрения вернулись сразу же, стоило ему увидеть эту фигуру.

— Смеагорл голоден, — ответил Горлум. — Скоро вернусь.

— Возвращайся немедленно! — крикнул Сэм. — Эй! Вернись!

Но Горлум исчез.

Фродо проснулся от крика, сел и протёр глаза.

— Привет! — сказал он. — Что-то случилось? Сколько времени?

— Понятия не имею, — отозвался Сэм. — Наверное, уже после заката. А он куда-то удрал. Говорит, что голоден.

— Неважно! — сказал Фродо. — Тут уж ничего не поделаешь. Но он вернётся, вот увидишь. Он пока не нарушит своего обещания. Да и в любом случае, он не покинет свою Прелесть.

Фродо весьма спокойно отнёсся к тому факту, что они проспали несколько часов бок о бок с Горлумом, причём с очень голодным Горлумом, оставленным совершенно без присмотра.

— Не стоит припоминать бранные клички, которыми награждал тебя старик, — сказал он. — Ты просто вымотался, да и обернулось всё к лучшему: мы оба отдохнули. А нам предстоит тяжёлый путь, худший из всех возможных.

— Кстати о еде, — деловито заметил Сэм. — Сколько примерно нам понадобится, чтобы сделать дело? А когда оно будет сделано, что будем делать потом? Этот дорожный хлеб, он просто удивительно поддерживает на ногах, хоть, если так можно выразиться, при всём почтении к тем, кто его сделал, не удовлетворяет толком желудка, во всяком случае, по моим ощущениям. Но ведь есть-то приходится каждый день, и больше его от этого не становится. Я так прикидываю, что у нас осталось, скажем, недели на три или около того, да и то, если затянуть пояса и не баловать зубы. До сих пор мы обходились с нашими припасами несколько расточительно.

— Я не знаю, сколько нам понадобится до… до конца, — сказал Фродо. — Мы ужасно задержались в холмах. Но, Сэммиум Скромби, мой дорогой хоббит… в самом деле, Сэм, дражайший мой хоббит, лучший мой друг, не думаю, что нам стоит размышлять о том, что будет потом. Сделать дело, как ты говоришь… можно ли надеяться, что нам это вообще удастся? А если даже и удастся, кто знает, что из этого выйдет? Если Одно пойдёт в огонь, а мы будем рядом? Я спрашиваю тебя, Сэм, есть ли вероятность, что после этого мы снова будем испытывать нужду в хлебе? Думаю, что нет. Полагаю, всё, что мы можем сделать, это продержаться ровно столько, чтобы дойти до Роковой Горы. Боюсь, для меня и этого окажется слишком много.

Сэм молча кивнул. Он взял руку хозяина, склонился над ней, но не поцеловал, хотя его слёза капнула на руку Фродо. Затем он отвернулся, провёл рукавом по носу, встал и принялся бродить вокруг, пытаясь насвистывать и то и дело повторяя между этими попытками:

— Где эта проклятая тварь?

На самом деле Горлум вернулся довольно быстро, но он так тихо подошёл, что они не слышали его, пока он не очутился перед ними. Его лицо и пальцы были вымазаны чёрной грязью. Он всё ещё жевал и пускал слюни. Что именно он пережёвывал, они не спросили, им даже думать про это не хотелось.

"Червей, жуков или что-нибудь склизкое из дыр, — решил про себя Сэм. — Брр! Мерзкое создание, несчастный лиходейщик!"

Горлум не стал разговаривать, пока вдоволь не напился и не вымылся в ручье. Затем он подошёл к хоббитам, облизывая губы.

— Так лучше, — сказал он. — Вы отдохнули? Готовы идти? Славные хоббиты, они так замечательно спали. Верите теперь Смеагорлу? Очень, очень хорошо.

Следующая стадия их пути мало отличалась от предыдущей. По мере продвижения вперёд расселина становилась всё мельче и положе. Дно освободилось от камней, стало землистым, и постепенно её борта превратились в обыкновенные берега. Ручей принялся петлять и блуждать. Ночь близилась к концу, но теперь луна и звёзды были закрыты тучами, и они узнали о наступлении дня только по медленному распространению сумеречного серого света.

В холодный предрассветный час они добрались до конца русла. Берега перешли в мшистую дельту. Вода с журчанием переливалась через последний порожек источенных камней и, падая с него, терялась в буром болоте. Сухие камыши свистели и шелестели, хотя ветра не чувствовалось.

Впереди и со всех сторон лежали теперь обширные топи и трясины, простирающиеся в сумеречном свете к югу и востоку. Над тёмными, нездоровыми омутами крутился и клубился туман. В душном, неподвижном воздухе висело зловоние. Вдалеке, теперь почти точно на юге, неясно вырисовывались горные стены Мордора, подобные чёрной полосе рваных туч, плывущих над полным опасностей и покрытым туманом морем.

Хоббиты теперь были полностью в руках Горлума. Они не знали и не могли догадаться в этом неверном свете, что на деле достигли только северного края болот, основная масса которых лежала от них к югу. Они могли бы, если бы знали местность, пусть ценой небольшой задержки, отойти немного назад и затем, свернув к востоку, попасть окольным путём на твёрдые тропы, ведущие к голой равнине Дагорлада, поля древней битвы перед воротами Мордора. Но и этот курс не сулил много надежды. На каменистой равнине не было укрытия, и по ней пролегали основные пути орков и солдат Врага. Даже плащи Лориэна не спасли бы их там.

— Куда мы теперь направимся, Смеагорл? — спросил Фродо. — Нам, что, придётся пересечь эти зловонные топи?

— Не обязательно, совсем не обязательно, — отозвался Горлум. — Нет, если хоббиты хотят добраться до чёрных гор и очень быстро увидеть Его. Немного назад и немного в обход, — его худая рука махнула на северо-восток, — и вы сможете выйти по жёстким холодным дорогам к самым воротам Его страны. Там много Его людей заняты высматриванием гостей и с радостью доставят их прямо к Нему. О, да. Его Глаз всегда смотрит в ту сторону. Он поймал там Смеагорла, очень давно. — Горлум содрогнулся. — Но Смеагорл с тех пор воспользовался своими глазами, да, да. С тех пор я использовал глаза, ноги и нос. Я знаю другой путь. Более сложный, не такой быстрый, но лучше, если вы не хотите увидеть Его. Следуйте за Смеагорлом! Он проведёт вас через болота, через туманы, милые плотные туманы. Следуйте за Смеагорлом очень осторожно, и вы сможете проделать длинный путь, действительно длинный путь, прежде чем Он схватит вас, да, возможно.

Был уже день, безветренное угрюмое утро; болотные испарения лежали тяжёлыми пластами. Ни один луч не пронизывал низкие плотные тучи, и Горлум горел желанием продолжать путь немедленно, так что после короткого привала они снова двинулись дальше и вскоре затерялись в тенях безмолвного мира, отрезанные от всех окрестных земель, потеряв из виду и нагорье, которое покинули, и горы, к которым направлялись. Они молча шли цепочкой: Горлум, Сэм, Фродо.

Фродо выглядел самым усталым из всех троих и, хотя продвигались они медленно, он часто отставал. Хоббиты вскоре обнаружили, что то, что выглядело подобно безбрежным топям, в действительности было бесконечной сетью омутов, мягкой грязи и извилистых руслец, среди которых искусный глаз и верная нога могли отыскать проход. Горлум, безусловно, обладал таким искусством, и оно понадобилось ему всё. Его голова на длинной шее непрестанно поворачивалась то туда, то сюда, когда он принюхивался, всё время бормоча про себя что-то. Иногда он поднимал руку и останавливал их, а сам, пригнувшись, проходил немного вперёд и тщательно ощупывал почву пальцами рук или ног или просто прислушивался, прижав ухо к земле.

Идти было тоскливо и утомительно. В этом заброшенном краю всё ещё медлила холодная, навязчивая зима. Единственной зеленью была накипь бледной ряски на тёмной, маслянистой поверхности стоячих вод. В тумане маячили мёртвые травы и гнилые камыши, словно оборванные призраки давно забытых лет.

Пока день медленно тянулся дальше, слегка посветлело, и туман поднялся, сделавшись тоньше и прозрачнее. Где-то высоко над гнилью и испарениями окружавшего их мира, золотое солнце свободно скользило сейчас по безоблачной стране с полами из ослепительно сверкающей пены, но лишь мимолётную тень его могли они видеть снизу: подёрнутую туманом, бледную, не дающую ни тепла, ни цвета. Однако даже это слабое напоминание о присутствии солнца заставило Горлума скорчить гримасу и передёрнуться. Он не повёл их дальше, и они расположились на отдых, сжавшись, как маленькие загнанные зверьки на краю высоких бурых тростниковых зарослей. Стояло глубокое безмолвие, лишь слегка нарушаемое с поверхности слабым трепетом полых стеблей и сломанных узких листьев, дрожащих в слабом токе воздуха, которого они не ощущали.

— Ни птицы! — мрачно заметил Сэм.

— Нет, птиц нет, — отозвался Горлум. — Славные птички! — Он облизнул клыки. — Птиц здесь нет. Есть змеи, черви, водяные твари. Множество тварей, много мерзких тварей. Птиц нет, — закончил он печально.

Сэм посмотрел на него с отвращением.

Так прошёл третий день их путешествия с Горлумом. Прежде чем в более счастливых землях удлинились вечерние тени, они снова двинулись в путь, всё дальше и дальше, позволяя себе лишь короткие остановки. И их-то они делали не столько для отдыха, сколько для того, чтобы помочь Горлуму, потому что теперь даже ему приходилось продвигаться с большой осторожностью, и временами он был в затруднении. Они вошли в самое сердце Гиблых Болот, и было темно.

Они брели медленно, ссутулившись, тесной вереницей, внимательно повторяя каждое движение, сделанное Горлумом. Болота стали сырее, открываясь в широкие стоячие озёра, среди которых всё труднее и труднее становилось отыскивать местечки потвёрже, где можно было бы ступить ногой, не провалившись при этом в чавкающую грязь. Путники были легки, иначе никто из них не смог бы найти тропы сквозь эти топи.

Постепенно стало совсем темно: сам воздух казался чёрным и тяжёлым для дыхания. Когда появились огоньки, Сэм протёр глаза: ему показалось, что у него с головой что-то неладно. Сначала он увидел один огонёк краешком левого глаза — зеленоватая струйка, растворившаяся вдали, — но вскоре показались другие: некоторые походили на тускло светящийся дым, некоторые на чадящее пламя, неторопливо трепещущее над невидимыми свечами, то там, то здесь они изгибались, подобно призрачным свиткам, которые разворачивают невидимые руки. Но никто из его спутников не проронил ни слова.

Наконец Сэм не смог этого больше выносить.

— Что всё это такое, Горлум? — спросил он шёпотом. — Эти огни? Они все теперь вокруг нас. Мы в ловушке? Кто они?

Горлум поднял глаза. Перед ним чернела вода, и он ползал по земле то туда, то сюда, сомневаясь в выборе дороги.

— Да, они все вокруг нас, — прошептал он. — Шаловливые огоньки. Свечи трупов, да, да. Не обращайте на них внимания! Не смотрите! Не следуйте за ними! Где хозяин?

Сэм оглянулся и обнаружил, что Фродо снова отстал. Он не мог видеть его. Сэм вернулся на несколько шагов назад, в темноту, не смея отходить далеко или позвать громче, чем хриплым шёпотом. Внезапно он наткнулся на Фродо, который стоял в глубоком раздумье, уставившись на бледные огни. Его руки безвольно висели по бокам, с них капали вода и ил.

— Идёмте, мистер Фродо! — позвал Сэм. — Не смотрите на них. Горлум говорит, нельзя. Давайте-ка не отставать от него и выбираться из этого проклятого места так быстро, как сможем… если сможем!

— Порядок! — сказал Фродо, словно очнувшись ото сна. — Я иду. Ступай вперёд!

Торопливо двинувшись обратно, Сэм споткнулся, зацепив ногой за старый корень или кочку, и упал всей тяжестью на руки, которые глубоко погрузились в жидкую грязь, так что его лицо тесно прижалось к поверхности тёмной жижи. Раздался слабый свист и вырвался скверный запах; огоньки замигали, заплясали и закружились вихрем. На мгновение ему показалось, что он смотрит не в воду, а в окно, застеклённое грязным стеклом. Выдернув руки из болота, Сэм с криком вскочил на ноги.

— Там мертвецы! В воде мёртвые лица! — проговорил он с ужасом. — Лица погибших!

Горлум рассмеялся.

— Гиблые Болота, да, да, так их зовут, — проквакал он. — Тебе не следовало бы заглядывать вглубь, когда зажжены свечи.

— Кто они? Что они? — с дрожью спросил Сэм, обращаясь к Фродо, который стоял теперь позади него.

— Я не знаю, — как во сне, ответил Фродо. — Но я тоже их видел. В трясине, когда зажжены свечи. Они лежат во всех омутах, бледные лица, глубоко, глубоко под тёмной водой. Я видел их: жестокие и злобные лица, и благородные лица, и печальные; много лиц величественных и прекрасных, с водорослями в серебряных волосах. Но все разлагающиеся, все гниющие, все мёртвые. В них — беспощадный свет. — Фродо закрыл глаза руками. — Я не знаю, кто они, но мне кажется, что я видел там людей, и эльфов, и орков среди них.

— Да, да, — сказал Горлум. — Все мёртвые, все гниющие. Эльфы, и люди, и орки. Гиблые Болота. В древности здесь была великая битва, да, так рассказывали ему, когда Смеагорл был молод, когда я был молод, прежде, чем появилась Прелесть. Это была великая битва. Высокие люди с длинными мечами, и ужасные эльфы, и вопящие орки. Они бились на равнине у Чёрных Ворот дни и месяцы. Но с тех пор Болота разрослись, всё наползали да наползали, и поглотили могилы.

— Но ведь это было больше эпохи назад, — заметил Сэм. — На деле-то мёртвых здесь быть не может! Наверное, тут какое-то колдовство, вымышленное в Чёрной Стране?

— Кто знает? Смеагорл не знает, — ответил Горлум. — Вы не можете достать их, не можете коснуться их. Мы пытались однажды, да, прелесть. Я пытался однажды, но их нельзя достать. Возможно, это лишь тени для глаз, не для рук. Нет, прелесть! Все мертвы.

Сэм мрачно посмотрел на него и снова содрогнулся, думая, что догадался, зачем Смеагорл пытался коснуться их.

— Ладно, я не хочу их видеть, — сказал он. — Никогда больше! Может, пойдём дальше и выберемся наконец отсюда?

— Да, да, — сказал Горлум. — Но медленно, очень медленно. Очень осторожно! Иначе хоббиты пойдут вниз, чтобы присоединиться к мертвецам и зажечь маленькие свечки. Следуёте за Смеагорлом! Не смотрите на огни!

Он пополз вправо, нащупывая тропу в обход трясины. Хоббиты шли за ним попятам, пригнувшись и часто пользуясь руками, как и он. "Три прелестных маленьких Горлума рядком, вот чем мы станем, если и дальше будет так продолжаться", — думал Сэм.

Наконец они достигли края чёрной топи и пересекли её, что было очень опасно, ползком или перескакивая с одной кочки на другую. Часто они, оступившись или упав на руки в вонючую, как выгребная яма, воду, барахтались в чёрной жиже, пока не перепачкались и не перемазались почти по шею так, что едва могли терпеть запах друг друга.

Была поздняя ночь, когда они, наконец, снова выбрались на более твёрдую почву. Горлум шипел и шептал себе под нос, но выглядел довольным: каким-то таинственным образом, пользуясь смесью осязания, обоняния и недюжинной памятью о формах в темноте, он, похоже, опять точно определил, где находится, и знал, куда двигаться дальше.

— Ну, теперь пойдём вперёд! — сказал он. — Славные хоббиты! Храбрые хоббиты! Конечно очень, очень устали, как и мы, моя прелесть, все мы. Но мы должны увести хозяина прочь от коварных огней, да, да, должны.

С этими словами он снова двинулся почти рысью вниз по проходу, напоминавшему длинную тропку между камышами, и они заковыляли за ним так быстро, как могли. Но вскоре он неожиданно остановился и с сомнением понюхал воздух, шипя, словно его опять что-то встревожило или раздосадовало.

— В чём дело? — недовольно буркнул Сэм, неверно истолковав его поведение. — Что тут нюхать? Эта сногсшибательная вонища и без того просто в носу вязнет. Ты воняешь, и хозяин воняет, и всё вокруг воняет.

— Да, да, и Сэм воняет! — ответил Горлум. — Бедный Смеагорл чует это, но хороший Смеагорл терпит это. Помогает славному хозяину. Но дело не в этом. Воздух движется, приближается какая-то перемена. Смеагорл удивлён, он не счастлив.

Горлум снова двинулся вперёд, но его беспокойство нарастало; он то и дело выпрямлялся в полный рост и вытягивал шею, поворачивая голову на юг и на восток. Некоторое время хоббиты не могли ни услышать, ни почувствовать то, что его тревожило. Затем внезапно они остановились все втроём, замерев и прислушиваясь. Фродо и Сэму показалось, что они слышат вдалеке долгий воющий крик, высокий, тонкий, мучительный. Хоббиты задрожали. В то же мгновение они ощутили движение воздуха; резко похолодало. Пока они стояли, напрягая уши, до них донёсся звук, напоминающий отдалённый порыв ветра. Расплывчатые огоньки заколебались, потускнели и погасли.

Горлум не двигался. Он стоял, сотрясаемый крупной дрожью и бормоча про себя, пока несущийся над болотами ветер не ударил в них с рёвом и свистом. Ночь стала менее тёмной, во всяком случае, достаточно светлой, чтобы различить, как свиваются и уносятся с этим порывом бесформенные клубы тумана. Взглянув верх, они увидели, что тучи рвутся и расползаются, и высоко на юге проглядывает луна, несущаяся в летящих клочьях облаков.

При этом зрелище сердца хоббитов на мгновение приободрились, но Горлум сжался на земле, бормоча проклятия Белому Лицу. Затем Фродо и Сэм, не сводившие глаз с неба и глубоко дышавшие освежённым воздухом, заметили, как приближается нечто вроде маленького облака, летящего с проклятых холмов, чёрная тень, выпущенная Мордором, огромный силуэт, крылатый и зловещий. Он промелькнул на фоне луны и с убийственным криком помчался на запад, обгоняя ветер в своем жутком полёте.

Они упали ничком, не глядя, куда, и прижались к холодной земле. Но ужасная тень описала круг и вернулась, промчавшись теперь ниже, прямо над ними, сметая своими призрачными крыльями болотную вонь. А затем она исчезла, умчавшись обратно в Мордор со скоростью гнева Саурона, и вслед за ней унёсся ветер, оставив Гиблые Болота голыми и чёрными. Нагая пустошь, насколько хватало глаз, вплоть до грозно высящихся вдали гор, пестрела пятнами яркого лунного света.

Фродо и Сэм поднялись, протирая глаза, словно дети, которые пробудились от кошмарного сна и обнаружили, что мир всё ещё погружён в спокойную, привычную ночь. Но Горлум продолжал лежать на земле, как оглушённый. Они с трудом растолкали его, и некоторое время он не решался поднять лицо, стоя на локтях и коленях и прикрывая затылок длинными плоскими ладонями.

— Призраки! — выл он. — Крылатые Призраки! Их хозяин Прелесть. Они видят всё, всё. Ничто не может укрыться от них. Проклятье Белому Лицу! И они рассказывают обо всём Ему. Он видит, Он знает. Ах, горрлум, горрлум, горрлум!

И до тех пор, пока луна скрылась, опустившись далеко на западе за Тол Брандиром, он не соглашался ни подняться, ни начать двигаться.

С этого времени Сэму показалось, что он опять ощущает в Горлуме перемену. Он держался более угодливо и подчёркнуто дружелюбно, но Сэма удивляло странное выражение, проскальзывавшее временами в его глазах, особенно когда он смотрел на Фродо, и он всё чаще и чаще возвращался к своей прежней манере речи. Кроме того, у Сэма появился ещё один повод для растущего беспокойства. Фродо выглядел усталым, усталым до крайней степени. Он ничего не говорил, — собственно, он вообще практически не раскрывал рта — и не жаловался, но переставлял ноги, словно тот, кто несёт груз, вес которого всё время возрастает, и тащился всё медленнее и медленнее, так что Сэму частенько приходилось просить Горлума обождать и не бросать хозяина позади.

Действительно, с каждым шагом, приближающим к воротам Мордора, Фродо чувствовал, как Кольцо на цепочке вокруг шеи наливается гнетущей тяжестью. Теперь он начал воспринимать его, как всамделишное бремя, тянущее его к земле. Но гораздо больше его смущал Глаз, как он называл его про себя. Именно он, а не гнёт Кольца, вызывал желание съёжиться и заставлял сутулиться при ходьбе. Глаз: ужасное, всё усиливающееся ощущение враждебной воли, которая могучим усилием пытается пронзить все тени от туч, земли и плоти и увидеть его, пришпилить, нагого и неподвижного, своим убийственным взглядом. И так тонки, так слабы и тонки стали завесы, которые ещё сдерживают её. Фродо знал совершенно точно, где средоточие этой воли, её теперешнее место пребывания, как человек с закрытыми глазами может указать направление на солнце. Он был обращён лицом к ней, и её могущество билось о его лоб.

Возможно, нечто подобное чувствовал и Горлум. Но что происходит в его низком сердце под давлением Глаза, жаждой Кольца, которое было так близко, и раболепным обещанием, данным наполовину из страха перед холодным железом, хоббиты не могли сказать. Фродо вообще об этом не думал. Мысли Сэма были заняты в основном хозяином, и он едва обращал внимание на тёмное облако, окутавшее его собственное сердце. Теперь он шёл позади Фродо и внимательно следил за каждым его движением, поддерживая, когда тот спотыкался и стараясь ободрить неуклюжими словами.

Когда наконец наступил день, хоббиты удивились тому, насколько придвинулись зловещие горы. Воздух стал чище и холоднее, и стены Мордора, хотя ещё далёкие, уже не казались грозной тучей на горизонте, но возвышались как хмурые чёрные бастионы поперёк унылой пустоши. Болота кончились, уступив место мёртвым торфяникам и широким полям сухой, растрескавшейся грязи. Местность впереди полого поднималась длинными голыми склонами к пустыне, лежащей перед воротами Саурона.

Пока не угас серый свет, они сидели под чёрным камнем, забившись под него, как черви, на случай, если вновь промчится крылатый ужас и выследит их своими безжалостными глазами. От оставшейся части похода в их памяти сохранился только всё усиливающийся, неотвязный страх без всяких светлых промежутков. Ещё две долгие ночи пробирались они по унылому бездорожью. Сам воздух, как им казалось, стал едким, с горьким запахом, который делал дыхание прерывистым и иссушал рты.

Наконец, на пятое утро после того, как они отправились в путь вместе с Горлумом, они ещё раз остановились. Перед ними упирались в крышу из туч и дыма высокие горы, тёмные в рассветном сумраке. От их подножия отходили громадные уступы и отдельные холмы, до ближайшего из которых оставалось по меньшей мере около двенадцати миль. Фродо в ужасе огляделся. Страна, которую медленно подкрадывающийся день постепенно являл его блуждающему взору, была ужасней, чем Гиблые Болота и сухие вересковые пустоши Ничейных земель. Даже на болота с лицами погибших ещё может прийти измождённый призрак зелёный весны, но в этот край никогда не вернутся ни весна, ни лето. Здесь не было ничего живого, даже чешуйчатых корок, питающихся гнилью. Зиявшие омуты задыхались от пепла и грязевых потёков тошнотворного белого и серого оттенка, словно сами горы извергли на эти земли испражнения своих недр. Высокие курганы раскрошенных, превращённых в пыль скал, огромные конусы взорванной, отравленной земли тянулись бесконечными рядами, словно какое-то непотребное кладбище, медленно проступающее в неверном свете.

Они достигли пустыни, лежащей перед Мордором, вечного памятника тёмного дела его рабов, который сохранится даже тогда, когда забудутся все его цели; осквернённая, неизлечимо больная земля, которая останется такой, пока не придёт Великое Море и не омоет её забвением.

— Меня тошнит, — сказал Сэм.

Фродо промолчал.

Некоторое время они стояли, подобно тому, как люди на грани сна, в котором затаились кошмары, отгоняют их от себя, хотя знают, что лишь погрузившись в их тень, смогут открыть глаза навстречу свету утра. Свет разливался и становился ярче. Зияющие ямы и ядовитые насыпи проявились с отвратительной ясностью. Взошло солнце, пробираясь между тучами и полосами дыма, но даже солнечный свет был осквернён. Хоббиты не могли приветствовать этот свет: он казался враждебным, выдающим всю их беспомощность — их, маленьких, писклявых призраков, блуждающих по свалке Чёрного Властелина.

Слишком усталые, чтобы идти дальше, они присмотрели местечко, где могли бы отдохнуть. Некоторое время они молча сидели в тени шлаковой насыпи, но из неё сочились вонючие удушливые испарения, от которых перехватывало горло. Горлум поднялся первым. Он подхватился, брызгая слюной и бранясь, и, не взглянув на хоббитов и ничего не сказав им, пополз на четвереньках прочь. Фродо и Сэм поползли за ним, пока не очутились в широкой, почти круглой яме с высоким западным бортом. Она была холодной и мёртвой, а её дно покрывал зловонный слой многоцветного ила. В этой скверной дыре они и укрылись, надеясь избежать в её тени внимания Глаза.

День медленно тянулся. Их мучила сильная жажда, но они выпили лишь по нескольку капель из бутылок, наполненных последний раз в расщелине, которая теперь, когда они мысленно оглядывались назад, представлялась мирным прелестным местом. Хоббиты установили очерёдность дежурства. Сначала они были утомлены настолько, что никто из них не мог спать, но, когда солнце где-то вдали опустилось в медленно ползущее облако, Сэм задремал. Была очередь Фродо караулить. Он лежал на спине на склоне ямы, но это не облегчало ощущения тяготившего его бремени. Он смотрел вверх на исчерченное дымными полосами небо и видел странные призраки, тёмные фигуры всадников и лица из прошлого. Он потерял счёт времени, колеблясь между сном и явью, пока забвение не овладело им.

Внезапно Сэм проснулся: ему почудилось, что он слышал оклик хозяина. Был вечер. Фродо не мог окликнуть его, потому что он крепко спал, соскользнув почти на дно ямы. Рядом был Горлум. На мгновение Сэму показалось, что тот пытается разбудить Фродо, но потом он понял, что ошибся. Горлум разговаривал сам с собой. Смеагорл спорил с кем-то, кто пользовался тем же самым голосом, но делал его квакающим и шипящим. Пока он говорил, его глаза загорались то бледным, то зелёным светом.

— Смеагорл обещал, — сказал первый.

— Да, да, моя прелесть, — прозвучал ответ. — Мы обещали сберечь нашу Прелесть, не дать Ему получить её, никогда. Но оно идёт к Нему, да, ближе с каждым шагом. Интересно, что хоббит собирается делать с ним, да, нам интересно.

— Я не знаю. Я ничего не могу с этим поделать. Оно у хозяина. Смеагорл обещал помочь хозяину.

— Да, да, помочь хозяину, хозяину Прелести. Но, если бы мы были хозяин, тогда мы могли бы помочь себе сами, да, и всё же сдержать обещание.

— Но Смеагорл сказал, он будет очень, очень хорошим. Славный хоббит! Он снял жестокую верёвку с ноги Смеагорла. Он добро говорит со мной.

— Очень, очень хорошим, э-э, моя прелесть? Будь хорошим, хорошим, как рыба, сладенький, но для себя-с-с. Не вредя славному хоббиту, конечно, нет, нет.

— Но обещание хранит Прелесть, — возразил голос Смеагорла.

— Тогда возьми его, — сказал другой, — и храни его сам! Тогда мы станем хозяином, горрлум! Заставить другого хоббита, мерзкого, подозрительного хоббита, заставить его ползать, да, горрлум!

— Но не славного хоббита?

— О, нет. Нет, если это будет нам неприятно. Однако он Торбинс, моя прелесть, да, Торбинс. А Торбинс украл его. Он нашёл его и не сказал ничего, ничего. Мы ненавидим Торбинсов.

— Нет, не этого Торбинса.

— Да, каждого Торбинса. Всех, кто держит у себя Прелесть. Мы должны получить его!

— Но Он увидит. Он узнает. Он отберёт его у нас!

— Он видит. Он знает. Он слышал, как мы давали глупое обещание — вопреки его приказам, да. Должен взять его. Призраки ищут. Должен взять его.

— Не для Него!

— Нет, сладенький. Смотри, моя прелесть: если оно у нас, тогда мы сможем сбежать, даже от Него, э-э? Возможно, мы станем очень сильны, сильнее Призраков. Лорд Смеагорл? Горлум Великий? Господин Горлум! Есть рыбу каждый день, трижды в день, свежую, с моря. Прелестнейший Горлум! Должны взять его. Мы хотим его, мы хотим его, мы хотим его!

— Но их двое. Они проснутся слишком быстро и убьют нас, — заскулил Смеагорл в последней попытке. — Не теперь. Не сейчас.

— Мы хотим его! Но… — тут наступила долгая пауза, словно проснулась другая мысль. — Не сейчас, э-э? Возможно, и нет. Она может помочь. Она может, да.

— Нет, нет! Не таким образом! — взвыл Смеагорл.

— Да! Мы хотим его! Мы хотим его!

Каждый раз, когда говорил второй голос, длинная рука Горлума медленно ползла, перебирая пальцами, вперёд, к Фродо, а затем внезапно отдёргивалась назад, когда слово опять брал Смеагорл. Наконец обе руки с длинными скрюченными и дрожащими пальцами потянулись к его шее.

Сэм лежал тихо, захваченный этим спором, но следя за каждым движением Горлума сквозь полуприкрытые веки. В его немудрёных суждениях главной опасностью со стороны Горлума представлялся обычный голод, желание съесть хоббита. Теперь он понял, что это не так: Горлум чувствовал ужасный зов Кольца. Он, конечно, был Чёрный Властелин, но Сэм задавался вопросом, кем может быть Она, и решил, что это наверняка кто-нибудь из отвратительных приятелей маленького негодяя, которых он завёл в своих странствиях. Но затем этот вопрос вылетел у него из головы, потому что всё явно зашло слишком далеко и становилось опасным. Все его члены сковывала огромная тяжесть, однако он сделал над собой усилие и сел. Нечто заставило его быть осторожным и не открывать, что он подслушал спор. Сэм громко вздохнул и широко зевнул.

— Сколько времени? — сонно пробормотал он.

Сквозь клыки Горлума вырвался долгий свист. Мгновение он стоял, напряженно и угрожающе, а потом рухнул на четвереньки и пополз к краю ямы.

— Славные хоббиты! Славный Сэм! — сказал он. — Засони, да, засони! Оставили хорошего Смеагорла караулить! Но уже вечер. Подкрадываются сумерки. Время идти.

"Самое время! — подумал Сэм. — И время нам расстаться тоже".

Но одновременно с этим в его уме возникло неприятное соображение, что теперь, пожалуй, отпустить Горлума едва ли не опаснее, чем держать при себе.

— Проклятье! Чтоб он подавился! — пробормотал Сэм себе под нос и заковылял вниз будить хозяина.

Как ни странно, Фродо чувствовал себя отдохнувшим. Он хорошо выспался. В этой заражённой стране его посетило прекрасное сновидение, и тёмная тень миновала. Ничто от сна не сохранилось в его памяти, кроме ощущения радости, но на сердце стало легче. Бремя уже не так тяжело лежало на нём. Горлум приветствовал его буквально с собачьим восторгом. Он кудахтал, болтал, хрустел своими длинными пальцами и хватал Фродо за колени. Фродо улыбнулся ему.

— Успокойся! — сказал он. — Ты вёл нас хорошо и добросовестно. Осталось последнее. Доведи нас до Ворот, и я не попрошу тебя идти дальше. Приведи нас к Воротам, и можешь ступать, куда пожелаешь, — только не к нашим врагам.

— К Воротам, э-э? — квакнул Горлум, явно ошарашенный и испуганный. — К Воротам, сказал хозяин?! Да, он сказал так. И хороший Смеагорл сделает, что он просит. О, да. Но когда мы подойдём поближе, тогда, может быть, мы увидим, тогда мы посмотрим. Они выглядят совсем не привлекательно. О, нет! О, нет!

— Да шевелись ты! — буркнул Сэм. — Нечего рассусоливать!

В сгущающихся сумерках они выбрались из ямы и принялись медленно пробираться по мёртвой стране. Но не успели они отойти далеко, как снова ощутили тот ужас, который обрушился на них, когда крылатая тень промчалась над болотами. Они замерли, съёжившись на зловонной земле, но не разглядели в хмуром вечернем небе ничего, и вскоре угроза прошла, пронеслась высоко над ними, отправившись, возможно, с каким-то срочным поручением из Барат-дура. Немного погодя, Горлум встал и снова пополз вперёд, бормоча что-то и дрожа всем телом.

Примерно через час после полуночи страх обрушился на них в третий раз, но теперь угроза казалась более отдалённой, словно пронеслась мимо гораздо выше облаков, умчавшись с чудовищной скоростью к западу. Тем не менее, Горлум был вне себя от ужаса и не сомневался, что охотятся именно за ними, что про их приближение известно.

— Трижды! — скулил он. — Три раза угроза. Они чувствуют нас, чувствуют Прелесть. Прелесть их хозяин. Мы не можем идти дальше этой дорогой, нет. Это бесполезно, бесполезно!

Просьбы и уговоры на него больше не действовали. Горлум согласился встать только тогда, когда Фродо сердито приказал ему, положив руку на рукоять меча. Тогда он с ворчанием поднялся и пошёл вперед, как побитая собака.

Так они брели, превозмогая усталость, весь остаток ночи и, пока не забрезжил очередной страшный день, шли молча, понурив головы и ничего не видя и не слыша, кроме ветра, свистевшего им в уши.

Глава III Черные ворота закрыты

Ещё до рассвета следующего дня их путешествие к Мордору завершилось. Болота и пустошь остались позади. Перед ними, темнея на фоне бледного неба, воздвигли свои грозные головы великие горы.

С запада Мордор ограничивала угрюмая полоса Эфель Дуата, Чёрных гор, а с севера — изломанные пики и голые хребты Эред Литуи, Изгарных гор, серых, как пепел. Но там, где эти горные гряды сближались друг с другом, будучи в действительности частыми гигантской стены вокруг мрачных равнин Литлада и Горгората и срединного горького внутреннего моря Нурнена, они выбрасывали к северу длинные отроги, и между этими отрогами оставался глубокий узкий проход. Это был Гирит Горгор, Колдовское или Призрачное Ущелье, вход в страну Врага. Высокие утёсы с обеих сторон здесь понижались и выбрасывали из своей пасти два крутых холма, чёрных и голых. На них стояли Клыки Мордора, две башни, высокие и крепкие. В далёком прошлом они были построены гондорцами в дни их гордости и могущества после низвержения Саурона и его бегства, чтобы не позволить ему вернуться в своё прежнее королевство. Но сила Гондора истощилась, и люди уснули, и долгие годы башни стояли пустыми. Затем Саурон вернулся. Теперь сторожевые башни, лежавшие в руинах, были восстановлены и заполнены оружием и неусыпной охраной. Облицованные камнем, они смотрели узкими бойницами на север, восток и запад, и каждое окно было полно недрёманных глаз.

Поперёк устья ущелья, от утёса к утёсу Чёрный Властелин воздвиг крепостную стену. В ней были единственные железные ворота, и за зубцами непрестанно ходили взад и вперёд часовые. У подножия холмов с обеих сторон скалы были просверлены сотнями пещер и червоточин, в которых таились орды орков, готовых по сигналу выплеснуться наружу, подобно устремляющимся на войну чёрным муравьям. Никто не мог пройти Клыки Мордора и не почувствовать их укуса, кроме призванных Сауроном или знающих тайный пароль, который открыл бы Мораннон, чёрные ворота его страны.

Двое хоббитов с отчаянием вглядывались в башни и стену. Даже издалека они различали в сумеречном свете движение чёрных часовых по стене и стражу перед воротами. Сейчас они лежали, выглядывая из-за края, в каменистой лощине под далеко отброшенной тенью самого северного уступа Эфель Дуата. Ворона, рассекающая крыльями тяжёлый воздух, быть может, пролетела бы напрямик не более фарлонга от места их укрытия до чёрной вершины ближайшей башни. Над ней курился слабый дымок, словно в глубине холма, на котором она стояла, тлел огонь.

День пришёл, и над безжизненными хребтами Эред Литуи блеснуло чахлое солнце. Затем внезапно раздался рёв медных труб: они гремели со сторожевых башен, и издалека, от скрытых застав и сторожевых постов в холмах, доносился ответный клич, и ещё дальше, очень далеко, но низко и зловеще, гулко пророкотали с равнин по ту сторону ворот рога и барабаны Барат-дура. В Мордор пришёл очередной страшный день ужаса и каторжного труда, и ночные стражи сзывались в их казематы и подземные залы, а дневные стражи, мрачные и со злобными глазами, маршировали на свои посты. За зубцами тускло отблёскивала сталь.

— Ладно, мы здесь! — сказал Сэм. — Вот Ворота, и сдаётся мне, что они не ближе, чем прежде. Тут я ручаюсь, хотя мой старик уж не упустил бы случая сказать пару слов, если бы увидел меня сейчас! Он частенько говаривал, что я плохо кончу, если не буду смотреть, куда иду, было дело. Да только вряд ли мне доведется ещё раз повидать его. Ну, что ж, он упустит случай повторить своё "я-ж-те-толковал-Сэм", и очень жаль. Если б я только мог опять увидеть его старое лицо, он мог бы толковать мне что угодно, пока дыхания хватит. Только сперва мне пришлось бы хорошенько вымыться, иначе он меня и не признает… Думаю, не стоит спрашивать "какой дорогой мы пойдём теперь"? Дальше нам не пройти: разве что попросим орков, чтоб они нас подбросили.

— Нет, нет! — отозвался Горлум. — Бесполезно. Мы не можем идти дальше. Смеагорл говорил так. Он сказал: мы придём к Воротам, и тогда мы посмотрим. И мы смотрим. О да, моя прелесть, мы смотрим. Смеагорл знал, что хоббиты не смогут идти этой дорогой. О да, Смеагорл знал.

— Тогда какого рожна, спрашивается, ты нас сюда притащил? — бросил Сэм, не будучи расположенным быть справедливым или благоразумным.

— Так сказал хозяин. Хозяин сказал: приведи нас к Воротам. Хороший Смеагорл так и сделал. Так сказал хозяин, мудрый хозяин.

— Сказал, — подтвердил Фродо. Его лицо было хмурым и застывшим, но решительным. Он был грязен, измучен и очень устал, но он больше не сомневался, и глаза его были ясными. — Я сказал так, потому что собираюсь войти в Мордор и не знаю другой дороги. Поэтому я пойду здесь. Я никого не прошу следовать за мной.

— Нет, нет, хозяин! — взвыл Горлум, вцепившись в него, словно в большой муке. — Не иди этим путём! Не надо! Не неси Прелесть к Нему! Если Он получит его, Он проглотит нас всех, проглотит весь мир. Береги его, славный хозяин, и будь добр к Смеагорлу. Не дай Ему завладеть им. Или уходи, уходи в славные места, а его верни обратно маленькому Смеагорлу. Да, да, хозяин, отдай его, э-э? Смеагорл сбережёт его, он сделает много хорошего, особенно для славных хоббитов. Хоббиты отправятся домой. Не ходи к Воротам!

— Мне велено идти в Мордор, поэтому я пойду, — сказал Фродо. — Если туда только один путь, я должен воспользоваться им. И будь, что будет.

Сэм ничего не сказал. Для него было достаточно взглянуть Фродо в лицо: он знал, что слова тут не помогут. И, помимо всего прочего, он с самого начала никогда не имел какой-либо реальной надежды на успех этого предприятия, но, будучи жизнерадостным хоббитом, он и не нуждался в надежде, пока миг отчаяния ещё не наступил. Но теперь они дошли до горького конца. Только вот всю дорогу он не отходил от своего хозяина, именно ради этого он, собственно говоря, и пошёл, и он не отстанет от него. Его хозяин не пойдёт в Мордор один. Сэм пойдёт с ним, и в любом случае, им нужно будет избавиться от Горлума.

Между тем Горлум, судя по всему, пока отставать по-хорошему, не собирался. Он стоял на коленях у ног Фродо, квакая и ломая руки.

— Не этой дорогой, хозяин! — умолял он. — Есть другой путь. О да, действительно есть. Другой путь, темнее, и отыскать его труднее, более тайный. Но Смеагорл знает его. Позволь Смеагорлу показать его тебе!

— Другой путь! — с сомнением произнёс Фродо, изучающе посмотрев вниз, на Смеагорла.

— Да-с-с, да-с-с, действительно! Был другой путь. Смеагорл нашёл его. Давайте пойдём и посмотрим, там ли он ещё.

— Ты не упоминал о нём прежде.

— Нет. Хозяин не спрашивал. Хозяин не говорит, что он собирается делать. Он не сказал бедному Смеагорлу. Он сказал: Смеагорл, приведи меня к Воротам, а потом до свидания! Смеагорл может убежать и вести себя хорошо. Но теперь он говорит: я собираюсь войти в Мордор этим путём. Так Смеагорл очень испуган. Он не хочет потерять славного хозяина. И он обещал, хозяин заставил его пообещать спасти Прелесть. Но хозяин собирается отнести его к Нему, прямо в его Чёрную Руку, если хозяин пойдёт этой дорогой. Значит, Смеагорл должен спасти их обоих, и он думает о другом пути, который был здесь когда-то. Славный хозяин. Смеагорл очень хороший, всегда поможет.

Сэм нахмурился. Если бы он мог просверлить глазами в Горлуме дырки, он сделал бы это. Его мысли были полны сомнений. По всей видимости, Горлум действительно страдал и действительно стремился помочь Фродо. Но Сэм, помня подслушанный спор, никак не мог поверить, что долго подавляемый Смеагорл одержал верх: во всяком случае, его голос не сказал последнего слова в споре. Сэм предполагал, что половинки Смеагорла и Горлума (или, как он их называл про себя, Крадучка и Вонючка) заключили перемирие и временный союз: ни один не хотел, чтобы Кольцо досталось Врагу, оба хотели уберечь Фродо от плена и держать его перед глазами как можно дольше, во всяком случае, до тех пор, пока у Вонючки ещё сохраняется шанс наложить лапу на его "прелесть". Существует ли в действительности другая дорога в Мордор, Сэм сомневался.

"И здорово, что ни одна половинка старого негодяя не знает, что собирается сделать хозяин, — думал он. — Знай он, что мистер Фродо пытается положить конец его Прелести на веки вечные, бьюсь об заклад, неприятности начались бы очень быстро. Во всяком случае, старый Вонючка так напуган Врагом — а он ведь выполняет, или выполнял, какие-то его приказы, — что он скорее выдаст нас, чем рискнёт быть пойманным на том, что оказывает нам помощь, и, может быть, скорее выдаст, чем позволит расплавить его Прелесть. В конце концов, таково моё мнение. И надеюсь, что хозяин всё это тщательно обдумает. Он не глупее прочих, но он мягкосердечен, вот в чём дело. Ни одному Скромби не догадаться, как он поступит в очередной раз".

Фродо не стал сразу отвечать Горлуму. Пока в медлительном, но проницательном уме Сэма проносились все эти сомнения, Фродо стоял, всматриваясь в чёрный утёс Кирит Горгора. Лощина, в которой они нашли укрытие, была врезана в бок низкого холма несколько выше уровня длинной, похожей на траншею долины, протянувшейся между внешними отрогами горной стены. Посередине этой долины вздымалось чёрное основание западной сторожевой башни. Утренний свет позволял теперь ясно различить дороги, бледные и пыльные, что сходились у Ворот Мордора: одна вилась назад, на север, другая терялась на востоке в туманах, липнущих к подножию Эред Литуи, третья бежала к ним. Она круто огибала башню, попадала в долину и проходила неподалёку от ложбинки, где прятались хоббиты. К западу от неё, вправо от Фродо, она поворачивала, опоясывая горные плечи, и уводила к югу, в глубокие тени, которые окутывали западные склоны Эфель Дуата, а дальше, уже за пределами его взгляда, тянулась по узкой полосе земель между горами и Великой Рекой.

Вглядевшись, Фродо понял, что на равнине перед ним происходят какие-то серьёзные перемещения. Казалось, что на подходе целые армии, хотя и скрытые большей частью дымом и парами, которые наносило сюда с оставшихся позади болот и пустошей. Однако то здесь, то там проблескивали копья и шлемы, а по ровным участкам вдоль дорог скакали многочисленные отряды всадников. Фродо вспомнилось видение, открывшееся ему с вершины Амон Хена всего несколько дней тому назад, хотя сейчас казалось, что с тех пор прошли годы и годы. Теперь он понял, что надежда, на краткий миг окрылившая тогда его сердце, была тщетной. Трубы не бросали вызов, а приветствовали. Это не было натиском на Чёрного Властелина людей Гондора, поднявшихся, подобно мстительным духам, из могил давно минувшей доблести. Здесь были люди иной расы, из бескрайних восточных земель, собравшиеся по зову их Властелина; целые армии, которые на ночь расположились лагерем перед его Воротами, а теперь стройными рядами входили внутрь, увеличивая его и без того возросшие силы. Словно внезапно полностью осознав всю опасность их положения — одиноких, в усиливающемся дневном свете, так близко к грозным врагам, — Фродо быстро надвинул на голову свой лёгкий серый капюшон и отступил поглубже в лощинку. Затем он обратился к Горлуму.

— Смеагорл, — сказал он. — Я доверюсь тебе ещё раз. Похоже, у меня нет иного выбора и такова уж моя судьба, принять помощь от тебя, от кого я меньше всего ожидал получить её. А твоя судьба — помочь мне, кого ты так долго преследовал со злым умыслом. До сих пор ты служил мне хорошо и честно держал своё слово. Честно, говорю я и думаю тоже, — добавил он, глянув на Сэма, — потому что мы уже дважды были в твоей власти, и ты не причинил нам вреда. И не пытался взять у меня то, что некогда искал. Может быть, третий раз окажется самым лучшим! Но я предупреждаю тебя, Смеагорл, ты в опасности.

— Да, да, хозяин, — отозвался Горлум. — В страшной опасности! Тело Смеагорла трепещет при мысли о ней, но он не убежит прочь. Он должен помочь славному хозяину.

— Я не о той опасности, которая грозит всем нам, — возразил Фродо. — Я имею в виду опасность, грозящую тебе одному. Ты поклялся тем, что называешь Прелестью. Помни это! Оно не даст нарушить обещание, но будет пытаться исказить его так, чтобы оно обернулось к твоей погибели. Это уже происходит. Ты только что выдал себя мне, совершенно по-дурацки: "Верни его Смеагорлу", — сказал ты. Не повторяй этого! Не позволяй этой мысли укорениться в тебе! Ты никогда не получишь его назад, но жажда завладеть им может привести тебя к горькому концу. Ты никогда не получишь его назад. При крайней необходимости, Смеагорл, я надену Прелесть, а Прелесть давно стала твоим хозяином. Если я, надев её, дам тебе приказ, то ты подчинишься, даже если будет приказано броситься в пропасть или прыгнуть в огонь. А мой приказ будет именно таков. Так будь осторожен, Смеагорл!

Сэм глядел на своего хозяина с одобрением, но не без изумления: в его лице и голосе было нечто такое, чего он никогда не видел прежде. Он всегда считал, что доброта мистера Фродо настолько велика, что изрядно граничит со слепотой. Разумеется, при этом, вопреки всякой логике, он был не менее твердо убеждён в том, что мистер Фродо — мудрейшее существо в мире (быть может, за исключением старого мистера Бильбо и Гэндальфа). Надо полагать, что Горлум, со своей стороны, тоже мог допустить сходную ошибку, спутав доброту и слепоту, тем более что его знакомство с Фродо было гораздо короче. Во всяком случае, эта речь смутила и ужаснула его. Он корчился на земле, не в силах выговорить ни одного внятного слова, кроме "славный хозяин".

Фродо терпеливо выждал некоторое время, затем заговорил снова, менее сурово:

— А теперь, Горлум или, если хочешь, Смеагорл, расскажи мне об этом другом пути и объясни, если сумеешь, сулит ли он надежду, достаточную для того, чтобы я свернул с лежащей передо мной прямой дороги. Я спешу.

Но Горлум пребывал в жалком состоянии: угроза Фродо совершенно выбила его из колеи. Было непросто извлечь хоть сколько-нибудь ясный ответ из его бормотания, кваканья и частых отступлений, во время которых он ползал по земле, умоляя их быть милостивыми к "бедному маленькому Смеагорлу". Постепенно он немного успокоился, и Фродо мало-помалу выяснил, что если путник пойдёт по дороге, что поворачивает к западу от Эфель Дуата, он со временем попадёт на перепутье в круге чёрных деревьев. Правая дорога спускается к Осгилиату и мостам на Андуине, средняя дорога ведёт на юг.

— Всё дальше, дальше и дальше, — сказал Горлум. — Мы никогда не ходили тем путём, но говорят, что он тянется на сотни лиг, пока не становится видна Великая Вода, которая никогда не успокаивается. Там много рыбы, и большие птицы едят рыб, славные птички, но мы никогда не были там, увы, нет! Нам не представилось случая. А дальше, говорят, там есть и другие страны, но Жёлтое Лицо очень горячо там, а хоть какие-нибудь облачка редки, а люди там свирепы и с чёрными лицами. Мы не хотим видеть те края!

— Нет! — согласился Фродо. — Но не уклоняйся в сторону. Куда ведёт третий путь?

— О да, о да, там есть третий путь, — отозвался Горлум. — Это дорога, ведущая влево. Она сразу начинает взбираться вверх, вверх, поднимаясь петлями обратно к высоким теням. Когда она завернёт за чёрную скалу, вы увидите её, она внезапно откроется перед вами, и вам захочется спрятаться.

— Увидим её? Увидим что?

— Старую крепость, очень древнюю, очень страшную теперь. Мы часто слушали легенды юга, давным-давно, когда Смеагорл был молод. О да, мы рассказывали много историй вечерами, сидя на берегах Великой Реки в ивняках, когда Река тоже была моложе, горрлум, горрлум.

Он принялся рыдать и бормотать. Хоббиты терпеливо ждали.

— Предания юга, — снова начал Горлум, — о высоких людях со сверкающими глазами и их домах, подобных холмам из камня, и о серебряной короне их короля и его Белом Дереве, дивные истории. Они строили очень высокие башни, и одна из тех, которые они воздвигли, была серебристо-белой, и в ней был камень, подобный луне, и её окружали высокие белые стены. О да, было много историй о Лунной Крепости.

— Это, должно быть, Минас Итил, построенный Исилдуром, сыном Элендила, — заметил Фродо. — Это Исилдур отрубил палец Врага.

— Да, у Него их всего четыре на Чёрной Руке, но и их достаточно, — содрогнувшись, проговорил Горлум. — И он ненавидит город Исилдура.

— Он всё ненавидит, — сказал Фродо. — Но какое отношение имеет Лунная Крепость к нам?

— В общем, хозяин, она была там, и она там есть: высокая башня, и белые дома, и стена, но теперь вовсе не славные, не прекрасные. Он завладел ею очень давно. Теперь это очень страшное место. Путники дрожат при виде его, стараются незаметно скрыться, избегают её тени. Но хозяину придётся пойти этим путём. Это единственный другой путь, потому что горы там ниже, и древний тракт взбирается всё выше и выше, пока не достигает тёмного перевала на вершине, а затем опять спускается вниз, вниз, к Горгороту.

Голос Горлума упал до шёпота, и он снова задрожал.

— Но нам-то чем это поможет? — спросил Сэм. — Враг наверняка знает всё о своих собственных горах, и тракт охраняется так же тщательно, как тут. Ведь крепость-то не пуста?

— О нет, не пуста! — прошептал Горлум. — Она выглядит пустой, но не пуста, о нет! Там живут очень страшные существа. Орки, да, всюду орки, но там живёт и кое-что похуже, да, похуже. Дорога поднимается прямо под тень стен и упирается в ворота. Ничто не может двигаться по ней, чтобы они не знали об этом. Те, что внутри, знают: Безмолвные Стражи.

— Так значит, вот что ты советуешь? — сказал Сэм. — Мы должны долго тащиться на юг, чтобы оказаться в таком же затруднительном, а может, даже худшем положении, чем здесь, если пойдём, конечно.

— Нет, вовсе нет, — ответил Горлум. — Хоббиты должны выслушать, должны попытаться понять. Он не ожидает нападения с той стороны. Его Глаз смотрит повсюду, но на одни места внимательнее, чем на другие. Он не может увидеть сразу всё, пока ещё не может. Понимаете, он подчинил все земли к западу от Чёрных Гор до самой Реки, и сейчас удерживает мосты. Он думает, что никто не сможет подойти к Лунной Крепости без большого сражения у мостов или не приготовив множество лодок, которые не спрячешь и о которых Он будет знать.

— Что-то ты больно много знаешь о том, что Он делает и думает, — сказал Сэм. — Уж не толковал ли ты с Ним недавно? Или попросту снюхался с орками?

— Нет, славный хоббит, нет, рассудительный, — сказал Горлум, метнув на Сэма гневный взгляд и поворачиваясь к Фродо. — Смеагорл разговаривал с орками, да, конечно, прежде чем он встретил хозяина, и со многими ещё: он странствовал очень долго. А то, что он говорит теперь, говорят многие. Главная опасность для Него, и для нас, здесь, на севере. Придёт день, когда Он выйдет из Чёрных Ворот, придёт скоро. Это единственный путь, по которому могут пройти большие армии. Но за дорогу на западе он не боится, и там есть Безмолвные Стражи.

— Вот именно! — подхватил Сэм, не позволяя отделаться от себя. — И нам следует подойти к ним, постучаться в их ворота и спросить, правильно ли мы идём в Мордор? Или они слишком молчаливы, чтобы ответить? Не вижу смысла. С тем же успехом мы можем проделать всё это здесь, избавив себя от длительной прогулки.

— Не стоит так шутить, — прошипел Горлум. — Это не смешно, о нет! Не забавно. Нет смысла вообще пытаться войти в Мордор. Но если хозяин говорит "я должен идти" или "я хочу идти", тогда ему придётся попробовать какой-нибудь путь. Но ему не придётся идти в тот страшный город. О нет, конечно нет. Тут и поможет Смеагорл, славный Смеагорл, хотя никто не говорит ему, зачем всё это. Смеагорл опять поможет. Он нашёл её. Он знает её.

— Что ты нашёл? — спросил Фродо.

Смеагорл совсем сжался, и его голос снова упал до шёпота:

— Маленькую тропку, ведущую в горы, а затем лестницу, узкую лестницу. О да, очень длинную и узкую. А затем ещё ступеньки. А затем… — голос его ещё больше понизился, — туннель, тёмный туннель, и, наконец, небольшая расселина и тропа, что идёт выше основного перевала. Этим путём Смеагорл выбрался из тьмы. Но это было годы назад. Теперь тропа могла исчезнуть, но, может быть, и нет, может быть, нет.

— Что-то мне всё это совсем не нравится, — сказал Сэм. — Слишком уж здорово звучит, во всяком случае, на словах. Если эта тропа до сих пор существует, то она тоже должна охраняться. Ведь она охранялась, а, Горлум?

Когда он задал этот вопрос, то уловил, или ему показалось, что уловил, как глаза Горлума блеснули зелёным. Горлум заворчал, но не ответил.

— Она охраняется? — спросил Фродо сурово. — И бежал ли ты из тьмы, Смеагорл? А может быть, тебе просто позволили уйти, с поручением? Так, по крайней мере, считал Арагорн, который отыскал тебя у Гиблых Болот несколько лет назад.

— Это ложь! — зашипел Горлум, и глаза его вспыхнули злобным светом при упоминании Арагорна. — Он оболгал меня, да. Я бежал, несчастный я, сам бежал. Действительно, мне велели искать Прелесть, и я искал и искал, конечно, искал. Но не для Чёрного. Прелесть была наша, она была моя, я вам говорю. Я бежал.

Фродо ощутил странную уверенность, что здесь Горлум как раз не так уж далёк от истины, как можно подозревать, что он действительно нашёл каким-то образом дорогу из Мордора и, во всяком случае, уверен, что сделал это благодаря собственной ловкости. Вдобавок Фродо отметил, что Горлум использовал "я", что обычно служило знаком тех редких мгновений, когда удавалось возобладать остаткам былой правдивости и искренности. Но даже если Горлум и не лгал в этом, Фродо не забывал о воле Врага. "Бегство" могло быть допущено или подстроено и хорошо известно в Чёрной Крепости. И в любом случае, Горлум совершенно определённо о многом недоговаривал.

— Я спрашиваю тебя ещё раз, — сказал он. — Эта тайная тропа охраняется?

Но имя Арагорна привело Горлума в мрачное расположение духа. Его несправедливо подозревали во лжи, тогда как в данном случае он сказал правду, или часть правды. Он не ответил.

— Она охраняется? — повторил Фродо.

— Да, да, возможно. В этих краях нет безопасных мест, — угрюмо отозвался Горлум. — Нет безопасных мест. Но хозяин должен попытаться или уйти домой. Другого пути нет.

Они не сумели добиться от него ничего больше. Название этого опасного места и высокого перевала он не мог или не хотел сообщить.

Его называли Кирит Ангол, и имя это пользовалось недоброй славой. Арагорн, возможно, сообщил бы им это название и объяснил его смысл, Гэндальф предостерёг бы их. Но хоббиты были одни, и Арагорн был далеко, а Гэндальф стоял среди развалин Скальбурга и боролся с Саруманом, задержанный предательством. Но даже в те мгновения, когда он произносил свои последние слова, обращённые к Саруману, и палантир высек искры из ступеней Ортханка, думы Гэндальфа были с Фродо и Сэмом; его мысль неслась к ним сквозь лиги и лиги с надеждой и жалостью.

Быть может, Фродо, сам не зная, почувствовал её, как тогда, на Амон Хене, хоть и был уверен, что Гэндальф сгинул, сгинул навеки во мраке далёкой Мории. Он долго сидел на земле, молча, склонив голову и пытаясь припомнить всё, что говорил ему Гэндальф. Но он не мог воскресить в памяти совета, который помог бы ему сделать сейчас выбор. В самом деле, они лишились руководства Гэндальфа слишком рано, слишком рано, когда Чёрная Страна была ещё далеко. Гэндальф никогда не говорил, каким образом они смогут войти в неё. Возможно, он не мог сказать. Однажды он рискнул проникнуть в оплот Врага на севере, в Дол Гулдур. Но в Мордор, к Огненной Горе и в Барат-дур с тех пор, как Чёрный Властелин вновь усилился… заходил ли он туда когда-либо? Фродо так не думал. И вот ему, маленькому невысоклику из Шира, простому хоббиту из мирной сельской страны, предстояло найти дорогу туда, куда великие мира сего не могли или не смели идти. Это была злая участь. Но он сам выбрал её в своей собственной гостиной далёкой весной прошлого года, столь далёкой, что теперь она казалась главой из легенды о юности мира, когда ещё цвели оба дерева, Серебряное и Золотое. Горький выбор. Какой дорогой он должен пойти? И если на обеих ждут ужас и смерть, то что толку в выборе?

Настал день. Глубокая тишина упала на маленькую серую лощинку, в которой они лежали так близко от границ ужасной страны: молчание было почти ощутимым, словно плотная завеса, отрезавшая их от остального мира. Над ними был свод бледного неба, исчерченного полосами дыма, но он казался таким высоким и далёким, словно виделся с самого дна толщи сгустившегося от вражьей мысли воздуха.

Даже орёл, парящий под солнцем, не смог бы заметить хоббитов, сидящих под гнётом тяжёлой судьбы молча, без движения, закутавшись в свои тонкие серые плащи. На миг он мог бы приостановиться, чтобы рассмотреть Горлума: тощую фигурку, простёртую на земле, возможно, истлевший скелет какого-то человеческого детёныша, на котором ещё держались лохмотья, с длинными руками и ногами, белыми, почти как кости, и тонкими, как кости, — ни кусочка плоти, стоящей клевка.

Фродо сидел, опустив голову на колени, а Сэм лежал на спине с руками под головой и бездумно смотрел из-под капюшона в пустое небо. По крайней мере, оно оставалось пустым довольно долго. Но вскоре Сэму показалось, что он видит тёмную, похожую на птицу фигуру, парящую кругами, которая то появлялась, то исчезала из поля его зрения. За ней последовали ещё две, потом четвёртая. Они выглядели совсем маленькими, однако он каким-то образом знал, что на самом деле они громадны, с огромным размахом крыл и парят на большой высоте. Он рывком сел, натянул капюшон на глаза и сжался в комочек, ощущая тот же страх, который предостерегал его о присутствии Чёрных Всадников, беспомощный ужас, возникший от принесённого ветром крика и промелькнувшей на фоне луны тени, хотя сейчас не такой сокрушительный и непреодолимый — угроза была гораздо дальше. Но угроза была. Фродо тоже её почувствовал. Его мысли смешались. Он вздрогнул и пошевелился, но не взглянул вверх. Горлум съёжился, как загнанный в угол паук. Крылатые тени описали круг и стремительно ринулись вниз, торопясь вернуться в Мордор.

Сэм глубоко перевёл дух.

— Снова Всадники, над нами, в воздухе, — хрипло прошептал он. — Я видел их. Как вы думаете, они-то способны разглядеть нас? Они были очень высоко. А если они такие же Чёрные Всадники, как прежде, тогда они не могут толком видеть при дневном свете, верно?

— Нет, наверное, нет, — сказал Фродо. — Но их кони видели. И эти крылатые твари, на которых они сидят теперь, возможно, видят острее, чем другие существа. Они похожи на гигантских стервятников. Они выглядывают что-то; боюсь, что Враг начеку.

Чувство страха прошло, но окутывавшая их тишина нарушилась. Некоторое время они ощущали себя отрезанными от мира, словно находились на невидимом острове, но теперь снова очутились на виду, опасность возвратилась. Однако Фродо так и не заговорил с Горлумом и не сделал выбора. Глаза его были закрыты, словно он спал или заглядывал в глубины своего сердца и памяти. Наконец он шевельнулся, встал и, по-видимому, был готов объявить своё решение, но произнёс:

— Слушай! Что это?

Их снова охватил страх. Они услышали пение и хриплые крики, которые сначала доносились как будто издалека, но явственно приближались, двигались по направлению к ним. Всем сразу же пришло в голову, что Чёрнокрылые выследили их и послали вооружённых воинов схватить их: никакая скорость не казалась слишком большой для этих ужасных слуг Саурона. Хоббиты притаились, напряжённо прислушиваясь. Голоса, звон оружия и упряжи были совсем рядом. Фродо и Сэм проверили, как ходят в ножнах их маленькие мечи. Бегство было невозможным.

Горлум медленно привстал, подполз, как насекомое, к краю лощины, и начал очень осторожно приподниматься, дюйм за дюймом, пока не смог наконец глянуть в щель между двумя камнями. На некоторое время он застыл так, не двигаясь и не издавая ни звука. Постепенно голоса снова начали удаляться и медленно затихли вдали. Далеко на стенах Мораннона пропел рог. Тогда Горлум тихонько повернулся и соскользнул обратно в ложбинку.

— Ещё люди идут в Мордор, — сообщил он тихо. — Тёмные лица. Мы прежде не видели людей, похожих на этих, нет, Смеагорл не видел. Они свирепы. У них чёрные глаза и длинные чёрные волосы, и в ушах их золотые кольца, да, масса прекрасного золота. А у некоторых красная краска на щеках и красные плащи, и флаги их красные, и наконечники их копий. И у них круглые щиты, жёлтые с чёрным, с большими шипами. Совсем не славные; они выглядят, как очень жестокие, злобные люди. Почти такие же плохо, как орки, и гораздо крупнее. Смеагорл думает, что они пришли с юга, из-за устья Великой Реки: они пришли по той дороге. Они прошли в Чёрные Ворота, но за ними могут последовать многие. В Мордор всегда идёт много народа. Однажды все народы окажутся там.

— А слоны у них были? — спросил Сэм, забывший про свой страх из-за стремления услышать что-нибудь новое о чужих краях.

— Нет, никаких слонов. Что такое слоны? — спросил Горлум.

Сэм встал, заложил руки за спину (как он всегда делал, когда "читал поэзию") и начал:

Как мышь, сер мой бок,

И, как дом, я высок.

Нос — как большая змея.

И тяжко вздрагивает земля,

Когда я топчу траву.

Деревья трещат, когда я иду,

Шевеля большими ушами,

Жизнь свою я не мерю годами.

Могучая поступь окрест слышна,

На землю я не ложусь никогда,

Даже когда умру.

Слоном себя я зову.

Тварей прочих крупнее,

Больше, выше, старее.

Если увидишь меня ты,

Никогда не забудешь меня ты.

Но если не видел меня ты,

Никогда не поверишь в меня ты,

Хоть старым слоном себя я зову

И никогда не лежу.

— Это, — сказал Сэм, когда окончил декламировать, — стихотворное предание, которое есть у нас в Хоббитании. Может быть, вздор, а может, и нет. Но у нас, знаешь ли, тоже есть легенды и рассказы про юг. В прежние дни хоббиты время от времени отправлялись попутешествовать. Не то чтобы все из них вернулись, да и не всему, что они рассказывали, можно верить: как говорится, пригорянские россказни, это тебе не то, что проверенные ширские сплетни. Но я слышал истории о большом народе из далёких южных стран. Мы называем их темноликими, и говорят, что в бой они отправляются верхом на слонах. Они ставят на спины слонам дома, башни и всё такое, а слоны бросают друг в друга скалы и деревья. Поэтому когда ты сказал "люди с юга, все в красном и золоте", я и спросил "были ли у них слоны?", потому что если они были, я обязательно поглядел бы, рискованно это или нет. Только теперь-то я вряд ли когда-нибудь увижу слона. Может быть, таких зверей и вовсе не нет, — вздохнул он.

— Нет, никаких слонов, — снова повторил Горлум. — Смеагорл не слышал о них. Он не хочет увидеть их. Он не хочет, чтобы они были. Смеагорл хочет уйти отсюда и спрятаться где-нибудь понадёжнее. Смеагорл хочет, чтобы хозяин пошёл. Славный хозяин, хочет ли он идти со Смеагорлом?

Фродо встал. Несмотря на все свои заботы, он невольно рассмеялся, когда Сэм отбарабанил старые стихи про "Слона", которые читались вечерком у камина, и смех освободил его от колебаний.

— Хотел бы я, чтобы у нас была тысяча слонов с Гэндальфом на белом слоне во главе, — сказал он. — Тогда, возможно, мы и проложили бы себе путь в эту злую страну. Но у нас их нет, только собственные усталые ноги, и всё. Ладно, Смеагорл, третий раз может оказаться самым лучшим. Я пойду с тобой.

— Добрый хозяин, мудрый хозяин, славный хозяин! — в восторге кричал Горлум, обнимая колени Фродо. — Добрый хозяин! Тогда отдохните сейчас, славные хоббиты, отдохните в тени камней, поближе к камням! Лежите тихонько и отдыхайте, пока не уйдёт Жёлтое Лицо. Тогда мы сможем быстро уйти отсюда. Мы должны быть мягки и быстры, как тени!

Глава IV О травах и тушёном кролике

Оставшиеся несколько часов дневного света они отдыхали, перемещаясь в тень по мере движения солнца, пока, наконец, от западного края долины не протянулись длинные тени, и тьма заполнила всю ложбинку. Тогда они немного поели и сделали по нескольку глотков воды. Горлум не ел ничего, но радостно принял воду.

— Теперь скоро будет ещё, — сказал он, облизывая губы. — Хорошая вода стекает ручьями к Великой Реке, славная вода в тех местах, куда мы пойдём. Может быть, Смеагорл добудет там и еду. Он очень голоден, да, горрлум!

Он прижал обе длинные плоские ладони к запавшему животу, и его глаза засветились бледным зелёным светом.

Сумерки совсем сгустились, когда они наконец тронулись в путь, прокравшись по западному краю долины и растворившись, словно призраки, среди камней вдоль обочин дороги. Луна всего три ночи как шла на убыль, но она не могла показаться над горами раньше полуночи, поэтому первые ночные часы были очень тёмными. Высоко на вершине Башен Клыков тлел одинокий красный огонь, но не было ни видно, ни слышно других признаков неусыпной охраны Мораннона.

Многие мили этот красный глаз, казалось, наблюдает за тем, как они бегут, спотыкаясь на голой, каменистой земле. Они не отважились идти по тракту, а держались слева от него на небольшом расстоянии, стараясь не уклоняться далеко от его курса. Наконец, когда ночь успела состариться и они уже устали, потому что сделали лишь одну короткую остановку, глаз уменьшился до маленькой огненной точки и затем исчез: они обогнули тёмное северное плечо предгорья и направились к югу.

Ощутив странное облегчение на душе, они опять отдохнули, но недолго. По мнению Горлума, они двигались недостаточно быстро. По его подсчёту от Мораннона до перепутья над Осгилиатом было около тридцати лиг, и он надеялся покрыть это расстояние за четыре перехода. Так что вскоре они снова пробирались вперёд, пока над обширными серыми пустошами постепенно не забрезжила заря. К этому времени путники одолели почти восемь лиг, и хоббиты не могли ступить ни шагу дальше, даже если бы и посмели.

Усиливающийся свет явил перед ними край уже не такой пустынный и разорённый. Горы по-прежнему грозно маячили слева, но совсем рядом с собой они разглядели южный тракт, который теперь постепенно склонялся к западу, отходя от подножия чёрных холмов. За ним лежали склоны с тёмными деревьями, похожими на дождевые облака, но путников окружала лохматая пустошь, поросшая вереском, ракитником, кизилом и другими кустарниками, которых они не знали. Там и здесь виднелись купы высоких сосен. Несмотря на усталость, сердца хоббитов опять немного приободрились: воздух был свеж и благоуханен и напомнил им верховые равнины далёкого Северного удела. Было очень приятно получить передышку, пройтись по стране, которая оказалась под господством Чёрного Властелина всего несколько лет назад и ещё не полностью пришла в упадок. Но они не забыли ни грозящей им опасности, ни Чёрных Ворот, которые были ещё слишком близко, хоть и прятались теперь за мрачными высотами. Они осмотрелись в поисках убежища, где можно было бы укрыться от злых глаз, пока длится день.

День тянулся тревожно. Они лежали глубоко в вереске и считали медленные часы, в течение которых внешне мало что менялось, ибо они всё ещё оставались под тенью Эфель Дуата, и солнце было в дымке. Фродо временами глубоко и мирно засыпал, то ли доверяя Горлуму, то ли слишком устав, чтобы тревожиться из-за него, но Сэму с трудом удавалось хотя бы задрёмывать, даже когда Горлум вне всяких сомнений погрузился в глубокий сон, храпя и дёргаясь в своих таинственных сновидениях. Быть может, ему мешало заснуть не столько недоверие, сколько голод: он давно уже тосковал по хорошей домашней еде, так сказать, о чём-нибудь "горячем в горшочке".

Как только местность растворилась в бесформенных сумерках надвигающейся ночи, они снова отправились в путь. Через некоторое время Горлум спустился с ними на южный тракт, после чего они пошли побыстрее, хотя и опасность возросла. Путники напряжённо прислушивались, не раздастся ли стук копыт или шагов спереди или сзади, но ночь проходила, а они не услышали ни звука всадника или пешехода.

Тракт был проложен в давно забытые времена и недавно отремонтирован миль на тридцать от Мораннона, но чем дальше к югу, тем более заброшенным и заросшим он выглядел. Дело рук древних строителей ещё прослеживалось в его прямой, уверенной и ровной линии: то там, то тут он прорезал путь сквозь склоны холмов или перепрыгивал через ручей по широкой изящной арке прочной каменной кладки; но постепенно все следы каменных работ исчезли, за исключением разбитых колонн, выглядывающих местами из зарослей кустарника по обочинам, или старых мостовых плит, всё ещё таившихся среди трав и мха. Деревья, вереск и папоротники скрывали под собой придорожные насыпи и свешивались с них или разрастались прямо на поверхности. В конце концов древний тракт превратился в едва заметную просёлочную дорогу, но без петель: он по-прежнему сохранял свой прямой курс и вёл их кратчайшим путём.

Так они достигли северных окраин земель, которые люди называли некогда Итилией: прекрасной страны карабкающихся по склонам лесов и стремительных водопадов. Ночь стала ясной, со звёздами и круглой луной, и хоббитам казалось, что чем дальше они идут вперёд, тем благоуханнее становится воздух; судя по пыхтению и бормотанию Горлума, он тоже это заметил и не получил от этого удовольствия. При первых признаках дня они снова остановились. Они дошли до конца длинной выемки, глубокой и с отвесными стенами в центральной части, по которой тракт прорезал свой путь через каменистый хребет. Теперь путники взобрались на западную придорожную насыпь и осмотрелись.

Небо посветлело, и они увидели, что горы теперь гораздо дальше: они отступили к востоку плавной дугой, теряющейся из виду на горизонте. Повернувшись на запад, путники увидели пологие склоны, уходившие в матовые туманы глубоко внизу. Их окружали рощи смолистых деревьев — пихт, кедров, кипарисов и других, неизвестных в Шире пород, перемежаемые широкими полянами, и повсюду вокруг росли в изобилии ароматные травы и кустарники. Долгое путешествие из Раздола завело хоббитов значительно южнее их родной страны, но лишь теперь, в этом укрытом от ветров краю, они ощутили перемену климата. Весна здесь уже вступила в свои права: ростки пронзали мох и рыхлую землю, лиственницы развернули зелёные пальцы, небольшие цветочки мелькали среди травы, птицы пели. Итилия, сады Гондора, ныне заброшенные, всё ещё хранила очарование растрёпанных дриад.

К юго-западу она смотрела на тёплые поймы Андуина, защищённая с востока Эфель Дуатом, но вне горной тени, а с севера загороженная Эмин Муилом, открытая лишь южному воздуху и влажным ветрам с далёкого моря. Здесь росло много больших деревьев, посаженных очень давно и теперь стареющих без призора среди буйной беспечной поросли; и здесь были заросли и непролазные чащобы тамариска и едкого терпентинного дерева, олив и лавров; и были здесь можжевельник и мирт, и тимьян, росший куртинками или прячущий под своими древеснеющими ползучими стеблями, как под плотными гобеленами, невидимые камни; шалфеи всех видов раскрывали свои голубые, и красные, и бледно-зелёные цветы; и были здесь майоран, и молодая петрушка, и множество трав, форма и запах которых выходили за пределы ботанических познаний Сэма. Гроты и поверхности скал были уже усыпаны камнеломками, или, как их ещё называют, саксифрагами. Примулы и анемоны расцветали среди барашков папоротников, а асфодели и лилии склоняли свои полураскрывшиеся головки в траву — тёмно-зелёную траву вокруг озёр, где в прохладных углублениях задерживали свой стремительный бег к Андуину низвергающиеся водопадами ручьи.

Путники повернулись спинами к тракту и пошли под уклон. Когда они шевелили на ходу кусты и травы, вокруг них поднимался пряный аромат. Горлум рыгал и кашлял, но хоббиты глубоко дышали, а Сэм неожиданно рассмеялся: не от шутки, а просто от лёгкости на душе. Они шли вдоль ручья, который быстро бежал вниз. Вскоре он привёл их к небольшому прозрачному озеру в неглубокой ложбине: оно заполняло руины древнего каменного бассейна, резные края которого были почти полностью скрыты мхами и плетями ежевики; вокруг рядами вздымались, как мечи, листья ирисов, и листья водяных лилий плавали на его тёмной, покрытой лёгкой рябью поверхности, но вода была глубокой и свежей, поскольку непрерывно и беззвучно переливалась через каменную бровку на дальнем конце.

Здесь они вымылись и вдоволь напились из вливающихся в бассейн струй, а затем принялись отыскивать место для отдыха и укрытия, поскольку эти земли, всё ещё прекрасные, тем не менее, были теперь территорией Врага. Они отошли не очень далеко от тракта, но даже на этом коротком промежутке заметили рубцы давних войн и свежие раны, нанесённые орками и другими отвратительными слугами Чёрного Властелина: неприкрытые ямы, заполненные отбросами и мусором, бесцельно срубленные и оставленные умирать деревья со злыми рунами или страшным знаком Глаза, врезанными грубыми ударами в их кору.

Сэму, который пробирался ниже стока озера, нюхая и трогая незнакомые травы и деревья и полностью позабыв на время о Мордоре, неожиданно пришлось вспомнить о постоянной опасности с его стороны. Он наткнулся на следы кострища, в центре которого обнаружил кучу обгорелых, расколотых костей и черепов. Быстро разрастающиеся шиповник, дикая роза и плети клематиса уже скрыли завесой это место резни и ужасного пиршества, но оно было не столь уж давним. Сэм поспешил назад к остальным, но не сказал им ничего: кости было лучше оставить в мире, чтобы Горлум не лапал их и не перерывал.

— Давайте поищем, где залечь, — предложил он. — Вниз не стоит. По мне, так лучше повыше.

Чуть выше озера они нашли густую тёмно-бурую куртину прошлогоднего папоротника, а дальше шли густые заросли темнолистых лавров, которые карабкались по крутому склону, увенчанному старыми кедрами. Они решили расположиться здесь на отдых и провести тут весь день, который уже обещал ясным и тёплым. Отличный день, чтобы неторопливо идти себе дальше средь рощ и полян Итилии, но, хоть орки и избегают солнечного света, здесь было слишком много мест, в которых они могли затаиться и караулить, да и другие злые глаза не дремали: у Саурона много слуг. И в любом случае, Горлум и шагу бы ни сделал под Жёлтым Лицом. Вскоре оно глянет поверх тёмных хребтов Эфель Дуата, и он ослабеет и съёжится от света и жары.

По дороге Сэм всерьёз раздумывал о еде. Теперь, когда отчаяние перед непроходимыми Чёрными Воротами осталось позади, он уже не так легко соглашался с хозяином, что нет нужды заботиться о пропитании после выполнения их задачи, да и, как бы там ни было, разумнее будет поберечь дорожный хлеб эльфов до худших времён, которые ждут впереди. С тех пор, как он прикинул, что всех их запасов с трудом хватит недели на три, минуло уже не менее шести дней.

"Если за это время мы успеем добраться до Огненной Горы, нам ещё повезёт! — думал он. — И ведь очень может быть, что нам придётся как-то возвращаться. Очень даже может!"

Вдобавок, после долгого ночного перехода, купания и питья он чувствовал себя ещё более голодным, чем обычно. Чего ему действительно хотелось, так это поужинать или позавтракать у очага в старой кухоньке в Исторбинке. Сэма осенила одна идея, и он повернулся к Горлуму, который уже крался куда-то сквозь папоротники на четвереньках.

— Хей! Горлум! — окликнул Сэм. — Куда это ты направляешься? На охоту? Ладно, слушай сюда, старый нюхач: тебе не по вкусу наша еда, да и я не отказался бы от перемены. Твой новый девиз — "всегда готов помочь". Не мог бы ты найти что-нибудь, подходящее для голодного хоббита?

— Да, может быть, да, — отозвался Горлум. — Смеагорл всегда помогает, если его просят, если просят вежливо.

— Вот именно! — сказал Сэм. — Я прошу. А если это недостаточно вежливо, то я умоляю.

Горлум исчез. Некоторое время он отсутствовал, и Фродо, проглотив несколько кусков лембас, забрался поглубже в бурые папоротники и заснул. Сэм посмотрел на него. Ранний утренний свет только начал проникать под тени деревьев, но он видел лицо своего хозяина очень ясно, и кисти его рук, расслабленно лежащие на земле, тоже. Это внезапно напомнило ему, как Фродо лежал в глубоком сне в доме Элронда, оправляясь от своей смертельной раны. Тогда, дежуря у его кровати, Сэм заметил, что временами он словно начинает слабо светиться изнутри, но теперь этот свет стал даже сильнее и отчётливее. Лицо Фродо было мирным: следы страха и заботы покинули его, — но оно выглядело старым, старым и прекрасным, будто чеканка, оставленная прожитыми годами, проступила сейчас тонкими, прежде незаметными линиями, хотя само по себе лицо и не изменилось. Не то, чтобы Сэм про себя сформулировал это именно так. Он просто покачал головой, как бы признавая, что слова тут бесполезны, и пробормотал: "Я люблю его. Он вот такой вот, и иногда это каким-то образом просвечивает. Но, так или иначе, я люблю его".

Горлум бесшумно возвратился и заглянул через плечо Сэма. Увидев Фродо, он закрыл глаза и беззвучно пополз прочь. Через несколько мгновений Сэм подошёл к нему и застал его пережёвывающим что-то и бормочущим про себя. На земле рядом с ним лежали два маленьких кролика, и Горлум уже начал жадно пожирать их глазами.

— Смеагорл всегда поможет, — сказал он. — Он принёс кроликов, славных кроликов. Но хозяин уснул, и, возможно, Сэм тоже хочет спать. Теперь не хотите кроликов? Смеагорл пытается помочь, но он не может поймать кого-то за одну минуту.

Однако Сэм не имел никаких возражений против кроликов и так и сказал. По крайней мере, не против приготовленных кроликов. Все хоббиты, конечно, умеют готовить, потому что они начинают обучаться этому искусству прежде грамоты (которой многие так и не овладевают), однако Сэм считался хорошим поваром даже среди хоббитов, и на привалах готовил в основном он, когда для этого предоставлялась возможность. В надежде на неё он до сих пор таскал в своём заплечном мешке кое-что из утвари: маленькую трутницу, две плоские вложенные друг в друга кастрюли, внутри которых помещались деревянная ложка, короткая двузубая вилка и несколько шампуров, а на самом дне мешка была припрятана плоская деревянная коробочка с самым ценным, но постепенно расходуемым сокровищем: солью. Но ему был необходим огонь и некоторые другие вещи. Сэм достал, протёр, подточил свой нож и принялся свежевать кроликов, а тем временем немного поразмыслил. Он не собирался оставить Фродо одного спящим даже на несколько минут.

— А теперь, Горлум, — сказал он, — у меня найдётся для тебя другая работа. Сходи, наполни эти кастрюли водой и принеси их назад!

— Смеагорл принесёт воду, да, — отозвался Горлум. — Но зачем хоббиту понадобилась вся эта вода? Он напился, он умылся.

— Неважно, — сказал Сэм. — Если не можешь догадаться, то вскоре поймёшь. И чем скорее ты принесёшь воду, тем быстрее узнаешь. Только не вздумай повредить хоть одну кастрюлю, не то я котлету из тебя сделаю.

Пока Горлум отсутствовал, Сэм ещё раз поглядел на Фродо. Тот продолжал спокойно спать, но на этот раз основное внимание Сэма привлекла худоба его лица и рук.

— Слишком уж он тощий и осунувшийся, — пробормотал он. — Неправильно это для хоббита. Разбужу его, когда приготовлю кроликов.

Сэм собрал кучку самых сухих папоротников, а затем полез вверх по склону, набирая в охапку ветки и прочий сушняк; подобранный в завершение обломившийся сук кедра снабдил его неплохим запасом топлива. На самой границе папоротников у подошвы склона он срезал немного дёрна, выкопал мелкую ямку и сложил в неё растопку. Ловко управившись с кремнём и трутом, он вскоре раздул небольшое яркое пламя, которое почти совсем не давало дыма, но пахло очень ароматно. Сэм как раз склонился над огнём, защищая его и обкладывая веточками покрупнее, когда возвратился Горлум, осторожно неся кастрюли и ворча про себя.

Он поставил кастрюли, а затем внезапно увидел, чем занимается Сэм, и издал резкий свистящий вопль, выглядя одновременно испуганным и рассерженным.

— Ах! С-с-с-ш-ш, нет! — воскликнул он. — Нет! Глупые хоббиты, безрассудные, да, безрассудные! Они не должны делать это!

— Не должны делать что? — изумлённо спросил Сэм.

— Ужа-с-сные крас-с-сные языки, — прошипел Горлум. — Огонь, огонь! Он опасен, да, опасен. Он жжёт, он убивает. И он приведёт сюда врагов, да, приведёт.

— Не думаю, — возразил Сэм. — Не вижу с чего бы, если, конечно, ты не кинешь в него чего-нибудь сырого и не наделаешь дыму. Но если и приведёт, так пусть приводит. Как бы то ни было, я рискну. Я собираюсь потушить этих кроликов.

— Потушить кроликов! — в ужасе завизжал Горлум. — Испортить прекрасное мясо, которое Смеагорл сберёг для вас, бедный голодный Смеагорл! Зачем?! Зачем, глупый хоббит? Они молоды, они нежны, они мягки. Съесть их, съесть их!

Он сгрёб ближайшего кролика, уже освежёванного, который лежал у костра.

— Но, но! — сказал Сэм. — Каждому своё. Ты давишься нашим хлебом, а я подавлюсь сырыми кроликами. Если уж ты даёшь мне кролика, то он мой, пойми, и я волен его приготовить, если захочу. А я хочу. Тебе не обязательно торчать рядом со мной. Поди поймай другого и съешь его так, как хочешь, только где-нибудь в одиночестве, подальше от моих глаз. Тогда тебе не придётся глядеть на огонь, а мне на тебя, и мы оба будем только счастливы. Я присмотрю, чтобы костёр не дымил, если тебя это хоть немного утешит.

Горлум с ворчанием отодвинулся и заполз в папоротники. Сэм занялся своими кастрюлями.

— Что хоббиту необходимо для кролика, — сказал он сам себе, — так это немного травок и корений, особенно картошечки, не говоря уж о хлебе. Ну, травки-то мы, похоже, можем справить.

— Горлум! — позвал он тихонько. — Третий раз последний. Мне нужны кое-какие травки.

Голова Горлума высунулась из папоротников, но выражение его не было ни дружелюбным, ни услужливым.

— Несколько лавровых листочков, немного тмина и шалфея, принеси, пока вода не закипела, — сказал Сэм.

— Нет! — отозвался Горлум. — Смеагорл недоволен. И Смеагорл не любит пахучие листья. Он не ест ни травы, ни корней, нет, прелесть, если только совсем уж умирает от голода или очень-очень болен, бедный Смеагорл.

— Смеагорл как пить дать попадёт в совсем горячую воду, когда она закипит, если не сделает того, о чём его просят, — прорычал Сэм. — Сэм сунет его туда головой, да, прелесть. И я бы отправил его за репой, морковкой и картошечкой тоже, будь сейчас подходящее время года. Держу пари, что в этих краях найдутся в одичавшем виде любые полезные вещи, какие только растут. Я многое дал бы за полдюжины картошек.

— Смеагорл не пойдёт, о нет, прелесть, не в этот раз, — прошипел Горлум. — Он боится, и он очень устал, и этот хоббит не славный, совсем не славный. Смеагорл не будет выкапывать коренья, и морковку, и… картошки. Что такое картошки, прелесть, э? Что такое картошки?

— Кар-то-фель, — сказал Сэм. — Услада моего старика и замечательная заправка для пустого брюха. Но тебе её не найти, так что и искать не стоит. Будь хорошим Смеагорлом и раздобудь мне нужных травок, и тогда я начну думать о тебе лучше. Более того: если ты откроешь новый лист, да не перевернешь обратно, когда-нибудь я приготовлю тебе немного картошки. Я сделаю жареную рыбу в хрустящем картофеле по рецепту С. Скромби. Ты не сможешь сказать ничего против.

— Да, да, мы сможем: испортить славную рыбу, спалить её! Дай мне рыбу сейчас, и оставь при себе мерз-з-ский картоф-ф-фель!

— Ох, ты безнадёжен, — отозвался Сэм. — Ступай спать!

В конце концов ему самостоятельно пришлось искать то, что хотелось, но при этом он не отходил далеко и не выпускал из виду то место, где лежал его хозяин, который всё ещё спал. Какое-то время Сэм сидел в задумчивости и поддерживал огонь, пока вода не закипела. Дневной свет окончательно разгорелся, и воздух потеплел, роса исчезла с травы и листьев. Вскоре разрезанные кролики лежали и медленно кипели в кастрюлях вместе со связанными пучком травами. Время тянулось, и Сэм едва не заснул. Он дал им потушиться часок, время от времени проверяя мясо вилкой и пробуя бульон.

Когда, по его мнению, всё было готово, он снял кастрюли с огня и подобрался к Фродо. Фродо приоткрыл глаза, когда Сэм склонился над ним, а затем окончательно очнулся от сна: ещё одного мирного, спокойного, но не запомнившегося сна.

— Привет, Сэм! — сказал он. — Не отдыхал? Что-нибудь случилось? Сколько времени?

— Часа два после рассвета, — ответил Сэм, — а в Шире часы показывают, наверное, около половины восьмого. Только ничего такого не случилось. Вот; правда, это не совсем по правилам: ни кореньев, ни лука, ни картошки. Я тут приготовил для вас, мистер Фродо, немного тушёного мяса и бульона. Угощайтесь. Придётся отхлёбывать из кружки или прямо из кастрюли, когда немного остынет. Я не прихватил мисок или чего-нибудь подходящего.

Фродо зевнул и потянулся.

— Тебе следовало бы отдохнуть, Сэм, — сказал он. — Да и разводить костёр в этих местах было опасно. Но я голоден. Хмм! Чем это здесь пахнет? Что ты потушил?

— Подарок Смеагорла, — отозвался Сэм. — Пару молодых кроликов, хотя, мне сдаётся, Горлум теперь раскаивается. Но к ним ничего нет, кроме нескольких травок.

Сэм и его хозяин устроились внутри зарослей папоротника и съели тушёное мясо прямо из кастрюль, разделив между собой старую вилку и ложку. Они позволили себе также съесть по половинке эльфийских галет. Это казалось настоящим пиром.

— Фьють! Горлум! — тихонько свистнул и позвал Сэм. — Иди сюда! У тебя ещё есть шанс передумать. Если хочешь попробовать тушёного кролика, тут кое-что осталось.

Ответа не было.

— А, ладно. Наверное, отправился поискать что-нибудь для себя. Тогда прикончим это, — сказал Сэм.

— А потом ты должен немного поспать, — заметил Фродо.

— Не засните, пока я дремлю, мистер Фродо. Не очень-то я ему доверяю. В нём всё ещё слишком много от Вонючки, — плохого Горлума, если вы меня понимаете, — и этот Вонючка опять становится сильнее. Правда теперь, как я думаю, он постарался бы придушить сначала меня. Мы не сходимся с ним во взглядах, и он недоволен Сэмом, о нет, прелесть, совсем недоволен.

Они кончили есть, и Сэм спустился к ручью ополоснуть посуду. Встав на ноги, чтобы вернуться, он окинул взглядом оставшийся позади склон. В этот момент солнце поднялось над дымом, туманом, тенью, — в общем, над тёмной пеленой, что лежала, не рассеиваясь, на востоке, и озарило своими золотыми лучами окружавшие хоббита деревья и поляны. И тут Сэм заметил тонкую спираль голубовато-серого дыма, попавшую в солнечный луч и потому видную очень отчётливо, которая поднималась из зарослей на склоне. Потрясённый, он понял, что это дым его небольшого костерка, который он не позаботился загасить.

— Этого только не доставало! Никогда бы не подумал, что оно будет так выглядеть! — пробормотал Сэм и рванулся было обратно, но внезапно замер и прислушался. Слышал он свист или нет? Или это был крик незнакомой птицы? Если это был свист, то он донёсся не с той стороны, где Фродо. И снова он, теперь из другого места! Сэм со всех ног помчался вверх по склону.

Он обнаружил, что небольшая головня, догоревшая до самого конца, подожгла листья папоротника у края костра, и папоротник тлел, испуская витки дыма. Сэм поспешно затоптал все искры, раскидал золу и прикрыл ямку дёрном. Затем он прополз назад к Фродо.

— Вы слышали свист и то, что прозвучало, как ответ? — спросил он. — Несколько минут назад. Надеюсь, это была всего лишь птица, но что-то не совсем похоже; больше похоже, что кто-то подражал птичьему крику, как мне кажется. Боюсь, что мой костерок задымил. Ну, если я своим уходом навлек неприятности, то никогда себе этого не прощу. Может быть, не получу такой возможности!

— Ш-ш! — шепнул Фродо. — По-моему, я слышу голоса.

Двое хоббитов завязали и закинули на спины свои маленькие мешки, готовясь к бегству, заползли поглубже в папоротники и затаились, прислушиваясь.

Вне всякого сомнения, до них доносились голоса. Говорили тихо, как бы украдкой, но голоса были близко и продолжали приближаться. Затем совершенно неожиданно один прозвучал совсем рядом.

— Здесь! Вот место, откуда поднимался дым! — сказал он. — Притаился поблизости. Наверняка в папоротниках. Мы возьмём его, как кролика в западне. Тогда и посмотрим, что это такое.

— Ага, и что ему известно! — отозвался второй голос.

Тут же с разных сторон по папоротникам зашагали четверо. Поскольку убежать или прятаться было невозможно, Фродо и Сэм вскочили на ноги, прижавшись спиной к спине и выхватив свои маленькие мечи.

Если они были поражены тем, что увидели, то поймавшие их были поражены ещё больше. Здесь стояли четверо высоких людей. У двоих были в руках копья с широкими блестящими наконечниками, у двоих — длинные луки, почти в их собственный рост, и большие колчаны с длинными стрелами с зелёным опереньем. У всех на боках были мечи, а одеты они были в зелёное и коричневое разных оттенков, словно для того, чтобы легче было ходить незамеченными по полянам Итилии. На руках у них были зелёные перчатки, а лица закрыты капюшонами и зелёными масками: виднелись только глаза, яркие и очень проницательные. Фродо сразу же подумал о Боромире, потому что эти люди походили на него и статью, и осанкой, и манерой речи.

— Мы нашли не то, что искали, — сказал один. — Но что мы нашли?

— Не орков, — сказал другой, выпуская рукоять своего меча, которую схватил, увидев блеск Разителя в руке Фродо.

— Эльфов? — с сомнением произнёс третий.

— Ну, нет! Не эльфов, — сказал четвёртый, самый высокий и, по-видимому, главный из них. — Эльфы не бродят по Итилии в эти дни. И эльфы дивно прекрасны на вид, или так говорят.

— В отличие от нас, надо понимать, — подал голос Сэм. — Премного благодарен. И если вы кончили обсуждать нас, то, может быть, скажете, кто вы такие и почему вы не хотите дать отдохнуть двум усталым путникам?

Высокий человек в зелёном мрачно хохотнул.

— Я Фарамир, капитан Гондора, — ответил он. — Но в этой стране нет путников: только слуги Чёрной Крепости или Белой.

— Но мы ни те, ни другие, — возразил Фродо. — И мы путники, что бы ни утверждал капитан Фарамир.

— Тогда поспешите назвать себя и свои цели, — сказал Фарамир. — Мы заняты, и здесь не время и не место для загадок или пустой болтовни. Ну же! Где третий из вашей компании?

— Третий?

— Да, лысый тип, которого мы видели там внизу носом в озеро. Вид у него непривлекательный. Какой-то шпион из орков, я полагаю, или принадлежащая им тварь. Но он ускользнул от нас с помощью какой-то лисьей уловки.

— Я не знаю, где он, — ответил Фродо. — Он лишь случайный спутник, встреченный по дороге, и я не в ответе за него. Если вы наткнётесь на него, то пощадите. Доставьте или пришлите его к нам. Он всего лишь несчастная изъеденная изнутри тварь, но временно я забочусь о нём. Что касается нас, то мы хоббиты из Шира далеко на северо-западе, за многими реками. Моё имя Фродо, сын Дрого, меня сопровождает Сэммиум, сын Хамфаста, достойный хоббит у меня на службе. Мы проделали долгий путь из Раздола, или, как его называют некоторые, Имладриса. — Тут Фарамир вздрогнул и стал слушать ещё внимательнее. — У нас было семь спутников. Одного мы потеряли в Мории, остальных оставили на лугу Парт Гален над Рэросом: двух из моего рода, там были также гном и эльф и двое людей — Арагорн и Боромир, который сказал, что он пришёл из Минас Тирита, города на юге.

— Боромир! — воскликнули все четверо.

— Боромир, сын лорда Денетора? — промолвил Фарамир, и его лицо приобрело странное, суровое выражение. — Вы пришли с ним? Это действительно новость, если она правдива. Знайте, маленькие чужестранцы, что Боромир, сын Денетора, был верховным командующим Белой Крепости и нашим генерал-капитаном, и нам мучительно недостаёт его. Кто же вы тогда и что вас связывает с ним? Поторопитесь, ибо солнце поднимается!

— Известны ли тебе загадочные слова, которые Боромир принёс в Раздол? — ответил Фродо.—

Меч, что был сломан, ступай искать,

Имладрис — его обитель.

— Слова действительно известны, — сказал Фарамир в изумлении. — И в вашу пользу говорит то, что вы тоже знаете их.

— Арагорн, которого я назвал, — Хранитель Меча, Что Был Сломан, — продолжил Фродо. — А мы невысоклики, о которых стих говорит дальше.

— Это я вижу, — проговорил Фарамир задумчиво. — Или я вижу, что это может быть так. А что такое Проклятие Исилдура?

— Это скрыто, — ответил Фродо. — Без сомнения, со временем это выяснится.

— Мы должны больше узнать об этом, — сказал Фарамир, — и о том, что завело вас так далеко на восток под тени вон того… — он указал, не произнося названия. — Но не сейчас. Мы заняты. Вы в опасности и не ушли бы сегодня далеко ни полем, ни дорогой. Раньше, чем день дойдёт до полудня, здесь будет жестокая рукопашная, а затем смерть или быстрое отступление назад к Андуину. Я оставлю двоих стеречь вас, для вашей и моей пользы. Умный человек не доверяет случайным встречам на дорогах этой страны. Если я вернусь, то поговорю с тобой поподробнее.

— Добрый путь! — сказал Фродо с низким поклоном. — Думай, что хочешь, но я друг всем врагам Одного Врага. Мы пошли бы с вами, если бы мы, невысоклики, могли надеяться оказаться полезными таким сильным и доблестными воинам, какими вы выглядите, и если бы данное мне поручение позволило это. Да озарит свет ваши мечи!

— Невысоклики, кто бы они ни были, — учтивый народ, — отозвался Фарамир. — Прощай!

Хоббиты снова сели, но ничего не сказали друг другу о своих мыслях и сомнениях. Рядом с ними в пёстрой тени тёмных лавровых деревьев остались на страже двое людей. Время от времени они снимали свои маски, чтобы охладиться, так как день становился всё жарче, и Фродо разглядел, что это красивые, бледнокожие, темноволосые люди с серыми глазами и печальными, гордыми лицами. Они тихо переговаривались между собой, сначала пользуясь всеобщим языком, а потом перешли на своё собственное наречие. Прислушавшись, Фродо к своему изумлению понял, что они говорят на языке эльфов или лишь слегка отличающемся от него, и теперь смотрел на них с любопытством, догадываясь, что это, должно быть, южные дунедаины, люди из рода владык Заокраинного Запада.

Немного погодя он заговорил с ними, но они отвечали неохотно и осмотрительно. Их звали Маблунг и Дамрод, солдаты Гондора, и они были следопытами Итилии, так как были потомками народа, жившего в Итилии до того, как она была захвачена. Из таких людей лорд Денетор набирал подвижные отряды, которые тайно пересекали Андуин (каким образом и где, они не сказали), чтобы тревожить орков и прочих врагов, бродящих между Рекой и Эфель Дуатом.

— Отсюда до восточного берега Андуина добрых десять лиг, — говорил Маблунг, — и мы редко заходим так далеко. Но на этот раз у нас новое задание: мы пришли устроить засаду людям Харада. Проклятие им!

— Да, проклятье южанам! — подхватил Дамрод. — Говорится, что в древности Гондор и королевство Харад на дальнем юге вели между собой дела, хотя дружбы между ними никогда не было. В те дни наши границы проходили гораздо южнее, за дельтой Андуина, и Умбар, ближайшее из их королевств, признавал наше господство. Но это уже давно в прошлом. Много поколений людей сменилось с тех пор, как между нами прекратилось всякое сношение. Слишком поздно узнали мы, что Враг был среди них. И они перешли к Нему, или вернулись к Нему — они всегда были покорны Его воле, как и многие на востоке. Я не сомневаюсь, что дни Гондора сочтены и стены Минас Тирита обречены, так велики Его сила и злоба.

— Но мы, тем не менее, не собираемся сидеть, сложа руки, и позволять Ему делать всё, что угодно, — продолжил Маблунг. — Эти проклятые южане маршируют сейчас по древним трактам, чтобы пополнить войска Чёрной Крепости. Да, по тем самым трактам, что проложены мастерами Гондора. И, как мы узнали, идут они всё более беспечно, полагая, что мощь их нового хозяина велика настолько, что даже простая тень Его гор защитит их. Мы пришли преподать им иной урок. Несколько дней тому назад пришло сообщение, что к северу движутся их большие силы. Один из отрядов по нашим расчётам должен перед самым полуднем пройти по верхней дороге через пробитый в холме проход. Дорога может идти, но они не пройдут! Нет, пока Фарамир — капитан. Теперь он руководит всеми опасными предприятиями. Но либо его жизнь заговорена, либо судьба предназначила ему другой конец.

Их беседа угасла в напряжённом молчании. Всё казалось тихим и насторожённым. Сэм, скорчившийся на краю папортниковой куртины, осторожно выглянул из-за листьев и различил своими острыми глазами хоббита, что вокруг много других людей. Ему было видно, как они крадутся по склонам по одиночке или длинными вереницами, стараясь не выходить из тени кустов или зарослей, или ползут, едва заметные в своих зелёных с коричневым одеяниях, сквозь траву и папоротники. Все они были в масках, с надвинутыми капюшонами и перчатками на руках, и все были вооружены, как Фарамир и его спутники. Вскоре все они прошли и исчезли. Солнце поднималось, пока не встало на юге. Тени сжались.

"Интересно, где этот проклятый Горлум? — подумал Сэм, отползая поглубже в тень. — Он стоит перед прекрасным выбором попасть на копьё, как орк, или быть поджаренным Жёлтым Лицом. Но, полагаю, он уж сумеет позаботиться о себе".

Сэм улёгся рядом с Фродо и задремал.

Проснулся он, думая, что слышит рёв рогов. Сел. Полдень был в самом разгаре. Стражники напряжённо и насторожённо стояли в тени деревьев. Внезапно рога зазвучали громче и, вне всякого сомнения, сверху, из-за макушки склона. Сэму показалось, что он различает также кличи и дикие вопли, но звуки были слабы, словно шли из далёкой пещеры. Но вскоре шум битвы грянул совсем рядом, прямо над их укрытием. Сэм ясно слышал скрежет стали о сталь, звон мечей о железные каски, глухие удары клинков по щитам; люди ревели и вопили, и один ясный громкий голос выкрикивал: "Гондор! Гондор!"

— Словно сотня кузнецов куют одновременно, — высказал свои впечатления Сэм Фродо. — И они не ближе, чем мне хотелось бы.

Но звуки сражения приближались.

— Они идут! — крикнул Дамрод. — Смотри! Часть южан вырвалась из западни и бежит прочь от дороги. Они бегут сюда! Их преследуют наши с капитаном во главе!

Сэм, стремясь разглядеть всё получше, покинул своё убежище и присоединился к стражникам. Он даже вскарабкался немного на лавр покрупнее. Несколько мгновений он наблюдал, как мелькают темнолицые люди в красном, бегущие вниз по склону чуть впереди одетых в зелёное воинов, которые прыжками настигали их и рубили на бегу. В воздухе плотно висели стрелы. Затем внезапно прямо через край скрывающей их насыпи упал человек и с треском покатился сквозь тонкие деревья чуть ли им не на головы. Он упокоился в папоротниках всего в нескольких футах, лицом вниз. Из его шеи ниже золотого ожерелья торчало зелёное оперение стрелы. Его алые одежды были изорваны, латы из находящих друг на друга медных пластин, погнуты и изрублены, чёрные волосы, заплетённые в косы вместе с золотыми шнурами, мокры от крови. Коричневая рука всё ещё сжимала рукоять сломанного меча.

Сэм первый раз видел, как сражаются люди с людьми, и это зрелище ему не особенно понравилось. Он был рад, что не может видеть мёртвого лица. Ему захотелось узнать, как звали этого человека, и откуда он, и действительно ли у него было злое сердце, а если нет, то какая же ложь или угроза отправили его маршем в долгий путь от дома и не предпочёл бы он мирно погостить здесь, — все эти вопросы промелькнули в его голове в одно мгновение и тут же были вытеснены из неё, потому что, стоило только Маблунгу шагнуть по направлению к телу, как раздался новый шум: громкие крики и вопли. Среди них Сэм различил пронзительный рёв или трубный звук, а затем мощные тупые удары, словно в землю били огромными таранами.

— Берегись! Берегись! — крикнул Дамрод своему товарищу. — Пусть валар направят его стороной! Мумак! Мумак!

К своему изумлению и ужасу, но и длительному наслаждению, Сэм увидел громадную фигуру, с треском продирающуюся между деревьями и быстро мчащуюся вниз по склону. Большая, как дом, гораздо больше дома, она показалась ему похожей на одетый в серое движущийся холм. Возможно, страх и удивление увеличили его в глазах хоббита, но мумак Харада был действительно огромным животным, и подобных ему не ходит ныне по Средиземью; его род, сохранившийся до поздних дней, не идёт ни в какое сравнение с былыми величием и размерами. Он нёсся прямо на стражников, а затем резко свернул в сторону, пройдя всего в нескольких ярдах, и земля колебалась под его ногами. Эти ноги походили на деревья; громадные уши, похожие на паруса, широко распростёрты; длинный хобот поднят, как огромная змея, изготовившаяся к броску; маленькие красные глаза полыхали яростью. Его загнутые вверх, похожие на рога бивни были стянуты золотыми обручами и забрызганы кровью; золотая с алым попона подпрыгивала на боках в такт дикому топоту. Жалкие остатки чего-то напоминавшего настоящую боевую башню лежали на его крутой спине, разбитые в бешеном галопе сквозь лес, и высоко на его шее всё ещё отчаянно приникала к ней тонкая фигурка — тело могучего воина, гиганта среди тёмноликих.

Громадный зверь протопал и продрался в слепой ярости дальше, через заросли и озерцо. Стрелы щёлкали и отскакивали, не причиняя ни малейшего вреда, от тройной шкуры на его боках. Что южане, что гондорцы, разбегались перед ним врассыпную, но многих он настиг и растоптал. Вскоре он скрылся из глаз, продолжая трубить и топать, пока и эти звуки не стихли вдали. Что с ним сталось, Сэму не довелось услышать: убежал ли он и бродил некоторое время в глуши, пока не погиб вдали от родины, или был пойман в глубокую яму, или же буйствовал до тех пор, пока не свалился в Великую реку и был поглощён ею.

Сэм глубоко перевёл дух.

— Это был слон! — сказал он. — Значит, слоны есть, и одного из них я видел. Что за жизнь! Но дома мне никто никогда не поверит. Ладно, если всё кончилось, я, пожалуй, сосну.

— Спи, пока можешь, — сказал Маблунг. — Но капитан вернётся, если он цел, а когда он придёт, мы быстро отступим. Нас будут преследовать, как только весть о наших делах достигнет Врага, а это произойдёт скоро.

— Ну и уходите потихоньку, когда понадобится! — ответил Сэм. — Только не мешайте спать мне. Я шёл всю ночь.

Маблунг рассмеялся.

— Не думаю, что капитан оставит тебя здесь, мастер Сэммиум, — сказал он. — Впрочем, увидишь.

Глава V Окно на запад

Сэму показалось, что он дремал всего несколько минут, когда он проснулся и обнаружил, что дело к вечеру и Фарамир вернулся. Он привёл с собой много людей; фактически все, кто уцелел в набеге, собрались сейчас на ближнем склоне, две или три сотни. Они расселись широким полумесяцем, между рогами которого сидел прямо на земле Фарамир, а перед ним стоял Фродо. Со стороны это удивительно походило на допрос пленника.

Сэм выбрался из папоротников, но никто не обратил на него никакого внимания, и он пристроился с краю шеренги людей, откуда мог видеть и слышать всё, что происходит. Он внимательно наблюдал и напряжённо слушал, готовый при необходимости ринуться на помощь своему хозяину. Ему было видно лицо Фарамира, теперь без маски: оно выглядело суровым и повелительным, и за его изучающим взглядом угадывался живой ум. В серых глазах, пристально смотрящих на Фродо, было сомнение.

Сэм вскоре понял, что капитан по нескольким пунктам не удовлетворён рассказом Фродо о себе: какую роль он играл в Отряде, вышедшем из Раздола, почему он оставил Боромира и куда он теперь идёт. В частности, он часто возвращался к Проклятию Исилдура. Совершенно очевидно, капитан понимал, что Фродо скрывает от него нечто очень важное.

— Но о приходе невысоклика сказано, что он возьмёт на себя Проклятие Исилдура, по крайней мере, так можно понять слова, — настаивал он. — Если ты невысоклик, о котором идёт речь, то, без сомнения, ты принёс эту вещь, чем бы она ни была, на Совет, о котором ты говоришь, и Боромир видел её там. Станешь ли ты отрицать это?

Фродо не ответил.

— Так! — сказал Фарамир. — Тогда я хочу узнать от тебя об этом подробнее, ибо то, что касается Боромира, касается и меня. Исилдура сразила стрела орка, насколько известно из старых преданий. Но стрел орков масса, и вид одной из них не мог быть принят за знак Рока Боромиром из Гондора. Ты хранишь эту вещь? Это скрыто, сказал ты, но не потому ли, что ты решил скрыть это?

— Нет, не потому, что я так решил, — ответил Фродо. — Это не принадлежит мне. Это не принадлежит ни одному смертному, великому или малому, хотя если хоть кто-то может предъявить права на это, то только Арагорн, сын Арахорна, которого я называл, предводитель нашего Отряда от Мории до Рэроса.

— Почему он, а не Боромир, принц города, основанного сыновьями Элендила?

— Потому что Арагорн сам по прямой линии, от отца к отцу, является потомком Исилдура, сына Элендила. И меч, который он носит, был мечом Элендила.

Ропот изумления пробежал по всему кругу людей. Некоторые воскликнули вслух:

— Меч Элендила! Меч Элендила идёт в Минас Тирит! Великие вести!

Но лицо Фарамира не дрогнуло.

— Может быть, — сказал он. — Но столь великие притязания нуждаются в подтверждении, и потребуются ясные доказательства, если этот Арагорн когда-либо появится в Минас Тирите. Ни он, ни кто-либо из вашего Отряда не пришёл туда, когда я выступил шесть дней назад.

— Боромир признал обоснованность этих притязаний, — ответил Фродо. — Несомненно, если бы Боромир был здесь, он ответил бы на все твои вопросы. И поскольку много дней назад он был уже у Рэроса и собирался затем идти прямо в ваш город, то по возвращении ты, наверное, вскоре получишь ответы там. Ему, как и остальным нашим спутникам, известна моя роль в Отряде, потому что она была назначена мне самим Элрондом в Имладрисе перед всем Советом. Это поручение привело меня сюда, но я не имею права открыть его никому, кто не принадлежит Отряду. Однако тем, кто говорит о сопротивлении Врагу, лучше было бы не мешать мне.

Тон Фродо был гордым, что бы он ни чувствовал, и Сэм одобрил этот ответ, но он не удовлетворил Фарамира.

— Так! — промолвил он. — Ты предлагаешь мне заняться собственными делами и отправляться домой, а тебя оставить в покое. Боромир расскажет всё, когда придёт. Когда придёт, сказал ты! Был ли ты другом Боромиру?

В уме Фродо живо мелькнули воспоминания о том, как Боромир напал на него, и на мгновение он заколебался. Неотрывно следивший за ним взгляд Фарамира ещё более посуровел.

— Боромир был доблестным членом нашего Отряда, — проговорил наконец Фродо. — Да, что касается меня, то я ему друг.

Фарамир мрачно усмехнулся.

— Тогда тебя огорчит известие о том, что Боромир мёртв?

— Разумеется, оно огорчило бы меня, — сказал Фродо и затем запнулся, поймав взгляд Фарамира. — Мёртв? — переспросил он. — Ты хочешь сказать, что он мертв, и ты знаешь об этом? Ты хочешь запутать меня, играя словами? Или сейчас ты просто пытаешься подловить меня с помощью лжи?

— Даже орка я не стал бы подлавливать с помощью лжи, — сказал Фарамир.

— Но как же он тогда умер, и как ты узнал про это? Ведь ты сам сказал, что никто из Отряда не пришёл в город, когда ты его покинул.

— Что касается характера его смерти, то я надеялся узнать о нём от его друга и спутника.

— Но он был жив и здоров, когда мы расстались. И насколько мне известно, он жив до сих пор. Хотя мир, без сомнения, полон опасностей.

— Действительно, полон, — согласился Фарамир. — И предательство среди них — не последняя.

Сэма всё больше раздражал и выводил из себя этот разговор. Последних слов он уже не мог вынести и, ворвавшись в центр кольца, он бросился на защиту хозяина.

— Прошу вашего прощения, мистер Фродо, — выпалил он, — но всё это зашло достаточно далеко. Он не имеет права говорить с вами так. После всего, через что вы прошли, причём столько же ради него и всех этого большого народа, как и ради всех остальных.

— Послушай, капитан! — Он решительно встал прямо перед Фарамиром, уперев руки в бёдра и с таким выражением на лице, словно обращался к хоббитёнку, который в ответ на вопрос по поводу посещения чужого фруктового сада принялся, как говаривал Сэм, "вешать капусту на уши". Послышалось ворчание, но и ухмылки появились на лицах, глядевших на это людей: их капитан, сидящий на земле лицом к лицу с расставившим ноги, ощетинившимся от гнева молодым хоббитом, — такого зрелища им наблюдать ещё не приходилось. — Послушай! — сказал он. — К чему ты клонишь? Говори толком, пока все орки Мордора не обрушились на нас! Если ты думаешь, что мой хозяин убил Боромира, а затем бежал, то в тебе нет ни капли здравого смысла; но скажи так, да и дело с концом! А затем позволь нам узнать, как ты собираешься на это отреагировать. Только вот жаль, что народ, который говорит о битве с Врагом, никак не даёт другим на собственный лад внести свой скромный вклад в это дело, обязательно нужно вмешаться. Он был бы очень доволен, если бы видел тебя сейчас. Решил бы, что приобрёл нового друга, это уж точно.

— Спокойнее! — произнёс Фарамир, но без гнева. — Не говори прежде своего хозяина, который умнее тебя. И я не нуждаюсь в том, чтобы мне указывали на грозящую нам опасность. Даже если и так, я могу найти немного времени, чтобы вынести верное суждение в трудном деле. Будь я так же поспешен, как и ты, я мог бы уже давно убить вас, ибо мне дан приказ убивать всех, кого я найду в этой стране баз разрешения Правителя Гондора. Но я не убиваю без нужды ни людей, ни животных, и делаю это неохотно даже когда это необходимо. И я никогда не говорю попусту. Так что успокойся! Сядь к своему хозяину и молчи.

Сэм с красным лицом тяжело плюхнулся на землю. Фарамир снова обратился к Фродо:

— Ты спросил, как я узнал, что сын Денетора мёртв. Вести о смерти многокрылы. Говорят, "ночь часто несёт весть кровным родичам". Боромир был моим братом.

Тень скорби промелькнула по его лицу.

— Ты помнишь особый знак, который лорд Боромир носил среди своих вещей?

Фродо на мгновение задумался, опасаясь другой ловушки и гадая, чем кончится этот разговор. Ему едва удалось спасти Кольцо от высокомерных притязаний Боромира; как быть среди стольких воинственных и сильных людей, он не знал. Однако в глубине души он чувствовал, что Фарамир, хоть внешне очень походил на брата, был не таким себялюбивым человеком, одновременно суровее и мудрее.

— Я помню, что Боромир носил рог, — ответил он наконец.

— Ты вспомнил верно, и как тот, кто действительно видел его, — сказал Боромир. — Тогда ты, вероятно, можешь воспроизвести его перед своим мысленным взором: большой рог дикого быка с востока, отделанный серебром и покрытый древними письменами. Этот рог в течение многих поколений носили старшие сыновья нашего рода, и сказано, что, если в него протрубить в беде где-либо в пределах Гондора, каким это королевство было в древности, то его голос не замрёт неуслышанным.

За пять дней до того, как я отправился на эту вылазку, то есть одиннадцать дней назад, примерно в этот час дня я слышал голос того самого рога. Казалось, он доносился с севера, но слабо, словно мысленный отзвук. Дурное предзнаменование, подумали мы тогда, я и мой отец, ибо ничего не слыхали мы о Боромире с тех пор, как он ушёл, и ни один часовой на наших границах не видел его. А на третью ночь после того дня со мной произошла ещё более странная вещь.

Я сидел ночью у вод Андуина в серой тьме под молодой бледной луной, наблюдая за вечно бегущими струями, и печально шелестели камыши. Мы постоянно караулим так берега близ Осгилиата, частично захваченного сейчас нашими врагами, которые выходят оттуда разорять наши земли. Но той ночью весь мир спал в полуночный час. Затем я увидел, или мне показалось, что я увидел лодку, плывущую по водам: небольшую мерцающую серебром лодку странной формы с высоким носом, и не было в ней ни гребца, ни рулевого.

Меня охватил благоговеенный страх, ибо её окружало бледное свечение. Но я встал, и подошёл к берегу, и вступил в воду, потому что меня влекло к ней. Тогда лодка повернула ко мне, и замедлила ход, и неторопливо проплыла мимо меня на расстоянии вытянутой руки, но я не дерзнул коснуться её. Она сидела глубоко, словно была тяжело нагружена, и почудилось мне, пока она проплывала перед моим взором, что она почти до краёв полна прозрачной водой, из которой лился свет, и, укрытый водой, лежал в ней спящий воин.

На его коленях был сломанный меч, и много ран я увидел на нём. Это был Боромир, мой брат, мёртвый. Я узнал его одежду, его меч, его дорогое лицо. Лишь одной вещи не увидел я: его рога. Лишь одной вещи не знал я: прекрасного пояса на нём, словно бы сплетённого из золотых листьев. "Боромир! — воскликнул я. — Где твой рог? Куда идёшь ты? О, Боромир!" Но он был мёртв. Лодка вернулась в поток и поплыла, мерцая, дальше в ночь. Это было похоже на сон, но не было сном, потому что не было пробуждения. И я не сомневаюсь, что он умер и ушёл вниз по Реке к Морю.

— Увы! — проговорил Фродо. — Это действительно был Боромир, каким я его знал, потому что золотой пояс был дарован ему в Лотлориэне Владычицей Галадриэлью. Это она одела нас, как вы видите, в эльфийское серое. Эта брошь тоже изготовлена там.

Фарамир внимательно рассмотрел её.

— Она прекрасна, — промолвил он. — Да, это изготовлено с тем же искусством. Так, значит, вы прошли через страну Лориэн? Лаурелиндоренан называли её в древности, но уже давно люди ничего не знают о ней, — добавил он тихо, глядя на Фродо с уважительным удивлением. — Теперь я начинаю понимать многое из того, что странно в тебе. Ты не хочешь поведать мне больше? Ибо очень горько сознание того, что Боромир погиб на пороге своего дома.

— Я не могу сказать больше того, что сказал, — ответил Фродо. — Хотя твой рассказ и исполнил меня дурным предчувствием. Я думаю, ты видел лишь призрак, лишь тень несчастья, которое настанет или может настать. Если только это не ложное видение, вызванное коварством Врага. Я видел лица благородных воинов древности, спящих на дне омутов в Гиблых Болотах, или явленные там его губительными чарами.

— Нет, это было не то, — возразил Фарамир. — От его дел сердце наполняется отвращением, а моё почувствовало горе и жалость.

— Однако, как нечто подобное могло произойти в действительности? — спросил Фродо. — Ибо ни одну лодку невозможно пронести по скалистым холмам за Тол Брандиром, а Боромир собирался идти домой через Энтрицу и степи Ристании. И потом, может ли хоть какое-нибудь судно соскользнуть по пене гигантского водопада и не пойти ко дну в кипящем водовороте у его подножья, хоть залито водой?

— Не знаю, — сказал Фарамир. — Но откуда эта лодка?

— Из Лориэна, — ответил Фродо. — В трёх таких лодках прошли мы на вёслах вниз по Андуину к водопаду. Они тоже эльфийской работы.

— Вы прошли через Тайную Страну, — сказал Фарамир, — но, похоже, плохо поняли её могущество. Если люди имеют дело с Госпожой Чар, что живёт в Золотом Лесу, следует ожидать, что им будут сопутствовать странные вещи. Ибо опасно смертному человеку покидать мир под этим солнцем, и сказано, что немногие в древности возвращались оттуда прежними.

Боромир, о, Боромир! — воскликнул он. — Что сказала она тебе, бессмертная Владычица? Что увидела она? Что проснулось в твоём сердце затем? Зачем же свернул ты в Лаурелиндоренан, а не пошёл своим собственным путём, чтобы прискакать однажды утром домой на коне Ристании?

Затем, опять обратившись к Фродо, он снова заговорил спокойным голосом:

— Полагаю, что ты мог бы ответить на эти вопросы, Фродо, сын Дрого. Но, быть может, не здесь или не сейчас. Однако если ты всё ещё думаешь, что рассказанное мной было лишь видением, то я скажу тебе следующее: по крайней мере рог Боромира вернулся на самом деле, не в воображении. Рог вернулся, но расколотым надвое, словно мечом или топором. Осколки попали на берег порознь: один был найден среди камышей там, где прячутся часовые Гондора, на севере, ниже места впадения Энтрицы, другой был найден кружащимся в потоке тем, кто выполнял свою задачу на реке. Странная случайность, но говорят, что убийство не скроешь.

И ныне рог старшего сына лежит в двух осколках на коленях Денетора, который сидит на своём троне и ждёт вестей. И ты не можешь сообщить мне ничего о том, как был расколот рог?

— Нет, я ничего не знаю об этом, — сказал Фродо. — Но день, когда ты слышал его, если твой подсчёт верен, был тем днём, когда мы расстались, когда я и мой слуга покинули Отряд. И теперь твой рассказ страшит меня, потому что если Боромир находился тогда в опасности и был убит, то, боюсь, все мои спутники тоже погибли. А это были мои родичи и мои друзья.

Может быть, ты оставишь свои подозрения и отпустишь меня? Я устал, глубоко огорчён, и мне страшно. Но я должен выполнить или попытаться выполнить поручение, прежде чем меня тоже убьют. И тем более надо спешить, если из всего нашего Отряда остались лишь мы, два невысоклика.

Возвращайся, Фарамир, доблестный капитан Гондора, и защищай свой город, пока можешь, и позволь мне идти туда, куда ведёт меня рок.

— Я тоже не почерпнул утешения в нашем с тобой разговоре, — ответил Фарамир. — Но ты, без сомнения, представил себе всё хуже, чем нужно. Если не сами лориэнцы пришли к нему, то кто облачил Боромира как для похорон? Не орки или слуги Безымянного. Полагаю, некоторые из твоего Отряда ещё живы.

Но, что бы ни произошло на северной границе, относительно тебя, Фродо, я больше не сомневаюсь. Если суровые дни научили меня разбираться в словах и лицах людей, то я могу судить и о невысокликах! Хотя, — и тут он улыбнулся, — в тебе есть нечто странное, Фродо, эльфийский дух, быть может. Теперь я должен был бы забрать тебя в Минас Тирит держать там ответ перед Денетором, и жизнь моя будет заслуженной расплатой, если сейчас я выберу то, что послужит во вред моему городу. Поэтому я не хочу решать наспех, что надлежит делать. Тем не менее, отсюда нам следует уходить незамедлительно.

Он вскочил на ноги и отдал несколько приказов. Окружавшие его люди мгновенно разбились на маленькие группки и разошлись в разные стороны, быстро исчезнув в тени скал и деревьев. Вскоре остались только Маблунг и Дамрод.

— Сейчас вы, Фродо и Сэммиум, пойдёте со мной и моей охраной, — сказал Фарамир. — Вам нельзя идти по тракту к югу, если таково было ваше намерение: несколько дней он будет небезопасен и, после нашей сегодняшней вылазки, за ним будут наблюдать гораздо пристальнее, чем всегда. Да и в любом случае, не думаю, что вы сможете сегодня уйти далеко, потому что вы утомлены. И мы тоже. Сейчас мы пойдём в наше тайное убежище, которое находится меньше чем в десяти милях отсюда. Орки и шпионы Врага пока ещё его не обнаружили, а если и обнаружат, то мы смогли бы долго продержаться там даже против многих. Там мы сможем укрыться и передохнуть, и вы с нами. Утром я решу, что будет лучше сделать для меня и для вас.

Фродо ничего не оставалось, как только подчиниться его просьбе или приказу. В данный момент это казалось самым мудрым, поскольку вылазка гондорцев сделала путешествие по Итилии более опасным, чем прежде.

Они вышли немедленно: Маблунг и Дамрод немного впереди, а Фарамир с Фродо и Сэмом сзади. Обогнув ближний край озерца, в котором купались хоббиты, они перешли ручей, поднялись по пологому берегу и попали в тенистый зелёный лес, который сбегал вниз по направлению к западу. Они шли так быстро, как могли хоббиты, и беседовали приглушёнными голосами.

— Я прервал наш разговор, — сказал Фарамир, — не только потому, что время поджимало, как мне напомнил мастер Сэммиум, но и потому, что мы подошли к таким вещам, которые лучше не обсуждать открыто в присутствии многих. По этой причине я предпочёл перейти на своего брата и оставить Проклятие Исилдура. Ты не был полностью откровенен со мной, Фродо.

— Я не лгал и сказал всю правду, какую мог, — отозвался Фродо.

— Я не упрекаю тебя, — сказал Фарамир. — Ты мудро и осмотрительно говорил в трудных местах, как мне показалось. Но я узнал или отгадал по тебе больше, чем сказали твои слова. Ты не дружил с Боромиром, или ваше расставание не было дружеским. Полагаю, что ты, и мастер Сэммиум тоже, были чем-то обижены. Хотя я нежно любил брата и был бы рад отомстить за его смерть, но я знал его хорошо. Проклятие Исилдура — отважусь предположить, что Проклятие Исилдура лежит между вами и было причиной раздора в вашем Отряде. Ясно, что это могущественная реликвия определённого рода, и если некий урок и может быть почёрпнут из древних преданий, такие вещи не способствуют сохранению мира среди союзников. Разве я не попал в цель?

— Близко, — ответил Фродо. — Но не в яблочко. В нашем Отряде не было раздора, хотя были сомнения: сомнения в том, какой дорогой нам идти от Эмин Муила. Но, как бы там ни было, древние предания учат нас также, что опасно ронять опрометчивые слова по поводу таких вещей, как… реликвия.

— А! Тогда дело обстоит так, как я и думал: все твои беды связаны только с Боромиром. Он хотел, чтобы эта вещь была принесена в Минас Тирит. Увы! Некий ложный шаг запечатывает уста тебе, видевшему его последним, и заставляет скрывать от меня то, что мне так сильно хочется знать: что было у него на сердце и в мыслях в его последние часы. Оступился он или нет, но в одном я уверен: умер он хорошо, доведя до конца нечто правильное. Его лицо было даже более красивым, чем при жизни.

Но, Фродо, сначала я настоятельно требовал объяснений по поводу Проклятия Исилдура. Прости меня! Это было глупо в таком месте и в такой час. У меня не было времени подумать. Мы выдержали жестокую схватку, и всего, что с ней связано, было больше, чем достаточно, чтобы занять мои мысли. Но уже когда я говорил с тобой, то кое-что понял и потому намеренно выстрелил мимо цели. Ибо ты должен знать, что многое из древнего знания, не распространяемого широко, всё ещё хранится правителями Города. Наш дом происходит не от Элендила, хотя кровь Нуменора есть в нас, поскольку мы возводим свой род к Мардилу, доброму вассалу, который правил вместо короля, когда тот ушёл на войну. То был король Эарнур, последний из рода Анариона, и он был бездетен и так никогда и не вернулся. И с того дня городом правят вассалы, хотя много поколений людей сменилось с тех пор.

И вот что я помню о Боромире-мальчике, когда мы вместе учили легенды о наших предках и историю нашего города: он постоянно досадовал, что его отец — не король. "Сколько столетий нужно, чтобы сделать правителя королём, если король не вернётся?" — спросил он. "Быть может, несколько лет в других, менее величественных монархиях", — ответил мой отец. — "В Гондоре не хватит и десяти тысяч лет". Увы! Бедный Боромир! Не говорит ли это тебе кое-что о нём?

— Говорит, — отозвался Фродо. — Однако он всегда обращался к Арагорну почтительно.

— Не сомневаюсь, — сказал Фарамир. — Если, как ты говоришь, он убедился в истинности притязаний Арагорна, он должен был глубоко чтить его. Но час столкновения ещё не настал: они ещё не достигли Минас Тирита и не стали соперниками в ведомой городом войне.

Но я отклонился. Мы в доме Денетора по давней традиции знаем много древних преданий, и ещё больше вещей хранится в наших сокровищницах: книги и таблицы, записанные различными буквами на выцветших пергаментах, да, и на камнях, и на золотых и серебряных листах. Некоторые из них никто не может прочесть, что же касается остальных, то немногие когда-либо разворачивали их. Кое-что я могу разобрать, ибо учился этому. Это те записи, которые принёс нам Серый Странник. Впервые я видел его, когда был ребёнком, и с тех пор он бывал у нас дважды или трижды.

— Серый Странник? — переспросил Фродо. — А как его звали?

— Мы называли его Митрандиром на эльфийский манер, — ответил Фарамир. — И он не возражал против этого. "У меня иного имён в разных странах", — говорил он. — "Митрандир среди эльфов, Таркун среди гномов, Олорином был я на западе в дни моей юности, что забылось, на юге Инканус, на севере Гэндальф; на восток я не хожу".

— Гэндальф! — вымолвил Фродо. — Я так и подумал, что это он: Гэндальф Серый, самый желанный из советников, предводитель нашего Отряда. Он погиб в Мории.

— Митрандир погиб! — воскликнул Фарамир. — Злой рок, похоже, преследует ваш Отряд. Поистине тяжело поверить, что некто столь мудрый и могущественный — ибо много удивительных вещей совершал он среди нас — мог погибнуть, и что так много знания ушло из этого мира. Уверен ли ты в этом? Не мог ли он просто покинуть вас и отправиться, куда хотел?

— Увы, да, — сказал Фродо. — Я видел, как он падал в бездну.

— Я вижу, здесь кроется ужасная и удивительная повесть, — сказал Фарамир, — и ты, возможно, расскажешь мне её вечером. Митрандир был, как я теперь понимаю, не просто знатоком преданий, но великим инициатором дел, происходящих в наше время. Будь он среди нас, он мог бы объяснить смысл суровых слов нашего сновидения, и тогда нам не пришлось бы никого посылать. Но, быть может, он не сделал бы этого, и путешествие Боромира было предопределено. Митрандир никогда не говорил нам о том, что будет, и никогда не открывал своих намерений. Он получил позволение Денетора — каким образом, я не знаю, — взглянуть на секреты нашей сокровищницы, и я кое-чему научился от него, когда он был расположен учить (а это бывало нечасто). Он непрестанно разыскивал и расспрашивал нас обо всём, что касается Великой Битвы на Дагорладе в начале Гондора, когда Он, чьего имени мы не называем, был ниспровергнут. Особенно его интересовали предания об Исилдуре, хотя о последнем мы мало что могли сказать, ибо ничего определённого никогда не было известно среди нас о его конце.

Тут голос Фарамира понизился до шёпота:

— Но вот о чём узнал я или догадался, и с тех пор всегда хранил эту тайну в своём сердце: Исилдур взял нечто с руки Неназываемого, прежде чем он ушёл из Гондора, чтобы никогда больше не показаться среди смертных людей. В этом, думаю я, ответ на вопросы Митрандира. Но тогда это казалось делом, касающимся только исследователей древних преданий. Лишь когда мы обсуждали между собой загадочные слова нашего сна, я подумал, что Проклятие Исилдура и есть та самая вещь. Ибо Исилдур, как повествует единственная известная нам легенда, попал в засаду и был убит стрелами орков, и Митрандир никогда не говорил мне ничего иного.

Чем может быть эта вещь в действительности, я пока не могу догадаться, но она должна быть некой могущественной и опасной реликвией. Возможно, ужасным оружием, изобретённым Чёрным Властелином. Если эта вещь даёт преимущество в битве, то я охотно поверю, что гордый и бесстрашный, но часто опрометчивый Боромир, всегда страстно стремившийся к победе Минас Тирита (и своей собственной славе при этом), мог пожелать подобную вещь и был пленён ею. Увы, что именно он был отправлен с этим поручением! Я был бы избран моим отцом и старейшинами, однако он предложил себя, поскольку старше и выносливее (оба верно), и не дал себя отговорить.

Но не страшись больше! Я не взял бы эту вещь, даже если нашёл бы её на проезжей дороге. Нет, даже если Минас Тирит ляжет в развалинах и один я смогу спасти его, воспользовавшись оружием Чёрного Властелина ко благу города и моей славе. Нет, таких триумфов я не хочу, Фродо, сын Дрого.

— И Совет тоже, — отозвался Фродо. — И я. Я вообще не хотел бы иметь ничего общего с подобными вещами.

— Что касается меня, — продолжил Фарамир, — то я хотел бы увидеть Белое Дерево снова цветущим в саду королей, и Серебряную Корону возвращённой, и Минас Тирит в мире: снова, как в старину, Минас Анор, крепость, полную светом, великую и прекрасную, красивую, как королева среди других королев, но не владычицу многочисленных рабов, нет, даже и не милостивую владычицу над добровольными рабами. Война должна быть, пока мы защищаем наши жизни от разрушителя, который всё пожирает; но я не люблю ни сверкающий меч за его остроту, ни стрелы за её быстроту, ни воина за его славу. Я люблю только то, что они защищают, — город людей Нуменора, — и я предпочёл бы, чтобы его любили за его память, его древность, его красоту и его нынешнюю мудрость. Но без трепета, за исключением того трепета, какой человек может испытывать перед достойным и мудрым старцем.

Так не бойся меня! Я не прошу тебя рассказать мне больше. Я даже не прошу тебя сказать мне, насколько близко к яблочку попали мои слова сейчас. Но, если ты доверишься мне, то, может быть, я смогу дать тебе совет в твоих теперешних поисках, в чём бы они ни заключались, — да, и даже помочь тебе.

Фродо не ответил. Он почти поддался соблазну попросить совета и помощи, рассказать этому серьёзному молодому человеку, чьи речи казались так мудры и честны, всё, что было у него в мыслях. Но что-то его удерживало. На душе у него было тяжело от страха и скорби: если, что казалось весьма вероятным, от Девяти Путников действительно остались только они с Сэмом, тогда он один в ответе за сохранение тайны их поручения. Лучше незаслуженное недоверие, чем опрометчивые слова. И память об ужасной перемене в Боромире, которую вызвал в нём соблазн Кольца, была ещё свежа и оживлялась, когда он смотрел на Фарамира и слышал его голос: они были непохожи, и, тем не менее, очень сродни.

Некоторое время они шли молча, мелькая как серые и зелёные тени под старыми деревьями; их ноги ступали бесшумно, над ними пело множество птиц и солнце играло на глянцевой крыше тёмной листвы вечнозелёных лесов Итилии.

Сэм не принимал участия в беседе, хотя и прислушивался к ней, но в то же самое время он следил чуткими ушами хоббита за всеми тихими звуками окружавшего их леса. Одну вещь он отметил: что за всё время разговора ни разу не всплыло имя Горлума. Он был рад, хотя и чувствовал, что было бы напрасно надеяться на то, что ему никогда не доведётся услышать его ещё раз. Вскоре Сэм понял также, что, хотя они шли одни, неподалёку было много людей: не только Маблунг и Дамрод, то появляющиеся на миг, то снова исчезающие в тенях впереди, но и другие со всех сторон, которые быстро и скрытно направлялись к некоему назначенному заранее месту.

Однажды, неожиданно оглянувшись, словно какое-то покалывание в коже дало ему знать, что за ним наблюдают сзади, ему показалось, что он заметил маленькую тёмную фигурку, скользнувшую за ствол. Он открыл было рот, чтобы заговорить, и снова закрыл.

"Я не уверен в этом, — сказал он сам себе. — И почему я должен напоминать им о старом негоднике, если они предпочли забыть про него? Хотел бы я сделать то же самое!"

Так они шли до тех пор, пока лес не поредел и местность не принялась снижаться более круто. Тогда они опять свернули вправо и вскоре очутились у небольшой речки в узком ущелье: это был тот самый ручеёк, который вытекал тонкой струйкой из оставшегося высоко вверху круглого бассейна, но разросшийся теперь до быстрого потока, который прыгал по камням в глубоко прорезанном русле под пологом ильмов и тёмного самшита. Посмотрев на запад, они увидели под собой подёрнутые светлой дымкой левады и широкие луга, далеко за которыми сверкали под закатным солнцем широкие воды Андуина.

— Здесь, увы, мне придётся обойтись с вами неучтиво, — сказал Фарамир. — Надеюсь, вы простите это тому, кто во имя учтивости настолько пренебрёг данными ему приказами, что не велел убить или связать вас. Но существует распоряжение, что ни один чужак, даже из Ристании, из наших соратников, не должен увидеть тропы, по которой мы идём сейчас с открытыми глазами. Я должен завязать вам глаза.

— Как угодно, — отозвался Фродо. — Даже эльфы при необходимости принимают подобную предосторожность, и с завязанными глазами пересекли мы границы прекрасного Лотлориэна. Гимли, гном, принял это плохо, но хоббиты стерпели.

— Место, в которое я веду вас, не так прекрасно, — сказал Фарамир. — Но я рад, что вы соглашаетесь на это добровольно, а не по принуждению.

Он тихо позвал, и Маблунг и Дамрод незамедлительно выступили из-за деревьев и подошли к нему.

— Завяжите глаза гостям, — распорядился Фарамир. — Надёжно, но не доставляя им беспокойства. Рук не связывайте. Они дают слово не пытаться подглядывать. Я разрешил бы им просто закрыть глаза, но когда оступается нога, глаз моргает. Проведите их так, чтобы они не спотыкались.

Двое охранников завязали хоббитам глаза зелёными шарфами и надвинули их капюшоны вниз, почти до ртов, затем быстро взяли каждого за руку и повели своей дорогой. Всё, что Фродо и Сэм знали об этой последней миле пути, построено исключительно на догадках среди тьмы. Через некоторое время они обнаружили, что идут по тропе, круто спускающейся вниз; вскоре она стала такой узкой, что пришлось идти друг за другом, задевая с обеих сторон за каменные стены; стражи направляли хоббитов сзади, крепко придерживая их за плечи. Время от времени они достигали неровных участков, через которые их переносили, а потом снова ставили на ноги. Справа от них постоянно раздавался гул бегущей воды, который становился всё ближе и громче. Наконец они остановились. Маблунг и Дамрод быстро повернули их несколько раз, и они потеряли всякое представление о направлении. Затем они немного поднялись вверх: стало как будто прохладнее, и гул потока ослабел. Потом их подняли и понесли вниз, вниз, по многим ступенькам и за угол. Внезапно они снова услышали воду, теперь громко; она плескалась и брызгалась, казалось, прямо вокруг них, и они ощутили тонкую водяную пыль на руках и щеках. Наконец их ещё раз поставили на ноги. Мгновение они так стояли, наполовину испуганные, с завязанными глазами, не знающие, где они, и никто не говорил.

Затем буквально за их спинами прозвучал голос Фарамира.

— Дайте им взглянуть! — приказал он.

Колпаки были отодвинуты, шарфы сняты, и хоббиты заморгали, разинув рты.

Они стояли на влажном полу из полированных камней, как бы в прихожей, и за ними в скале темнели грубо высеченные ворота. Но перед ними висела тонкая завеса воды: так близко, что Фродо мог бы коснуться её, протянув руку вперёд. Она была обращена к западу. Сзади в неё били косые лучи заходящего солнца, и красный свет разбивался на множество дрожащих лучиков, которые постоянно меняли цвет. Казалось, что они стоят у окна некой эльфийской башни с занавесом, сплетённым из оправленных в золото и серебро алмазов, рубинов, сапфиров и аметистов, которые горят немеркнущим огнём.

— По крайней мере, благодаря счастливой случайности, мы пришли как раз вовремя, чтобы вознаградить вас за ваше терпение, — сказал Фарамир. — Это Окно на Запад, Хеннет Аннун, прекраснейший из всех водопадов Итилии, страны многих источников. Немногие из чужеземцев видели его. Но здесь, позади, нет величественного зала, ему под стать. Войдите теперь и взгляните!

Пока он говорил, солнце село, и огонь в падающей воде угас. Они повернулись, прошли под низкой, внушающей страх аркой и сразу же очутились в каменной палате, широкой и неотделанной, с неровным наклонным потолком. Несколько зажжённых факелов бросали тусклый свет на отблёскивающие стены. Здесь уже было много людей. Остальные непрерывно подходили по двое или по трое через тёмную узкую дверь на одной стороне. Когда глаза хоббитов привыкли к темноте, они разглядели, что пещера обширнее, чем они полагали, и в ней сложено много оружия и провизии.

— Вот, это наше убежище, — сказал Фарамир. — Не слишком удобное место, но здесь вы сможете спокойно переночевать. По крайней мере, здесь сухо и есть еда, хотя нет огня. Некогда через эту пещеру и арку бежала вода, но её русло было изменено в верхней части ущелья древними мастерами и перенаправлено так, что теперь вода низвергается водопадом с вдвое большей высоты со скал над нами. Затем все входы в этот грот, кроме одного, были заделаны, чтобы сюда не проникала ни вода, ни что-либо ещё. Теперь отсюда только два пути наружу: вон тот проход, по которому вас провели с завязанными глазами, и через занавес Окна в глубокую чашу, заполненную острыми камнями. А сейчас отдохните немного, пока не будет собрана вечерняя трапеза.

Хоббитов отвели в уголок и устроили там низкое ложе, чтобы они могли лечь, если захотят. Тем временем люди хлопотали в пещере тихо, спокойно, дисциплинированно. Лёгкие столешницы были отодвинуты от стен, поставлены на козлы и уставлены посудой, по большей части простой и без украшений, но добротно и красиво сделанной: круглые тарелки, кубки и блюда из глазированной коричневой глины или выточенные из самшита, глянцевые и чистые. Кое-где стояли чаши или тазики из полированной бронзы, и кубок из светлого серебра был поставлен перед местом капитана в центре самого дальнего стола.

Фарамир ходил среди людей, тихим голосом расспрашивая каждого входящего. Одни возвращались после преследования южан; другие были оставлены в качестве разведчиков у тракта и появились последними. Счёты были сведены со всеми южанами, за исключением только громадного мумака: что сталось с ним, никто не мог сказать. Со стороны врагов не было заметно никакого движения, в окрестностях не было даже шпионов-орков.

— Ты ничего не видел и не слышал, Анборн? — спросил Фарамир последнего из пришедших.

— Так, лорд, ничего, — ответил человек. — По крайней мере, никаких орков. Но я видел, или мне почудилось, что видел нечто не совсем понятное. Были уже глубокие сумерки, в которых вещи выглядят крупнее, чем на деле. Так что, может быть, это была всего лишь белка. — При этих словах Сэм навострил уши. — Но, даже если это и так, это была чёрная белка, и я не видел хвоста. Она походила на тень на земле, и, стоило мне приблизиться, шмыгнула за ствол и быстро вскарабкалась наверх, в точности как белка. Вы не велите нам убивать диких животных без нужды, а это создание не казалась большим, так что я не пустил стрелы. В любом случае, для уверенной стрельбы было слишком темно, а зверёк скрылся во мраке листвы в мгновение ока. Но я постоял там, потому что всё это казалось странным, а затем поспешил назад. Мне почудилось, что, когда я отвернулся, он зашипел сверху мне вслед. Может быть, большая белка. Возможно, под тенью Неназываемого кое-какие твари из Лихолесья проникли в наши леса. Говорят, что там водятся чёрные белки.

— Возможно, — сказал Фарамир. — Но, будь это так, то это было бы дурным знаком. Нам не нужны в Итилии беглецы из Лихолесья.

Сэму показалось, что, произнося это, он метнул быстрый взгляд на хоббитов, но Сэм не сказал ничего. Некоторое время они с Фродо лежали на спине и наблюдали за светом факелов, а люди всё двигались взад и вперёд и переговаривались приглушёнными голосами. Затем Фродо неожиданно заснул.

Сэм боролся с собой, прикидывая так и сяк. "Может быть, он хороший человек, — думал он. — А может быть, и нет. За прекрасными словами может прятаться дурное сердце". — Он зевнул. — "Я мог бы спать целую неделю, и лучше бы этим и заняться. Да и что я смогу сделать, даже если останусь бодрствовать, совершенно один среди всего этого Большого народа? Ничего, Сэм Скромби; но всё же придётся тебе бодрствовать и дальше". И некоторое время он с этим справлялся. Свет в дверях пещеры окончательно померк, и серая завеса падающей воды потускнела и исчезла в сгущающихся тенях. Вечный шёпот воды неумолчно звучал всё на той же неизменной ноте и утром, и вечером, и ночью. Вода бормотала и навевала сон. Сэм держал веки костяшками пальцев.

Теперь зажгли больше факелов. Открыли бочонок с вином. Люди принесли воду из водопада. Многие мыли руки в тазиках. Фарамиру подали широкую медную чашу и белое полотенце, и он умылся.

— Разбудите наших гостей, — приказал он. — И принесите им воды. Время поесть.

Фродо сел, зевнул и потянулся. Сэм, не привыкший, чтобы ему прислуживали, с некоторым удивлением смотрел на высокого человека, который поклонился, держа перед ним тазик с водой.

— Поставь его на землю, молодой господин, будь так любезен! — сказал он. — И мне и тебе будет легче.

Затем, к изумлению и развлечению человека, он сунул голову в холодную воду и принялся плескать её на шею и уши.

— В вашей стране принято мыть голову перед ужином? — спросил человек, прислуживающий хоббитам.

— Нет, перед завтраком, — ответил Сэм. — Но, если мало спишь, то холодная вода на шею действует, как дождь на увядший латук. Ну вот! Теперь я смогу держать глаза открытыми достаточно долго, чтобы чего-нибудь съесть.

Их усадили рядом с Фарамиром на бочки, покрытые шкурами, которые достаточно возвышались над скамьями людей, чтобы хоббиты чувствовали себя удобно. Прежде чем приступить к еде, Фарамир и все его люди встали, повернувшись лицом к западу, и некоторое время молчали. Фарамир знаком показал Фродо и Сэму, что они должны поступить также.

— Мы всегда делаем так, — сказал он, когда все уселись. — Мы смотрим по направлению к Нуменору, что был, и Обители Эльфов, что есть, и к тому, что лежит за Обителью Эльфов и всегда будет. У вас нет такого обычая перед едой?

— Нет, — ответил Фродо, чувствуя себя неотёсанным деревенщиной. — Но, если мы в гостях, то кланяемся хозяину, а после еды поднимаемся и благодарим его.

— Мы тоже так поступаем, — сказал Фарамир.

После столь долгого пути, лагерных привалов и дней, проведённых в безлюдной глуши, эта вечерняя трапеза показалась хоббитам настоящим пиром: пить бледно-жёлтое вино, холодное и ароматное, есть хлеб и масло, и солёное мясо, и сухие фрукты, и хороший красный сыр чистыми руками и чистыми ножами с чистых тарелок. Ни Фродо, ни Сэм не отказывались ни от чего предложенного, причём ни во вторую, ни даже в третью раздачу. Вино разлилось по их жилам и утомлённым телам, и на сердце у них стало так легко и радостно, как не было ни разу с тех пор, как они покинули Лориэн.

Когда трапеза кончилась, Фарамир отвёл их в тихий уголок в дальнем конце пещеры, частично скрытый занавесом, куда принесли кресло и два стула. В нише горел маленький глиняный светильник.

— Вероятно, вам скоро захочется спать, — сказал он. — Особенно доброму Сэммиуму, который не сомкнул глаз перед едой, то ли опасаясь притупить превосходный аппетит, то ли из страха передо мной, — я не знаю. Но не годится слишком быстро ложиться после еды, особенно если ей предшествовало долгое воздержание. Давайте побеседуем немного. За время вашего пути от Раздола наверняка случилось много такого, о чём стоило бы рассказать. Да и вам, вероятно, хочется узнать что-нибудь о нас и о землях, в которых вы теперь находитесь. Поведайте мне о моём брате Боромире, и о старом Митрандире, и о прекрасном народе Лотлориэна.

Фродо больше не хотелось спать, и он охотно начал рассказ. Однако, хотя еда и вино сделали его непринуждённее, он не потерял всей своей осмотрительности. Сэм сиял и бормотал что-то себе под нос, но, пока говорил Фродо, сперва довольствовался ролью слушателя, лишь изредка отваживаясь вставить одобрительное восклицание.

Фродо рассказал о многих событиях, хотя старательно избегал затрагивать вопрос о целях Отряда и Кольце, распространяясь в основном о доблестной роли Боромира, которую тот сыграл во всех их приключениях: с волками в глуши, в снежном буране на Карадрасе и в пещерах Мории, где пал Гэндальф. Фарамира больше всего взволновал рассказ о битве на мосту.

— Должно быть, Боромиру было досадно бежать от орков, — сказал он, — и даже от той ужасной твари, которую ты назвал, Балрога, — даже перед ним он отступил бы последним.

— Он был последним, — подтвердил Фродо. — Но Арагорн был вынужден вести нас. Он один знал дорогу после гибели Гэндальфа. Но если бы там не было нас, ничтожного народа, о котором приходилось заботиться, не думаю, что он или Боромир бежали бы.

— Быть может, было бы лучше, если бы Боромир погиб там вместе с Митрандиром, — сказал Фарамир, — и не пошёл бы навстречу судьбе, которая ждала его у водопадов Рэроса.

— Может быть. Но расскажи мне теперь о ваших собственных судьбах, — попросил Фродо, снова уводя разговор в сторону. — Потому что я охотно узнал бы больше о Минас Итиле, и Осгилиате, и Минас Тирите, что сопротивляется так долго. На что надеется ваш город в этой длительной войне?

— На что мы надеемся? — отозвался Фарамир. — Уже давно у нас нет никакой надежды.

Меч Элендила, если он действительно вернётся, может зажечь её вновь, но не думаю, что он сумеет сделать больше, чем просто отсрочить злой день, разве только столь же неожиданно подоспеет помощь от людей или эльфов. Ибо Враг крепнет, а мы слабеем. Мы обречены на гибель, осень без весны.

Люди Нуменора широко расселились по берегам и приморским областям Большой Земли, но по большей части их сгубило зло и безрассудство. Многие подпали под очарование Тьмы и чёрных искусств, другие целиком предались безделью и лени, а третьи сражались между собой до тех пор, пока не были в своей слабости покорены дикарями.

Никто не говорит, что в Гондоре когда-либо занимались чёрными искусствами или что Безымянный был в нём когда-либо в почёте, и древняя мудрость и красота, принесённые с Запада, долго сохранялись в королевстве сыновей Элендила Светлого, и они всё ещё не полностью исчезли здесь. Но даже так, именно Гондор привёл себя к собственному упадку, впав постепенно в старческий маразм и считая, что Враг, который был лишь изгнан, но не уничтожен, спит.

Смерть присутствовала всегда, поскольку нуменорцы всё ещё, как поступали и в своём древнем королевстве, тем самым утратив его, жаждали бесконечной жизни без перемен. Короли воздвигали усыпальницы более роскошные, чем жилища живых, и охотнее перечисляли древние имена в своих родословных, чем имена сыновей. Бездетные лорды сидели в старых залах, раздумывая над геральдикой; в тайных покоях иссохшие люди составляли действенные эликсиры или вопрошали звёзды с высоких башен. И последний король из рода Анариона не имел наследника.

Но правители были мудрее и более удачливы. Мудрее, потому что они усилили наш народ крепкими людьми с морских побережий и выносливыми горцами Эред Нимраса. И они заключили перемирие с гордыми северянами, которые часто нападали на нас, людьми свирепого мужества, но нашими дальними родичами, непохожими на вастаков или жестоких харадримцев.

И случилось так, что в дни Кириона, Двенадцатого Правителя (а мой отец двадцать шестой), они прискакали к нам на помощь и на большом Поле Келебранта уничтожили наших врагов, захвативших наши северные провинции. Это были ристанийцы, как мы называем их, господа лошадей, и мы уступили им степи Каленардона, которые с тех пор называются Роханом, потому что земли эти издревле были мало населены. И они заключили с нами союз и всегда оставались верны нам, помогая в случае нужды и охраняя наши северные границы и Ристанийское ущелье.

Они переняли наши знания и понравившиеся им обычаи, и их лорды при необходимости говорят на нашем языке, однако по большей части они следуют образу жизни своих отцов и хранят собственные предания, и между собой они общаются на собственном северном языке. И мы любим их: высокие мужчины и красивые женщины, одинаково доблестные, золотоволосые, ясноглазые и сильные, — они напоминают нам юность человечества, какими были люди в Древние Дни. Действительно, наши сказители говорят, что они, как и мы, происходят из тех же Трёх Домов Людей, что и нуменорцы в их начале: не от Хадора Золотоволосого, друга эльфов, быть может, но от тех его сыновей и подданных, которые не ушли за Море на Запад, отвергнув зов.

Ибо в наших преданиях мы делим людей так: Высшие, или Люди Запада, которыми были нуменорцы; Средний народ, Люди Сумерек, каковы ристанийцы и их род, что всё ещё живёт далеко на севере; и Дикари, Люди Тьмы.

Однако сейчас, когда ристанийцы стали во многом похожи на нас, овладев дополнительными умениями и смягчившись, мы тоже стали больше похожи на них и едва ли можем долее притязать на титул Высших. Мы стали Средними людьми, Людьми Сумерек, но сохранили память о былом. Ибо, как и ристанийцы, мы теперь любим войну и доблесть саму по себе, как веселье и венец всему; и хоть мы ещё считаем, что воин должен уметь и знать больше, чем просто как убивать и владеть оружием, мы, тем не менее, ставим воинов выше других мастеров. Таково требование наших дней. Таков был даже мой брат, Боромир: удалец, который считался за это лучшим человеком в Гондоре. И он действительно был очень доблестным: ни один наследник Минас Тирита за долгие годы не был столь вынослив в трудах, столь первым в битве и не мог столь громко играть на Большом Роге.

Фарамир вздохнул и на время замолк.

— Вы почти совсем ничего не рассказали об эльфах, сэр, — внезапно набравшись смелости, подал голос Сэм.

Он отметил, что Фарамир, судя по всему, говорит об эльфах с почтением, и это даже больше, чем его вежливость, а также его угощение и вино, завоевало уважение Сэма и успокоило его подозрительность.

— Конечно, нет, мастер Сэммиум, — подтвердил Фарамир, — потому что я не знаю эльфийских преданий. Но здесь ты коснулся ещё одного момента, в котором мы изменились, спустившись от Нуменора к Средиземью. Ибо, как вы можете знать, если Митрандир был вашим спутником и вы беседовали с Элрондом, эдаины, давшие начало нуменорцам, в первых воинах сражались рядом с эльфами, и в награду им было даровано королевство посреди моря, откуда была видна Обитель Эльфов. Но в Средиземье люди и эльфы в Чёрные годы начали отдаляться друг от друга, благодаря коварству Врага и медленным переменам времени, поскольку каждый род продолжал двигаться дальше своими, всё расходившимися дорогами. Ныне люди боятся и не доверяют эльфам, хотя очень мало знают о них. И мы в Гондоре перестали отличаться в этом от прочих людей, подобно людям Рохана, поскольку даже они, враги Чёрного Властелина, остерегаются эльфов и со страхом говорят о Золотом Лесе.

Однако среди нас ещё находятся те, кто общается с эльфами, когда выпадает случай, и время от времени кто-нибудь тайно уходит в Лориэн, редко возвращаясь обратно. Не я. Ибо я считаю, что в наше время опасно для смертных людей намеренно искать встреч с Древним Народом. Тем не менее, я завидую тому, что вы разговаривали с Белой Леди.

— Владычица Лориэна! Галадриэль! — воскликнул Сэм. — Вам следовало бы увидеть её, непременно следовало бы, сэр. Я всего-навсего хоббит, ухаживаю дома за садом, сэр, если вы понимаете меня, и я не силён в поэзии, то есть, не пишу стихов, — ну, может, знаете, немного комических куплетов время от времени, но не настоящие стихи, — так что я не могу сказать вам, что имею в виду. Это нужно воспеть. Вы могли бы обратиться за этим к Бродяжнику, то есть, Арагорну, или к старому мистеру Бильбо. Но как бы я хотел сочинить песню про неё! Она прекрасна, сэр! Восхитительна! Временами подобна большому дереву в цвету, а временами — белой чашечке нарцисса, скромной и тонкой. Тверда, как алмазы, и мягка, как лунный свет. Тепла, как лучи солнца, и холодна, как мороз под звёздами. Горда и далека, как снежные горы, и весела, как любая девчонка с маргаритками в волосах, попавшаяся мне навстречу весенней порой. Только вот всё это сплошная чепуха и даже близко не попадает в то, что я хочу сказать.

— Тогда она должна быть действительно восхитительна, — сказал Фарамир. — Опасно прекрасна.

— Я не знаю, как насчёт опасно, — возразил Сэм. — Мне сдаётся, что народ приносит в Лориэн свою опасность с собой и находит её там, потому что сам принёс её. Но, вероятно, вы можете называть её опасной, потому что она очень сильна внутренне. Ты, ты можешь разбиться об неё на кусочки, как корабль о скалу, или захлебнуться, как хоббит в реке. Но ни скалу, ни реку нельзя обвинять. Вот и Боро…

Он запнулся и покраснел.

— Да? Вот и Боромир, хотел ты сказать? — спросил Фарамир. — Что ты хотел сказать? Что он принёс опасность с собой?

— Да, сэр, прошу вашего прощения, и ваш брат был прекрасным человеком, если мне позволительно так выразиться. Но вы уже давно взяли правильный след. Да, я следил за Боромиром и прислушивался к нему всю дорогу из Раздола, — присматривая за своим хозяином, как вы понимаете, и не имея в виду ничего плохого для Боромира, — и, по-моему, так в Лориэне он впервые ясно понял то, что я отгадал раньше: чего он хочет. С того момента он впервые понял, что ему хочется получить Кольцо Врага!

— Сэм! — воскликнул Фродо в ужасе.

На какое-то время он отключился от происходящего, глубоко погрузившись в собственные мысли, и внезапно пришёл в себя, но слишком поздно.

— Ох, ты ж! — ахнул Сэм, побелев, а затем резко алея. — Ну вот, опять! Стоит тебе разинуть свой большой рот, как тут же и влипнешь, как говаривал мой старик, и совершенно справедливо. Ох, ты! Ох, ты!

Послушайте, сэр! — он повернулся лицом к Фарамиру, глядя на него со всей отвагой, какую только мог собрать. — Не используйте против моего хозяина глупость его слуги. Вы всё время говорили очень порядочно, рассуждали об эльфах и всём прочем, и притупили мою осторожность. Но у нас говорят "порядочен тот, кто поступает порядочно". Вот случай показать, чего вы стоите.

— Кажется, так, — проговорил Фарамир медленно и очень тихо, со странной улыбкой. — Так вот ответ на все загадки! Одно Кольцо, о котором думали, что оно навсегда исчезло из мира. И Боромир пытался отобрать его силой? И вы бежали? И бежали всю дорогу — ко мне! И здесь, в глуши, вы в моей власти: двое невысокликов и отряд людей, ждущих моего приказа, и Кольцо Колец. Подарок судьбы! Случай Фарамиру, капитану Гондора, показать, чего он стоит! Ха!

Он встал, очень высокий и суровый, его серые глаза блестели.

Фродо и Сэм вскочили со своих стульев и прижались бок о бок спинами к стене, нащупывая рукояти мечей. Нависло молчание. Все люди в пещере прекратили разговоры и с удивлением смотрели на них. Но Фарамир опять сел в своё кресло и тихонько рассмеялся, а потом внезапно снова помрачнел.

— Увы, Боромир! Это было слишком тяжёлое испытание! — произнёс он. — Как же вы увеличили мою скорбь, вы, двое странных путников из далёкой страны, несущие опасность для людей! Но вы меньше разбираетесь в людях, чем я в невысокликах. Мы правдивы, мы, люди Гондора. Мы редко даём хвастливые обещания, а затем выполняем обещанное или умираем, пытаясь выполнить. "Я не возьму его, даже если найду на проезжей дороге", — сказал я., И хотя я не знал точно, о какой вещи я тогда говорил, тем не менее, я рассматриваю эти слова как обет, и сдержал бы его, даже будь я таким человеком, который жаждет получить эту вещь.

Но я не такой человек. Или, я достаточно умён, чтобы понимать, что существуют опасности, от которых человек должен бежать. Успокойтесь! И утешься, Сэммиум. Если тебе кажется, что ты оступился, думай, что так было суждено. Твоё сердце столь же проницательно, сколь предано, и видит яснее, чем твои глаза. Пусть это выглядит странным, но было совершенно безопасным открыть мне это. Это может даже помочь хозяину, которого ты любишь, и пойти на пользу ему, если это в моей власти. Так что утешься. Но только не называй ещё раз эту вещь вслух. Одного раза достаточно.

Хоббиты вернулись к стульям и очень тихо уселись. Люди снова занялись вином и беседой, решив, что их начальник как-то подшутил над маленькими гостями, и всё.

— Что ж, Фродо, теперь, по крайней мере, мы поняли друг друга, — сказал Фарамир. — Если ты несёшь на себе эту вещь против своей воли, по просьбе других, то ты достоин жалости и уважения. И я поражён тобой: хранить это в тайне и не пользовать им! Вы новый народ и новый мир для меня. Все ли ваши сородичи похожи на вас? Ваша страна должна быть царством мира и благоденствия, и садовники должны пользоваться там изрядным почётом.

— Не всё там хорошо, — ответил Фродо, — но садовники, действительно, в чести.

— Но народ там должен уставать, даже в своих садах, как и все существа под солнцем этого мира. А вы далеко от дома и утомлены дорогой. На эту ночь довольно. Спите оба — спокойно, если можете. Не бойтесь! Я не хочу видеть это, или касаться этого, или знать об этом больше, чем я знаю (чего вполне достаточно), потому что, быть может, меня подстерегает опасность, и на проверку я окажусь ниже, чем Фродо, сын Дрого. Идите теперь отдыхать, но сначала скажите мне только, если хотите, куда вы намерены идти и что делать. Ибо я должен наблюдать, и ждать, и думать. Время истекает. Утром мы должны будем каждый последовать быстро дорогами, предназначенными нам.

Когда прошёл первый шок или страх, Фродо почувствовал, что он весь дрожит. Теперь на него, подобно облаку, опустилась великая усталость. Он не мог долее скрывать мысли и сопротивляться.

— Я иду искать дорогу в Мордор, — проговорил он слабо. — Я иду в Горгорот. Я должен найти Огненную Гору и бросить эту вещь в Роковую Щель. Так сказал Гэндальф. Не думаю, что я когда-либо доберусь туда.

Фарамир уставился на него, на мгновение окаменев от изумления. Затем он стремительно подхватил Фродо, когда тот покачнулся, и бережно подняв его, отнёс к ложу, положил на него и тепло укрыл. Фродо мгновенно впал в глубокий сон.

Рядом с ним была приготовлена другая постель для его слуги. Сэм мгновение колебался, затем очень низко поклонился.

— Спокойной ночи, милорд капитан, — сказал он. — Вы не упустили случай, сэр.

— В самом деле? — отозвался Фарамир.

— Да, сэр, и показали, чего вы стоите: качество высшей пробы.

Фарамир улыбнулся.

— Мастер Сэммиум — нахальный и дерзкий слуга. Но нет: похвала достойному выше всяких наград. Хотя в данном случае нет ничего, стоящего похвалы. У меня не было соблазна или желания поступить иначе, чем я поступил.

— Ну что ж, сэр, — ответил Сэм. — Вы сказали, что от моего хозяина веет эльфийским духом, и это было здорово и правильно. Но и я могу сказать: в вас тоже есть дух, сэр, который напоминает мне о… о… да, о Гэндальфе, о магах.

— Может быть, — сказал Фарамир. — Быть может, ты различил отдалённый дух Нуменора. Спокойной ночи!

Глава VI Запретная заводь

Фродо проснулся и увидел Фарамира, склонившегося над ним. На секунду прежние страхи охватили его, и он, сел, отпрянув.

— Бояться нечего, — сказал Фарамир.

— Уже утро? — спросил Фродо, зевнув.

— Ещё нет, но ночь близится к концу и полная луна садится. Не хочешь ли выйти и взглянуть на неё? Есть также один предмет, по поводу которого я охотно получил бы твой совет. Мне жаль нарушать твой сон, но, может быть, ты выйдешь?

— Я выйду, — сказал Фродо, поднявшись и слегка дрожа, когда он оставил тёплое одеяло и шкуры. В неотапливаемой пещере казалось холодно. В тишине громко раздавался шум воды. Он накинул свой плащ и последовал за Фарамиром.

Сэм, внезапно пробуждённый каким-то сторожевым инстинктом, сначала увидел пустую кровать своего хозяина и вскочил на ноги, а затем рассмотрел две тёмные фигуры, Фродо и человека, на фоне входной арки, залитой теперь бледным белым светом. Он заторопился за ними мимо рядов людей, спящих вдоль стены на тюфяках. Проходя мимо устья пещеры, он увидел, что Занавес превратился теперь в ослепительную вуаль из шёлка, расшитого жемчугами и серебром, в тающие сосульки лунного света. Но он не задержался, чтобы полюбоваться им, а свернул и нырнул за своим хозяином в узкую дверь в стене пещеры.

Сначала они шли по чёрному коридору, затем долго поднимались по влажным ступенькам и вышли по ним на небольшую плоскую площадку, высеченную в камне и освещённую бледным небом, которое виднелось высоко вверху через ствол длинной, глубокой шахты. Отсюда отходили два лестничных пролёта: один прямо и вверх, по-видимому, на высокий берег потока, другой сворачивал влево. По нему они и пошли. Лестница поднималась винтом, словно была проложена внутри башни.

Наконец они вышли из каменной тьмы и огляделись. Они стояли на широкой плоской скале без парапета или иного ограждения. Справа от них, с востока, каскадом сбегал стремительный поток, который с плеском разбивался о многочисленные террасы, а затем со всей тёмной силой покрытой пятнами пены воды низвергался крутым водопадом и, наполнив ровно прорубленный канал, бурливо проносился почти у самых их ног и отвесно нырял через край, что зиял пустотой слева от них. Рядом с обрывом молчаливо стоял человек и пристально глядел вниз.

Фродо повернулся к этому обрыву, посмотрел на гладкий гребень водопада, где вода опрокидывалась и низвергалась, затем поднял глаза и глянул вдаль. Мир был спокоен и холоден, как перед рассветом. Далеко на западе садилась полная луна, круглая и белая. Бледные туманы мерцали в громадной долине внизу: широкий разлив серебристых курящихся паров, под которыми катил свои холодные ночные воды Андуин. За ними хмурилась тёмная мгла, в которой местами проглядывали холодные, острые, далёкие, белые, как зубы призрака, пики Эред Нимраса, Белых гор королевства Гондор, окованные вечными снегами.

Некоторое время Фродо стоял на высоком утёсе, и трепет пробегал по нему при мысли, что где-то в этих необъятных ночных просторах его старые товарищи идут или спят, или лежат мёртвыми, завёрнутыми в саван тумана. Зачем его привели сюда, вырвав из дарующего забвение сна?

Сэм тоже стремился получить ответ на этот вопрос и не мог удержаться от бормотания, предназначенного, как он думал, только для ушей его хозяина:

— Прекрасный вид, без сомнения, мистер Фродо, но холодящий душу, не говоря уж о теле! Что происходит?

Фарамир услышал и ответил:

— Закат луны над Гондором. Прекрасен Итил, когда он уходит из Средиземья, скользя над белыми локонами древнего Миндоллуина. За это стоит заплатить несколькими мурашками. Но я привёл вас смотреть не на него, — хотя, что касается тебя, Сэммиум, то тебя не приводили, и ты лишь расплачиваешься за собственную бдительность. Глоток вина всё исправит. А теперь подойдите и взгляните сюда!

Он подошёл к молчаливому часовому рядом с тёмным обрывом, и Фродо последовал за ним. Сэм остался сзади. Он уже и так чувствовал себя весьма неуверенно на этой высокой влажной площадке. Фарамир и Фродо посмотрели вниз. Глубоко под собой они увидели белые воды, стремительно вливающиеся в пенную чашу, а затем бурным водоворотом кружащие по глубокому овальному бассейну в скалах, пока не находили себе выхода сквозь узкий проём и не текли дальше, звонко журча и пенясь, к более спокойным и ровным плёсам. Лунный свет пока ещё бросал косые лучи на подножье водопада и мерцал на водной ряби в бассейне. Вскоре Фродо заметил на ближнем берегу маленькую чёрную фигурку, но в тот момент, когда он увидел её, она нырнула и исчезла у самой границы кипения и бурления водопада, войдя в чёрную воду без всплеска, как стрела или острый камень.

Фарамир обратился к человеку рядом с ним:

— Так что ты теперь про него скажешь, Анборн? Белка или зимородок? Водятся ли чёрные зимородки в ночных омутах Лихолесья?

— Что бы это ни было, это не птица, — ответил Анборн. — У него четыре конечности, и уж больно ловко ныряет, да ещё и как человек. Что он тут делает? Ищет дорогу за Занавесом к нашему убежищу? Кажется, нас наконец обнаружили. Мой лук при мне, и я расставил других лучников, почти таких же метких, как я, на обоих берегах. Мы ждём только твоего приказа стрелять, капитан.

— Нам стрелять? — спросил Фарамир, быстро поворачиваясь к Фродо.

Мгновение Фродо молчал. Затем сказал:

— Нет! Нет, прошу вас, не надо.

Если бы Сэм осмелился, он сказал бы "да" быстрее и громче. Ему не было видно, но он и по описанию уже догадался, кого они там обнаружили.

— Значит, тебе известно, что это за тварь? — сказал Фарамир. — Тогда, как понимаешь, ты должен объяснить мне, почему её надо пощадить. В наших беседах ты ни разу не упомянул о вашем гангренозном спутнике, и я оставил его на время. Это могло подождать, пока его не поймают и не доставят ко мне. Я отправил на его поиски моих искуснейших охотников, но он ускользнул от них, и никто даже не видел его до сих пор, за исключением стоящего здесь Анборна, который заметил его разок вчера в сумерках. Но теперь он совершил более серьёзное нарушение, чем когда просто шнырял в поисках кроликов по верховьям: он осмелился прийти к Хеннет Аннуну, и заплатит жизнью за это. Я поражаюсь этой твари: он, такой скрытный и пронырливый, вздумал развлекаться прыжками в заводь прямо под нашим окном. Или он думает, что люди спят всю ночь без охраны? Почему он так поступил?

— Думаю, здесь возможны два ответа, — сказал Фродо. — Во-первых, он мало знает о людях, и, хоть он и пронырлив, ваше убежище настолько потаённое, что, может быть, он не подозревает, что люди укрылись здесь. Во-вторых, я думаю, что он привлечён сюда господствующей страстью, более сильной, чем его осторожность.

— Он привлечён сюда, сказал ты? — молвил Фарамир тихим голосом. — Может ли он, знает ли он тогда о твоём бремени?

— Разумеется. Он сам хранил его много лет.

— Он хранил его? — проговорил Фарамир, задыхаясь от изумления. — Это дело всё время оборачивается новыми загадками. Тогда, он гонится за этим?

— Может быть. Оно прельщает его. Но я говорил не об этом.

— Тогда что же ищет эта тварь?

— Рыбу, — ответил Фродо. — Смотри!

Они уставились вниз на тёмную заводь. Маленькая чёрная голова вынырнула у дальнего края бассейна, как раз за глубокой тенью от скал. Что-то серебристо блеснуло и разошлась лёгкая рябь. Голова поплыла в сторону, и затем с поразительным проворством из воды на берег выбралась похожая на жабу фигура. Она моментально уселась и принялась пережёвывать маленькое серебристое тельце, взблёскивающее, когда фигура шевелилась: последние лучи луны падали теперь из-за скал на край пруда.

Фарамир тихо рассмеялся.

— Рыба! — сказал он. — Всего-навсего не столь опасный голод. А возможно, и нет: рыба из заводи Хеннет Аннуна может стоить ему всего, что он способен отдать.

— Я держу его на прицеле, — вмешался Анборн. — Должен ли я стрелять, капитан? Ибо по нашему закону смерть тому, кто придёт сюда непрошенным.

— Подожди, Анборн, — сказал Фарамир. — Это более трудное дело, чем кажется. Что ты скажешь теперь, Фродо? Почему мы должны пощадить его?

— Это жалкое, голодное создание, — ответил Фродо, — которое не подозревает об опасности. И Гэндальф, по-вашему, Митрандир, просил бы вас не убивать его по этой причине и по другим, как раньше просил эльфов не делать этого. Я не знаю точно почему, а о том, о чём догадываюсь, не могу говорить здесь открыто. Но это создание связано каким-то образом с моим поручением. Пока ты не нашёл нас и не забрал, он был моим проводником.

— Твоим проводником! — воскликнул Фарамир. — Дело становится всё более странным. Я многое сделал бы для тебя, Фродо, но одного не могу допустить: позволить этому пронырливому бродяге свободно уйти отсюда, когда захочет, чтобы позднее присоединиться к тебе, если ему будет угодно, или быть пойманным орками и рассказать всё, что он знает, под угрозой пытки. Он должен быть убит или схвачен. Убит, если не будет схвачен очень быстро. Но как можно поймать эту увёртливую тварь без помощи оперённой стрелы?

— Позволь мне тихонько спуститься к нему, — предложил Фродо. — Вы можете держать луки наготове и пристрелить на худой конец меня, если я потерплю неудачу. Я не убегу.

— Тогда иди и торопись! — сказал Фарамир. — Если он выйдет живым из этой передряги, он должен будет преданно служить тебе до конца своих несчастных дней. Проводи Фродо к берегу, Анборн, и двигайтесь тихо. У твари есть нос и уши. Дай мне твой лук.

Анборн недовольно фыркнул и пошёл вниз по винтовой лестнице на площадку, а затем вверх по другой лестнице, пока в конце её они не добрались до узкой щели, скрытой плотным кустарником. Молча выбравшись наружу, Фродо обнаружил, что очутился на макушке южного берега заводи. Теперь она была тёмной, а водопад серым и бледным, отражая последние остатки лунного света, медлившие в западной части неба. Горлума видно не было. Фродо прошёл немного вперёд, а Анборн тихо ступал следом за ним.

— Иди дальше! — дохнул он в ухо Фродо. — Держись правее. Если свалишься в пруд, то никто, кроме твоего рыбачащего приятеля не сможет помочь тебе. И не забывай, что рядом лучники, хоть ты их и не видишь.

Фродо пополз вперёд, используя руки на манер Горлума, чтобы нащупать дорогу и для дополнительной опоры. Скалы были большей частью гладкие и плоские, но скользкие. Он остановился, прислушиваясь. Сначала ему не удавалось расслышать ничего, кроме неумолчного гула водопада позади. Затем недалеко впереди он услышал пришепётывающее бормотание.

— Рыбка-с-с, славная рыбка-с-с. Белое Лицо исчезло, моя прелесть, наконец-то, да-с. Теперь мы можем спокойно съесть рыбку. Нет, не спокойно, прелесть. Потому что Прелесть пропала, да, пропала. Грязные хоббиты, мерзкие хоббиты. Ушли и оставили нас, горрлум; и Прелесть ушла. Только бедный Смеагорл всегда один. Нет Прелести. Мерзкие люди, они забрали его, украли мою Прелесть. Воры. Мы ненавидим их. Рыбка-с-с, славная рыбка-с-с. Сделай нас сильными, сделай глаза ясными, пальцы хваткими, да. Задушим их, прелесть. Задушим их всех, да, если представится случай. Славная рыбка-с-с! Славная рыбка-с-с!

Так это и продолжалось, почти столь же непрестанно, как водопад, прерываясь лишь слабыми звуками чавканья и глотания. Фродо содрогнулся, вслушиваясь с жалостью и отвращением. Ему хотелось, чтобы это прекратилось, чтобы ему никогда вновь не пришлось услышать этот голос. Анборн остался позади, рядом. Можно отползти назад и попросить его дать знак охотникам стрелять. Вероятно, они смогут подобраться достаточно близко, пока Горлум обжирается и потерял бдительность. Всего один верный выстрел, и Фродо навсегда будет избавлен от этого жалкого нытья. Но нет, Горлум теперь имеет на него права. Слуга имеет право требовать от хозяина вознаграждения за службу, даже за услуги, оказанные из страха. Если бы не Горлум, они утонули бы в Гиблых Болотах. И, кроме того, Фродо каким-то образом совершенно ясно понимал, что Гэндальф не хотел бы этого.

— Смеагорл! — тихо позвал он.

— Рыбка-с-с, славная рыбка-с-с, — сказал голос.

— Смеагорл! — позвал он немного громче.

Голос замолк.

— Смеагорл, хозяин пришёл, чтобы отыскать тебя. Хозяин здесь. Подойди, Смеагорл!

Ответа не было, только тихий свист, как от резкого вдоха.

— Подойди, Смеагорл! — повторил Фродо. — Мы в опасности. Люди убьют тебя, если найдут тебя здесь. Иди быстро, если хочешь избежать смерти. Иди к хозяину!

— Нет! — сказал голос. — Хозяин не славный. Оставил бедного Смеагорла и ушёл с новыми друзьями. Хозяин может подождать. Смеагорл не кончил.

— Нет времени, — возразил Фродо. — Возьми рыбу с собой. Подойди!

— Нет! Должен прикончить рыбу.

— Смеагорл! — сказал Фродо, отчаявшись. — Прелесть рассердится. Я возьму Прелесть и я скажу: пусть проглотит кость и подавится. Никогда больше не попробует рыбки. Иди, Прелесть ждёт!

Раздался пронзительный шип. Вскоре из темноты появился Горлум, ползущий на четвереньках, как нашкодившая собака, получившая команду "к ноге". Во рту он держал съеденную наполовину рыбу, а другую — в руке. Он вплотную, почти нос к носу, приблизился к Фродо и обнюхал его. Его бледные глаза светились. Затем он вынул рыбу изо рта и встал.

— Славный хозяин! — прошептал он. — Славный хоббит, вернулся к бедному Смеагорлу. Хороший Смеагорл пришёл. Теперь пойдём, пойдём быстро, да. Сквозь деревья, пока Лица темны. Да, сейчас, пойдём!

— Да, мы скоро пойдём, — сказал Фродо. — Но не сразу. Я пойду с тобой, как и обещал. Я обещаю снова. Но не сейчас. Ты сейчас в опасности. Я хочу спасти тебя, но ты должен верить мне.

— Мы должны верить хозяину? — повторил Горлум с сомнением. — Почему? Почему не пойти сразу? Где другой, сердитый, грубый хоббит? Где он?

— Там, наверху, — сказал Фродо, указывая на водопад. — Я не пойду без него. Мы должны вернуться к нему.

Его сердце упало: это было слишком похоже на обман. Он по-настоящему не боялся, что Фарамир допустит, чтобы Горлум был убит, но весьма вероятно, что он сделает его пленником и велит связать, и совершенно точно, то, что сейчас делает Фродо, будет выглядеть предательством в глазах этого жалкого вероломного существа. И, вероятно, будет невозможно когда-либо объяснить ему или доказать, что Фродо спас ему жизнь единственным доступным ему способом. Что ещё он мог сделать, чтобы, насколько это вообще возможно, сохранить верность обеим сторонам?

— Пойдём! — сказал он. — Или Прелесть рассердится. Сейчас мы вернёмся назад, вверх по течению. Идём, идём! Ты пойдёшь впереди!

Горлум некоторое время полз вдоль самого края, подозрительно принюхиваясь, но вскоре остановился и поднял голову.

— Там кто-то есть! — сказал он. — Не хоббит.

Внезапно он развернулся. Его выкаченные глаза полыхнули зелёным.

— Х-х-х-хозяин! Х-х-х-хозяин! — прошипел он. — Злой! Обманул! Предал!

Он плюнул и вытянул вперёд свои длинные руки с белыми цепкими пальцами.

В это мгновение позади него возникла большая тёмная фигура Анборна и бросилась на него. Крупная сильная рука схватила Горлума за загривок и прижала. Он молниеносно извернулся, весь мокрый и скользкий, и принялся извиваться, как угорь, кусаться и царапаться, словно кошка. Но из теней выступили ещё двое людей.

— Не двигайся! — велел один. — Или мы утыкаем тебя иголками, как дикобраза. Не двигайся!

Горлум обмяк и принялся рыдать и скулить. Они связали его, не заботясь о деликатности.

— Легче! Легче! — сказал Фродо. — Он не настолько силён, чтобы соперничать с вами. Постарайтесь не делать ему больно. Он будет спокойнее, если вы так поступите. Смеагорл! Они не хотят причинить тебе вреда. Я пойду с тобой, и с тобой ничего не случится. Разве только они убьют и меня тоже. Верь хозяину!

Горлум повернулся и плюнул в него. Люди подняли его, завязали глаза и понесли.

Фродо шёл следом, чувствуя себя очень скверно. Они прошли в отверстие за кустами, спустились по лестницам и вернулись по коридору в пещеру. Были зажжены два или три факела. Люди просыпались. Сэм был в пещере и с подозрением поглядел на мягкий свёрток, который несли люди.

— Схватили его? — спросил он Фродо.

— Да. То есть, нет. Я его не хватал. Боюсь, что он подошёл ко мне, потому что сначала доверял мне. Я не хотел, чтобы его так связали. Надеюсь, что всё будет хорошо, но мне всё это крайне не нравится.

— Мне тоже, — сказал Сэм. — Да и чего хорошего можно ждать там, где появляется этот кусок несчастья?

Подошёл человек и, поманив хоббитов, провёл их в знакомый уголок в глубине пещеры. Фарамир сидел там в своём кресле, и светильник снова был зажжён в нише над его головой. Он указал хоббитам на стулья рядом с собой.

— Принесите вина гостям, — велел он. — И доставьте мне пленника.

Вино было принесено, затем появился Анборн, нёсший Горлума. Он снял ткань с его головы и поставил на ноги, придерживая сзади. Горлум заморгал и сощурился, пряча злобный взгляд под тяжёлыми бледными веками. Он выглядел очень жалкой тварью, мокрой и скользкой, насквозь провонявшей рыбой (он всё ещё сжимал одну в руке); его жидкие волосы висели редкими прядями над костистым лбом, как сорняки, нос был в соплях.

— Развяжите нас! Развяжите нас! — проскулил он. — Нам больно от верёвок, да, больно, нам больно, а мы ничего не сделали.

— Ничего? — произнёс Фарамир, глядя на жалкое создание проницательным взором, но без всякого выражения на лице: ни гнева, ни жалости, ни удивления. — Ничего? И ты никогда не делал ничего, стоящего оков или худшего наказания? Однако об этом, к счастью, судить не мне. Но сегодня ночью ты пришёл туда, где за приход — смерть. Рыба из этой заводи очень дорого стоит.

Горлум выронил рыбу из руки.

— Не хотим рыбу, — сказал он.

— Расплата не за рыбу, — сказал Фарамир. — Достаточно прийти сюда и увидеть заводь, чтобы навлечь на себя смертный приговор. До сих пор я щадил тебя лишь по просьбе Фродо, который сказал, что, по крайней мере от него, ты заслужил некоторую благодарность. Но ты должен также убедить и меня. Как твоё имя! Откуда ты пришёл? И куда ты идёшь? Чем занимаешься?

— Мы пропали, пропали, — взвыл Горлум. — Ни имени, ни занятия, ни Прелести, ничего. Только пустота. Только голод; да, мы голодны. Несколько рыбёшек, противных костистых рыбёшек для бедняги, и они говорят — смерть. Они такие мудрые, такие справедливые, очень справедливые.

— Не очень мудрые, — сказал Фарамир, — но справедливые, да. Возможно, настолько справедливые, насколько позволяет наша малая мудрость. Освободи его, Фродо!

Фарамир вынул из-за пояса небольшой нож и протянул его Фродо. Горлум, неверно поняв жест, взвизгнул и упал.

— Нет, Смеагорл, — сказал Фродо. — Ты должен верить мне. Я не брошу тебя. Отвечай правдиво, если можешь. Тебе же будет лучше, и это не принесёт тебе никакого вреда.

Он перерезал верёвки на запястьях и лодыжках Горлума и поставил его на ноги.

— Подойди сюда! — велел Фарамир. — Смотри на меня! Ты знаешь название этого места? Бывал ли ты здесь прежде?

Горлум медленно поднял взгляд и неохотно посмотрел в глаза Фарамиру. Весь свет исчез из его глаз, и несколько мгновений они, чёрные и тусклые, смотрели прямо в ясные неподвижные глаза гондорца. Стояла мёртвая тишина. Затем Горлум уронил голову и начал съёживаться, пока не очутился, трясясь, на корточках на полу.

— Мы не знаем и мы не хотим знать, — захныкал он. — Никогда не были здесь, никогда не вернёмся.

— В твоей памяти запертые двери и захлопнутые окна, и тёмные комнаты за ними, — сказал Фарамир. — Но в данном случае, я решил, что ты говоришь правду. Это хорошо для тебя. Чем ты поклянёшься никогда не возвращаться сюда и никогда не направлять сюда никакое живое существо словом или жестом?

— Хозяин знает, — сказал Горлум, покосившись на Фродо. — Да, он знает. Мы поклянёмся хозяину, если он спасёт нас. Мы поклянёмся Им, да.

Он подполз к ногам Фродо.

— Спаси нас, славный хозяин! — заскулил он. — Смеагорл обещает Прелести, обещает честно. Никогда не возвращаться, никогда не говорить, нет, никогда! Нет, прелесть, нет!

— Ты доволен? — спросил Фарамир.

— Да, — сказал Фродо. — В конце концов, вам следует либо принять его обещание, либо исполнить ваш закон. Ничего другого вы не добьётесь. Но я обещал, что, если он подойдёт ко мне, ему не причинят вреда. И мне не хотелось бы оказаться вероломным.

Фарамир некоторое мгновение размышлял.

— Очень хорошо, — сказал он наконец. — Я передаю тебя твоему хозяину, Фродо, сыну Дрого. Пусть он объявит, как он хочет поступить с тобой!

— Но, господин Фарамир, — сказал Фродо, кланяясь. — Вы ещё не объявили вашу волю относительно названного Фродо, и до тех пор, пока она неизвестна, он не может строить планы ни для себя, ни для своих спутников. Ваше решение было отложено на утро, но оно теперь уже близко.

— Тогда я объявляю своё решение, — сказал Фарамир. — Что касается тебя, Фродо, то, насколько это зависит от меня, подчинённого высшей власти, я объявляю тебя свободным в пределах королевства Гондор до самой отдалённой из его древних границ, за исключением того только, что ни тебе, и никому из тех, кто идёт с тобой, не дозволяется приближаться к этому месту незваными. Это решение будет иметь силу год и день, а затем действие его прекратится, если в течение этого времени ты не придёшь в Минас Тирит и не представишься Владыке и Правителю Города. Тогда я испрошу его подтверждения всему, сделанному мною, и утверждения этого решения пожизненным. А до того момента, кого бы ты ни взял под своё покровительство, он будет также под моим покровительством и под щитом Гондора. Ты доволен?

Фродо низко поклонился.

— Я доволен, — ответил он. — И я всегда готов служить вам, если мои услуги имеют хоть какую-то цену для того, кто так высок и благороден.

— Они имеют огромную цену, — сказал Фарамир. — А теперь, берёшь ли ты это существо, этого Смеагорла, под своё покровительство?

— Я беру Смеагорла под моё покровительство, — сказал Фродо.

Сэм громко вздохнул, и вовсе не по поводу всех этих церемоний, которые, как каждый хоббит, он глубоко одобрял. Собственно говоря, в Шире подобное дело потребовало бы гораздо больше слов и поклонов.

— Тогда я скажу тебе, — обратился Фарамир к Смеагорлу. — Ты приговорён к смерти, но, пока ты идёшь с Фродо, с нашей стороны тебе ничего не грозит. Однако если хоть один гондорец встретит тебя, шатающегося без него, приговор будет исполнен. И пусть смерть быстро настигнет тебя в пределах Гондора или вне их, если ты не будешь хорошо служить Фродо. Теперь отвечай мне: куда ты собираешься идти? Фродо говорит, что ты был его проводником. Куда ты вёл его?

Горлум промолчал.

— В этом от меня не должно быть тайн, — сказал Фарамир. — Отвечай мне, или я пересмотрю своё решение!

Но Горлум по-прежнему молчал.

— Я отвечу за него, — сказал Фродо. — Он привёл меня, как я просил, к Чёрным Воротам, но они были непроходимы.

— В Безымянную Страну нет открытых ворот, — сказал Фарамир.

— Увидев это, мы свернули и пошли по Южному тракту, — продолжил Фродо, — потому что он сказал, что там есть, или может быть, тропа близ Минас Итила.

— Минас Моргула, — поправил Фарамир.

— Я точно не знаю, — сказал Фродо, — но думаю, что тропа взбирается в горы с северной стороны той долины, где стоит этот древний город. Она ведёт на высокий перевал, а затем вниз — к тому, что по ту сторону.

— Известно ли тебе название этого высокого перевала? — спросил Фарамир.

— Нет, — ответил Фродо.

— Его называют Кирит Ангол.

Горлум громко зашипел и начал бормотать себе под нос.

— Разве не таково его имя? — спросил Фарамир, обращаясь к нему.

— Нет! — сказал Горлум, а затем взвизгнул, словно что-то кольнуло его. — Да, да, мы слышали однажды это имя. Но какое нам дело до названий? Хозяин сказал, что он должен войти. Значит, мы должны испробовать какой-нибудь путь. Нет другого пути для пробы, нет.

— Нет другого пути? — произнёс Фарамир. — Откуда ты знаешь это? И кто изучил все границы этого чёрного царства?

Он долго и задумчиво смотрел на Горлума, затем опять заговорил:

— Убери это существо прочь, Анборн. Обращайся с ним мягко, но стереги его. И не вздумай нырять в водопад, Смеагорл. У скал там такие клыки, которые убьют тебя прежде времени. Покинь нас теперь и возьми свою рыбу!

Анборн удалился, гоня перед собой съёжившегося Горлума. Занавес, отгораживающий уголок от остальной пещеры, был задёрнут.

— Фродо, я думаю, что в этом ты поступаешь очень безрассудно, — сказал Фарамир. — Мне кажется, что тебе не следует идти с этой тварью. Он подчинён злу.

— Нет, не до конца, — отозвался Фродо.

— Не полностью, возможно, — сказал Фарамир, — но злоба разъедает его, подобно раку, и зло усиливается. Он не приведёт тебя ни к чему хорошему. Если ты хочешь расстаться с ним, я дам ему охранника и проводника до любого места на границах Гондора, которое он захочет указать.

— Он не принял бы его, — сказал Фродо. — Он последовал бы за мной, как уже давно делает. И я много раз обещал ему взять его под свою защиту и пойти туда, куда он ведёт. Ты ведь не попросишь меня нарушить данное ему обещание?

— Нет, — ответил Фарамир. — Но моё сердце просит. Ибо кажется меньшим злом посоветовать другому нарушить данное слово, чем сделать так самому, особенно если видишь друга, связавшего себя по неведению себе во вред. Но нет — если он хочет идти с тобой, тебе придётся теперь терпеть его. Только я не думаю, что твоё слово обязывает тебя идти в Кирит Ангол, о котором он сказал тебе меньше, чем знает. Это я ясно прочёл в его мыслях. Не ходи к Кирит Анголу!

— Тогда куда же мне идти? — спросил Фродо. — Назад, к Чёрным Воротам, и добровольно сдаться там стражникам? Что плохого знаешь ты об этом месте, что делает его имя таким страшным?

— Ничего определённого, — сказал Фарамир. — Мы, гондорцы, в эти дни ни разу не бывали восточнее тракта, и никто из нас, молодых, никогда так не делал, и никто из нас ни разу не ступал ногой в Чёрные горы. Мы знаем о них лишь по старым сообщениям, да молве былых дней. Но в коридорах над Минас Моргулом живёт некий ужас. Когда заходит речь о Кирит Анголе, старики и сказители бледнеют и умолкают.

Долина Минас Моргула затемнена уже очень давно, и из неё исходили угроза и страх даже тогда, когда изгнанный Враг жил далеко и Итилия большей частью оставалась ещё под нашей властью. Как тебе известно, этот город был некогда надёжной крепостью, гордой и прекрасной, Минас Итилом, сестрой-близнецом нашего города. Но она была захвачена свирепыми людьми, над которыми Враг во всей полноте своих первых сил господствовал с самого начала, и которые блуждали без дома и без начальника после его падения. Говорят, что их лорды были нуменорцами, которые предались Мгле; Враг дал им кольца власти, и он поглотил их: живыми призраками стали они, злобными и ужасающими. После его ухода они захватили Минас Итил и поселились там, и они наполнили её и всю долину вокруг тлением; она казалась пустой, но не была таковой, ибо бесформенный страх жил за её разрушенными стенами. Девять Властителей их было, и после возвращения их Хозяина, которому они способствовали и в тайне готовили, они снова усилились. Тогда из ужасных ворот вышли Девять Всадников, и мы не смогли противостоять им. Не приближайся к их цитадели. Тебя увидят издалека. Это место недрёманной злобы, полное несмыкаемых глаз. Не иди этим путём!

— Но куда ты направишь меня тогда? — спросил Фродо. — Ты говоришь, что не можешь сам провести меня ни к горам, ни через них. Но я должен перейти через горы, ибо торжественно обязался перед Советом найти дорогу или гибель в поиске. И если я поверну назад, отказавшись от своего пути в его горьком конце, то куда мне пойти среди эльфов или людей? Хочешь ли ты, чтобы я пришёл в Гондор с этой вещью, вещью, жажда обладать которой свела с ума твоего брата? Какие чары применит оно в Минас Тирите? Не станут ли здесь два Минас Моргула, ухмыляющиеся друг другу через мёртвые, гниющие земли?

— Мне бы этого не хотелось, — сказал Фарамир.

— Тогда что же ты мне посоветуешь?

— Я не знаю. Только мне не хотелось бы направлять тебя на муки и смерть. И я не думаю, что Митрандир выбрал бы этот путь.

— Но с тех пор, как он погиб, я должен идти той тропой, какую смогу найти. И нет времени для долгих поисков, — сказал Фродо.

— Тяжкая доля и безнадёжное поручение, — молвил Фарамир. — Но, по крайней мере, помни моё предостережение: берегись этого проводника, Смеагорла. Он уже убивал прежде. Я прочёл это по нему.

Фарамир вздохнул.

— Что ж, так мы встретились и расстаёмся, Фродо, сын Дрого. Ты не нуждаешься в словах утешения: я не надеюсь повстречать тебя снова под этим солнцем. Но сейчас ты уйдёшь с моим благословением тебе и всему твоему народу. Отдохни немного, пока для вас приготовят еду.

Я охотно узнал бы, как этот пресмыкающийся Смеагорл завладел вещью, о которой мы говорим, и как он утратил её, но я не хочу тревожить тебя сейчас. Если вопреки всему ты когда-нибудь вернёшься в земли живых и мы предадимся воспоминаниям, сидя у солнечной стены и смеясь над старыми горестями, ты расскажешь мне это. А до тех пор или до каких-нибудь иных времён, что за пределами видимости Смотровых камней Нуменора, прощай!

Он встал, и низко поклонился Фродо, и, отодвинув занавес, вышел в пещеру.

Глава VII Путешествие к Перепутью

Фродо и Сэм вернулись к своим постелям и молча лежали там, пользуясь коротким отдыхом, пока люди хлопотали и начинались дневные заботы. Немного погодя им принесли воду и затем проводили к столу, накрытому на троих. Фарамир подкрепился вместе с ними. Он не смыкал глаз со вчерашней битвы, однако не выглядел усталым.

Окончив завтрак, они встали.

— Пусть голод не тревожит вас в пути, — сказал Фарамир. — У вас мало провизии, но я распорядился уложить в ваши сумки небольшой запас еды, подходящей для путников. В воде у вас не будет недостатка, пока вы идёте по Итилии, но не пейте ни из одного ручья, что течёт с Имлад Моргула, Долины Живых Мертвецов. И ещё одно я должен вам сообщить. Все мои разведчики и наблюдатели вернулись, даже те, кто пробирались ввиду Мораннона. Все они обнаружили странную вещь: страна пуста. На тракте нет никого, и нигде не слышно ни звука шагов, ни рога, ни пения тетивы. Выжидающее безмолвие нависло над Безымянной Страной. Я не знаю, что это предвещает, но время быстро подходит к какому-то великому перелому. Надвигается буря. Спешите, пока можете! Если вы готовы, идёмте. Солнце скоро поднимется над тенью.

Хоббитам принесли их заплечные мешки (немного тяжелее, чем они были) и ещё два прочных посоха из полированного дерева, обитых железом и с резными набалдашниками, через которые были продеты сплетённые из кожи ремни.

— У меня нет подходящих даров, чтобы вручить их вам при расставании, — сказал Фарамир, — но возьмите эти посохи. Они могут пригодиться тем, кто идёт без дороги или карабкается вверх. Ими пользуются люди с Белых гор, хотя эти два я велел обрезать под ваш рост и заново оковать. Они сделаны из прекрасного дерева лебетрона, любимого резчиками Гондора, и им дана сила на обнаружение и возвращение. Да не исчезнет она полностью под Тенью, в которую вы идёте!

Хоббиты низко поклонились.

— Милостивейший хозяин, — сказал Фродо. — Мне было сказано Элрондом Полуэльфом, что в дороге я найду неведомых и нежданных друзей. И действительно, я не мог предвидеть, что ты окажешься таким другом и что встреча с тобой обратит зло в великое благо.

Теперь они были готовы выступить. Из какого-то угла или тайной пещеры привели Горлума, и он казался более довольным, чем был, но держался поближе к Фродо и избегал взгляда Фарамира.

— Вашему проводнику необходимо завязать глаза, — сказал Фарамир, — но тебя и твоего слугу Сэммиума я освобождаю от этого, если пожелаешь.

Горлум завизжал и принялся корчиться и цепляться за Фродо, когда ему собрались завязать глаза, и Фродо сказал:

— Завяжите глаза всем троим, и мне первому, тогда, может быть, он поймёт, что это ничем не грозит.

Это было сделано, и их вывели из пещеры Хеннет Аннуна. Миновав коридор и лестницы, они почувствовали вокруг себя прохладный утренний воздух, свежий и душистый. Их недолго вели всё ещё с завязанными глазами сначала вверх, а затем под уклон. Наконец голос Фарамира приказал снять повязки.

Они снова стояли под пологом леса. Гула водопада не было слышно, так как между ними и ущельем, в котором бежал поток, лежал теперь длинный южный склон. К западу между деревьями виднелся просвет, словно мир внезапно обрывался там и за краем обрыва не было ничего, кроме неба.

— Здесь наши пути окончательно расходятся, — сказал Фарамир. — Если вы примете мой совет, то не сворачивайте пока к востоку. Идите прямо, потому что так вы будете много миль укрыты лесом. К западу от вас край, где местность опускается в великую долину то круто и резко, то пологими склонами. Держитесь ближе к этой кромке и к окраине леса. Думаю, что в начале пути вы сможете идти при дневном свете. Страна грезит обманчивой тишиной, и на время всё зло отступило. Добрый вам путь, пока это возможно!

Он обнял хоббитов, а затем по обычаю своего народа наклонился, положил им руки на плечи и поцеловал в лоб.

— Идите с добрым напутствием всех добрых людей! — сказал он.

Они поклонились до земли. Фарамир повернулся и, не оглядываясь, направился к двум своим охранникам, которые стояли немного поотдаль. Хоббиты поразились, увидев, насколько быстро двигались теперь эти одетые в зелёное люди, исчезнув почти в мгновение ока. Лес, где стоял Фарамир, казался пустым и унылым, как будто кончился сон.

Фродо вздохнул и повернулся лицом к югу. Словно желая продемонстрировать своё пренебрежение ко всем этим церемониям, Горлум скрёб лапой лесную подстилку у корней дерева. "Опять, что ли, голоден? — подумал Сэм. — Ладно, займёмся снова своим делом!"

— Ушли они наконец? — спросил Горлум. — Мерз-з-ские, злые люди! Шея Смеагорла всё ещё болит, да, болит. Идём!

— Да, идём, — проговорил Фродо. — Но если ты можешь сказать о тех, кто даровал тебе жизнь, только дурное, — храни молчание!

— Славный хозяин! — сказал Горлум. — Смеагорл просто пошутил. Он всегда прощает, да, да, даже небольшую проделку-с-с славного хозяина. О да, славный хозяин, славный Смеагорл!

Фродо и Сэм не ответили. Вскинув на плечи свои мешки и взяв в руки посохи, они пошли по лесам Итилии.

За этот день они дважды останавливались и подкреплялись теми припасами, что им дал Фарамир: сухие фрукты и солёное мясо, которых хватит на много дней, и хлеб в достаточном количестве для того, чтобы его хватило, пока он ещё свежий. Горлум не ел ничего.

Солнце поднялось и проплыло невидимкой над головами, и начало опускаться, и свет между деревьями на западе стал золотым, а они всё шли в прохладной зелёной тени, окружённые безмолвием. Казалось, что все птицы улетели прочь или онемели.

В молчаливый лес пришли ранние сумерки, и прежде, чем наступила ночь, они остановились, усталые, так как отошли от Хеннет Аннуна более чем на семь лиг. Фродо лёг и крепко проспал всю ночь в глубоком слое старой листвы под древним деревом. Сэм рядом с ним спал более беспокойно: он часто просыпался, но нигде не было и следа Горлума, который ускользнул сразу же, как остальные расположились на отдых. Спал ли он в какой-нибудь дыре поблизости или шатался где-то всю ночь, он не сказал, но он вернулся с первым проблеском света и поднял своих спутников.

— Должны встать, да, они должны! — сказал он. — Впереди всё ещё длинный путь, на юг и на восток. Хоббиты должны спешить!

Этот день прошёл почти так же, как предыдущий, за исключением того, что безмолвие казалось глубже. Воздух потяжелел, и под деревьями нарастала духота. Было ощущение, что назревает гроза. Горлум часто останавливался, нюхая воздух, и затем начинал бормотать про себя и настаивать, чтобы они шли скорее.

К концу третьего этапа дневного перехода, когда день уже клонился к вечеру, лес расступился, деревья стали крупнее и раскидистее. На широких прогалинах стояли тёмные и важные ильмы громадных обхватов, местами среди них встречались седые ясени и исполинские дубы, только-только развёртывавшие свои зеленовато-коричневые почки. Вокруг них лежали ковры зелёной травы, пестреющие цикламенами и анемонами, белыми и голубыми, уже свернувшими свои лепестки для сна, и целые поляны лесных гиацинтов: их гладкие стебли уже пробивались сквозь рыхлую лесную подстилку. Не было видно ни одного живого существа — ни зверя, ни птицы; но на этих открытых пространствах Горлум впал в страх, и они теперь двигались осторожно, перебегая от одной длинной тени к другой.

Свет быстро угасал, когда путники достигли края леса. Здесь они сели под старым узловатым дубом, чьи извивающиеся, как змеи, корни тянулись вниз по крутому, крошащемуся склону. Перед ними открывалась глубокая тусклая речная долина. На другой её стороне леса снова густели, синевато-серые в сумеречном свете, и уходили на юг. Справа, далеко на западе, рдели на фоне пылающего в закатных лучах неба горы Гондора. Слева лежала тьма: высокие, неприступные стены Мордора, и из этой тьмы тянулась падающая крутыми уступами продолговатая долина, которая постепенно расширялась к Андуину. По её дну струилась торопливая река — Фродо слышал, как поднимается сквозь тишину её холодный голос, — а рядом с ней по ближней стороне долины вилась бледной лентой дорога, уводившая вниз, в знобкие серые туманы, которых не касался ни один отблеск заката. Фродо показалось, что он различает вдали всплывающие из призрачного моря высокие тусклые вершины и обломанные шпили старых башен, тёмных и заброшенных.

Он повернулся к Горлуму.

— Знаешь ли ты, где мы? — спросил он.

— Да, хозяин. Опасные места. Это дорога из Крепости Луны, хозяин, вниз к разрушенному городу на берегах Реки. Разрушенный город, да, очень мерзкое место, полное врагов. Мы не должны были слушаться совета людей. Хоббитам пришлось сделать большой крюк. Должны теперь идти на восток, туда, вверх. — Он махнул своей исхудалой рукой по направлению к темнеющим в сумерках горам. — И мы не можем воспользоваться этой дорогой. О, нет! Жестокий народ ходит этим путём, спускается из Крепости, да.

Фродо посмотрел вниз на дорогу. Во всяком случае, в данный момент по ней ничего не двигалось. Она выглядела пустынной и заброшенной, сбегая вниз к пустым руинам в тумане. Но в воздухе чувствовалось что-то нехорошее, словно и в самом деле вверх и вниз по этой дороге сновали существа, невидимые глазу. Фродо содрогнулся, еще раз взглянув на далёкие шпили, которые теперь быстро исчезали в ночи, и шум воды казался холодным и жестоким: голос Моргулдуина, осквернённой реки, текущей из Долины Призраков.

— Как поступим? — спросил он. — Мы шли долго и много. Не поискать ли нам укромного местечка в лесу позади, где мы могли бы лечь?

— Плохо прятаться в темноте, — возразил Горлум. — Это днём теперь должны хоббиты прятаться, да, днём.

— Ой, да ладно! — сказал Сэм. — Мы должны немного отдохнуть, даже если опять встанем среди ночи. Тогда впереди ещё будет достаточно часов, чтобы сделать долгий переход в потёмках, если ты знаешь дорогу.

На это Горлум неохотно согласился, и снова свернул под деревья, уведя их вдоль разреженного края леса немного к востоку. Отдыхать на земле так близко от зловещей дороги он не пожелал, и после небольшого спора они все вскарабкались наверх, в крону большого каменного дуба, чьи толстые сучья, пучком разбегавшиеся от ствола, давали довольно удобное пристанище и одновременно хорошее укрытие. Настала ночь, и под пологом леса совсем стемнело. Фродо и Сэм выпили немного воды и поели хлеба и сухих фруктов, но Горлум моментально свернулся клубком и заснул. Хоббиты не сомкнули глаз.

Было, наверное, немного после полуночи, когда Горлум проснулся: они неожиданно заметили, что его бледные горящие глаза открыты и смотрят на них. Он прислушивался и принюхивался, что, по-видимому, как они уже замечали прежде, служило ему способом определения времени по ночам.

— Мы отдохнули? Мы прекрасно выспались? — сказал он. — Идёмте!

— Мы не сделали ни того, ни другого, — проворчал Сэм. — Но пойдём, если мы должны.

Горлум мгновенно свалился с сучьев дерева на четвереньки, а хоббиты последовали за ним более медленно.

Как только они очутились внизу, они снова двинулись за Горлумом к востоку, вверх по тёмным склонам. Они мало что могли различить, поскольку ночь была теперь так глубока, что они с трудом замечали стволы деревьев, если не налетали на них. Почва стала менее ровной, и идти теперь было труднее, но Горлума, по-видимому, это нисколько не заботило. Он вёл их сквозь заросли и поросшие ежевикой пустоши, то огибая по бровке глубокие расселины или тёмные ямы, то ныряя в чёрные, поросшие кустами впадины и выбираясь из них обратно; но каждый раз, когда они немного спускались, противоположный склон был длиннее и круче. Они постоянно карабкались наверх. Остановившись первый раз, хоббиты оглянулись назад и смогли смутно разглядеть оставшуюся позади крышу леса, похожую на бескрайнюю плотную тень, чернеющую, словно еще одна ночь под тёмным, пустым небом. И казалось, что с востока медленно встаёт другая громадная чернота, пожирая по пути бледные, расплывчатые звёзды. Чуть позже закатывающаяся луна вырвалась из преследующей её тучи, но она была окружена болезненным жёлтым кольцом.

Наконец Горлум повернулся к хоббитам.

— Скоро день, — сказал он. — Хоббиты должны спешить. Небезопасно стоять открыто в этих местах. Торопитесь!

Он двинулся быстрее, и они устало пошли за ним. Вскоре они начали подниматься на крутую, как спина дикого кабана, гряду. Она была почти сплошь покрыта густыми зарослями дрока и барбариса и низкими подушками колючих кустарников, хотя то там, то здесь открывались прогалины: шрамы недавних пожаров. Когда они приблизились к гребню, дрока стало больше; здесь он был очень стар и высок, внизу голый и редкий, вверху густой и уже покрытый жёлтыми цветами, которые слабо угадывались во мраке и издавали нежный медовый аромат. Колкие заросли были так высоки, что хоббиты могли идти под ними не сгибаясь: они пробирались по длинным сухим нефам, устланным мощным слоем колючего опада.

Достигнув противоположного края вершины этой широкой гряды, они закончили свой ночной переход и заползли в поисках укрытия под сплетение колючих ветвей кустарника. Его густые сучья опустились до самой земли под весом спутанного клубка побегов старой плетистой розы. Глубоко внутри этих зарослей был пустой зал, устланный мёртвыми сучками и ежевикой и укрытый молодыми побегами и первой весенней листвой. Здесь они некоторое время лежали, слишком уставшие, чтобы есть, и наблюдали через отверстия в пологе за медленным наступлением дня.

Но день не пришёл: только мёртвенный буровато-серый сумрак. На востоке под опускающейся тучей было тусклое красноватое свечение, не похожее на зарю рассвета. На горизонте, за неровными предгорьями хмурились горы Эфель Дуат: внизу, где лежала густая, не собиравшаяся уходить ночь, чёрные и бесформенные, вверху с зазубренными пиками и хребтами, которые чётко и зловеще вырисовывались на фоне красного свечения. Справа от них выдвигалось к западу большое горное плечо, чернеющее среди теней.

— Куда мы пойдём дальше? — спросил Фродо. — Это и есть вход в… в долину Моргула, там, за той чёрной массой?

— А стоит ли думать об этом сейчас? — подал голос Сэм. — Мы ведь наверняка не собираемся идти дальше сегодня днём? Если только это можно назвать днём.

— Возможно, нет, возможно, нет, — сказал Горлум. — Но мы должны пойти скоро, пойти к Перепутью, да, к Перепутью. Это дорога там, наверху, да, хозяин.

Красное свечение над Мордором умерло. Стало ещё темнее, когда на востоке поднялись густые пары и поползи по направлению к ним. Фродо и Сэм немного поели и улеглись, но Горлум никак не мог угомониться. Он не захотел съесть ничего из их пищи, но выпил немного воды и принялся ползать под кустами, принюхиваясь и бормоча. Затем неожиданно скрылся.

— На охоту, я полагаю, — сказал Сэм и зевнул.

Была его очередь ложиться первым, и вскоре он крепко заснул. Ему снилось, что он ищет что-то в саду Торбы, но на спине у него тяжёлый мешок, заставляющий сгибаться. Всё выглядело запущенным и одичавшим, и колючие кусты и папоротники вторглись на грядки рядом с нижней изгородью.

— Вижу, что делов тут куча, но я так устал, — всё повторял он, а потом вдруг вспомнил, что именно он ищет. — Моя трубка! — воскликнул он, и тут же проснулся.

— Дурак! — сказал он сам себе, открыв глаза и удивившись, чего ради он лежит под живой изгородью. — Она же всё время была у тебя в мешке!

Затем до него дошло, что, во-первых, трубка-то, может, у него и в мешке, да нет табака, а во-вторых, что он за сотни миль от Торбы. Он сел. Было почти совсем темно. Как это хозяин разрешил ему спать без просыпа прямо до самого вечера?

— Вы совсем не спали, мистер Фродо? — спросил он. — Сколько времени? Кажется, что уже очень поздно!

— Нет, — ответил Фродо. — Но день становится всё темнее, вместо того чтобы светлеть: темнее и темнее. Сколько могу судить, сейчас нет ещё и полудня, а ты спал всего около трёх часов.

— Интересно, что это находит? — сказал Сэм. — Надвигается буря? Если так, то хуже её, пожалуй, ещё и не бывало. Нам бы забиться в нору поглубже, а не торчать под этими кустами. — Он прислушался. — Что это? Гром, барабанный бой или что-то ещё?

— Я не знаю, — ответил Фродо. — Это продолжается уже довольно долго. Временами кажется, что дрожит земля, а временами — что тяжёлый воздух бьётся в ушах.

Сэм огляделся.

— Где Горлум? — спросил он. — Он, что, до сих пор не вернулся?

— Нет, — ответил Фродо. — Его не видно и не слышно.

— Ну, не выношу я его, — сказал Сэм. — Вот уж точно никогда не брал с собой в путешествие ничего такого, что было бы менее жалко потерять по дороге. Но это было бы как раз в его стиле: после всех этих миль взять и потеряться как раз тогда, когда он больше всего нам нужен, — то есть, если, конечно, он вообще собирался нам помогать, в чём я лично сомневаюсь.

— Ты забыл про Болота, — возразил Фродо. — Я надеюсь, что с ним ничего не случилось.

— А я надеюсь, что он ничего не подстроил. И, во всяком случае, я надеюсь, что он не попал, так сказать, в чужие руки. Потому что если попал, то у нас очень скоро будут неприятности.

В этот момент снова раскатисто громыхнуло, на этот раз глубже и громче. Казалось, сама земля затрепетала у них под ногами.

— Думаю, нам в любом случае предстоят неприятности, — сказал Фродо. — Боюсь, что наше путешествие приближается к концу.

— Может быть, — сказал Сэм. — Но, "пока живешь, надеешься", как говаривал мой старик, "и жуешь", как он обычно добавлял. Вы перекусите пока, мистер Фродо, а потом сосните.

Вторая половина дня, как, по предположению Сэма, её следовало называть, подходила к концу. Выглядывая из укрытия, Сэм мог видеть только серовато-коричневый мир без теней, медленно исчезающий в невыразительном, бесцветном мраке. Было душно, но не тепло. Фродо спал беспокойно, ворочался, метался, временами бормотал. Дважды Сэму почудилось, что он слышит произносимое хозяином имя Гэндальфа. Время, казалось, тянулось бесконечно. Внезапно Сэм услышал шипение у себя за спиной, и там оказался Горлум, на четвереньках, уставившийся на хоббитов горящими глазами.

— Просыпайтесь! Проснитесь! Проснитесь, сони! — прошептал он. — Проснитесь! Не теряйте времени. Мы должны идти, да, мы должны идти немедленно. Не теряйте времени!

Сэм подозрительно воззрился на него: Горлум казался испуганным или возбуждённым.

— Идти сейчас? Ты что, шутишь? Ещё не время. Сейчас ещё даже не время пить чай, по крайней мере, в тех порядочных местах, где принято пить чай.

— Дурак! — прошипел Горлум. — Мы не в порядочном месте. Время истекает, да, убегает быстро. Не теряйте времени. Мы должны идти. Проснись, хозяин, проснись!

Он цапнул лапой Фродо, и тот, внезапно вырванный из сна, резко сел и схватил его за локоть. Горлум вырвался и попятился.

— Они не должны вести себя глупо, — прошипел он. — Мы должны идти. Не теряйте времени.

И ничего больше они не смогли от него добиться. Где он был и что, по его мнению, надвигается, что заставляет его так спешить, он не сказал. Сэм был исполнен глубоких подозрений и не скрывал этого, но Фродо и знаком не дал понять, что творится в его мыслях. Он вздохнул, вскинул свой заплечный мешок и приготовился идти во всё сгущавшуюся мглу.

Горлум как можно более скрытно повёл их вниз по склону, держась под прикрытием везде, где это было возможно, и перебегая, склонившись почти до земли, открытые участки, но свет был теперь такой тусклый, что даже остроглазые дикие звери вряд ли могли бы увидеть хоббитов в их капюшонах и серых плащах или услышать их, двигающихся так осторожно, как умеют невысоклики. Не хрустнув ни веточкой и не зашелестев ни листочком, они прошли и исчезли.

Примерно час они шли молча, гуськом, подавленные мраком и абсолютной тишиной, которая время от времени нарушалась лишь слабыми раскатами, похожими на отдалённый гром или рокот барабанов в каких-то пещерах в холмах. Покинув своё укрытие, они спустились к подножью хребта, повернули на юг и двинулись в этом направлении настолько прямо, насколько Горлуму удавалось отыскать путь среди длинных изрезанных склонов, неуклонно карабкавшихся к горам. Вскоре на не слишком большом расстоянии впереди перед ними замаячил, как чёрная стена, пояс деревьев. Подойдя ближе, они поняли, что деревья эти были огромны: они выглядели очень древними и по-прежнему вздымались высоко, хотя их вершины были засохшими и обломанными, словно над ними пронеслась буря, поразившая их молниями, которой, однако, не удалось убить их или поколебать их неизмеримо глубокие корни.

— Перепутье, да, — прошептал Горлум: первые слова, которые были сказаны с тех пор, как они уставили своё укрытие. — Мы должны идти этой дорогой.

Теперь он свернул на восток и повел их вверх по склону, а потом перед ними внезапно открылся Южный тракт, вьющийся вдоль внешнего края гор, а затем ныряющий в большой круг деревьев.

— Это единственный путь, — прошептал Горлум. — Нет троп вне тракта. Нет троп. Мы должны идти Перепутьем. Но торопитесь! И молчите!

Скрытно, как разведчики в пределах расположения врага, они прокрались вниз к тракту и заскользили вдоль его западного края под прикрытием каменной ограды, серые, как сами камни, и ступающие мягко, как охотящиеся кошки. Наконец они добрались до деревьев и обнаружили, что очутились внутри гигантского кольца без кровли, открывавшегося прямо в угрюмое небо, а промежутки между громадными стволами походили на огромные тёмные арки какого-то разрушенного зала. В самом центре сходились четыре пути. Сзади них лежала дорога на Мораннон, перед ними она снова убегала в свой долгий путь к югу; справа от них поднимался тракт от древнего Осгилиата, пересекался с остальными и уходил на восток, во тьму: четвертая дорога, путь, которым им предстояло идти.

Задержавшись здесь на мгновение, испуганный Фродо вдруг увидел свет: он пылал на лице Сэма сбоку от него. Повернувшись к свету, он увидел за аркой из сучьев дорогу к Осгилиату, которая прямо, как натянутая лента, бежала вниз, вниз, на запад. Там, вдали, за печальным Гондором, уже залитым тенью, садилось солнце, достигшее, наконец, каймы гигантского покрова медленно катящейся тучи и падавшее в зловещем огне в пока ещё незамутнённое Море. Короткая вспышка высветила громадную сидящую фигуру, неподвижную и торжественную, как гигантские каменные короли Аргоната. Годы источили и жестокие руки изувечили её. Голова исчезла, а на её место был водружён в насмешку круглый, грубо обтёсанный камень, на котором варварская рука намалевала подобие осклабленного лица с большим красным глазом посреди лба. Колени, массивный трон и пьедестал были сплошь иссечены и исписаны грязными символами, которые в ходу у плодящегося, наподобие личинок, населения Мордора.

Внезапно Фродо увидел выхваченную лучом света голову древнего короля: она лежала, скатившись к обочине тракта.

— Смотри, Сэм! — воскликнул он, не в силах сдержаться. — Смотри! Король снова получил корону!

Глаза были выковыряны, и резная борода сколота, но высокий суровый лоб увенчан серебром и золотом. Вьющееся растение с цветами, похожими на маленькие белые звёздочки, обвилось вокруг бровей, как бы воздавая почесть павшему королю, и в кудрях его каменных волос блестели жёлтые камнеломки.

— Они не могут победить навечно! — сказал Фродо.

А затем короткая вспышка внезапно погасла. Солнце коснулось воды и исчезло, словно погасили лампу. Упала чёрная ночь.

Глава VIII Лестницы Кирит Ангола

Горлум тянул Фродо за плащ и шипел со страхом и нетерпением.

— Мы должны идти, — говорил он. — Мы не должны стоять здесь. Торопитесь!

Фродо неохотно повернулся спиной к западу и пошёл вслед за своим проводником в тьму на востоке. Они покинули кольцо деревьев и принялись красться вдоль тракта, ведущего в горы. Эта дорога тоже некоторое время бежала прямо, но вскоре начала отклоняться к югу, пока не привела к самому подножью того большого скалистого отрога, который они видели издалека. Чёрный и угрожающий, он нависал над ними, темнея на фоне почти столь же тёмного неба. Дорога проползала под его тенью и, обогнув, снова устремлялась к востоку, начав круто подниматься.

Фродо и Сэм брели по ней с тяжёлым сердцем, уже не имея сил заботиться о грозящей им опасности. Голова Фродо была опущена; его бремя снова пригибало его к земле. Сразу же, как они миновали большое Перепутье, вес Кольца, почти забытый в Итилии, опять стал увеличиваться. Теперь, чувствуя, что дорога под его ногами делается круче, Фродо устало поднял глаза и увидел, именно так, как обещал ему Горлум, его: город призраков Кольца. Он скорчился у каменного парапета.

Длинная, наклонно поднимающаяся долина, глубокий залив теней, уводящий в сердце гор. На той его стороне, чуть отступя от обеих бортов, на высоком скалистом фундаменте, покоящемся на чёрных коленях Эфель Дуата, стояли стены и башня Минас Моргула. Всё вокруг них было во мгле, земля и небо, но они были освещены. Однако не тем пленённым светом луны, который в древности лился сквозь мраморные стены Минас Итила, Лунной Крепости, прекрасной и лучезарной в кольце холмов. Теперь этот свет был даже тусклее, чем от больной, поблекшей от затмения луны; он дрожал и распространялся, подобно тлетворному духу гниения, — трупное свечение, свет, который не освещал ничего. В стенах и башне виднелись окна, похожие на бессчётные чёрные дыры, ведущие внутрь, в пустоту; но самая верхняя площадка башни медленно поворачивалась, сначала в одну сторону, затем в другую: огромная призрачная голова, злобно скалящаяся в ночь. С минуту трое путников стояли здесь, сжавшись, уставившись на неё против своей воли, и не в силах опустить глаза. Горлум опомнился первым. Он снова настойчиво потянул их за плащи, но не произнёс ни слова. Он почти поволок хоббитов вперёд. Каждый шаг давался с трудом, и время, казалось, почти остановилось, так что между тем, как поднять и опустить ногу, проходили ненавистные минуты.

Так они медленно приблизились к белому мосту. Здесь тракт, слабо светясь, проходил над рекой, текущей по центру долины, и, змеясь, подбирался окольным путём к воротам крепости: чёрной пасти, развёрстой во внешнем круге северных стен. По берегам реки раскинулись широкие плоские равнины: тёмные луга, покрытые бледными белыми цветами. Они тоже светились — красивые, и в то же время ужасающей формы, подобные сумасшедшим образам кошмарного сна; и они издавали слабый, тошнотворный запах склепа: в воздухе стоял запах гнили. Арка моста перекидывалась с луга на луг. У входа на неё стояли скульптуры, искусно высеченные в виде людей и животных, но изъеденные и внушающие отвращение. Под мостом беззвучно текла вода, от которой поднимался пар, но эти испарения, клубящиеся и извивающиеся вокруг моста, были мёртвенно холодны. Фродо почувствовал, как всё завертелось перед его глазами, и мысли смешались. Затем внезапно, словно увлекаемый помимо собственной воли некой силой, он, шатаясь, рванулся вперёд, шаря перед собой вскинутыми руками, словно нащупывая дорогу, и роняя голову то на одну, то на другую сторону. Сэм и Горлум побежали за ним. Сэм подхватил хозяина на руки, когда тот споткнулся и чуть не упал прямо у входа на мост.

— Не этой дорогой! Нет, не этой дорогой! — прошептал Горлум, но выдыхаемые сквозь зубы слова, казалось, вспороли тяжёлое безмолвие, подобно свисту, и он в ужасе скорчился на земле.

— Остановитесь, мистер Фродо! — пробормотал Сэм Фродо на ухо. — Вернитесь! Не этой дорогой. Горлум говорит — нет, и на этот раз я с ним согласен.

Фродо провёл рукой по лбу и оторвал глаза от города на холме. Светящаяся башня гипнотизировала его, и он боролся с овладевшим им желанием бежать по испускающему тусклый свет тракту прямо в ворота. Наконец, собрав все силы, он отвернулся, и сразу же почувствовал, как Кольцо сопротивляется ему, тянет за цепочку на шее, и глаза его тоже, стоило ему отвести их, словно на мгновение ослепли. Темнота перед ним была непроницаема.

Гордум, ползущий по земле, как перепуганный зверёк, уже почти исчез во мраке. Сэм, ведя и поддерживая своего спотыкающегося хозяина, последовал за ним так быстро, как только мог. Неподалёку от ближнего берега реки в каменной стенке, огораживающей тракт, была брешь. Через неё они и прошли, и Сэм увидел, что они очутились на узкой тропе, которая в начале тоже слабо светилась, как и основной тракт, а потом, поднявшись над лугами цветущих предсмертников, меркла и уже тёмной петляла своим окольным путём по северным склонам долины.

Хоббиты побрели по этой тропе бок о бок, не способные разглядеть перед собой Горлума, кроме тех моментов, когда он оборачивался и кивком манил их за собой. Его глаза светились бледно-зелёным светом, не то отражая трупное свечение Моргула, не то зажжённые каким-то вызванным им душевным откликом. Это мёртвенное свечение и чёрные глазницы окон Фродо и Сэм чувствовали постоянно: и когда в ужасе оглядывались на крепость через плечи, и когда с трудом отрывали от неё свои глаза, чтобы отыскать становившуюся всё темнее тропу. Медленно, с огромным трудом, они продвигались вперёд. Когда хоббиты поднялись над тлетворными испарениями заражённой реки, дыхание их стало легче, а в голове прояснилось, но теперь их тела сковала смертельная усталость, словно они ночь напролёт брели под тяжёлой ношей или долго плыли против сильного течения. Наконец они уже больше не могли идти дальше без остановки.

Фродо остановился и опустился на камень. К этому моменту они выбрались на покатый лоб голой скалы. Впереди борт долины рассекало ущелье, и тропа, продолжая подниматься, огибала его верхний конец по уступу размером всего лишь с широкий карниз с пропастью справа и отвесной южной стеной горы слева, пока не терялась в черноте где-то наверху.

— Я должен отдохнуть немного, Сэм, — прошептал Фродо. — Оно такое тяжёлое, Сэм, паренёк, очень тяжёлое. Интересно, далеко ли я смогу унести его? Как бы то ни было, я должен отдохнуть, прежде чем мы рискнём вот на это. — Он указал на узкую тропу впереди.

— Ш-ш-ш! Ш-ш-ш! — прошипел Горлум, спеша назад к ним. — Ш-ш-ш!

Его пальцы были прижаты к губам, и он яростно тряс головой. Потянув Фродо за рукав, он указал на тропу, но Фродо не двинулся.

— Не сейчас, — сказал он. — Не сейчас.

Усталость и нечто большее, чем усталость, сковывали его; словно тяжёлые чары были наложены на его душу и тело.

— Я должен отдохнуть, — пробормотал он.

Тут страх и смятение Горлума усилились до такой степени, что он снова заговорил, точнее, зашипел, прикрываясь рукой, словно пытался скрыть звук от невидимых существ, подслушивающих в воздухе.

— Не здесь, нет. Не отдыхать здесь. Дураки! Глаза могут увидеть нас. Когда они поднимутся на мост, они увидят нас. Уходим! Вверх, вверх! Идём!

— Идёмте, мистер Фродо, — сказал Сэм. — Он опять прав. Мы не можем здесь оставаться.

— Хорошо, — отозвался Фродо глухо, словно в полусне. — Я попробую.

Он устало поднялся на ноги.

Но было слишком поздно. В этот момент скала под ними задрожала и затряслась. Громкий рокот, сильнее, чем когда-либо прежде, прокатился по земле и гулким эхом отдался в горах. Затем их глаза внезапно обожгла мощная багровая вспышка. Сполох прянул в небо далеко за восточными горами и плеснул в низкие тучи, окрасив их кровью. В этой долине теней и холодного мёртвенного света он показался невыносимо резким и огненным. Каменные пики и хребты, подобные зазубренным кинжалам, прорисовались на мгновение, пронзительно-чёрные на фоне взметнувшегося из Горгорота пламени. Раздался мощный раскат грома.

И Минас Моргул ответил. Заполыхали яростные синеватые молнии: раздвоенное голубое пламя ударило вверх с башни и с окружающих холмов прямо в угрюмые тучи. Земля застонала, и из города донёсся крик. Смешанный с хриплыми высокими голосами, похожими на крики стервятников, и с пронзительным ржанием лошадей, беснующихся от ярости и страха, оттуда донёсся раздирающий, переливчатый вопль, быстро поднявшийся до режущей уши высоты уже за пределами слышимости. Хоббиты круто обернулись навстречу ему и бросились на землю, зажав уши руками.

Когда ужасный крик стих, завершившись долгим, тошнотворным воем, Фродо медленно поднял голову. С той стороны узкой долины, теперь почти на уровне его глаз, стояли стены злого города, и его напоминающие пещеру ворота, выполненные в форме разинутой пасти с белеющими зубами, были широко распахнуты. И из ворот выходила армия.

Всё войско было одето в чёрное, тёмное, как ночь. Фродо мог различить их на фоне бледных стен и фосфоресцирующих плит тракта: маленькие чёрные фигурки, ряд за рядом, быстро и безмолвно марширующие всё вперёд и вперёд, бесконечным потоком. Перед ними ехала большая кавалькада всадников, движущаяся подобно упорядоченной тени, и во главе их был один, выше, чем все прочие: Всадник, весь чёрный, за исключением шлема на его голове покрытой капюшоном, который был похож на корону и мерцал тревожным, грозным светом. Он уже приближался к оставшемуся внизу мосту, и широко распахнутые глаза Фродо следили за ним, не способные ни сморгнуть, ни отвернуться. Был ли это Предводитель Девяти Всадников, вернувшийся на землю, чтобы вести своё жуткое войско в битву? Да, несомненно, это был он, бледный король, чья холодная рука поразила хранителя Кольца смертоносным кинжалом. В старой ране запульсировала боль, и цепенящий холод устремился к сердцу Фродо.

В тот момент, когда эти мысли пронзили его ужасом и оковали, как чарами, Всадник внезапно остановился прямо перед входом на мост, и за ним замерло всё войско. Возникла пауза, мгновение мёртвой тишины. Может быть, Кольцо воззвало к Призрачному Повелителю, и он встревожился, ощутив в своей долине присутствие некой другой силы. Чёрная голова в страшной короне-шлеме, поворачивалась то в одну сторону, то в другую, озирая тени невидимыми глазами. Фродо застыл в ожидании, как птица перед змеёй, не в силах пошевелиться. И тут он почувствовал более настоятельный, чем когда-либо прежде, приказ надеть Кольцо. Но, хотя давление было велико, он не ощущал ни малейшего желания подчиниться ему. Он знал, что Кольцо только выдаст его, и что у него, даже если он наденет его, нет силы, чтобы смотреть в лицо короля Моргула — пока ещё нет. В его собственной воле больше не находилось отклика на этот приказ, несмотря на то что он был парализован ужасом, и он ощущал лишь могучие биение внешней силы. Вот эта сила овладела его рукой, и Фродо оставалось лишь следить со стороны, без всякого желания, но с напряжением, как будто он наблюдал издалека за старой, хорошо известной историей, как рука эта дюйм за дюймом ползёт к цепочке на его шее. Затем его собственная воля шевельнулась: медленно он принудил руку вернуться и отправиться на поиски другой вещи, скрытой на его груди. Твёрдой и холодной показалась она, когда его рука сжала её — фиал Галадриэли, так долго хранимый и до этого часа почти забытый. При прикосновении к нему все мысли о Кольце на время исчезли. Он вздохнул и опустил голову.

В то же мгновение Призрачный король отвернулся и пришпорил своего коня и поскакал через мост, и всё его тёмное воинство последовало за ним. Может быть, его невидимые глаза были обмануты эльфийскими капюшонами, и мысль его маленького врага, будучи усилена, перебила ход его мыслей. Но он спешил. Час уже пробил, и по воле его великого Хозяина, он должен был идти с войной на Запад.

Вскоре он проехал мимо, как тень во мраке, спустившись по петляющему тракту, а чёрные ряды за ним всё тянулись молча через мост. Никогда столь великая армия не выходила из этой долины со времён могущества Исилдура, и никогда столь ужасное и столь хорошо вооружённое воинство не атаковало переправы Андуина, и, тем не менее, это было лишь одно и не самое крупное из войск, которые Мордор сейчас слал вперёд.

Фродо шевельнулся. И внезапно сердце его обратилось к Фарамиру. "Буря, наконец, разразилась, — подумал он. — Эта громада копий и мечей движется к Осгилиату. Успеет ли Фарамир пройти наперерез? Он отгадал это, но знал ли он час? И кому теперь под силу удержать переправу, если идёт сам Король Девяти Всадников? И придут другие армии. Я опоздал. Всё пропало. Я слишком замешкался в пути. Всё пропало. Даже если моё поручение будет выполнено, об этом никто не узнает. Не останется никого, кому бы я мог рассказать. Это будет напрасным". Сломленный усталостью, он заплакал. А войско Моргула всё ещё переходило через мост.

Затем, из дальнего далека, словно из воспоминаний о Хоббитании, как ранним солнечным утром, когда начинаются дневные дела и открываются двери, он услышал голос Сэма, который говорил: "Проснитесь, мистер Фродо! Проснитесь!" Если бы голос добавил: "Ваш завтрак готов", — он вряд ли бы удивился. Сэм, конечно, не отвяжется.

— Проснитесь, мистер Фродо! Они ушли, — сказал он.

Раздался глухой лязг. Ворота Минас Моргула закрылись. Последний ряд копий исчез, спустившись по тракту. Крепость всё ещё скалилась с той стороны долины, но её свечение померкло. Весь город вновь погрузился во мглу и безмолвие, но он по-прежнему был исполнен бдительной настороженности.

— Проснитесь, мистер Фродо! Они ушли, и нам бы лучше тоже идти. Там всё ещё есть что-то живое в том месте, что-то с глазами, или с видящей мыслью, если вы меня понимаете. И чем дольше мы будем стоять на одном месте, тем скорее оно нас найдёт. Идёмте, мистер Фродо!

Фродо поднял голову, а затем встал. Отчаяние не оставило его, но слабость прошла. Он даже мрачно улыбнулся, чувствуя теперь так же ясно, как за минуту до этого он чувствовал прямо противоположное, что он должен сделать то, что должен, если это удастся; а узнает ли когда-нибудь Фарамир, или Арагорн, или Элронд, или Галадриэль, или ещё кто-нибудь про это — к делу не относится. Он взял посох в одну руку, а фиал в другую. Увидев, что чистый свет уже струится сквозь его пальцы, он сунул его поглубже за пазуху и прижал к сердцу. Затем, отвернувшись от Моргула, который теперь выглядел лишь тусклым серым пятном на той стороне тёмного ущелья, он приготовился идти вверх.

Горлум, который, по-видимому, когда ворота Минас Моргула открылись, уполз по узкому уступу в темноту, бросив хоббитов там, где они лежали, опасливо вернулся, стуча зубами и треща пальцами.

— Глупцы! Дураки! — шипел он. — Спешите! Они не должны думать, что опасность миновала. Она не миновала. Спешите!

Они не ответили, но пошли за ним вверх по уступу. Обоим хоббитам, даже после того, как они столкнулись с другими многочисленными опасностями, это совсем не нравилось, но карниз не был длинным. Вскоре тропа сделала последнюю петлю вокруг очередного бока горы и неожиданно нырнула в узкую щель в скале. Они добрались до первой лестницы, о которой говорил Горлум. Тьма была почти полной, и хоббиты еле различали хоть что-нибудь даже на расстоянии вытянутой руки, но глаза Горлума, когда он обернулся к ним, замерцали бледным светом с высоты нескольких футов.

— Осторожно! — шепнул он. — Ступеньки. Много ступенек. Нужно быть осторожными!

Осторожность была действительно необходима. Фродо и Сэм сначала почувствовали себя легче, потому что стены теперь поднялись с обеих сторон, но лестница оказалась крутой, как приставная, и пока они карабкались верх и вверх, всё чётче становилось ощущение остающейся за спиной глубокой чёрной пропасти. И ступеньки были узкие, неравной высоты и часто предательские — истёртые, со скользкими краями, некоторые вовсе осыпавшиеся, другие же трещали под ногой. Хоббиты карабкались вверх, цепляясь потерявшими чувствительность пальцами за очередную ступеньку вверху и заставляя свои ноющие колени сгибаться и выпрямляться; и по мере того, как лестница всё глубже врезалась в отвесную гору, скалистые стены всё выше и выше вздымались над их головами.

Наконец, когда они уже чувствовали, что больше не выдержат, они увидели глаза Горлума, который опять уставился на них сверху вниз.

— Мы наверху, — прошептал он. — Первая лестница пройдена. Ловкие хоббиты, забравшиеся так высоко, очень ловкие хоббиты. Только несколько маленьких ступенек, и это всё, да.

Сэм, очень уставший, с кружащейся головой, а за ним Фродо, вползли на последнюю ступеньку и уселись, растирая ступни и колени. Они находились в глубоком тёмном коридоре, который, судя по всему, продолжал подниматься и дальше, хотя менее круто и без ступеней. Горлум не позволил им отдыхать долго.

— Осталась ещё одна лестница, — сказал он. — Гораздо длиннее. Отдохнёте, когда мы поднимемся на следующую лестницу, не сейчас.

Сэм застонал.

— Длиннее, говоришь? — переспросил он.

— Да, да-с-с, длиннее, — ответил Горлум. — Но не такая сложная. Хоббиты поднялись по Прямой Лестнице, дальше будет Витая Лестница.

— А что за ней? — спросил Сэм.

— Посмотрим, — тихо проговорил Горлум. — О да, мы посмотрим.

— Мне помнится, ты говорил, что там туннель, — сказал Сэм. — Разве там не туннель или какой-то другой проход на ту сторону?

— О да, там туннель, — отозвался Горлум. — Но хоббиты смогут передохнуть, прежде чем попытаются пройти им. Если они пройдут через туннель, они окажутся рядом с вершиной. Совсем рядом, если пройдут насквозь. О да!

Фродо дрожал. Во время подъёма он вспотел, и теперь ему было липко и холодно, а из тёмного коридора тянуло знобким сквозняком, который дул сверху, с невидимых вершин. Он встал и встряхнулся.

— Хорошо, идём! — сказал он. — Здесь не место рассиживаться.

Коридор, казалось, тянулся мили, и их постоянно обдувало холодным сквозняком, который по мере того, как они шли вперёд, усилился до резкого ветра. Чудилось, что горы своим смертоносным дыханием стараются запугать их, помешать разведать секреты высот, сдуть их прочь, в оставшуюся позади черноту. Они поняли, что дошли до конца, только когда стена справа от них внезапно оборвалась. Они почти ничего не могли различить. Гигантские чёрные, бесформенные массы и глубокие серые тени обступали их со всех сторон и маячили впереди, но время от времени под низко нависшими тучами вспыхивал тусклый красный свет, и тогда на мгновение они видели прямо перед собой и с обеих сторон высокие пики, которые, словно колонны, подпирали огромную провисшую крышу. По-видимому, они вскарабкались на много сотен футов к какому-то широкому уступу. Слева от них был утёс, справа пропасть.

Горлум вёл их впритык к утёсу. В данный момент они больше не поднимались, но грунт стал гораздо более разбитым и опасным в темноте и дорогу то и дело преграждали глыбы и каменные осыпи. Они пробирались вперёд медленно и осторожно. Сколько часов миновало с тех пор, как они вступили в долину Моргула, ни Сэм, ни Фродо не могли сказать. Ночь казалась бесконечной.

Наконец перед ними опять замаячила стена и опять открылась лестница. Снова они остановились и опять принялись подниматься. Это было долгое и утомительное восхождение, но вторая лестница уже не врезалась в отвесную стену. На этот раз поверхность высокого утёса слегка откидывалась назад, и тропа змеилась по нему серпентином. В одном месте она подползла прямо к краю тёмной пропасти, и Фродо, глянув вниз, увидел под собой гигантский провал и большое ущелье в изголовье Моргульской долины. В его глубинах тускло отсвечивала, как брюхо светлячка, нитка призрачного тракта от мёртвого города к Безымянному Перевалу. Он поспешно отвернулся.

Всё дальше и вверх вилась и карабкалась лестница, пока, наконец, её последний короткий и прямой пролёт не вывел их на очередной уровень. Тропа отвернула от основного перевала в большом ущелье и теперь следовала своим собственным опасным курсом у подошвы наиболее низкого утёса среди горных вершин Эфель Дуата. Хоббиты смутно различали с обеих сторон крутые хребты и острые каменные вершины, а между ними большие щели и трещины темнее, чем ночь, в которых забытые зимы глодали и резали лишенные солнца камни. И теперь красное свечение в небе казалось ярче, хотя хоббиты не могли сказать, то ли действительно в это жилище теней пришло ужасное утро, то ли они видели лишь пламя великого неистовства Саурона, измывающегося над Горгоротом по ту сторону гор. Поднимая глаза, Фродо различал всё ещё далеко впереди и по-прежнему высоко над ними, как он догадывался, самую верхнюю точку этой невыносимой дороги. На фоне мрачной красноты восточного неба в последнем, верхнем хребте проступал контур ущелья — узкого, глубоко врезанного между двумя чёрными плечами, и на каждом плече поднимался каменный рог.

Он задержался и всмотрелся внимательнее. Рог слева был высок и строен, и в нём горел красный свет, или же красный свет по ту сторону гор просвечивал через какую-то пещеру. И тогда он увидел: это чёрная башня, воздвигнутая над внешним краем перевала. Фродо коснулся руки Сэма и указал на неё.

— Не нравится мне вид этого! — сказал Сэм. — Так твой тайный путь всё-таки охраняется? — прорычал он, обращаясь к Горлуму. — О чём ты, полагаю, знал с самого начала?

— Все дороги охраняются, да, — сказал Горлум. — Конечно, да. Но хоббиты должны попробовать какой-нибудь путь. Этот, может быть, караулится слабее. Возможно, они все ушли прочь, на большую битву, возможно!

— Возможно, — проворчал Сэм. — Ладно, похоже, нам ещё предстоит долгонько идти и карабкаться, прежде чем мы доберёмся туда. А тут ещё и туннель. Я думаю, вам нужно теперь отдохнуть, мистер Фродо. Не знаю, какой сейчас час дня или ночи, но мы шли часы и часы.

— Да, мы должны отдохнуть, — сказал Фродо. — Давай найдём какой-нибудь уголок, где не дует, и соберемся с силами — для последнего рывка.

Ибо он воспринимал это именно так. Ужас страны по ту сторону гор и дело, которое предстояло сделать там, казались далёкими, слишком далёкими, чтобы заботить его. Все его помыслы были направлены на то, чтобы пройти сквозь эту непроницаемую стену и охрану: через них или над ними. Если ему удастся совершить эту невозможную вещь, тогда и его задание уж как-нибудь, да будет выполнено, — по крайней мере, так казалось ему в этот тёмный час усталости, всё ещё пробирающемуся в каменных тенях под Кирит Анголом.

Они уселись в тёмной расщелине между двумя монолитными массами скалы: Фродо и Сэм чуть глубже, а Горлум скорчился на земле у самого проёма. Здесь хоббиты поели: как они полагали, в последний раз перед тем, как спуститься в Безымянную Страну, а может быть, это вообще была их последняя совместная трапеза. Они съели немного гондорской провизии и по галете дорожного хлеба эльфов и немного попили. Но воду они экономили и выпили ровно столько, чтобы смочить пересохшие рты.

— Интересно, когда мы снова найдём воду? — спросил Сэм. — Но я полагаю, что даже орки, которые там, они пьют? Разве орки не пьют?

— Да, они пьют, — подтвердил Фродо. — Но давай не будем об этом. Такое питьё не для нас.

— Тогда тем более необходимо наполнить наши бутылки, — сказал Сэм. — Но здесь наверху нет воды: я ни разу не слышал ни журчания, ни капели. Да и в любом случае Фарамир сказал, что мы не должны пить никакой воды в Моргуле.

— Никакой воды, текущей из Имлад Моргула, говорил он, — поправил Фродо. — Мы уже не в этой долине, и если мы набредём на источник, то он будет течь в неё, а не из неё.

— Я бы на это не стал полагаться, — возразил Сэм. — Разве что уж совсем буду умирать от жажды. В этом месте так и тянет чем-то зловещим. — Он принюхался. — И пахнет тоже, как мне сдаётся. Вы чувствуете запах? Подозрительный какой-то, душный. Он мне не нравится.

— Мне всё здесь не нравится, — сказал Фродо. — Путь и камни окрест, дух и вид этих мест. Земля, воздух и вода кажутся проклятыми. Но такова уж наша стезя.

— Да, это так, — согласился Сэм. — И мы вообще здесь не очутились бы, знай мы побольше про это перед тем, как вышли. Но я полагаю, что так часто бывает. Всякие геройские дела в старых преданиях и песнях, мистер Фродо: приключения, как я их обычно называл. Я-то думал, что диковинный народ в легендах специально отправлялся на их поиски, потому что хотел именно этого, потому что жизнь казалась немного скучной, а приключения их возбуждали… своего рода развлечение, так сказать. Но с историями, которые действительно имеют значение, или такими, которые остаются в памяти, дело обстоит совершенно иначе. Обычно народ оказывался просто втянут в них; стезя их такая, как вы говорите. Но, наверное, у них, как и у нас, была масса шансов свернуть с этой стези, только они этого не сделали. А если и сделали, то мы об этом уже не узнаем, потому что про них забыли. Мы слышим лишь о тех, кто шёл только вперёд — и не все к хорошему концу, учтите; по крайней мере, не к такому, который могли бы назвать хорошим те, кто в самой истории, а не вне её. Знаете, вернуться домой, и обнаружить, что там всё в порядке, хотя и не совсем по-прежнему, — ну, как старый мистер Бильбо. Только такие истории не всегда самые лучшие для слушателей, хотя они и могут быть лучшими для тех, кто в них очутился! Интересно, в историю какого рода угодили мы с вами?

— И мне интересно, — сказал Фродо. — Но я не знаю. И так оно и бывает в настоящих историях. Возьми хоть любую из тех, которые тебе нравятся. Ты знаешь или можешь догадаться, какого рода эта история: со счастливым она или с печальным концом, — но те, кто в ней, этого не знают. И ты не захочешь, чтобы они знали.

— Нет, сэр, конечно, нет. Вот Берен, он ведь даже и не думал, что пойдёт доставать Силмарил из Железной Короны в Тангородрим, но однако пошёл, а это было место похуже и опасность пострашнее нашей. Но, конечно, это длинная история, и она переходит от счастья к горю и дальше, а Силмарил тоже переходил дальше и попал к Эрендилу. И, сэр, как же я раньше-то об этом не подумал?! Мы, то есть, вы получили частичку его света, заключённую в том стеклянном сосуде со звездой, который Владычица дала вам! Ой, подумать только: мы всё ещё в той же истории! Она продолжается. Неужели великие истории никогда не кончаются?

— Нет, они никогда не кончаются как истории, — сказал Фродо. — Но те, кто участвуют в них, появляются и уходят, сыграв свою роль. Наша роль кончится позже… или раньше.

— И тогда мы сможем отдохнуть и поспать, — сказал Сэм и мрачно рассмеялся. — И, знаете, мистер Фродо, я имею в виду именно это: обычный отдых и сон, и чтобы проснуться утром и пойти работать в сад. Боюсь, что всё время я только об этом и мечтаю. Всякие великие и важные замыслы не для меня. И всё-таки мне интересно, включат ли нас когда-нибудь в песни или истории? Мы участвуем в одной, конечно, но я имею в виду, расскажут ли о нас, знаете, сидя у камина, или прочтут в большой толстой книге с красными и чёрными буквами когда-нибудь потом, спустя годы и годы. И тогда скажут: "Давайте послушаем про Фродо и Кольцо!". И в ответ раздастся: "Да, это одна из моих любимых историй. Фродо был очень храбрый, правда, пап?" "Да, мой мальчик, он был славнейшим из хоббитов, и этим сказано многое".

— Этим сказано много лишнего, — перебил его Фродо и рассмеялся звонким смехом от самого сердца.

Такого звука не слышали в этих местах с тех пор, как Саурон пришёл в Средиземье. Сэму внезапно показалось, что все камни прислушались и высокие скалы склонились к ним; но Фродо не обратил на них никакого внимания и рассмеялся снова.

— Ну, Сэм, — сказал он. — Послушаешь тебя, и почему-то становится так весело, словно история уже написана. Но ты упустил одного из главных героев: Сэммиума Преданное Сердце. "Я хочу побольше услышать о Сэме, пап. Почему вставлено так мало его разговоров, пап? Они мне нравятся, они смешные. И Фродо не ушёл бы далеко без Сэма, правда, пап?"

— Нет, мистер Фродо, — сказал Сэм, — зря вы сейчас подшучиваете. Я ведь говорил всерьёз.

— Как и я, — сказал Фродо. — И продолжаю говорить серьёзно. Пожалуй, мы немного поторопились. Мы с тобой, Сэм, всё ещё завязли в самом худшем месте истории, и слишком уж похоже на то, что кое-кто скажет сейчас: "Закрой книжку, пап, мы не будем читать дальше".

— Может быть, — согласился Сэм. — Но я бы так ни за что не сказал. То, что прошло и кончилось, и то, что стало частью большой истории, — это же совсем разные вещи. Ведь даже Горлум может быть очень хорош в повести, лучше, во всяком случае, чем когда он рядом. И он тоже когда-то любил истории, сам говорил. Интересно, а за кого он себя принимает — за героя или злодея?

— Горлум! — позвал он. — Ты хотел бы быть героем?.. Ну вот, куда он опять провалился?

Ни следа Горлума не было ни у входа в их убежище, ни в тенях поблизости. Он отказался от их еды, хотя, как обычно, сделал глоток воды, а затем свернулся, по-видимому, чтобы поспать. Хоббиты предполагали, что, во всяком случае одной из причин его длительного отсутствия предыдущим днём была охота за едой по его вкусу; а сейчас он, очевидно, опять ускользнул, пока они разговаривали. Только теперь-то зачем?

— Не нравятся мне его исчезновения без единого слова, — заметил Сэм. — А сейчас в особенности. Он не может высматривать здесь еду, разве что тут есть скалы, которые ему особенно нравятся. Только ведь нигде даже лишайников нет!

— Не стоит сейчас особо беспокоиться из-за него, — сказал Фродо. — Без него мы не добрались бы так далеко, даже перевала бы не увидели, и значит, нам придётся мириться с его поведением. Если уж он предаст, так предаст.

— И всё же я охотнее не спускал бы с него глаз, — возразил Сэм. — Тем более, если он собирается предать. Помните, он ведь так и не сказал, охраняется этот перевал или нет? А теперь мы видим там башню, которая может быть пуста, а может, и нет. Вы не думаете, что он пошёл привести их, орков или кого там ещё?

— Нет, я так не думаю, — ответил Фродо. — Даже если он затевает что-то скверное, что, кстати, весьма возможно. Только не думаю, что он собирается привести орков или других прислужников Врага. Зачем ждать так долго, проделывать этот тяжелейший подъём и подходить так близко к стране, которую он боится? С тех пор, как мы встретили его, он, вероятно, уже не раз имел возможность выдать нас оркам. Нет, если уж тут кроется что-нибудь, то это какая-то его собственная задумка, которую он считает совершенно секретной.

— Ладно, я полагаю, что вы правы, мистер Фродо, — сказал Сэм. — Только не очень-то меня это утешает. Уверен, что в одном-то я не ошибаюсь: меня он выдал бы оркам так же охотно, как поцеловал бы себе руку. Хотя я и позабыл… Его Прелесть. Нет, полагаю, что это всё время было Прелестью для бедного Смеагорла. Вот основная цель всех его задумок, если у него есть какие-нибудь. Но чем ему поможет то, что он привёл нас сюда, я не могу догадаться.

— Весьма возможно, что он и сам не знает, — сказал Фродо. — И не думаю, что в его одурманенной голове найдётся хоть один ясный план. Полагаю, что с одной стороны он действительно пытается уберечь Прелесть от Врага до тех пор, пока может. Потому что для него нет ничего хуже, если Враг получит её. А с другой стороны он, возможно, просто тянет время и выжидает подходящего случая.

— Да, Крадучка и Вонючка, как я уже говорил, — подтвердил Сэм. — Но чем ближе он подходит к стране Врага, тем легче Вонючка побеждает Крадучку. Вот попомните мои слова: если мы когда-нибудь доберёмся до перевала, он не даст нам перенести его Прелесть через границу, не подстроив каких-нибудь неприятностей.

— Но мы ещё не добрались туда, — сказал Фродо.

— Нет, но до тех пор нам лучше держать глаза открытыми. Если он застигнет нас спящими, Вонючка тут же вынырнет на поверхность. Но вот вам, хозяин, сейчас было бы невредно вздремнуть. Ничего плохого не случится, если вы прижмётесь ко мне. Я был бы очень рад, если бы вы поспали. Я постерегу вас: да и в любом случае, если вы ляжете рядом и я обниму вас, никто не сможет коснуться вас лапой, чтобы ваш Сэм не знал об этом.

— Спать! — вымолвил Фродо и вздохнул, словно увидел в пустыне мираж прохладного зелёного оазиса. — Да, даже здесь я мог бы заснуть.

— Тогда спите, хозяин! Положите голову ко мне на колени.

И в таком положении Горлум нашёл их спустя несколько часов, когда вернулся из мрака впереди, прокравшись ползком вниз по тропе. Сэм сидел, прислонившись к камню; свесив голову вбок и тяжело дыша. На его коленях лежала голова Фродо, погружённого в глубокий сон; его белый лоб прикрывала смуглая рука Сэма, а другая нежно обхватывала грудь. Лица хоббитов были спокойными.

Горлум посмотрел на них, и по его худому, измождённому лицу пробежало странное выражение. Блеск потух в его голодных глазах, и они стали тусклыми и тёмными, старыми и усталыми. Казалось, его лицо исказила гримаса страдания, и он отвернулся, пристально уставившись на оставшийся за его спиной перевал и покачивая головой, как будто вёл какой-то внутренний спор. Затем приблизился и, медленно протянув дрожащую руку, очень осторожно коснулся колена Фродо: прикосновение было почти заботливым. На краткое мгновение, если бы хоть один из спящих мог видеть его, он стал похож на старого, усталого хоббита, сморщившегося под действием лет, которые унесли его далеко за пределы отпущенного ему срока, из круга друзей и родни, из полей и рек юности, превратив в древнее, изголодавшееся, жалкое существо.

Но от прикосновения Фродо шевельнулся и тихо вскрикнул во сне, и Сэм мгновенно встрепенулся. Первое, что он увидел, был Горлум. "Лапал хозяина", — подумал он.

— Эй, ты! — грубо окликнул он. — Что это ты затеваешь?

— Ничего, ничего, — тихо отозвался Горлум. — Славный хозяин!

— Ещё бы, — фыркнул Сэм. — Но где это ты пропадал, куда успел сползать, старый ты пролаза?

Горлум отпрянул, и зелёный свет полыхнул под его тяжёлыми веками. Теперь он был похож на паука, скорчившегося на согнутых лапах, с выкаченными глазами. Краткое мгновение минуло безвозвратно.

— Сползал, сползал! — прошипел он. — Хоббиты всегда так вежливы, да. О, славные хоббиты! Смеагорл ведёт их тайными тропами, которых никто другой не смог бы найти. Он устал, ему хочется пить, да, пить, но он ведёт их, он ищет дорогу, а они говорят ползал, пролаза. Очень вежливые друзья, о да, моя прелесть, очень славные.

Сэм ощутил слабое раскаяние, но не стал более доверчив.

— Извини, — сказал он. — Я виноват, но ты разбудил меня внезапно, а я не должен был засыпать. Это заставило меня немного погорячиться. Но мистер Фродо, он так устал, и я попросил его прикорнуть ненадолго. Так вот всё и вышло. Сожалею. Но, всё-таки, где ты изволил быть?

— Ползал, — резко бросил Горлум, и зелёный свет не погас в его глазах.

— Ну и ладно, — сказал Сэм. — Как хочешь! Полагаю, что это не так уж далеко от правды. А теперь лучше бы нам ползти дальше всем вместе. Сколько времени? Сейчас ещё сегодня или уже завтрашнее утро?

— Уже утро, — ответил Горлум. — Было утро, когда хоббиты заснули. Очень глупо, очень опасно — если бы бедный Смеагорл не ползал рядом на страже.

— Думаю, мы вскоре устанем от этого слова, — сказал Сэм. — Впрочем, неважно. Я разбужу хозяина.

Он бережно откинул волосы со лба Фродо и, наклонившись к нему, тихонько произнёс:

— Проснитесь, мистер Фродо! Проснитесь!

Фродо шевельнулся, открыл глаза и улыбнулся, увидев склонившееся над ним лицо Сэма.

— Сегодня решил разбудить пораньше, да, Сэм? — сказал он. — Всё ещё темно!

— Да, здесь всегда темно, — ответил Сэм. — Но Горлум вернулся, мистер Фродо, и он говорит, что уже утро. Так что мы должны идти. Последний рывок.

Фродо глубоко вздохнул и сел.

— Последний рывок! — повторил он. — Привет, Смеагорл! Нашёл, что поесть? Ты отдохнул?

— Ни еды, ни отдыха, ничего для Смеагорла, — сказал Горлум. — Он пролаза.

Сэм прищёлкнул языком, но сдержался.

— Ты не должен называть себя так, Смеагорл, — сказал Фродо. — Это неумно, правда это или ложь.

— Смеагорлу приходится брать то, что дают, — ответил Горлум. — Это имя было пожаловано ему добрым мастером Сэммиумом, хоббитом, который так много знает.

Фродо взглянул на Сэма.

— Да, сэр, — подтвердил тот. — Я назвал его так, внезапно разбуженный ото сна, когда увидел его рядом. Я сказал, что сожалею, но, кажется, скоро уже перестану.

— Так, оставим это, — сказал Фродо. — Однако, Смеагорл, похоже, что мы, ты и я, дошли до обусловленного места. Скажи мне, сумеем ли мы отыскать остаток дороги самостоятельно? Мы в виду перевала, на тропе, ведущей к нему, и, если теперь мы можем добраться туда, полагаю, что наш договор подошёл к концу. Ты выполнил, что обещал, и ты свободен: волен вернуться назад, к пище и отдыху, пойти в любое место по твоему выбору, только не к слугам Врага. И когда-нибудь я вознагражу тебя, я или те, кто меня помнят.

— Нет, нет, не сейчас, — заскулил Горлум. — О нет! Они не смогут найти дорогу сами, не правда ли? О, конечно, нет. Там будет туннель. Смеагорл должен идти дальше. Не отдых. Не еда. Не сейчас.

Глава IX Логово Раконы

Сейчас действительно мог быть день, как утверждал Горлум, но хоббиты не видели почти никакой разницы, разве что, возможно, тяжёлое небо над головой было уже не совершенно чёрным, а походило больше на огромную дымную крышу, в то время как вместо глубокой ночной мглы, всё ещё медлившей в расселинах и пещерах, скалистый край вокруг них окутывали тени. Они двинулись дальше, Горлум впереди, хоббиты бок о бок, вверх по узкому длинному ущелью между валами и колоннами выщербленных и выветрелых скал, которые стояли с обеих сторон, как гигантские бесформенные статуи. Не было ни звука. Впереди в некотором отдалении, примерно в миле или около того, маячила высокая серая стена: последняя вздымающаяся ввысь громада каменной горы. Чем ближе они подходили, тем темнее и выше становилась она, пока не нависла над ними, закрыв собой всё, что лежало по ту сторону. Подножье её пряталось в глубокой тени. Сэм принюхался к воздуху.

— Ух! Этот запах! — сказал он. — Он становится всё сильнее и сильнее!

Вскоре они вступили в тень под стеной, и в середине её увидели устье пещеры.

— Это вход внутрь, — шепнул Горлум. — Это вход в туннель.

Он не назвал его имени: Торех Ангол, Логово Раконы[5]. Из него исходило зловоние, но не тошнотворный запах тления, как в лугах Моргула, а гнилостная вонь, словно в темноте внутри валялись кучи каких-то давно скопившихся отбросов.

— Это единственный путь, Смеагорл? — спросил Фродо.

— Да, да, — ответил тот. — Да, сейчас мы должны идти этой дорогой.

— Ты хочешь сказать, что ты пролез через эту дыру? — сказал Сэм. — Фью-ю! Но, наверное, тебе нет дела до дурных запахов.

Глаза Горлума сверкнули.

— Он не знает, до чего нам нет дела, не так ли, прелесть? Нет, он не знает. Но Смеагорл умеет терпеть. Да. Он прошёл здесь. О да, прямо насквозь. Это единственная дорога.

— Интересно, чем это так воняет? — сказал Сэм. — Это похоже… Ладно, не буду говорить, на что это похоже. Ручаюсь, что тут какая-то грязная нора орков, в которой столетиями копились их отбросы.

— Ладно, — проговорил Фродо. — Орки там или нет, если это единственная дорога, мы должны пойти по ней.

Сделав глубокий вдох, они вошли внутрь и через несколько шагов очутились в совершенно непроницаемой тьме. Фродо и Сэм не видели такого мрака с беспросветных коридоров Мории, но здесь, если только это возможно, он был глубже и гуще. Там, там было движение воздуха, и эхо, и ощущение пространства. Здесь воздух был неподвижен, спёрт и тяжёл, а звуки умирали. Они брели, словно в чёрном тумане, порождённом первозданной тьмой, её дыханием, которое поражало слепотой не только глаза, но и мысли, так что изглаживалась сама память о цвете и формах или о любом свете. Здесь была вечная ночь, бесконечная ночь и ничего, кроме ночи.

Но некоторое время у них ещё сохранялось осязание, и это чувство, доносимое ногами и пальцами, сперва даже возросло до почти болезненной остроты. К удивлению хоббитов, стены были на ощупь гладкими, а пол ровным и уводил без всяких поворотов вперёд, полого поднимаясь, если не считать редких ступенек, с одним и тем же неизменным уклоном. Туннель оказался высоким и широким: настолько широким, что хоббитам, хотя они двигались бок о бок, чтобы коснуться вытянутой рукой боковой стены, пришлось разъединиться и очутиться в одиночестве, отрезанными тьмой.

Горлум шёл первым и, по-видимому, опережал их всего на несколько шагов. Пока они ещё были способны обращать внимание на такие вещи, его свистящее дыхание и пыхтение раздавалось прямо перед ними. Но немного погодя их чувства притупились, слух и осязание словно закоченели, и они продолжали брести ощупью дальше и дальше в основном за счёт силы воли, которая погнала их внутрь, воли пройти насквозь и страстного желания достичь наконец высокого перевала с той стороны.

Может быть, прежде, чем они успели зайти особенно далеко, хотя они очень быстро потеряли счёт времени и расстоянию, Сэм, касаясь стены справа от себя, понял, что там есть боковое отверстие: на мгновение он уловил слабое дуновение менее спёртого воздуха, — а затем они прошли мимо этого места.

— Здесь не один коридор, — шепнул он, собравшись с силами, потому что казалось трудным заставить себя издать хоть один звук. — Точь-в-точь орочье логово!

После этого сначала он справа, а потом Фродо слева миновали ещё три или четыре таких отверстия, то шире, то уже; но хоббиты, без сомнения, были на главной дороге, потому что она была прямой и непрерывно поднималась, никуда не сворачивая. Но сколько ещё идти, сколько они ещё должны будут выдержать и выдержат ли они вообще? По мере подъёма духота в воздухе всё усиливалась, и теперь им чудилось, что в слепой тьме появилось нечто более плотное, чем заражённый воздух. Пробиваясь вперёд, они ощущали, как что-то задевало их головы и руки: длинные щупальца или, возможно, какие-то свешивающиеся растения — они не могли сказать, что это было. И зловоние становилось всё сильнее. Оно росло, пока им, наконец, не показалось, что обоняние — единственное незамутнённое чувство, которое им осталось специально для мучения. Час, два, три — сколько времени провели они в этой беспросветной дыре? Часы, а скорее, дни или недели. Сэм оторвался от стены туннеля и прижался к Фродо; их руки встретились и сжались, и так, вместе, они всё продолжали идти вперёд.

Наконец Фродо, скользя пальцами вдоль левой стены, внезапно угодил в пустоту. Он едва не завалился на бок, в провал. Это отверстие в скале было гораздо шире любого из тех, мимо которых они до сих пор проходили, и из него исходило такое зловоние и такое ощущение таящейся в засаде злобы, что Фродо зашатался от головокружения. В то же мгновение Сэм также покачнулся и упал ничком.

Борясь одновременно с тошнотой и страхом, Фродо сжал руку Сэма.

— Встань! — прохрипел он без голоса. — Всё исходит отсюда: вонь и опасность. Давай! Быстро!

Собрав все свои оставшиеся силы и решимость, он с трудом поставил Сэма на ноги и принудил себя двигаться. Сэм ковылял рядом. Шаг, второй, третий… и, наконец, шесть шагов. Быть может, они миновали ужасное невидимое отверстие, но, так или иначе, внезапно им стало легче идти, словно некая враждебная воля на время выпустила их. Они брели вперёд, всё ещё крепко держась за руки.

Но почти сразу же возникло новое препятствие: туннель раздвоился, или так просто казалось, и в темноте они не могли решить, какой путь шире или какой ведёт более прямо. Какой из них выбрать: левый или правый? Они не находили никаких подсказок, но неверное решение было бы почти наверняка роковым.

— Какой дорогой пошёл Горлум? — тяжело выдохнул Сэм. — И почему он не подождал?

— Смеагорл! — попытался позвать Фродо. — Смеагорл!

Но его голос сорвался, и имя умерло, едва слетев с его губ. Ответа не было: даже эха, даже дрожания воздуха.

— Полагаю, на этот раз он и в самом деле ушёл, — пробормотал Сэм. — Догадываюсь, что именно сюда он и собирался нас затащить. Горлум! Ну, если ты когда-нибудь снова попадёшься мне в руки, ты об этом пожалеешь.

Вскоре, шаря и ощупывая в темноте, они обнаружили, что левое отверстие никуда не вело: то ли это был тупик, то ли какой-то громадный камень упал в проход.

— Это не может быть дорогой, — прошептал Фродо. — Верно или нет, но нам придётся идти по другой.

— И быстро! — выдохнул Сэм. — Здесь рядом что-то похуже Горлума. Я чувствую, как кто-то смотрит на нас.

Они успели пройти всего несколько ярдов, когда сзади раздался звук: внезапный и пугающий в тяжёлом ватном молчании. Булькающий, клокочущий звук и долгий ядовитый шип. Они резко развернулись, но ничего не было видно. Хоббиты застыли, как вкопанные, вглядываясь в темноту и ожидая неизвестно чего.

— Это ловушка! — сказал Сэм и положил руку на рукоять своего меча, вспомнив при этом о мгле над тем могильником, откуда он был взят. "Вот бы старина Том был сейчас рядом!" — подумалось ему. А затем, пока он стоял так, окружённый тьмой и с мраком отчаяния и гнева в сердце, ему показалось, что он видит свет: свет в памяти, сначала почти непереносимо яркий, как солнечный луч для глаз того, кто долго сидел в беспросветной яме. Потом свет приобрёл окраску: зелёный, золотой, серебряный, белый. Вдали, словно в миниатюре, созданной руками эльфов, он увидел Владычицу Галадриэль, стоящую на траве Лориэна, и дары были в её руках. "А для тебя, Хранитель Кольца, — услышал он её слова издали, но ясно. — Для тебя я приготовила это".

Булькающее шипение приблизилось, и в нём был какой-то треск, словно в темноте медленно ползла членистая тварь. От неё исходило зловоние.

— Хозяин! Хозяин! — вскричал Сэм, и голос его прозвучал живо и настойчиво. — Дар Владычицы! Фиал! Она сказала, что это светильник во тьме. Фиал!

— Фиал? — пробормотал Фродо, словно отвечая спросонья на плохо понятый вопрос. — Ну конечно! Как это я забыл про него? "Свет, когда все другие источники исчезнут!" И теперь только свет может нам помочь.

Медленно его рука потянулась к груди, и медленно поднял он вверх Фиал Галадриэли. Мгновение он мерцал — слабо, как восходящая звезда, пробивающаяся сквозь густые туманы земли, но затем сила его возросла, и, возрождая надежду в мыслях Фродо, он разгорелся и вспыхнул серебряным пламенем: миниатюрное сердце ослепительного света, словно сам Эрендил спустился с западных небесных путей с последним Силмарилом на своём лбу. Тьма отступала перед ним; казалось, он сияет в центре воздушного хрустального шара, и рука, держащая его, искрится белым пламенем.

Фродо в удивлении не сводил глаз с дивного дара, который он нёс так долго, не догадываясь о его истинной ценности и возможностях. Редко вспоминал он о нём в пути, пока они не достигли долины Моргула, и никогда он не пользовался им, опасаясь привлекающего внимания света.

— Айя Эрендил Эленион Анкалима! — воскликнул он, сам не зная, что произносит, ибо казалось, что его устами говорил чей-то другой голос, звонкий и не отравленный зловонным воздухом ямы.

Но в Средиземье были другие силы, порожденья ночи, древние и могучие. И ей, блуждающей во тьме, доводилось слышать эльфийский клич, что звучал давным-давно, в неизмеримых глубинах времени, и как она не обращала на него внимания тогда, так и ныне он не мог устрашить её. Ещё не договорив, Фродо ощутил сосредоточенную на нём огромную злобу и смертоносный взор, направленный на него. Чуть ниже по туннелю, между собой и отверстием, где они шатались и спотыкались, он заметил отчётливо увеличивающиеся глаза, два огромных роя многозрачковых глаз — надвигающаяся угроза была, наконец, обнаружена. Свет фиала дробился и отражался от тысяч её фацетов, но под этим блеском разгорался бледный смертоносный огонь, пламя, рождённое какими-то глубокими тайниками злого разума. Чудовищными, отталкивающими были эти глаза: животные, и в то же время целеустремлённые, с отвратительным наслаждением пожирающие свою добычу, загнанную в западню без всякой надежды на спасение.

Фродо и Сэм, поражённые ужасом, начали медленно пятиться назад, не в силах оторвать взгляда от смертоносного взора этих страшных глаз, но, по мере того, как они пятились, глаза надвигались. Рука Фродо дрогнула, и фиал медленно опустился. Затем, внезапно освободившись от сковывающих их чар, хоббиты повернулись и ударились в паническое бегство, тщетно пытаясь хоть на время оторваться от наслаждающихся глаз, но на бегу Фродо оглянулся и в ужасе увидел, что глаза мгновенно принялись настигать их прыжками. Смертоносное зловоние окутывало его, как облако.

— Стой, стой! — отчаянно крикнул он. — Бежать бесполезно!

Глаза медленно подползали.

— Галадриэль! — позвал он и, собрав всё своё мужество, поднял фиал ещё раз. Глаза остановились. На мгновение в их напряжённом взоре проскользнул какой-то намёк на сомнение. Тогда сердце Фродо воспламенилось, и. не думая о том, что он делает, он взял фиал в левую руку, а правой обнажил меч. Разитель полыхнул: острый эльфийский клинок искрился в серебряном свете, но края его мерцали голубым пламенем. Затем, высоко подняв над собой звезду и выставив вперёд яркий меч, Фродо, хоббит из Хоббитании, уверенно зашагал вниз, навстречу глазам.

Они дрогнули. Сомнение появилось в них, когда свет начал приближаться. Один за другим они потускнели и медленно попятились. Никогда прежде их не терзало столь смертоносное сияние. Они были надёжно укрыты под землёй от солнца, луны и звёзд, но сейчас звезда сама спустилась под землю и всё ещё приближалась, — и глаза дрогнули. Один за другим они потемнели, повернули прочь, и огромное тело, до которого свет не доставал, потянуло за ними свою громадную тень. Они исчезли.

— Хозяин! Хозяин! — крикнул Сэм. Он шёл попятам, обнажив свой меч и наготове. — Звёзды и слава! Эльфы обязательно сложат песню, если когда-нибудь услышат про это. И пусть доведётся мне дожить до того, чтобы рассказать им и послушать пение! Но не ходите дальше, хозяин! Не спускайтесь к этому логову! Сейчас у нас единственный шанс. Давайте выбираться из этой вонючей дыры!

И они повернули ещё раз, сперва пошли, а потом побежали, потому что пол туннеля круто шёл вверх и с каждым шагом они поднимались над зловонными испарениями невидимого логова, и сила возвращалась в их ноги и сердца. Но ненависть Стража всё ещё таилась где-то позади них, быть может, ослеплённая на время, но не побеждённая, по-прежнему намеревающаяся убить. Теперь навстречу им потянуло холодным, разряженным воздухом. Перед ними наконец-то был выход, конец туннеля. Тяжело дыша, мечтая очутиться под открытым небом, они бросились вперёд, но, к их изумлению, наткнулись на какое-то препятствие и, спотыкаясь, отступили. Вход был чем-то перегорожен, но не камнем: барьер казался мягким и слегка подающимся, но в то же время прочным и непроницаемым: он пропускал сквозь себя воздух, но ни проблеска света. Они ещё раз рванулись вперёд, и опять их отбросило обратно.

Подняв вверх фиал, Фродо увидел перед собой серую мглу, которую излучение сосуда не было в состоянии ни пронзить, ни осветить: словно здесь сгустилась тень, которая возникла не под действием света, и потому не могла быть рассеяна им. Туннель по всей его ширине и высоте преграждала огромная паутина, точь-в-точь, как паутина гигантского паука, но плотнее и гораздо больше, и каждая нить была толщиной в канат.

Сэм мрачно рассмеялся.

— Паутина! — сказал он. — И всё? Паутина! Ну и паук же! Вот я сейчас с ней покончу!

Он яростно рубанул мечом, но нить, по которой пришёлся удар, не лопнула. Она подалась немножко, а затем метнулась назад, как спущенная тетива, отразив лезвие и подбросив кверху меч и руку. Трижды ударил Сэм изо всех сил, и наконец, одна-единственная верёвка из всех бесчисленных канатов щёлкнула, скрутилась, свилась и со свистом рассекла воздух. Её конец хлестнул по руке Сэма, и тот, вскрикнув от боли, отскочил назад и поднёс руку ко рту.

— Этак мне дни понадобятся, чтобы расчистить путь, — сказал он. — Что делать? Те глаза вернулись?

— Нет, не видно, — ответил Фродо. — Но я всё ещё чувствую, что они смотрят на меня или думают обо мне: возможно, составляют какой-нибудь другой план. Если этот свет опустится или угаснет, они быстро появятся снова.

— Попасться в самом конце! — с горечью произнёс Сэм, снова загораясь гневом вопреки усталости и отчаянию. — Как мошки в сети. Пусть проклятие Фарамира поразит этого Горлума и поразит его быстро!

— В данный момент нам это ничем не помогло бы, — отозвался Фродо. — Успокойся! Посмотрим, на что способен Разитель. Это эльфийский клинок. В тёмных ущельях Белерианда, где он был выкован, были ужасные паутины. Но тебе придётся караулить и отпугивать глаза. Вот, возьми сосуд. Не бойся. Держи его выше и смотри в оба!

Фродо подступил к громадной серой сети, широко размахнулся и рубанул, быстро проведя острым краем поперёк "лесенки" густо проложенных верёвок, и мгновенно отпрыгнул. Тлеющий синим клинок разрезал их, как коса траву, и они прыгнули, свившись, а затем свободно повисли. Была проделана большая прореха.

Удар за ударом наносил он, пока, наконец, вся паутина в пределах его досягаемости не была разорвана, а её остатки наверху раскачивались и колыхались на сквозняке, словно свисающая вуаль. Ловушка была сломана.

— Идём! — крикнул Фродо. — Вперёд! Вперёд!

Бурная радость от спасения из самой пасти отчаяния внезапно завладела всеми его мыслями. Голова кружилась, как от глотка крепкого вина. Он прыжком вылетел наружу, громко крича на ходу.

Глазам его, прошедшим через логово ночи, в этой тёмной стране казалось светло. Дымный полог поднялся, стал тоньше, тянулись последние часы хмурого дня, и красное свечение Мордора угасло в угрюмом мраке, но Фродо казалось, что он глядит в зарю нежданной надежды. Он почти добрался до вершины стены. Осталось совсем немного. Расселина, Кирит Ангол, была перед ним — тусклая зарубка в чёрном хребте, и скалистые рога, темнеющие на фоне неба по её бокам. Короткий рывок, последняя прямая — и он пройдёт!

— Перевал, Сэм! — крикнул он, не замечая пронзительности своего голоса, который, избавившись от удушливого воздуха туннеля, звучал теперь резко и звонко. — Перевал! Беги, беги, и мы пройдём — пройдём прежде, чем кто-нибудь сможет остановить нас!

Сэм побежал следом настолько быстро, насколько мог заставить двигаться свои ноги; но, радуясь освобождению, он продолжал беспокоиться и на бегу то и дело оглядывался назад, на тёмную арку туннеля, страшась увидеть глаза или какую-нибудь немыслимую тварь, которая выпрыгнет вдогонку. Слишком мало он и его хозяин знали о коварстве Раконы. Из её логова было много выходов.

Здесь жила она веками, злобная паукообразная тварь, точно такая, какие некогда в старину жили в Стране Эльфов на западе, которая ныне залита морем, с какими сражался Берен в Горах Ужаса в Дориате и так, давным-давно, пришёл к Лучиэнь по зелёному дёрну среди болиголовов в свете луны. Как Ракона попала сюда, избежав гибели, предания не сообщают, ибо мало преданий сохранилось от Чёрных лет. Но она по-прежнему была здесь — та, что появилась здесь прежде Саурона и прежде, чем был заложен первый камень Барат-дура, и она не служила никому, кроме себя, высасывая кровь эльфов и людей, раздуваясь и наращивая жир в бесконечной череде своих пиршеств, сплетая паутину мрака, ибо пищей ей служили все живые существа, и она извергала из себя мглу. И повсюду, вширь и вдаль, от лощины к лощине, от Эфель Дуата до восточных холмов, до Дол Гулдура и чащоб Лихолесья расползлись её более мелкие выродки, бастарды жалких самцов, её собственных отпрысков, убитых ею. Но никто не мог соперничать с ней, Раконой Великой, последней дочерью Унголианты, в причинении бедствий несчастному миру.

Горлум уже видел её, годами прежде: Смеагорл, который совал нос во все тёмные дыры, и в былые дни почитал её и поклонялся ей; и мгла её злой воли всегда сопровождала его по всем путям его томительных блужданий, отрезая его от света и раскаяния. И он обещал привести ей пищу. Но её вожделение не было его вожделением. Мало знала или беспокоилась она о крепостях, или кольцах, или о чём-либо ещё, созданном разумом и руками, желавшая лишь смерти для всех прочих, для мыслей и тел, а для себя — пресыщения жизнью: распухать в одиночестве до тех пор, пока горы не смогут долее держать её и тьма не сможет вместить её.

Но далеко ещё было до исполнения этого желания, и долго голодала она теперь, прячась в своём логове, пока могущество Саурона росло, и свет и живые существа бежали её владений, и город в долине был мёртв, и ни человек, ни эльф не подходили близко, только невезучие орки, малопитательные и осторожные. Но ей надо было есть, и как бы усердно ни прокладывали они новые извилистые ходы от перевала и от их башни, Ракона всегда изыскивала способ поймать их в силки. Но она алкала ароматного мяса, и Горлум привёл его к ней.

— Посмотрим, посмотрим, — часто повторял он себе на протяжении всей опасной дороги от Эмин Муила к долине Моргула, когда пребывал в злобном расположении духа. — Посмотрим. Очень может быть, о да, очень может быть, когда она извергнет кости и пустые одежды, что мы найдём его, мы получим его, Прелесть, вознаграждение для бедного Смеагорла, который привёл славную пищу. И мы сбережём Прелесть, как обещали. О да. И когда мы получим его в целости и сохранности, тогда мы отплатим ей, моя прелесть. Тогда мы отплатим каждому!

Так думал он, даже когда пришёл к ней снова, пока его спутники спали, и низко склонился перед ней, вынашивая тайный коварный план в самом укромном уголке своей души, который ещё надеялся утаить от неё.

А что до Саурона, то он знал, где таится Ракона. И ему нравилось, что она должна жить там голодная, но не притупившая злобы: более надёжный страж этой древней дороги в его страну, чем любой, какого он мог бы придумать. А орки, они были полезными рабами, но их у него было в избытке. И если Ракона время от времени ловила их, чтобы приглушить свой аппетит, Саурон лишь приветствовал это: он мог пожертвовать ими. А иногда, как человек может бросить лакомый кусок своей кошке (моя кошечка, называл он её, хотя она не признавала его), Саурон посылал ей пленников, которых не мог использовать лучше: он велел гнать их в её нору, и ему сообщали о её забавах.

Так они оба и жили, развлекаясь каждый на свой собственный лад и не опасаясь ни нападения, ни гнева, ни какого-либо конца их злобе. Никому до сих пор не удавалось ещё спастись из паутины Раконы, и велики теперь были её ярость и голод.

Но Сэм не подозревал о злобе, которую они возбудили против себя; он знал лишь, что в нём нарастает страх, ощущение незримой угрозы, и груз этого страха потяжелел настолько, что мешал ему бежать, а ноги будто свинцом налились.

Страх был вокруг него, а впереди, на перевале — враги, а его хозяин в шалом настроении легкомысленно помчался навстречу им. Оторвав глаза от тени сзади и глубокого мрака у подножья утёса слева, он взглянул вперёд и увидел две вещи, которые усилили его ужас. Он увидел, что меч, который Фродо ещё держал обнажённым, полыхает синим пламенем, и увидел также, что, хотя небо позади башни совсем почернело, окно её до сих пор светится красным.

— Орки! — пробормотал он. — Так просто нам не проскочить. Рядом орки и кое-что похуже, чем орки.

И, тут же вспомнив о необходимости прятаться, давно вошедшей у него в привычку, он спрятал в ладони драгоценный фиал, который так и продолжал нести. На миг рука его засветилась красным от собственной живой крови, а потом он засунул способный выдать их свет глубоко в нагрудный карман, натянул на него эльфийский плащ и постарался бежать быстрее. Хозяин далеко обогнал его: он был уже шагов на двадцать впереди, мелькая, словно тень. Скоро он совсем исчезнет из виду в этом сером мире.

Стило только Сэму спрятать свет фиала, как появилась Она. Внезапно он увидел, как чуть впереди, слева, из чёрной дыры в тени утёса полезла отвратительнейшая тварь из всех, какие ему когда-либо доводилось видеть: ужаснее, чем кошмар. Больше всего она напоминала паука, но была крупнее любого хищного зверя и гораздо страшнее, чем они, из-за злобного выражения в ее беспощадных глазах. Эти безжалостные фасеточные глаза, которые он считал запуганными и побеждёнными, снова горели зловещим светом на выброшенной вперёд голове. На голове были большие рога, а за короткой, похожей на стебель шеей, угадывалось гигантское разбухшее туловище, огромный надутый мешок, болтающийся, провиснув, меж её ног. Её огромное тело было чёрным с белёсыми пятнами, а нижняя часть брюха бледной: она светилась тусклым светом и распространяла густую вонь. Её ноги с большими шишковатыми суставами и покрытые жёсткими, как стальные спицы, волосами, были согнуты и поднимались высоко над спиной, и каждая нога заканчивалась когтем.

Лишь только тварь пропихнула своё мягкое хлюпающее тело и складчатые конечности в верхний выход логова, она помчалась с ужасающей быстротой то бегом на потрескивающих ногах, то делая внезапный скачок. Она была между Сэмом и его хозяином. То ли она не видела Сэма, то ли избегала его пока как носителя света, но пока она целиком сосредоточилась на одной добыче, на Фродо, лишённом своего фиала, который без оглядки мчался по дороге, не подозревая о грозящей ему опасности. Он бежал быстро, но Ракона была быстрее: в несколько прыжков она настигнет его.

Сэм раскрыл рот и из последних сил, насколько хватило дыхания, завопил:

— Оглянитесь! Хозяин, оглянитесь! Я…

Но внезапно его крик был задушен.

Длинная липкая рука зажала ему рот, другая вцепилась в шею, а что-то ещё обхватило его ноги. Захваченный врасплох, он опрокинулся навзничь прямо в руки противника.

— Схватили его! — прошипел Горлум ему в ухо. — Наконец-то, моя прелесть, мы схватили его, да, мерзс-с-ского хоббита. Мы взяли одного. Она получит другого. О да, он достанется Раконе, не Смеагорлу, — он обещал. Он не причинит хозяину никакого вреда. Но он получил тебя, тебя, мерзс-с-ского грязного пролазу!

Он плюнул Сэму на шею.

Бешенство, вызванное предательством, и отчаяние от помехи, когда его хозяин был в смертельной опасности, внезапно придали Сэму такую силу и стремительность, каких Горлум никак не ожидал от этого, как он считал, медлительного тупого хоббита. Сам Горлум не сумел бы извернуться более быстро и более яростно. Его рука соскользнула со рта Сэма, и Сэм тут же нагнул голову и рванулся вперёд, пытаясь освободиться от хватки на шее. Он всё ещё сжимал меч, а на левой руке висел на ремне посох Фарамира. Он предпринял отчаянную попытку развернуться и поразить своего врага, но Горлум был слишком быстр. Его длинная рука взметнулась и сжала запястье Сэма, как тисками; медленно и неумолимо он заводил его кисть вниз и вперёд, пока с криком боли Сэм не выронил меч, который упал на землю. И всё это время другая рука Горлума давила на глотку хоббита.

Тогда Сэм пошёл на последнюю хитрость. Он изо всех сил рванулся, упёрся в землю ступнями, а затем внезапно оттолкнулся ногами и кувыркнулся через голову.

Не ожидавший от Сэма даже такого простого приёма, Горлум перелетел через него и очутился снизу, приняв весь вес крупного хоббита на живот. Он пронзительно зашипел, и на мгновение его рука на горле Сэма ослабла, но пальцы другой успели нащупать рукоять меча. Сэм дёрнулся вверх, вскочил и крутанулся вправо, поскольку Горлум так и продолжал сжимать его запястье. Перехватив посох левой рукой, он размахнулся и со свистом обрушил его на вытянувшуюся руку Горлума прямо под локтем.

Горлум взвизгнул и отпустил. Тогда Сэм накинулся на него; не тратя времени на то, чтобы переложить посох в правую руку, он нанёс следующий свирепый удар. Горлум быстро, как змея, скользнул в сторону, и удар, направленный в голову, пришёлся по его спине. Посох треснул и сломался. Горлуму этого хватило с лихвой. Нападение сзади было его старым приёмом, и редко ему доводилось терпеть при этом неудачу. Но на этот раз он совершил ошибку: ослеплённый злобой, он подал голос и принялся злорадствовать прежде, чем сомкнул обе руки на шее своей жертвы. Весь его прекрасный план и так пошёл наперекосяк, когда в темноте так неожиданно вспыхнул этот ужасный свет, а теперь он оказался лицом к лицу с разъярённым врагом, который был только немного меньше его. Такая битва была не по нему. Сэм метнулся к своему мечу и взмахнул им. Горлум заверещал и, как лягушка, одним большим прыжком ускакал на четвереньках прочь. Прежде, чем Сэм успел достать его, он уже исчез, удрав с поразительной скоростью обратно в туннель.

Меч в руке Сэма сам рванулся за ним. На минуту Сэм забыл обо всём, кроме кровавой ярости и желания убить Горлума. Но, прежде чем он сумел догнать его, Горлум пропал. И когда перед хоббитом возникла чёрная дыра, из которой поднималось зловоние, его голову, словно ударом грома, поразила мысль о Фродо и чудовище. Он круто развернулся и помчался вверх по дороге, снова и снова окликая своего хозяина. Но он пришёл слишком поздно. В этой части козни Горлума удались.

Глава X Решения мистера Сэммиума

Фродо лежал на земле лицом вверх, а чудовище нависало над ним, так занятое своей жертвой, что не обратило внимания на Сэма и его крики, пока он не очутился совсем рядом. Подбежав, Сэм увидел, что Фродо уже скручен верёвками, спелёнат ими от лодыжек до плечей, и чудовище, наполовину подняв, наполовину волоком, уже утаскивает его тело своими громадными передними лапами.

Рядом, с ближайшей к Сэму стороны, лежал, блистая на земле, эльфийский клинок, там, где он выпал, бесполезный, из руки Фродо. Сэм не стал тратить время на рассуждения о том, что тут делать, и настолько ли он храбр, предан или разъярён. Он с воплем прыгнул вперёд и схватил меч своего хозяина в левую руку. Затем атаковал. Более неистовой атаки не бывало даже среди диких зверей, когда какое-нибудь маленькое существо, вооружённое лишь мелкими зубками, бросается на защищенную толстой шкурой рогатую громадину, которая стоит над телом павшего супруга.

Потревоженная, словно вырванная его слабым воплем из приятного сновидения, Ракона медленно перевела на него свой горящий убийственной злобой взор. Но прежде чем она поняла, что за все бессчётные годы ей ещё не доводилось сталкиваться с такой яростью, сияющий меч укусил её ногу, отрубив коготь. Сэм прыгнул вперёд, прямо в проём между её ног и, быстро взметнув другую руку, вонзил клинок в фасеточный глаз на опущенной голове. Глаз померк.

Теперь жалкое создание очутилось прямо под ней, в данный момент недосягаемое для её жала и когтей. Обширное, гнилостно светящееся брюхо Раконы возвышалось над Сэмом, который был почти сражён исходящей от него вонью. Однако его ярости хватило ещё на один удар, и, прежде чем она успела опуститься и расплющить дерзкого мелкого наглеца, он рубанул эльфийским клинком по её телу с силой отчаяния.

Но Ракона была не такой, как драконы, на ней не было мягких мест, за исключением глаз. Её древняя шкура была шишковатой, изрытой язвами, но постоянно утолщающейся изнутри слой за слоем зловещего роста. Лезвие оставило на ней ужасную, глубокую рану, но и человек не смог бы пронзить эти отвратительные складки, будь даже меч скован эльфами или гномами и держи его рука Берена или Турина. Ракона дёрнулась от удара и воздела огромный мешок своего брюха высоко над головой Сэма. Из раны, пенясь и пузырясь, выступил яд. И снова, сгибая колени, она опустила своё громадное тулово на хоббита. Слишком рано. Ибо Сэм всё ещё стоял между её ног и, бросив свой собственный меч, двумя руками поднял остриём вверх эльфийский клинок, чтобы отразить эту ужасную кровлю: и так Ракона по собственной злобной воле со всего маху, с силой более мощной, чем в руке любого воина, насадилась на жгучее остриё. Глубже, глубже проникало оно, пока Сэма медленно вжимало в землю.

Такой боли Ракона не чуяла, и не снилось ей, что почует, за всю свою долгую, исполненную зла жизнь. Ни самый могучий воин древнего Гондора, ни взбешённый орк, загнанный в западню, никогда не могли так долго сопротивляться ей или вонзить клинок в её драгоценное мясо. Дрожь пробежала по ней. Снова вздёрнувшись, корчась от боли, она подобрала под себя скрюченные ноги и отскочила назад судорожным прыжком.

Сэм упал на колени рядом с головой Фродо, его чувства смешались от гнилого зловония, обе руки всё ещё стискивали рукоять меча. Сквозь туман в глазах он смутно различал лицо Фродо и, борясь за своего хозяина, упорно преодолевал своё обморочное состояние. Он медленно поднял голову и всего в нескольких шагах увидел Её, уставившуюся на него, клюв, брызжущий ядовитой слюной, и зелёную слизь, сочащуюся из её раненного глаза. Она пригнулась там, распластав по земле дрожащее брюхо, и подрагивая крупными суставами громадных ног, словно собираясь с силами для очередного прыжка: в этот раз, чтоб раздавить и ужалить насмерть, — не впрыснуть маленькую порцию яда, чтобы прекратить трепыхание своей жертвы, нет; на этот раз убить, а затем разорвать.

И в то мгновение, когда Сэм сжался, глядя на неё и читая свою смерть в её глазах, к нему, словно подсказка далёкого голоса, пришла некая мысль; он пошарил левой рукой по груди и нашёл, что искал: холодный, твёрдый и удивительно реальный на ощупь в этом призрачном мире ужаса фиал Галадриэли.

— Галадриэль! — слабо проговорил он, и затем услышал далёкие, но удивительно ясные голоса: клики эльфов, когда они шли под звёздами в таких родных тенях Шира, и музыку эльфов, которая доносилась до него сквозь сон в Каминном зале в доме Элронда:

Гилтониэль! А Элберет!

А потом язык его ожил, и голос его воскликнул на наречии, которого он не знал:

А Элберет Гилтониэль

О менель палан-дириэль,

Ле наллон си ди’нгурутос!

А тиро нин, Фануилос!

И с этими словами он, шатаясь, поднялся на ноги и снова был Сэммиумом, хоббитом, сыном Хамфаста.

— Ну, погоди, мразь! — крикнул он. — Ты ранила моего хозяина, скотина, и ты заплатишь за это! Мы пройдём, но сперва мы разделаемся с тобой. Ну, давай, и попробуй вот этого ещё раз!

И, словно его неукротимый дух вложил свою мощь в движение, фиал внезапно вспыхнул в его руке, как белый факел. Он пылал, как звезда, которая, сорвавшись с небесного свода, пронизывает тёмный воздух нестерпимым светом. Никогда ещё такой ужас с небес не обжигал морды Раконы. Сияние проникло в её раненую голову, опалив её непереносимой болью, и чудовищная зараза света мгновенно перенеслась от глаза к глазу. Она опрокинулась навзничь, ослеплённая этой внутренней молнией, колотя по воздуху передними лапами, с агонизирующим разумом. Затем, отвернув свою изувеченную голову, откатилась на бок и начала медленно, нога за ногой, отползать назад, к отверстию в тёмном утёсе.

Сэм наступал. Он шатался, как пьяный, но он наступал. И Ракона наконец струсила, сжалась, признав своё поражение, и, дёргаясь и трепеща, постаралась удрать от него. Она добралась до дыры и втиснулась в неё, оставив полосу желто-зелёной слизи, как раз в тот момент, когда Сэм нанёс последний удар по её волочащимся позади лапам. Затем он упал.

Ракона исчезла. Долго ли лежала она в своём логове, лелея боль и злобу, и, излечившись изнутри за долгие годы тьмы, восстанавливала фасеточные глаза, пока голод, подобный смерти, не принудил её снова раскинуть свои чудовищные сети в лощинах Чёрных гор, этого истории не сообщают.

Сэм остался один. Когда вечер Безымянной страны сгустился над местом битвы, он устало подполз обратно к своему хозяину.

— Хозяин, дорогой хозяин, — произнёс он, но Фродо не отозвался.

Когда он без оглядки нёсся вперёд, ликуя, что освободился, Ракона с ужасающей скоростью настигла его со спины и одним быстрым ударом ужалила в шею. Теперь он лежал бледный, не слыша голоса, и не двигался.

— Хозяин, дорогой хозяин, — повторил Сэм и долго молча ждал, тщетно прислушиваясь.

Затем так быстро, как только мог, он перерезал стягивающие Фродо верёвки и прижал голову к его груди и устам, но не смог уловить ни дуновения жизни, ни слабейшего трепета сердца. Он много раз растирал руки и ноги хозяина и касался его лба, но всё было холодным.

— Фродо, мистер Фродо! — позвал он. — Не бросайте меня здесь одного! Это ваш Сэм зовёт вас. Не уходите туда, куда я не смогу последовать за вами! Проснитесь, мистер Фродо! О, Фродо, проснись! Горе, горе! Проснись!

Затем гнев обуял его, и он в ярости бегал вокруг тела своего хозяина, пронзая воздух, колотя по камням и выкрикивая вызов. Вскоре он вернулся и, склонившись, вгляделся в лицо Фродо, белеющее на земле в сумраке, и внезапно понял, что находится в картинке, которая открылась ему в зеркале Галадриэли в Лориэне: Фродо с бледным лицом, лежащий в глубоком сне под большим тёмным утёсом. Или он тогда подумал, что в глубоком сне.

— Он мёртв! — сказал Сэм. — Не спит, мёртв!

И, когда он произнёс это, словно слова вновь привели в действие яд, ему показалось, что лицо приобрело бледно-зелёный оттенок.

И тут чёрное отчаяние обрушилось на него, и Сэм склонился до земли, и надвинул свой серый капюшон на голову, и ночь окутала его сердце, и больше он ничего не помнил.

Когда, наконец, тьма рассеялась, Сэм взглянул вверх, и мрак был вокруг него, но сколько бесконечных минут или часов прошло, он не мог сказать. Он был всё ещё на том самом месте, и хозяин всё ещё лежал рядом с ним, мёртвый. Горы не рухнули, и земля не погибла.

— Что же мне теперь делать, что делать? — пробормотал он. — Неужели же я проделал весь этот путь с ним напрасно?

И тут он вспомнил свой собственный голос, произносящий слова, которых он сам в то время не понимал, в самом начале их путешествия: "Мне ведь, прежде чем всё кончится, обязательно что-то сделать надо, и это впереди ждёт, сэр, если вы понимаете, про что я толкую".

— Но что я могу сделать? Не оставить же мистера Фродо мёртвым, непогребённым, на вершине горы и пойти домой? Или пойти дальше? Дальше? — повторил он, содрогнувшись от мгновенного страха и сомнения. — Дальше? Так вот то, что я должен сделать? И бросить его?

Тут он, наконец, зарыдал и, приблизившись к Фродо, он уложил тело, и скрестил на груди его холодные руки, и завернул его в плащ, и положил свой собственный меч с одной стороны, а посох, подаренный Фарамиром, с другой.

— Если я должен идти дальше, — сказал он, — тогда, с вашего позволения, мистер Фродо, мне придётся взять ваш меч, но я кладу вам вот этот, как он лежал в могиле древнего короля, и у вас остаётся прекрасная мифрильная кольчуга старого мистера Бильбо. И ваш фиал, мистер Фродо, вы одолжили мне его, и он мне понадобится, потому что я теперь всегда буду в темноте. Он слишком хорош для меня, и Владычица дала его вам, но, может быть, она поняла. Поняли ли вы, мистер Фродо? Я должен идти дальше.

Но он не мог идти, не сейчас. Он встал на колени, взял руку Фродо и не мог отпустить её. Время шло, а он так и стоял на коленях, держа руку своего хозяина, и в сердце его продолжался спор.

Теперь он пытался найти в себе силы оторваться от хозяина и продолжить одинокий путь — для мщения. Если ему только удастся оторваться, его гнев пронёс бы его в погоне по всем дорогам мира, пока бы он не нашёл наконец его, Горлума. Тогда Горлум умер бы в углу. Но не это ему было предназначено сделать. Не стоило покидать хозяина ради этого. Это не вернёт его. Ничто не вернёт. Лучше бы им было умереть вместе. И это тоже было бы одиноким путём.

Он взглянул на ясное остриё меча. Он подумал о месте, за которым чёрный обрыв и падение в небытиё. И это был не выход. Так не сделать ничего, даже ради скорби. Не это было ему предназначено сделать.

— Но что я тогда должен сделать? — воскликнул он снова, и опять показалось ему, что он слышит суровый ответ: "это впереди ждёт". Другой одинокий путь, и самый худший.

— Как? Мне, одному, идти к Роковой Щели, и так далее? — Он всё ещё дрожал, но решимость крепла. — Как? Мне взять Кольцо у него? Совет доверил его ему.

Но сразу же пришёл ответ: "И Совет дал ему спутников, чтобы то, что поручено, не провалилось. А ты последний из всего Отряда. Задание не должно провалиться".

— Я не хочу быть последним! — застонал он. — Я хочу, чтобы старина Гэндальф был здесь, или кто-нибудь! Почему я остался совсем один собираться с мыслями? Я непременно ошибусь. И не по мне идти с Кольцом, самому вызвавшись на это.

"Но ты не вызвался, ты был выбран. А насчет подходящести или надёжности, то, можно сказать, ни мистер Фродо таким не был, ни мистер Бильбо".

— Ладно, я должен принять решение самостоятельно. Я сделаю это. Но я уверен, что ошибусь: я ведь Сэм Скромби, только и всего.

Теперь прикинем: если нас найдут здесь, или найдут мистера Фродо и эту вещь на нём, так, что ж, тогда она достанется Врагу. А это конец всему, и Лориэну, и Раздолу, и Хоббитании, и всему. И нельзя терять времени, иначе конец неизбежен. Война началась, и скорее всего, что события уже разворачиваются, как хочет того Враг. Нет шанса вернуться с Ним и получить совет или разрешение. Нет, либо сидеть здесь, пока они не придут и не убьют меня над телом хозяина и получат его, или взять его и идти.

Сэм глубоко вздохнул:

— Значит, взять его, вот что!

Он наклонился. Очень бережно он расстегнул застёжку на шее и сунул руку под одежду Фродо. Затем, подняв другой рукой его голову, он поцеловал холодный лоб и осторожно снял цепочку, а затем тихо опустил голову снова. Ничто не изменилось в неподвижном лице, и это более, чем все другие признаки, убедило наконец Сэма, что Фродо умер и находится по ту сторону тревог.

— До свидания, хозяин, дорогой мой! — пробормотал он. — Простите вашего Сэма. Он вернётся сюда, когда дело будет сделано, если он справится с этим. И тогда он больше вас уже не покинет. Отдыхайте спокойно, пока я приду, и пусть ни одна грязная тварь не потревожит вас! И если Владычица могла бы услышать меня и подарить мне одно желание, я пожелал бы вернуться и найти вас снова. До свидания!

И затем он нагнул шею и надел на неё цепочку, и мгновенно его голова склонилась до земли под тяжестью Кольца, словно громадный камень повис на нём. Но медленно, словно груз уменьшился или в нём появились новые силы, он поднял голову, а затем, с великим трудом поднялся на ноги и понял, что может идти и нести своё бремя. И на миг он поднял фиал и взглянул вниз, на своего хозяина, и свет горел теперь мягко, как нежное летнее сияние вечерней звезды, и в этом свете лицо Фродо снова было чистым, бледным, но красивым эльфийской красотой, как у того, кто давно вышел из мрака. И с горьким удовольствием от этого последнего взгляда Сэм отвернулся, и спрятал свет, и пошёл, спотыкаясь в сгущающуюся тьму.

Идти было недалеко. Туннель остался немного позади, Перевал — в паре сотен ярдов впереди, или ближе. В сумраке виднелась тропа — глубокая борозда, протоптанная за века на перевале, которая теперь полого поднималась по проходу меж утёсами. Проход быстро сужался. Вскоре Сэм добрался до длинного лестничного пролёта, образованного широкими низкими ступенями. Теперь крепость орков возвышалась прямо над ним, грозно чернея в темноте, и в ней тлел красный глаз. Сейчас Сэм скрывался в тёмной тени у её подножья. Он поднялся до конца лестницы и очутился, наконец, на Перевале.

— Я принял решение, — твердил он сам себе. Но это было не так. Хотя он сделал лучшее из того, что мог придумать, то, что он делал, было совершенно против его натуры.

— Не ошибся ли я? — пробормотал он. — Что ещё я должен был сделать?

И когда вокруг него сомкнулись отвесные стены Перевала, прежде, чем он добрался до самой вершины, прежде чем увидел, наконец, дорожку, спускающуюся в Безымянную страну, он обернулся и с минуту смотрел назад, неподвижно застыв от непереносимых сомнений. Он всё ещё различал маленькое чёрное пятнышко в сгущающемся мраке — выход из туннеля, и думал, что видит или угадывает, где лежит Фродо. Ему мерещилось там, внизу, слабое мерцание, а может быть, это был просто обманчивый отблеск слёз, с которыми он смотрел на те камни, где погибла вся его жизнь.

— Если бы только исполнилось моё желание, моё единственное желание, — вздохнул он, — вернуться и найти его!

Затем он, наконец, повернулся лицом к дороге и сделал несколько шагов: самых трудных и самых вынужденных из всех, какие он когда-либо делал.

Всего несколько шагов, ещё чуть-чуть — и он начнёт спускаться и никогда больше не увидит эту вершину. И тут он внезапно услышал крики и голоса. Он замер на месте, как камень. Голоса орков. Они были за ним и перед ним. Топот ног и резкие выкрики: орки поднимались к Перевалу с той стороны, возможно, от какого-то входа в башню. Топот ног и выкрики сзади. Он круто обернулся и увидел маленькие красные огоньки — факелы, которые мигали внизу, появляясь из туннеля. Охота, наконец, началась. Красный глаз башни не был слепым. Он попался.

Теперь мерцание приближающихся факелов и лязг стали впереди были совсем близко. В минуту они доберутся до вершины и кинутся на него. Он слишком долго собирался с мыслями, и теперь это обернулось не к добру. Как тут сбежать, как спасти себя, спасти Кольцо? Кольцо. Он не был способен ни думать, ни решать. Он просто обнаружил, что потянул за цепочку и держит Кольцо в руке. Голова отряда орков показалась на Перевале прямо перед ним. Тогда он надел его.

Мир изменился, и краткий миг давал пищу для размышлений на час. Он моментально понял, что слух его обострился, а взгляд затуманился, но иначе, чем в логове Раконы. Все предметы вокруг были теперь не тёмными, а смутными, тогда как сам он очутился совершенно один в этом смутном, подёрнутом дымкой мире, подобный чёрному твёрдому валуну, и Кольцо, тяжело оттягивая его левую руку, походило на обруч из горячего золота. Он совсем не ощущал себя невидимым, а наоборот, как раз пугающе и единственно видимым, и знал, что где-то его ищет Глаз.

Он слышал треск камней и бормотание воды далеко внизу, в долине Моргула, и где-то там, под скалой, булькающие стоны Раконы, пробирающейся ощупью, потерявшейся в каком-то глухом тупике, и голоса в подземельях башни, и крики орков, выходящих из туннеля, и оглушительный, раздирающий уши топот ног, скрежет и лязг орков перед ним. Он вжался в утёс. Но они продолжали маршировать, подобно призрачному отряду: серые, расплывчатые фигуры в тумане, кошмарные образы с бледными факелами в руках. И они проходили мимо. Он сжался, пытаясь забиться в какую-нибудь щель, спрятаться.

Затем прислушался. Орки из туннеля и те, что спускались с Перевала, заметили друг друга, и теперь оба отряда закричали и заспешили. Он слышал ясно и тех и других и понимал, что они говорят. Может быть, Кольцо давало понимание языков или просто позволяло понимать, особенно прислужников Саурона, его творца, позволяя хозяину понимать мысли тех, на кого он обращал внимание. Определенно, Кольцо стало гораздо сильнее, приблизившись к месту рождения, но одной вещи оно не могло дать, а именно, храбрости. В данный момент Сэм всё ещё думал лишь о том, как спрятаться, залечь в укромном месте и переждать, пока всё не затихнет, и тревожно прислушивался. Он не мог определить, насколько близки эти голоса. Слова отдавались почти что у него в ушах.

— Ола! Живоглот! Что это ты делаешь здесь, наверху? Уже устал от войны?

— Приказ, увалень. А ты чем занимаешься, Лохмач? Надоело уже тут торчать? Подумываешь спуститься вниз, чтобы подраться?

— Тобой командую. На этом перевале я главный. Так что говори повежливей. Что можешь сообщить?

— Ничего.

— Хей, хей, у-а-а!

Пикировка вожаков была прервана многоголосым воем. Орки снизу внезапно заметили что-то. Они пустились бегом, остальные тоже.

— Хей! Ола! Тут что-то есть! Лежит прямо на дороге. Шпион, шпион!

Заухали хриплые рога, залаяли голоса.

Ужасное потрясение разом стряхнуло с Сэма всё желание спрятаться. Они увидели его хозяина. Что они сделают? Ему доводилось слышать об орках такое, что кровь стыла в жилах. Это было просто непереносимо. Он вскочил, отбросив прочь и саму цель похода, и все свои решения, а с ними все сомнения и страхи. Он знал только, где было и осталось его место: рядом с хозяином, хотя что он мог сделать там, было неясно. Он побежал вниз по ступенькам и обратно по тропе к Фродо.

— Сколько их? — думал он. — Не меньше тридцати-сорока из башни и еще больше тех, что снизу. Скольких я смогу убить, прежде чем они схватят меня? Они увидят пламя меча сразу, как только я обнажу его, и они схватят меня раньше или позже. Интересно, упомянут ли хоть в одной песне о том, как Сэммиум пал на Высоком Перевале, воздвигнув вокруг своего хозяина стену из тел? Нет, не будет песни. Конечно, ведь Кольцо найдут, и никаких песен больше не будет. Я не могу помешать этому. Моё место рядом с Фродо. Они должны понять — Элронд, и Совет, и великие Владыки и Владычицы со всей их мудростью. В их планы вкралась ошибка. Я не могу быть для них Хранителем Кольца. Не могу без мистера Фродо.

Но орки уже были вне пределов досягаемости его расплывающегося зрения. Ему было некогда подумать о себе, но теперь он понял, что устал, устал почти до смерти: его ноги не поспевали вслед за его желанием. Он двигался слишком медленно. Тропа казалось длиной в мили. Куда они все подевались в этом тумане?

Вот они снова! Всё ещё далеко впереди. Толпа фигур вокруг чего-то лежащего на земле; некоторые, вроде, носятся, уткнувшись носами в землю, словно собаки по следу. Он попытался сделать рывок.

— Вперёд, Сэм! — велел он себе. — Или ты опять придёшь слишком поздно.

Он проверил, как ходит меч в ножнах. Ещё минута — и он обнажит его, а тогда…

Раздался дикий гам, уханье и хохот, и одновременно что-то было подхвачено с земли.

— Йа хой! Йа хэй хой! Хоп, хоп!

Затем чей-то голос скомандовал:

— А ну, двинули! Коротким путём. Назад, к Нижним воротам! По всем приметам она не потревожит нас в эту ночь.

Вся масса орков пришла в движение. Четверо в середине несли вскинутое на плечи тело.

— Йа хой!

Они забрали тело Фродо. Они удалялись. Он не мог догнать их, но продолжал бежать. Орки добрались до туннеля и втягивались внутрь. Те, что несли тело, первыми, а за ними, толкаясь и пихаясь, остальные. Сэм почти подоспел. Он обнажил меч — голубое мерцание в его дрожащей руке, — но они не заметили его. Как раз, когда он, задыхаясь, настиг их, последний орк исчез в чёрной дыре.

Мгновение он стоял, схватившись за грудь и тяжело дыша, затем провёл рукавом по лицу, стирая грязь, пот и слёзы.

— Проклятые сволочи! — сказал он и прыгнул за ними в темноту.

Но туннель уже не казался ему таким тёмным: он просто словно шагнул из относительно прозрачного тумана в более плотный. Усталость росла, но тем крепче становилась его воля. Ему мерещилось, что он по-прежнему различает впереди свет факелов, но из-за усталости ему никак не удавалось догнать их. В туннелях орки передвигаются быстро, а этот они знали очень хорошо, потому что, несмотря на Ракону, были вынуждены часто пользоваться им как кратчайшим путём из Мёртвого города на другую сторону гор. В какие отдалённые времена были сделаны основной туннель и круглая яма, где много веков назад поселилась Ракона, они не знали, но они сами проложили по обеим сторонам от них множество окольных коридоров, чтобы ходить туда и обратно по делам их хозяев, минуя её логово. Сегодня они не собирались углубляться в них, а торопились к боковому ходу, который вёл в сторожевую башню на утёсе. Большая часть орков ликовала, довольная обнаруженным и увиденным, и потому они, как принято у этого племени, визжали и гоготали на бегу. Сэм слышал их хриплые вопли, жёсткие и отчётливые в неподвижном воздухе, и среди них выделил два более громких и близких к нему голоса. По-видимому, командиры обоих отрядов замыкали тыл и продолжали разговаривать на ходу.

— Можешь ты унять свой сброд, чтобы не гомонил так, Лохмач? — буркнул один. — Не хватало нам только Раконы на голову.

— Пошёл ты, Живоглот! Твои орут гораздо громче, — ответил другой. — Но пусть парни пошалят! По мне, так пока не стоит беспокоиться насчёт Раконы. Похоже, её укоротили на коготь, и мы не будем кричать об этом. Ты, что, не видел мерзкой слизи на всей дороге к её проклятой щели? Если заткнуть их сейчас, так придётся затыкать ещё раз сто. Так что дай им поржать. И нам наконец-то повезло заполучить кое-что, что нужно Лугбурзу.

— Нужно Лугбурзу, э-э? А что это, как считаешь? Похоже на эльфа, но недомерка. Что опасного в таком, как этот?

— Не знаю, пока не посмотрим.

— Ого! Так они не сказали тебе, чего ожидать? Они не говорят нам всего, не так ли? Даже половины. Но и они могут ошибаться, даже сам Верховный.

— Ш-ш-ш, Живоглот! — Лохмач понизил голос так, что даже своим странно обострившимся слухом Сэму с большим трудом удалось разобрать его слова. — Могут, но у них повсюду глаза и уши, даже среди моих, хочешь верь, хочешь нет. Но одно-то точно: они чем-то озабочены. Назгулы внизу, по твоим же словам, и Лугбурз тоже. Что-то почти проскользнуло.

— Ты сказал почти! — проговорил Живоглот.

— Ладно, — сказал Лохмач. — Но поговорим про это позже. Подожди до Нижнего хода. Есть там местечко, где можно потолковать, пока парни пойдут дальше.

Вскоре после этого Сэм увидел, что факелы исчезли. Затем раздался рокочущий звук и, как раз, когда он рванулся вперёд, глухой удар. Насколько он мог судить, орки повернули и исчезли в том самом проходе, который они с Фродо обследовали и нашли перегороженным. Оно по-прежнему было перегороженным.

По-видимому, поперек дороги лежал большой камень, но орки каким-то образом прошли через него, потому что их голоса доносились с той стороны. Они продолжали бежать дальше, глубже и глубже в гору, назад к башне. Сэма охватило отчаяние. Они тащат тело его хозяина с какой-то мерзкой целью, а он не может преследовать их. Он толкал и пихал камень, бился об него, но тот не поддавался. Затем с той стороны, совсем рядом, как ему показалось, опять раздались голоса двух капитанов. Он замер, прислушиваясь, в надежде, что, может быть, узнает что-нибудь полезное. Быть может, Живоглот, который, судя по всему, служил в Минас Моргуле, выйдет, и тогда ему удастся проскользнуть внутрь.

— Нет, я не знаю, — сказал голос Живоглота. — Приказы, как правило, поступают быстрее, чем кто-либо может летать. Но я не доискивался, как это делается. Безопаснее всего не лезть. Грр! От этих назгулов у меня мурашки по коже. Они сдерут с тебя тело одним взглядом и оставят прохлаждаться в темноте с той стороны. Но Ему они нравятся, они его нынешние фавориты, так что роптать без толку. Говорю тебе, служить внизу, в городе, не шутка.

— Попробовал бы здесь, наверху, с Раконой за компанию, — сказал Лохмач.

— Я бы лучше попробовал где-нибудь ещё, где нет никого из них. Но война уже началась, и, когда она кончится, может, будет и проще.

— Говорят, всё идёт хорошо.

— Ещё бы не говорить, — буркнул Живоглот. — Посмотрим. Но, в любом случае, если всё пройдёт хорошо, будет гораздо больше места. Что скажешь? Если выпадет шанс, мы с тобой могли бы улизнуть и осесть где-нибудь самостоятельно с несколькими надёжными парнями, где-нибудь, где навалом лёгкой добычи и нет больших начальников.

— А! — отозвался Лохмач. — Как в добрые старые времена.

— Да, — подтвердил Живоглот. — Но особо не рассчитывай. Мне что-то беспокойно. Говорю же, что большие начальники, ух… — его голос упал почти до шёпота, — ух, даже Наибольший, могут ошибаться. Ты сказал, кое-что почти проскользнуло. Я говорю, кое-что проскользнуло. И нам придётся выяснять, что именно. Бедных урхов всегда гоняют выправлять огрехи и мало благодарят. Но не забывай: враги любят нас не больше, чем Его, и если Его одолеют, то и нам конец. Давай так: когда вас послали?

— Около часа назад, незадолго перед тем, как ты нас увидел. Пришло сообщение: "Назгул встревожен. Опасается шпионов на Лестницах. Удвоить бдительность. Патруль на вершину Лестниц". Я вышел сразу же.

— Плохо дело, — сказал Живоглот. — Гляди: наши Безмолвные Стражи беспокоились больше двух дней назад, — это я знаю. Но на следующий день не был послан ни мой патруль и ни одного сообщения в Лугбурз, поскольку грянул Великий Сигнал, Верховный Назгул отправился на войну и всё такое. А затем, как я слышал, они довольно долго не могли привлечь внимания Лугбурза.

— Полагаю, Глаз смотрел куда-то ещё, — сказал Лохмач. — Говорят, на западе творятся большие дела.

— Я думаю! — проворчал Живоглот. — Но тем временем наши враги поднялись по Лестницам. А где были вы, верхние? Считается, что вы тут сторожите, не так ли? Специальный приказ, или нет? Куда вы смотрели?

— Хватит! Не учи меня работать. Мы смотрели, как надо. Мы знали, что здесь творятся забавные вещи.

— Очень забавные!

— Да, очень: свет, крики и всё прочее. Но в проходе была Ракона. Мои парни видели её и её Пролазу.

— Её Пролазу? Это ещё что?

— Ты должен был видеть его: мелкий тощий чёрный парень. Сам похож на паука или, быть может, на подыхающую от голода жабу. Он уже бывал здесь прежде. Сначала ушёл из Лугбурза, годы назад, и у нас был приказ от Верховного пропустить его. С тех пор он пару раз появлялся на Лестницах, но мы оставляли его в покое: похоже, он как-то договорился с Её Величеством. Полагаю, он несъедобен: она не обращает внимания на слова Верховного. Однако хорошо же вы стережёте там, в долине: он поднялся сюда за день до всего этого гама. Мы видели его в начале прошлой ночи. Как бы то ни было, мои парни сообщили, что Её Высочество изволит забавляться, и этого казалось мне вполне достаточным, пока не пришло сообщение. Я думал, её Пролаза притащил ей игрушку, или вы, нижние, послали ей подарочек: военнопленного или что-нибудь наподобие. Я не мешаю её играм. Никто не уйдёт от Раконы, когда она на охоте.

— Никто, говоришь?! Ты, что, глаза зажмурил там, сзади? Говорю же, беспокойно мне что-то. Кто бы ни поднялся по Лестницам, он прошёл. Он разрубил её паутину и спокойно вышел из дыры. Тут есть над чем подумать!

— Пусть так, но она получила его в конце, разве нет?

— Получила его? Получила кого? Этого мальца? Но, будь он там только один, она давно утащила бы его в свою кладовку, и он был бы сейчас там. И если он нужен Лугбурзу, то тебе пришлось бы отправляться и вытаскивать его. Приятное занятие. Но их было больше, чем один.

Тут Сэм принялся слушать гораздо внимательнее и прижал ухо к камню.

— Кто разрезал верёвки, которые она накрутила на него, Лохмач? Тот же, кто рассёк паутину. Разве не ясно? И кто вонзил булавку в Её Высочество? Полагаю, что он же. И где он? Где он, Лохмач?

Лохмач не отозвался.

— Тебе есть над чем поломать черепушку, если она годится для этого. Тут нет ничего забавного. Никому, никому ещё до сих пор не удавалось всадить булавку в Ракону, что тебе должно быть хорошо известно. Беда, конечно, невелика, но подумай: поблизости бродит кто-то, причём гораздо более опасный, чем любой проклятый бунтовщик, которому доводилось появляться здесь с недобрых старых времён, с времён Великой Осады. Кто-то проскользнул.

— И кто же, по-твоему? — проворчал Лохмач.

— По всем признакам, капитан Лохмач, я сказал бы, что здесь на свободе могучий воин, скорее всего эльф, во всяком случае, с эльфийским мечом, но очень может быть, что и стопором. И он, к тому же, свободно прошёл через все ваши заставы и находится на твоей территории, а вы его так и не заметили. Действительно, очень забавно!

Живоглот сплюнул. Сэм мрачно улыбнулся на это своё описание.

— Да ладно, ты всегда видишь всё в мрачном свете, — сказал Лохмач. — Читай следы, как тебе нравится, но их можно объяснить и по-другому. Как бы то ни было, я послал часовых на каждую точку, а с делами буду разбираться по очереди. Когда я взгляну на парня, которого мы поймали, тогда и буду волноваться на счёт всего остального.

— Полагаю, из этого мальца ты вытрясешь немного, — сказал Живоглот. — Возможно, он вообще не имеет отношения к настоящему озорнику. Во всяком случае, для большого парня с острым мечом он особой цены не имел, раз тот оставил его валяться, — обычные эльфийские штучки.

— Увидим! А теперь пошли! Мы толковали достаточно. Пошли, взглянем на пленника!

— Что ты собираешься с ним делать? Не забудь, я заметил его первым. Если затеете игру, я и мои парни должны участвовать.

— Ну, ну, — проворчал Лохмач. — У меня приказ. И забыть про него будет стоить дороже моего или твоего брюха. Любой нарушитель границ, обнаруженный стражей, должен быть заключён в башню. Пленника раздеть. Полное описание всего найденного — одежды, оружия, писем, колец или безделушек — немедленно отправить в Лугбурз и только в Лугбурз. И пленник должен быть сохранён целым и невредимым под угрозой смерти для всей стражи, пока Он не пошлёт за ним или не придёт Сам. Это достаточно ясно, и именно это я и собираюсь сделать.

— Раздет, э-э? — переспросил Живоглот. — Что: зубы, ногти, волосы и всё прочее?

— Нет, ничего подобного. Он для Лугбурза, говорят тебе! Его желают получить в целости и сохранности.

— Тебе это будет трудно, — захохотал Живоглот. — Он и сейчас-то всего лишь падаль! Не представляю, что Лугбурз собирается делать с этой дрянью. С тем же успехом он может пойти в котёл.

— Идиот! — прорычал Лохмач. — Ты болтаешь очень умно, но многого не знаешь, хотя это известно большинству. Ты сам отправишься в котёл или к Раконе, если не поостережёшься. Падаль! И это всё, что ты знаешь о Её Величестве? Когда она обматывает верёвками, то охотится за мясом. Она не ест мёртвой плоти и не сосёт холодную кровь. Этот парень не мёртв!

Сэм пошатнулся, ухватившись за камень. Ему показалось, что весь тёмный мир опрокинулся. Шок был так силён, что он почти потерял сознание. Но, пока он боролся с обморочным состоянием, он не мог удержаться, чтобы не выругать себя в глубине души: "Дурак! Он не мёртв, и твоё сердце знало это. Не доверяй своей голове, Сэм Скромби, это не лучшая твоя часть. Все хлопоты с тобой из-за того только, что ты в действительности никогда не надеялся. А теперь-то, что делать?" В данный момент ничего: только прижаться к неподвижному камню и слушать, слушать мерзкие голоса орков.

— Точно! — сказал Лохмач. — У неё не один яд. Когда она охотится, то просто клюёт слегка в шею, и они мягчают, как рыба без костей, а затем она поступает с ними по своему обыкновению. Помнишь старого Урдока? Он не объявлялся много дней. А затем мы нашли его в уголке, подвешенным, но он был в полном сознании и таращился весьма свирепо. Как мы хохотали! Может, она забыла про него, но мы не стали его трогать: не стоит связываться с ней. Так вот, этот гадёныш, он проснётся через несколько часов и будет в порядке, не считая небольшой тошноты от укуса. Или мог бы быть в порядке, если бы Лугбурз оставил его в покое. Конечно, не считая недоумения, где он и что с ним случилось.

— А также случится, — захохотал Живоглот. — Во всяком случае, мы можем рассказать ему пару историй, раз уж нельзя сделать ничего больше. Не думаю, что ему доводилось когда-либо бывать в прекрасном Лугбурзе, так что ему наверняка захочется узнать, что его там ожидает. Это будет гораздо забавнее, чем я думал. Пошли!

— Говорю тебе, никаких забав! — рыкнул Лохмач. — Он должен быть сбережён целым и невредимым, иначе можешь нас всех считать трупами.

— Порядок! Но, будь я на твоём месте, то сперва поймал бы того большого, который на свободе, прежде чем отправлять какой-либо рапорт в Лугбурз. Не слишком-то приятно выслушать, что сцапал котёнка, а кошке позволил удрать.

Голоса начали удаляться. Сэм услышал затихающий топот ног. Он оправился от шока, и теперь им овладела дикая ярость.

— Я всё сделал не так! — воскликнул он. — Я знал, что так оно и будет. Теперь они захватили его, сволочи, мрази! Никогда не покидать хозяина, никогда, никогда — вот мой истинный долг! И я знал это в глубине души. Пусть же простится мне! А теперь я должен вернуться к нему. Как угодно, как угодно!

Он снова обнажил меч и принялся колотить его рукоятью по камню, но раздавался лишь глухой стук. Меч, однако, сверкал так ярко, что Сэм начал кое-что различать в этом свете. К своему удивлению он обнаружил, что большой камень выглядит, как тяжёлая дверь, и ниже, чем два его роста. Между его верхом и низкой аркой оставался тёмный проём. Очевидно, он служил лишь преградой для Раконы и крепился с той стороны каким-нибудь засовом и щеколдой, которые ей не хватало догадки открыть. Собрав оставшиеся силы, Сэм подпрыгнул и ухватился за верх камня, вскарабкался, тяжело свалился с той стороны и затем помчался, как обезумевший, с пылающим мечом в руке за поворот и вверх по петляющему туннелю.

Весть, что его хозяин всё ещё жив, заставила его сделать последнее усилие, несмотря на смертельную усталость. Он ничего не видел впереди из-за сплошных углов и поворотов этого нового туннеля, но ему казалось, что он настигает двух орков: их голоса звучали всё ближе.

— Вот что я собираюсь сделать, — раздражённо сказал Лохмач. — Помещу его прямиком в верхнюю камеру.

— Зачем? — проворчал Живоглот. — У тебя нет надежных казематов здесь, внизу?

— Говорят тебе, он должен уцелеть, — ответил Лохмач. — Понял? Он слишком ценен. Я не доверяю никому из своих парней, а твоим — тем более, и тебе тоже, потому что ты помешан на забавах. Он будет там, где хочу я, и куда ты не войдёшь, если не будешь вести себя прилично. На самый верх, я сказал. Там он будет в безопасности.

— Ой ли? — выдохнул Сэм. — Вы забыли про большого эльфийского война, который на свободе!

С этими словами он обогнул последний угол, чтобы обнаружить лишь, что, то ли из-за какого-то особого свойства туннеля, то ли из-за обострённого Кольцом слуха, он неверно оценил расстояние.

Оба орка были ещё далеко впереди. Теперь он видел их силуэты, чёрные и коренастые на фоне красного свечения. Последний отрезок туннеля шёл прямо, неуклонно поднимаясь вверх, и в конце его стояли широко распахнутые двойные двери, ведущие, вероятно, к глубоким подземельям высокой башни. Орки со своей ношей уже вошли внутрь. Живоглот и Лохмач подходили к воротам.

Сэм слышал взрыв хриплого пения, рёв рогов и грохот гонгов, — чудовищный шум. Живоглот и Лохмач были уже на пороге.

Сэм завопил и замахал Разителем, но его слабый голос потонул в поднявшейся суматохе. Никто не обратил на него внимания.

Высокие двери захлопнулись. Бум. Стальные засовы внутри упали на место. Кланг. Ворота были заперты. Сэм с силой ударил всем телом в запертые бронзовые створки и без чувств упал на землю. Он остался снаружи во тьме. Фродо был жив, но попал в руки Врага.

КНИГА V