В ответ на мое замечание по этому поводу Герберт Дейтон вроде даже как бы вышел из состояния полной невозмутимости. Эта неподвижная глыба ожила на стуле и вдруг приняла человеческий облик.
По его словам, все было очень просто. Ватсон нуждался в высококлассном технике-специалисте, чтобы доверить ему изготовление электронного аппарата для новых опытов.
Я, пожалуй, с этим согласился, ибо логика его была ясна. Но другой вопрос — зачем же искать так далеко? К чему вся эта таинственность, предосторожности, вся эта исключительная разборчивость в выборе специалиста?
Для меня оставался неясным еще один вопрос, но я предпочел пока промолчать, чтобы не осложнять сверх меры обстановку, поскольку я уже с головой влез в эту игру.
Это дело интересовало меня все больше и больше с момента, когда рука Грейсона легла на массивный блок крупного аппарата в форме ящика, подвешенного на стене.
Над ним располагался прямоугольный пластмассовый экран, слегка скругленный по обеим сторонам.
Это был энцефалоскопический «мыслевизор», изобретенный профессором Ватсоном. Он служил для того, чтобы регистрировать изображение и звук самых тайных человеческих мотиваций.
— Это что-то вроде регистратора снов?
Мой вопрос вызвал усмешку.
— Даже более того, господин Милланд, — проговорил Линдсей. — Сон в чистом виде располагается на первой ступени подсознательных функций. Он предназначен человеку для расторможения и возможности бежать от естественного психического состояния. Но вторая ступень — это уже нечто другое: это имеет отношение к сенестезическим восприятиям коры головного мозга и полностью ускользает от нашего сознания. Это неизвестный и неисследованный район, находящийся рядом с теменной частью головы. И вот им-то и занимался Ватсон, используя свой аппарат. Говоря другими словами, это область другого измерения.
— Не очень-то я все это понимаю…
Грейсон пожал плечами.
— Это неважно, — бросил он. — В любом случае, мы тоже не слишком уверены в этой теории Ватсона, поскольку она довольно туманна. Но основные работы Ватсона, если судить по его словам, были направлены на то, чтобы человек за два часа сна восстанавливал свои силы и аккумулировал энергию, то есть в конечном итоге на то, чтобы человечество могло максимально использовать предназначенную каждому жизнь и увеличить активный срок пребывания на Земле. Заманчивая перспектива, не правда ли?
Я согласно кивнул головой.
— И это тот самый секрет, который вы хотели бы получить от госпожи Ватсон?
— Именно об этом мы и думаем. Конечно, еще много надо сделать, чтобы прийти к подобным результатам, поскольку несчастный случай с психикой госпожи Ватсон подтверждает наши наихудшие опасения. Но мы готовы продолжить дело нашего коллеги и восстановить формулы, часть которых обнаружена в его рабочих записях. Эти вещества использовались им во время опытов и касаются «психорастворений».
— Вы говорите о наркотиках и галлюциногенах?
— Не совсем так. Вещества, которые использовал профессор Ватсон, являются только стимуляторами мозговой деятельности, призванными изменить состояние сознания. К несчастью, явления, происходящие в мозгу, зависят от кислородного потенциала, а это вызывает опасения, что вещество, использованное Ватсоном, может иметь довольно длительное воздействие, что и вызвало в мозгу Валери нарушение кислородного питания. Именно это могло спровоцировать сумасшествие с манией убийства.
В этот момент засветился красный сигнал на табло, и Грейсон резко прервал свои объяснения.
Он подал мне знак.
— Пойдемте, — проговорил он.
Я последовал за ним. Мы вышли из кабинета, а другие ученые сразу же углубились в свои пыльные досье.
По правде говоря, я не люблю подобного рода типов.
Может быть, это и смешно, но я нахожу их странными, вызывающими у нормальных людей внутреннее беспокойство и не обладающими нормальной человеческой основательностью.
Они напоминают мне каких-то нелепых, бредовых, чокнутых второстепенных персонажей.
В них все какое-то механическое, я бы даже сказал буквоедское. Слишком размеренное и не живое. У меня такое впечатление, что…
Ах, да! Конечно, этот укол! Эта мягкая кушетка… это ощущение, что ты плаваешь в темноте…
Мало-помалу я погружаюсь в сон… Это-то, вероятно, и деформирует мои суждения… Вполне может быть…
Однако последующее помнится ясно и четко.
Я до мелочей помню наш маршрут внутри коттеджа Ватсонов… и со вкусом отделанный холл… Мы поднимаемся на второй этаж по деревянной лестнице, покрытой толстым шерстяным ковром… Площадка, коридор и многочисленные двери… Я вижу двух медсестер, которые идут по коридору…
Одна из них, встретив Грейсона, протягивает ему белый халат, который он тут же надевает. Он вводит меня в круглую комнату с белыми стенами.
В полутьме чуть слышно гудят странные аппараты.
Кроме этого, не раздается ни звука.
Пока Грейсон готовит шприц для подкожного вливания, мой взгляд останавливается на кровати.
На ней я вижу неподвижно лежащую под белым покрывалом женщину, самое восхитительное создание, которое только может существовать на этом свете.
Ее лицо покрывает легкая бледность, а черты его — просто редкостной чистоты… Это какой-то ангельский лик, который может только пригрезиться во сне.
Между прочим, это Валери Ватсон.
Глава 3
Профессор Грейсон отложил шприц в сторону и повернулся ко мне. Медленным жестом он указал на Валери. А я и так смотрел на нее, не отрываясь.
— Боюсь, что все наши усилия ни к чему не приведут, если она не перестанет заворачиваться в свой внутренний кокон.
— И что же может произойти?
— Уходя все дальше и дальше вглубь, она кончит тем, что полностью расстанется с реальным миром. А в результате — безумие, сумасшедший дом и смерть.
— Должно же быть какое-то средство вытащить ее из этого подобия комы?
Грейсон усмехнулся моему невежеству и наивности.
— Мозг является наиболее прочной крепостью, а его подсознательная воля — наиболее мощное оружие защиты. С нашей стороны это равносильно попыткам пробить скалу мягкой губкой. Мы ведь именно и боремся с ее волей, господин Милланд… ибо она спит, это несомненно. Мы продолжаем регистрировать некоторые физиологические процессы в железах внутренней секреции… и…
Тут я отвлекся от его объяснений и взглянул на Валери с еще большим интересом.
Мне показалось, что она со своими длинными черными волосами, тонкими руками, красиво очерченными губами, большими закрытыми глазами, которые смотрели сейчас во что-то неведомое, плавает где-то между фантазией и реальностью.
Она едва дышала, и медленные колебания груди являлись единственным признаком жизни, которая теплилась в этом чарующем теле античной богини.
Она производила странное впечатление, которое я не мог ни четко проанализировать, ни даже определить. Поэтому я все смотрел и смотрел на нее.
Голос Грейсона возвратил меня к реальности.
Реальность? Что же реального было в том, что показывал мне Грейсон?
На небольшом экране, расположенном на спинке кровати, я увидел большую черную дыру. Было такое впечатление, что я гляжу в глубокий колодец, в какую-то бездонную пропасть.
Фрейдистские символы непрерывно возникали в глубине сна Валери.
— Целиком ее сны ускользают от нас, — закончил объяснения Грейсон, отключая контакт энцефалоскопа. — Так-то вот, господин Милланд. Теперь вы знаете столько же, сколько и мы.
Однако сюрпризы были явно еще не исчерпаны.
Вот Грейсон выводит меня из палаты, и мы спускаемся на первый этаж. Грейсон направляется в глубь коридора и открывает тяжелую металлическую дверь.
Я следую за ним по узкой винтовой лестнице, которая ведет в подземелье, и мы попадаем в громадную лабораторию, где царит неописуемый беспорядок.
На полу разбросаны какие-то детали, обрывки проводов, а оголенные провода высокого напряжения свисают со стен; развороченная аппаратура жалко выставляет свои искалеченные внутренности…
И все это сотворила Валери!
Грейсон показывает мне место, где был найден обугленный труп профессора Ватсона. Рядом висит без предохранительного щитка розетка, которую приложили к бедному Ватсону. Она так и болтается в нескольких сантиметрах от пола, напоминая о случившейся драме.
Грейсон мне объяснил:
— Все аппараты, которые здесь находятся, созданы нашим коллегой Ватсоном. Несмотря на то что они разбиты, некоторые нам удалось идентифицировать, другие будут идентифицированы потом командой специалистов.
А теперь идите сюда.
Он показал мне на небольшой эбонитовый ящичек, закрепленный на двух опорах, который тоже носил следы разрушительного безумия Валери.
— Вот это, в частности, сильно нас интересует. Его механизм явно противоречит здравому смыслу. Никто из тех, кто его изучал, не догадался о его предназначении. Эта штука, кажется, приспособлена для марсианского разума.
Я оценил его юмор и улыбнулся.
— Даже так?
— Я хотел бы, чтобы вы сами заглянули в него.
— Но я же не марсианин.
Он одарил меня кислой улыбкой, но тоже не удержался от реплики:
— Вы ведь и не психиатр, и не психолог, не говоря о том, что не уроженец планеты Марс… С этим я согласен… Но вы инженер-электронщик. Ко всему прочему, вас пригласил профессор Ватсон, который, выходит, доверял вашей профессиональной подготовке и опыту. Я полагаю, что вы сделаете все, чтобы проникнуть в тайну этого аппарата. В любом случае вам ничто не мешает попытаться сделать это.
Я приподнял крышку и посмотрел на сеть проводов, скопище катушек и трансформаторов… На первый взгляд трудно было вынести какое-то четкое мнение, и я смущенно почесал лоб.
— Нужны кое-какие приборы и материалы… чтобы попытаться…
— Все, что вам потребуется, находится в шкафчике в глубине зала. А если понадобится еще что-либо, то звоните.
Сказано это было достаточно ясно. Иначе говоря: «Займитесь своим делом, не теряя времени. Это ваша, а не наша работа».