«Именно, принцесса! – резко выпрямившись, она решительным шагом направилась в дом. – Хватит! Хватит так жить! Не хочу больше!»
С небывалой для себя яростью Йолинь втащила в дом тяжелую бадью, в которой могла помыться целиком, затопила печь и начала греть воду. Распахнула массивный сундук, выуживая из самых его недр чудом сохранившиеся благовония и масла, что привезла с собой из дома, лосьоны, крема, порошки для волос. Подготавливать все самостоятельно было тяжело и непривычно, но она должна была с этим справиться. Разумеется, она не провела два года жизни не моясь и не следя за собой. Но некоторые процедуры просто отбросила, как ненужные и необязательные.
– И вот к чему это привело! – почти прорычала она. – Хватит уже! Даже дети смотрят на меня как на болезную и жалкую! Еще не хватало, чтобы к сочувствию тех, кто не знает, прибавилась ненависть ведающих.
До самого вечера Йолинь занималась собственным телом и внешним видом. Нет, она не старалась ради жениха. И в мыслях у нее не было, что такая, как она, сможет понравиться ему, и он поменяет о ней свое мнение. Ведь Рик точно знал, что за гниль у нее внутри. И если с виду красивое наливное яблоко разрезать и показать покупателю, что внутри оно все коричневое и вот-вот начнет гнить, разве удастся смутить его, соединив две красивые половинки вновь? У нее и раньше была лишь кожура, а теперь и она пожухла и поблекла. Впервые за долгие годы она делала это для себя. Потому что, оказывается, еще жива была у нее в душе такая черта, как достоинство. Ее могли ненавидеть, но не считать жалкой. Жалкой Йолинь не была никогда!
Как оказалось, провести все косметические процедуры по канонам Аира было на порядок сложнее, чем помыть пол, убрать дом, привести в порядок двор, приготовить еду и натопить печь. А ведь раньше она делала такое каждый день! Правда, помогали ей в этом десятки слуг. Наложив маску на волосы из толченых водорослей и сбора аирских трав, маску на основе желтка и меда на лицо, крем, привезенный из дома, на тело, Иола накинула простой белый халат на плечи, полы которого волочились за ней по полу, и подошла к зеркалу. Отражение вызывающе смотрело на нее черными провалами вместо глаз на белом лице, синие волосы, казалось, застыли под слоем маски.
– Может, так и пойти на церемонию? – монотонно буркнула она, не в силах открыть рот.
Достав из маленького мешочка, на котором была вышита прекрасная голубая бабочка, пьющая нектар с нежно-розового цветка, небольшой футляр с иглами, Йолинь извлекла несколько тонких длинных иголочек с особыми наконечниками. Проведя ряд манипуляций с этими самыми наконечниками, она подожгла их. Ушко иголочки только начинало дымиться, когда она ловко втыкала каждую в особую точку, и так по всему телу. Жалко, до спины не дотянуться…
Когда на землю опустились сумерки, Йолинь была похожа на дымящееся, утыканное иглами умертвие. Но красота по-аирски требовала жертв.
Тем временем и Рик не желал пускать все на самотек. Отправив послание принцессе, подумав немного, он отрядил двух человек для слежки за ней. Зная натуру этой женщины, он бы не удивился, если бы она решила по-тихому ускользнуть от вынужденного замужества. И Рик вовсе не горел желанием бегать по стране в поисках пропажи по твердому наставлению Совета. Желание было одно: поскорее покончить с этим и вернуться к делам.
Саймон и Беррок, два могучих рослых северянина, а также братья-близнецы, уже в сумерках добрались до дома, что занимала Йолинь.
– Вроде свет горит, – буркнул Саймон, спешиваясь с лошади и привязывая кобылу к дереву, что одиноко притулилось чуть вдали от дома Йолинь.
– И что? – возразил всегда подозрительный Беррок. – Она могла сделать видимость своего присутствия, а сама просто убежать.
– Да брось, – фыркнул младший брат. На несколько минут, но все же младший. – Одна баба организует побег за жалкие сутки?
– Кто ее знает, – отмахнулся мужчина, сощурив небесно-голубые волчьи глаза. – Организовала же нападения так, что все чуть не передохли?
– Это да, – вынужденно согласился Саймон. – Надо бы проверить.
Брат коротко кивнул, собирая черные волосы в узел на затылке. Саймон и Беррок были высокими даже по меркам северян, но в то же время их рост не делал их неуклюжими. Два брата двигались в ночи бесшумно, и даже оружие не выдавало их присутствия металлическим перезвоном. Первым дома принцессы достиг Беррок. И не говоря ни единого слова, прильнул к окну, чтобы уже спустя несколько секунд отскочить от него в сторону и распластаться вдоль каменной стены. Мужчина лишь открывал рот в беззвучном крике, глаза его бешено вращались, и, казалось, он просто-напросто забыл, как говорить.
– Что? – одними губами спросил не на шутку встревоженный брат. – Совсем рехнулся? – покрутив пальцем у виска, поинтересовался Саймон, вставая на место брата и всматриваясь в то, что вывело из равновесия его вечно невозмутимого братца. – Бог ты мой, – со свистом вырвалось изо рта северянина против его воли.
Перед его взглядом развернулась следующая сцена: в призрачном свете горящих свечей женщина, похожая на тростинку, укутанная в широкое белое нечто, с синими волосами, застывшими, словно они были высечены из камня, подошла к широкой деревянной постели. Странная дымовая завеса окутывала хрупкую фигурку, когда же она повернулась, чтобы лечь, Саймон забыл, как дышать. На белоснежном лице, утыканном иглами, зияли два черных провала вместо глаз. Иглы дымились, а женщина даже не кричала! Ее лицо казалось непроницаемым, мертвым!
– Бог ты мой, – вновь повторил Саймон, осеняя свой лоб защитной руной. Сердце северянина пропустило удар, когда темные провалы взглянули прямо на него. Но нет, вроде просто померещилось.
– Что это?! – яростно прошептал Беррок, не скрывая ужаса во взгляде и все так же не в силах оторваться от стены.
Саймон молчал, не находя в себе сил на ответ, хотя оторваться от окна он тоже не мог. Ноги не слушались.
– Может, ее укусили? Может, она восстала?!
Саймон лишь судорожно затряс головой.
– Услышала бы нас… уже сожрала бы, – одними губами прошептал он.
Тем временем женщина осторожно улеглась на постель, вытянула руки, в которые, как оказалось, тоже были воткнуты дымящиеся иглы, закрыла глаза… и все. Она лежала не двигаясь и будто едва дыша. Густой сизый дым окутывал ее фигуру, но женщина никак не реагировала.
– Может, она решила умереть? – предположил Беррок, к тому времени оправившийся от шока, и так же, как и брат, прильнул к окошку.
Саймон лишь невнятно пожал плечами.
– Может, нам зайти и проверить?
Это предложение брат уже стерпеть не мог.
– Что тебе неймется? Нас зачем послали? Проследить, чтобы не убежала! Вот сиди и следи! Я туда не пойду, хочешь, сам и иди!
– Да ладно тебе, я всего лишь предложил, – пошел на попятный Беррок, вовсе не желая быть тем, кто пойдет проверять, жива ли принцесса.
Казалось, прошло часа три, но в доме больше ничего не происходило. Мужчины немного расслабились, первичный страх прошел, и они уже не так пристально наблюдали за тем, как принцесса лежит без движения на деревянной лавке. Сейчас за Иолой присматривал Саймон, в то время как Беррок, решив, что ожидание может несколько растянуться, присел у стены и, вытянув ноги, дремал.
Но вот принцесса зашевелилась, и Саймон резко пнул брата в бедро.
– Двигается, – одними губами прошептал он.
Йолинь пролежала с иглами несколько часов, этого должно быть достаточно для полноценного эффекта. Смеси в иглах уже прогорели, потому можно было их снимать и смывать с себя все маски. Аккуратно вынимая иглу за иглой, Йолинь наслаждалась полученным эффектом. Тело словно налилось изнутри жизненной силой и энергией. Она чувствовала себя полностью отдохнувшей и расслабленной.
Сняв последнюю иголку, она подошла к полной воды бадье и приспустила халат на плечах. Саймон поспешно отвернулся, в то время как Беррок и не подумал отвести взгляд.
– Обалдел? – зашипел мужчина на брата.
– А что? – отстраненно пробормотал тот, не отрываясь от обнажающейся женщины.
– Я всего лишь смотрю…
– На чужую женщину, между прочим, – раздраженно пробурчал брат.
– Ну, пока еще не чужую…
Тем временем стоявшая к ним спиной принцесса ополоснула лицо, смывая успевшую застыть маску, и обернулась к окну вполоборота.
– Я думаю, вы достаточно уже видели, – жестко чеканя слова, обратилась она к тем, что полагали, будто их присутствие осталось для нее тайной. – Теперь же я желаю остаться без свидетелей.
– Что… – ошарашенно пробормотал Беррок, отлично расслышав каждое произнесенное слово.
– Вон пошли, – еще жестче произнесла женщина, прекрасно улавливая эмоции, исходившие от наблюдателей.
Она не видела, как двое северян попятились от ее дома еще более бесшумно, чем подходили сначала. Но чувствовала, как отстраняются эмоции, что они испытывали сейчас. По большей части это было глубокое удивление, любопытство и неверие, что их застукали. Она же почувствовала их с самого начала. Но неизвестно, что было бы глупее, спрятаться от пришельцев в каком-нибудь темном углу или начать возмущаться, что будущий супруг прислал слежку? Когда же ее вид так напугал двух взрослых мужчин, а она действительно считала, что наблюдателями могли быть именно мужчины, то, пожалуй, она впервые за несколько лет так искренне развеселилась, что прерывать спектакль раньше было выше ее сил! Жалко, маска на лице к тому времени уже застыла, было бы неплохо вспомнить, каково это – посмеяться от души…
Йолинь за эти два года научилась неплохо разбираться, на каком конкретно расстоянии находится живое существо. И когда она наконец ощутила себя в привычной зоне комфорта, легкая улыбка заскользила по изящным губам. Вырвался несмелый смешок, еще один, потом она захохотала так, что буквально не находила в себе сил дышать.
– Уууу, – кое-как выдохнула принцесса, с головой погружаясь в воду.
Йолинь проснулась на рассвете. Во-первых, она уже достаточно отдохнула за последние два дня, во-вторых, ей предстояло одеться, причесаться и в общем и целом привести себя в порядок, как того требовали ее собственные понятия о приличии. Сделать все это в полном одиночестве! Это северянки могли накинуть простую удобную одежду – и готово. У нее же не было ни одного наряда, соответствующего случаю и сшитого по канонам Севера. Потому, оставшиеся пять часов до того, как ей придется отправиться в Дом Совета, пролетели как несколько секунд, за которые она успела дойти до крайней степени отчаяния, всерьез подумать о том, чтобы отрезать волосы и выкинуть куда подальше всю традиционную одежду.