Слезы боли наполнили глаза Фаллиона, и он посмотрел на гору. Дайморра выехала из-под деревьев. Казалось, что ветер пронесся к ней, сотрясая сосны на склоне горы, заставляя целые деревья раскачиваться, раскачиваться, трескаться и падать. Но это был не ветер. Вместо этого Фаллион увидел существ, похожих на обрывки самой черной ночи, плывущих в безумном танце, приземляющихся на деревья и сотрясающих их. Их рычание было глубоким и зловещим, как далекий гром, но они держались за лес и не осмелились выбежать на открытые поля. Вместо этого они прыгали с дерева на дерево, следуя через лес, в то время как деревья шипели и гнулись под тяжестью.
А затем все лошади помчались по длинной извилистой дороге, а враг отстал. Боренсон вытащил боевой рог и протрубил в него в надежде, что провидцы в замке Курм услышат и узнают, что на них напали. Провидцы с их многочисленными дарами зрения могли заметить их из замка. Но Фаллион знал, что на таком большом расстоянии он будет выглядеть крошечным, как муравей.
Ночь внезапно наступила, мгновенно и неестественно погрузившись в мир.
Это был конец золотого века мира. Фаллион знал это. Все это знали. Даже овцы это почувствовали.
Фэллион прищурился в неестественной темноте, когда грохотали лошади. Рианна прижалась к нему, бормоча от боли или ужаса, и он почувствовал, как из ее глаз на его спину потекли горячие слезы.
Есть ли в ней монстры? – задумался Фаллион. Они едят, чтобы выбраться? От чего мы бежим?
И он сразу понял: в течение многих лет старики говорили, что мир становится все более похожим на преисподнюю. Говорили, что свежая родниковая вода вкуснее старого вина. Сено в полях пахло достаточно сладко, и люди часто с благоговением говорили о том, как ярко теперь горят звезды по ночам. И погода: ленивое лето позволило фруктам разрастаться на деревьях, а зима наступила с более резким укусом. Некоторые говорили, что мир становится более совершенным, принося идеальную погоду, идеальных детей, идеальный мир. Но была и темная сторона. Говорили, что в горах скрываются новые ужасы, существа более мерзкие, чем все, что знал мир.
И теперь, подумал Фаллион, в мире обрушилось совершенное зло.
2
ПОРЕЗ, КОТОРЫЙ ЛЕЧИТ
Не всякая боль – зло. Иногда нам приходится пережить еще большую боль, чтобы исцелиться.
— Волшебник Бинесман
С наступлением ночи королева Иоме Сильварреста схватила валы замка Курм рядом со своими ясновидцами и, затаив дыхание, наблюдала, как сэр Боренсон бежал вниз по горам, снова и снова трубя в свой боевой рог.
У Иоме было столько же даров зрения и слуха, сколько у любого дальновидца. Каждый раз, когда ее дети переезжали вершину холма, она могла видеть их испуганные лица, бледные и круглые в тусклом свете.
Но она не могла разобрать, какой враг их преследовал. Слезы из-за потери мужа продолжали наворачиваться, и хотя она яростно вытирала их рукавом плаща, их место продолжали занимать новые.
Что-то в лесу над ними идет в ногу, — сказал один ясновидец. Действительно, на вершине хребта тряслись и раскачивались целые сосны, а среди ветвей плавали черные тени. Я слышал далекий лай, похожий на колокольчик, крики животных. Но никакое прищуривание не выявит врага.
— Мальчики выглядят хорошо, — сказал провидец, пытаясь утешить Иоме.
Слова не произвели большого эффекта. Иоме онемела от горя из-за потери мужа. Она всегда знала, что этот день наступит, но он ощущался гораздо хуже, чем она ожидала.
Я не должна так оплакивать его, — подумала она. Я потерял его много лет назад, когда он стал Королем Земли, и его обязанности лишили его меня. Я не должен так оплакивать его.
Но глубоко внутри нее жила боль, пустота, которую, как она знала, невозможно заполнить. Ей почти казалось, что она упадет в обморок.
Она мысленно попыталась загнать боль обратно.
Солнце садилось, отступая на дальний край света. Долина вокруг замка уже была окутана тьмой, и слишком скоро последние лучи солнечного света погаснут на вершинах холмов на востоке, и мир погрузится в чернейшую ночь.
Айоме закусила губу. Дюжина рыцарей силы уже скакала в холмы на помощь детям.
Я сделал все, что мог, с горечью подумал Иоме.
И этого показалось мало. Беспокойство затуманило ее разум. Не прошло и двух минут, как Габорн был мертв, как мальчики подверглись нападению.
Пахло заговором, врагами, затаившимися в засаде. Иоме снова посмотрела в тень позади себя, где ее Дни спокойно стояли, изучая сцену. Дэйс представляла собой стройную женщину с длинными копнами волос, заплетенными в косички, карими глазами лани и угрюмым одеянием ученого.
Если бы был заговор, Дэй, вероятно, знали бы о нем. У каждого короля и королевы были свои Дни, единственной целью которых было ведение хроники их жизни. И каждый Дэй наделил даром Остроумия другого члена своего ордена, таким образом разделяя единый разум, так что в каком-то отдаленном монастыре вторая половина этой женщины писала жизнь Иоме, в то время как другие писали жизни других лордов. Если бы какой-нибудь король или королева страны приложили руку к смерти ее мужа, женщина бы об этом узнала.
Но она не рассказала, не по своей воле. Дни дали клятву строгого невмешательства. Женщина не предупредила бы Айоме, если бы ее жизни угрожала опасность, не напоила бы ее, если бы она умирала от лихорадки.
Однако иногда существовали способы получить от них информацию.
Иоме взглянула на провидца, сделала вид, что сосредоточила на нем свое внимание, и сказала: — Габорн не был мертв и пяти минут, когда на мальчиков напали. Может ли это быть заговор?
Айоме глянула на свои Дни, чтобы увидеть ее реакцию. Она ничего не показала. Айоме про себя ухмыльнулся. Когда Дни впервые пришли к ней, она была молода и незрела. Айоме мог читать ее слова так же легко, как если бы она была ребенком. Но она больше не могла этого делать.
Я чувствовал себя старым и слабым, полным боли.
Внезапно мальчики поднялись на холм в трех милях отсюда и встретили там рыцарей, которых Иоме послал им на помощь.
На данный момент они в безопасности, — подумал Айоме. Теперь я должен принять меры, чтобы они оставались такими.
К тому времени, как Рианна добралась до замка Курм, ее тошнило от горя и страха, и она была уверена, что что-то гложет ее живот. Несколько дюжин простолюдинов начали собираться у стен замка, чтобы отдать дань уважения павшему Королю Земли.
Они зажгли факелы, которые теперь отражались в водах рва и гасли под вечерним ветерком, наполняя долину сладко пахнущим сосновым дымом.
Когда их лошадь спускалась с холмов к замку, она слышала пение сотен крестьян:
Потеряна моя надежда.
Потерян мой свет,
Хотя мое сердце все еще бьется.
О, вспомни меня, когда мы встретимся снова, моего короля под холмом.
Боренсон кричал, чтобы люди расчистили дорогу, и Рианна услышала крики: Уступите дорогу принцу! За этим последовали вздохи изумления, когда люди посмотрели на мальчика, который ехал в седле перед ней.
Только тогда она поняла, что ехала за Фаллионом Орденом, наследным принцем Мистаррии.
Рианна горько плакала за каждую драгоценную потерянную секунду, проведенную за бронированными рыцарями, охранявшими путь, и горожанами, глазевшими на принца.
Фэллион сжал ее руку, которая обнимала его сзади так, что она сжимала его грудь, и прошептал: Не бойся. У нас в замке есть хорошие целители. Они позаботятся о тебе.
Он казался добрым мальчиком, готовым утешить, и она вспомнила, как он был первым, кто предложил ее подвезти.
Он тоже всегда готов помочь, — решила она.
И через несколько мгновений лошади, казалось, были потрачены впустую, наконец, с грохотом пронеслись по мосту в замок.
Фэллион крикнул: Уступите дорогу, уступите дорогу! и лошади галопом неслись по улицам к замку. Через несколько минут Рианна спешилась и была внесена внутрь, где она любовалась великолепием Большого Зала.
Слуги начали готовить пир. Девушки начали приносить на столы миски с фруктами — местными лесными грушами и блестящими красными яблоками, а также более экзотическими блюдами, начиная от звездных фруктов Индопала и мандаринов. Дети рассыпали по каменному полу махровые цветы, от которых исходил сладкий аромат. В очаге пылал огромный огонь, где мальчики поворачивали рукоятку на вертеле и готовили целых поросят, с которых капал жир и сок, и шипели в огне. От всего этого волнения пара гончих залаяла.
Едва группа вошла, как группа горничных окружила Фаллиона и Джаза, выражая сочувствие в связи со смертью их отца. Фэллион пытался выглядеть стоически, вытирая навернувшиеся на глаза слезы, но Джаз, казалось, был более сентиментален и открыто рыдал.
В дальнем конце зала Рианна увидела спешащую вперед саму королеву, древнюю женщину со слезящимися глазами и белыми, как лед, волосами, преждевременно состарившуюся из-за многочисленных даров обмена веществ. Она стояла высокая и прямая, как воин, и двигалась с грацией танцовщицы, но даже Рианна видела, что ее время близко. Даже самые могущественные рунные лорды в конце концов умирали.
Среди суеты сэр Боренсон схватил Рианну и поднял ее, прижимая к груди и крича: Вызови хирурга, чувак!
Со своей стороны, Боренсон планировал оставить мальчиков на попечение поваров, горничных и их матери. Помощь мальчикам очень понравилась. Когда они были совсем маленькими, Айом отправлял их работать на кухню, как если бы они были добычей обычных поваров. Сделала она это, по ее словам, чтобы научить мальчиков смирению и уважению к власти и дать им понять, что каждая их просьба куплена ценой чужого пота. И вот они трудились: мыли кастрюли и помешивали рагу, ощипывали гусей и подметали полы, собирали травы в саду и сервировали столы — обязанности, обычные для детей. В процессе обучения труду они завоевали любовь и уважение простого народа.