– Наверняка есть и такие. – Она медленно жует. Что бы там она ни говорила, она не удивится, если Антон подбросил ей в еду осколок стекла – просто так, смеха ради. – Или те, кому нужны лишь деньги, добытые на Дацюне. Или слава – чтобы их имя узнали все и чтобы в новостях показывали каждое их движение.
Но большинство действительно участвует в игре ради большого приза. Почти все предыдущие победители, получив деньги, строили дальнейшую жизнь вне Сань-Эра – одни в ближних провинциях, другие в дальних. Забирали родных, близких и любимых, находили материалы и рабочие руки, возводили дома, ничем не уступающие загородным резиденциям членов Совета. Да, за стеной Сань-Эра нет водопровода, электричества и интернета, зато есть простор, солнце и тишина. И пока хватало денег, они закупали оптом продукты, рыли колодцы, нанимали поваров, уборщиков, разнорабочих – словом, создавали блистательную и роскошную жизнь, ничуть не похожую на участь простых деревенских провинциалов.
– А что насчет тебя? – вдруг спрашивает Антон, сменив направление разговора. – Насколько я понимаю, в игру ты вступила под фальшивым личным номером. Зачем было идти на такой риск, оповещать весь Сань-Эр о давно потерянной принцессе-убийце?
Калла искоса бросает на него холодный взгляд, продолжая расправляться с едой. И молчит так долго, что в квартире повисает гнетущая тишина. Антон не солгал: сверху и впрямь доносятся крики.
– Ты поверишь, если я скажу, что участвую в играх ради высшего блага? – наконец осведомляется она. Это самый близкий вариант правды, какой она решается открыть. Да, она лично желает королю Каса смерти, но все королевство прямо-таки умоляет о свержении его с престола. Талинь взывает к переменам, чтобы Совет был уничтожен и все предано огню, и хотя Калле самой хочется чиркнуть спичкой просто для того, чтобы посмотреть, как сгорит Каса, в этом огне нуждается все королевство.
Ни о чем другом она и слышать не желает.
– Я верю тебе, – с легкостью отзывается Антон.
Калла отодвигает миску. Она уже не голодна. Знать бы, думает она, сколько таких пакетов с едой быстрого приготовления распродают по всему Сань-Эру по подозрительно низким ценам, и все же людям они не по карману. И трупы продолжают гнить где-нибудь в закоулках больших зданий, никем не обнаруженные до тех пор, пока на запах не сбегаются крысы, скопления крыс не привлекает собак, а собачий лай, в свою очередь, – внимание королевской гвардии.
– А в высшее благо веришь? – уточняет Калла. Спасти любимого человека и спасти город как живую, дышащую массу, – разве эти чувства многим отличаются?
Антон пренебрежительно фыркает:
– Определенно нет.
Некоторые победители верят. И пытаются с помощью выигранных денег избавить людей от долгов, оплачивают их счета, строят школы. Обычно продолжается это недолго. Города-близнецы беспорядочны, дремучи, суетливы. Едва выбравшись из долгов, люди сразу же снова вязнут в них. Новые строения поглощают сами себя изнутри, сами работники неутомимо расхищают налево и направо, растаскивают поступающие из центра средства. Калла этого не помнит, но один из победителей на призовые деньги нанял в провинциях целую армию, набрал низкооплачиваемых солдат и неподготовленных земледельцев, готовых притворяться наемниками. Потом попытался штурмовать Сань-Эр, надеясь взять город в осаду, совершить переворот и захватить власть, но потерпел такое феерическое поражение, что его историю в дальнейшем рассказывали на дворцовых приемах за шампанским.
В королевской гвардии Сань-Эра солдат значительно больше, чем в армиях любой из провинций Талиня. Когда мятежный победитель игр предпринял попытку штурма стены Сань-Эра вместе со своими наемниками, ему не удалось даже прорвать оборону. Королевская гвардия справилась с таким противником за считаные минуты.
Калла тянется к пакету с фруктами, стоящему на кухонном столе. Антон даже не пытается упрекнуть ее за то, что хозяйничает в чужой квартире без спроса, поэтому Калла извлекает из пакета персик и кусает его.
Даже если бы мятежники прорвались за стену, переворот был бы невозможен. Кто способен вести боевые действия в таком месте? Города-близнецы строились в расчете на быстрые убийства из засады, а не на войну. Лучшая защита режима Сань-Эра от любых нападок – сам городской ландшафт.
– На тебя не напасешься, – шутливо замечает Антон.
Калла протягивает персик ему. Он не берет – пусть доедает сама. Она снова переводит взгляд на пыльный алтарь.
– Можно вопрос? – начинает она, снова откусывая персик. – Чем тебя так привлекает Отта Авиа?
Антон замирает. Похоже, она застала его врасплох, и теперь отчасти наслаждается потрясением у него на лице. При каждой их встрече на нем новое тело. Глаза другого разреза, нос непривычной длины, волосы то длинные, то короткие, рост заметно меняется или в ту, или в другую сторону. Но как бы ни выглядело тело, набор выражений лица остается неизменным, и Калла не прочь поиграть, коллекционируя их. Она уже видела на его лице самодовольство. Видела зловещее спокойствие, притворное равнодушие. Этого маловато. Антон Макуса носит в себе целую жизнь, полную обмана, и Калле хочется заглянуть в него, узнать, что скрыто внутри. Хочется увидеть предельную, беспримесную неприязнь. Увидеть ярость.
– Тебе Август сказал, – натужно ровным голосом произносит он.
– Я сама ее узнала, – поправляет она. – Мы были знакомы.
– А что сказал Август? – все равно спрашивает Антон.
Она не сводит глаз с его рта, наблюдает, как он с трудом сдерживает зарождающийся оскал.
– Что она была социопаткой… – он стискивает кулаки, – лживой интриганкой и стервой, хоть и приходилась ему сводной сестрой.
Сдержать возмущение Антону не удается. Возбуждение, не сравнимое ни с каким другим, вдруг наполняет ее жилы.
– Он ни за что бы не посмел…
– Не посмел бы, ты прав, – перебивает Калла, разглядывая свои ногти. – Это вообще не его слова. Они мои.
Антон замахивается. Калла лишь вскидывает подбородок, всем видом бросая ему вызов. Он стоит далеко, сразу удар не нанести, но вполне может кинуться к ней. Может сорваться. Вопль сверху все не утихает, доля секунды тянется бесконечно.
Именно в этот миг и взвывает сирена, остановив Антона и разом переключив внимание Каллы, повернувшей голову к окну. Ее глаза широко распахиваются. Этот тонкий вой не спутаешь ни с чем. До сих пор она слышала его всего один раз – немыслимо громкий и до того пронзительный, что было больно ушам.
– Что это такое? – вопит Антон.
Калла вскакивает.
– Паводковая сирена. В Сань-Эре наводнение.
Глава 14
Даже обычное время года для наводнений и то еще не пришло. В последний раз Калла слышала такую сирену, когда еще жила во Дворце Неба. Канал Жуби вышел из берегов, во время внезапного и бурного паводка уровень воды поднялся более чем на пять футов. Хаос творился две недели, а ее родители даже не пожелали обуздать его. Гибло население, закрывались компании, лотки со свежими продуктами тонули, потому что их не успевали перенести в другие здания по улицам, а тем более – втащить тяжелые ящики на четырнадцать лестничных маршей вверх, чтобы воспользоваться путями по крышам.
– Мне надо бежать, – объявляет Калла, бросаясь к дивану в гостиной и хватая с него свой меч. Смысла в ее решении мало, но рисковать она не желает. Закусочная Чами и Илас на нижнем этаже, а вода из канала прибывает быстро. И как бы ее ни заботили жизнь и здоровье бывших фрейлин, за Чами необходимо присмотреть ради безопасности самой Каллы: если Чами понадобится везти в больницу, махинации принцессы с чужим личным номером откроются в два счета.
– Пятьдесят Седьмая, подожди! – кричит ей вслед Антон. – Тут какой-то подвох. Даже месяц наводнений еще не наступил. Это может быть какая-то уловка или…
– Знаю. – Калла цепляет ножны с мечом к поясу. – Мне просто надо кое-что проверить. Попозже я сама тебя найду.
И она уходит, выскальзывает из квартиры, но спешит не вниз по лестнице, а вверх. Под завывания сирены нижние уровни Сань-Эра скоро заполонят толпы цивилов, спасающих свои заведения, перевозящих то, что не удастся перевезти, если улицы на несколько дней подряд окажутся под водой. Калла держится у края лестницы, стараясь не сталкиваться плечами с бесконечным потоком людей, рвущихся вниз, морщится, разминувшись с человеком в хирургической робе, от которого разит кровью. Все орут друг на друга, вопли тонут в вое сирены, но Калла чувствует во всеобщей растерянности оттенок подозрения и предположений, что это, возможно, игроков таким образом выманивают из укрытий, чтобы вспыхнула резня. Если так, план бессмысленный. Если весь Сань-Эр ринется вниз, отыскать в толпе игроков будет гораздо труднее. Но, с другой стороны, Калла понятия не имеет, зачем еще понадобилось включать сирену.
Она вырывается на крышу и сразу зажимает ладонями уши. Вой сирен исходит из рупоров, установленных рядом с телевизионными антеннами на крыше каждого здания. И надрываются они безостановочно, эхом повторяющие одна другую звуковые волны распространяются и отражаются во всех направлениях. Стиснув зубы, Калла переходит на размеренный бег и вскоре находит верный ритм, в котором пробегает по крышам и перескакивает с одного здания на другое. Она думала, здесь будет довольно людно, а компанию ей составляют лишь голуби и мусор.
– Эй! – кричит Калла, заметив какого-то малыша, но из-за воя сирен даже сама себя не слышит. А малыш продолжает играть. Взглянув вниз, Калла, как ни щурится и ни напрягает зрение, не видит никакой воды – если не считать моря голов толкающейся толпы. Передумав предупреждать ребенка об опасности, она лишь качает головой.
Закусочная уже близко. Вместо того чтобы рисковать, совершая очередной прыжок с крыши на крышу, на этот раз на значительное расстояние, Калла бежит к двери, ведущей на лестницу. И лишь на лестничной клетке решается убрать ладони, которыми до сих пор зажимала уши.
– Ох и разозлюсь же я, если это уловка, – бормочет Калла и скачет через три ступеньки. – И если нет, все равно разозлюсь.