– Петр, – представился заросший, затем вежливо указал на спутника. – Петр.
– А фамилии? Как мне вас… это… дифференцировать?
– Фамилия – Петровы, – отозвался заросший. – И отчество – Петрович. У обоих.
– Ладно, ладно, я не настаиваю… – Шестакову с каждой секундой все меньше хотелось продолжать разговор. Клоуны, да и только. Если бы не истекающий соусом бургер, самое время было бы удалиться.
– Долго раскланиваться – не в нашем стиле, так что сразу к делу, – вступил подсушенный Петр. – Нас действительно интересует Кнопка.
– Соглашайся, покупателей лучше не найдешь, – поддакнул второй.
– Почему это?
Петры говорили четко по очереди, словно язык им тоже выдали один на двоих:
– Мы люди простые, нам платежек выписывать не придется…
– И за чертежи хорошо отвалим.
– Да и кто еще готов взять сейчас? Только мы.
– Н-ну… не только, – запросто соврал Шестаков. И ощутил легкий укол злорадства, когда один Петр кинул недовольный взгляд на другого.
– Это Савельев небось? – успел буркнуть косматый, прежде чем напарник хлопнул его по плечу. – Падла такая…
Шестаков поскорее вгрызся в бургер, чтобы не рассмеяться. Да они же ни черта не знают! Деревня, е-мое… И даже не уверенно понаехавшая, а так, раз в сто лет понаезжающая.
Нет, Савельев-то падла редкостная, вопросов ноль… Но даже последние перекупы в курсе, что он года два как отошел от дел и теперь только землю удобряет. Собой, в смысле.
– Начхать, в общем, кто… Ты там сильно долго не думай, триста лямов на дороге не валяются, – заключил крупный Петр.
– Точно. Волка и дистрибьютора одинаково ноги кормят, – добавил сушеный.
Шестаков криво улыбнулся. Цирк с конями, натурально… И вот, кстати, первый разумный вопрос: откуда к нему вообще пригнало этих особо активных? «Медведям» они точно не друзья. Философ протрепался? Ну нет, не настолько же он отбитый… Игорь рассказал дружкам? О-о, а вот тут уже теплее.
– Допустим, купите вы кнопку… А потом-то ее куда? – поинтересовался Шестаков.
– На благое дело, естессно.
– Нет, географически? – Он повысил голос. За соседним столом бесновалась пачка дошкольников, и тягаться с ними было не так-то просто. – В Ростов? В Казань? На Красную площадь?
Петр покрупнее только поморщился, вопрос перехватил Петр на минималках:
– Это уже как жизнь повернется. Мы-то что, мы не Господь Бог. Ну, может, так, перст его указующий, но не больше… – он помахал собственными пальцами, узловатыми, как чурчхела.
Шестаков не стал долго думать над предложением. Ясное дело, триста миллионов – это хорошо. Даже замечательно. Можно разом выправить Лизе бумажки, и отца уложить подлечиться, и покрыть лишний год ипотеки…
– Все это очень здорово, но нет. Не интересует.
– Пятьсот, – быстро сказал заросший.
– Без ножа режете, – признал Шестаков. – Но все равно не продам. Кстати, бургеры тут отличные, без шуток. Вы хоть попробуйте, а то когда еще в столице будете?
Невозмутимое выражение стекло с лица Петра куда-то под воротник.
7
Мама, видела бы ты, кем вырос твой старший сын…
Мама, видела бы ты отца… Он подурнел и очень плакал, когда Андрей привел его вчера…
Он хотел, чтобы я выпил с ним, а когда узнал, что от алкоголя мне дурно, то принялся развивать теорию, будто я вырос щуплый, потому что не пью, потому что поддался всем этим модным веяниям начала века и предал идеалы московского мужчины.
Но я же сибирский мужчина, он что, забыл?
В окно я видел, как Андрей запихивает отца в такси. Он не оставил его переночевать на диване, может, из-за того, что диван занял я, а может, у них такие отношения… Мама, меня предал Вадим… а Мальта… Мальта даже не связалась со мной, и это неправильно. Она же подходила, подходила, помогала, даже когда я не просил, – я практически никогда не просил, – а после этой мнимой смерти… Я не понимаю, почему Мальта не пытается меня найти? Мы же на одной стороне. Я не Вадим, я никогда не шутил по поводу ее внешности, не трепал ее по голове, не рассматривал ее голые ноги в высоких сапогах.
Я никакого неуважения к ней не выказывал: пару раз делился среди ночи тем, что беспокоит, иногда просил обезболивающее, но у меня и мысли не было громко высказать предубеждение, будто она, как женщина, требует особого отношения. Она – коллега, и эта коллега выступает перед камерами, загоняет, именно загоняет, но не скот, а дичь, про молодежные волонтерские инициативы и обязательную годовую службу в каком-нибудь ресурсном министерстве – как раз мои идеи! Моя дичь!
Не нашедшая поддержки, осмеянная!
«Игорь, ну кто из молодых ребят захочет чахнуть в пыльном министерстве?»
«Игорь, в ресурсной политике выживают одни хамелеоны и улитки».
«Игорь, я, конечно, ненавижу Т1, но нефть и газ вот так, голыми руками, не взять, мудрее надо быть!»
Ага, мудрее. Вижу, где вы оба сейчас, дорогие улитки.
Мама, я подвел тебя. Мама, я потерял САП.
Наверное, стоило больше общаться со стажерами, а не избегать их. Наверное, стоило не стыдиться прямых включений и выбрать себе характерное и настраивающее на позитив приветствие, вроде того «Хей», что использовал Вадим.
Хей всем, это Игорь Королев!
Мама, наверное, футболка с моим лицом кажется чуть менее глупой, чем раньше…
Наверное, сделать дело в одиночку кажется теперь не столь заманчивым, хотя все еще воодушевляет, да…
Наверное, нужны люди, но пока их нет… их нет, ну и пусть!
– Игорь! – В хрупком, полупрозрачном появилась Лиза. Она пришла откуда-то издалека. Пришла тоже послушать его.
Ну и пусть они его бросили! Это они – предатели, а вовсе не он.
Ну и пусть они думают, будто один он пропадет.
Он оказался в Москве не просто так, праздно, нет, это провидение заставило его, да, заставило лежать на диване, но это пока и… Ну и пусть! Может, в этом его шанс открыть свою партию, вроде не САП, а Игорь-АП, а еще сделать все так, как он хочет, без компромиссов. Потому что быть под чужим крылом, оказывается, опасно.
Удивительно, как опасно жить под чужим крылом.
– Игорь! – Женская ладонь обхватила плечо.
Он подскочил, силясь открыть глаза, что удалось не сразу.
Он, что, и сейчас под чужим крылом? Где это он летит?
Игорь снижался где-то в далеких сумерках. Его дыхание и сердцебиение немного успокоились, когда он различил, нет, не кроны деревьев, а женские черты. Игорю показалось, что ее лицо изменилось: Лиза была взволнована. Она волновалась о нем?
– Что случилось? – спросил он хрипло, и по горлу будто прошлись наждачкой.
– Ты разговаривал во сне, кричал: «Ну и пусть!»
Лиза подсела ближе, коснулась его лба влажной рукой.
– Вроде не горячий. Так что тебе снилось, Игорь? Кошмар?
– Моя жизнь, – рассмеялся Игорь устало, но Лиза не оценила.
Она заправила тонкую прядь ему за ухо, и у Игоря непроизвольно дернулась рука. Своей левой он перехватил запястье Лизы: он все еще не привык к тому, как эта женщина обрушивалась на него со своей нежностью, подобно девятому валу. Тому самому, репродукцию которого ему показывал предатель Вадим.
– Тебе выпал редкий шанс начать все заново, – сказала она.
– Я могу жить, как ты? – спросил Игорь, приподнимаясь на подушках. Теперь он мог смотреть ей прямо в глаза, их лица оказались на одном уровне. – Ты живешь в каком-то, прости, потрясающем, невероятном принятии: себя, мира, его неправильного устройства, ты… ты даже Андрею прощаешь его снисходительные смешки. Он же говорит, ты ерундой маешься.
Лиза несколько раз моргнула, словно открещиваясь от его слов, а затем снисходительно улыбнулась.
– На самом деле он так не думает. Он просто шутит, но никто этого не понимает. Может, он боится…
Она задумалась, подбирая емкое и точное выражение, но только отмахнулась:
– Ну не знаю, может, боится, что не удержится и пополнит наши ряды.
– Лиза, какие ряды? – ухватился за ее слова Игорь. – Ты где-то состоишь?
Он бы не удивился, узнав, что теперь в этом мире у каждого есть своя организация, свое ИП или какой-нибудь стартап по контрабанде. У всех, за исключением него. Игорь почувствовал себя нищим, но Лиза так вовремя улыбнулась – широко и искренне, – что задвинула это его чувство подальше под кровать.
– Скажешь тоже! Не организация это в твоем смысле, нет… в том смысле, что мы ничего особенного не делаем: собираемся, разговариваем, иногда фестивали устраиваем. Вот онлайн-магазин открыли. С полезными товарами.
– Ты сказала, фестиваль? То есть вы собираете людей и…
– И продвигаем идеи экологии, – пояснила Лиза, опуская ладони себе на колени. – Рассказываем об этичном потреблении, об экономии электроэнергии, о поиске внутренней гармонии. Поем, танцуем, медитируем, мантры скандируем.
– Похоже на митинг, – заметил Игорь.
Лиза усмехнулась. Тут же встала с дивана и потянулась, рассматривая комнату, будто в первый раз. Она любила этот дом, устроила его и под себя, и под Андрея, о чем он, естественно, не догадывался, даже сидя в кресле, подобранном под его рост и фигуру. Сможет ли она прожить все свои годы, и молодые, и поздние, в этой квартире? Она старалась не думать об этом. По крайней мере, по будням. Однако с появлением Игоря она совершенно перестала следить за временем.
– Ну знаешь, – продолжила она шепотом, – сейчас под митинг можно вообще все подвести. Расплатиться наличкой, а не по электронке, – уже политический акт. Хотя есть в этом что-то… например, производство купюр, оно же вредит природе и, кроме того, совершенно бессмысленно.
– Здесь я с тобой согласен, – кивнул Игорь. – Как-то в средней школе учительница по русскому спросила: «Дети, вы пойдете на митинг за мир или против коррупции?» У нас тогда никто ничего не понял, дома взрывались и не до рассуждений было. Но потом я узнал, что это был тест на особенности мышления.
– И что ты ответил?
Игорю на миг показалось, что ей действительно интересно, что ей действительно важен его ответ. И поэтому он ответил: