Она пожимает плечами, и, несмотря на ее слова, улыбка и тон игривые.
– Туше. – Держу шампанское в руках. Я по-прежнему считаю, что она одевается как девчонка-сорванец, но, будь я проклят, в Камилле Моретти есть нечто такое, что начинает мне нравиться. Ее отношение. Ее дерзость. Эта легкая уязвимость, которая время от времени проглядывает сквозь трещинки в ее броне. – И, к твоему сведению, я и правда хорошо целуюсь.
Камилла фыркает.
– Просто констатирую факты.
Она закатывает глаза и смеется.
– Мне понадобится еще выпить, чтобы переварить эту фигню.
– Ничего ты не получишь, раз стоишь тут и наезжаешь на меня.
– Бедный малыш. Я задела твое эго? – Она выпячивает нижнюю губу, а затем, когда я передразниваю ее, закатывая глаза, бросается за бутылкой.
Я поворачиваюсь всем телом, чтобы помешать ей дотянуться до бутылки. Она спотыкается, я поскальзываюсь – или какое там еще существует банальнейшее клише? – и по итогу мы оказываемся грудь к груди. Наши лица разделяют жалкие дюймы.
Смех, срывающийся с ее губ, прерывается. Я чувствую тепло ее прерывистого выдоха на своих губах. Чувствую, как ее сиськи жмутся к моей груди при каждом вдохе. Вижу, как бьется ее пульс на шее. На мгновение я забываю, где мы, кто она и почему я решил заключить глупое пари в тот злосчастный вечер.
Все, что я помню, – это вкус ее поцелуя. Мягкость ее губ. Этот низкий, сдавленный стон, потянувший меня за яйца, будто кончики ее пальцев.
Ее глаза широко раскрыты от испуга и выглядят примерно так же, как я себя чувствую. Шокированными. Сбитыми с толку. Возбужденными.
Я протягиваю руку, убираю прядь волос, упавшую ей на щеку, и заправляю ее за ухо – что угодно, лишь бы занять руки и не думать о ее приоткрытых губах и широко раскрытых глазах. Это был чертовски трудный день и слишком мрачная ночь. Но это? Это то, чего мне хочется, но чего я не должен иметь. Это похоже на невыносимую потребность вдохнуть, пока тонешь, а Камилла – единственное, что может дать мне воздух.
– Может, проверим твою теорию о моих скиллах? – бормочу я.
– Риггс, – шепчет она дрожащим голосом, и мне хочется прижаться к ней и поцелуями прогнать эту уязвимость.
Моя совесть борется.
С тем, что правильно.
С тем, чего я не хочу, но все же делаю.
С этими гребаными последствиями, на которые обычно мне было бы наплевать, с тем, что я не хочу испортить, учитывая мой первый полноценный опыт работы в «Формуле‐1».
Пальцы скользят по ее обнаженной руке, и я отпускаю ее. Камилла отскакивает, как будто я ударил ее током.
– Прости. Просто потеряла равновесие. Я не хотела…
Я протягиваю ей бутылку, чтобы остановить ее болтовню и не дать себе сделать шаг вперед и заняться тем, что не выходит у меня из головы.
Она нервничает. Пытается занять чем-то руки. Поправляет прическу. Дотрагивается до стола. Затем до рубашки в районе плеч. Подносит бутылку к губам, а после опускает обратно.
– Кто тебе это дал? Шампанское? Бутылку?
Ха. Женщина, которая никогда не паникует, в панике.
Почему мне так нравится, что именно я тому причина?
– Другой пилот подарил мне ее сегодня в качестве поздравления.
– О.
Она смотрит на меня, затем на мои руки, а затем снова на трассу.
Тук. Тук. Тук.
Звук раздается за несколько секунд до того, как по ложе разносится брутальное «кхм-кхм». Мы с Камиллой подпрыгиваем, будто мы два провода под напряжением, которые соприкоснулись. Искры гаснут, и мы поворачиваемся, видя перед собой охранника, стоящего в открытом дверном проеме. У него широкие плечи и темные вьющиеся волосы. И смотрит он на нас обоих с недоверием.
– Я думал, вы хотели быстренько забежать, потому что забыли что-то? – спрашивает он Камиллу. Взгляд мужчины скользит по помещению, останавливается на бутылке шампанского в моей руке и на пролитой порции на полу. – А вас я сюда вообще не впускал.
Моя улыбка – само умиротворение.
– Да я о ней, знаете ли, забеспокоился. Она все не возвращалась, и я зашел, чтобы найти ее. Вас не было у ворот. Вы…
– Бог ты мой, – баритонит он. Похоже, узнал меня. – Спенсер. Риггс. Мистер Риггс. Извините. Не хотел, простите, но я же должен работу свою выполнять, вы наверняка понимаете.
Признание широкой публикой творит чудеса с самолюбием.
– Не беспокойтесь. Мы просто восхищались тем, как круто выглядит трасса, когда она пуста. – Я бросаю взгляд на Камиллу, а затем снова на охранника. – Не будем вам мешать. Просто дайте нам минутку, вещи соберем и тут же уйдем.
21Камилла
– Камилла.
Этот голос.
Я нервничаю. Дергаюсь. Устала после тяжелой недели.
Но это жаркое дыхание Риггса на моих губах…
Поддразнивания в ложе для прессы, завладевшие моими мыслями.
Рокот его голоса в моих ушах.
Я гляжу на него, стоящего прямо передо мной в моем гостиничном номере и смотрящего так, словно спрашивает, действительно ли мне этого хочется, и я почти испытываю боль. Жгучую. Страшную.
Хочу сказать «нет». Обязана. Он ведь не должен мне нравиться. Мне нельзя этого хотеть.
Но мы возвращались в отель команды на одной машине.
Шли по коридору к нашим комнатам.
И он последовал за мной внутрь.
Я не стала возражать.
«Может, проверим твою теорию о моих скиллах?»
– Камилла, – бормочет он, но не протягивает руку, чтобы прикоснуться.
Я колеблюсь, однако длится это всего секунду, прежде чем я решаю проверить теорию, о которой думала всю дорогу сюда. Если он коснется меня, если сделает что-то покруче поцелуя, я застыну или же это только усилит жар, который он во мне разжег?
Риггс оставляет первый шаг за мной.
Он заставляет меня хотеть этого. Заставляет действовать в соответствии с этим желанием. Вынуждает жаждать его поцелуев, его прикосновений и ощущения от соприкосновений нашей кожи.
Это совсем не то, что я терпела раньше. Терпела, чтобы человеку, с которым я встречалась, было приятно. Будто у нас все в порядке. Будто у меня все в порядке.
Но сейчас я чувствую себя совсем по-другому.
Я прижимаюсь к нему. Наши губы встречаются. Один поцелуй. Еще. И снова. Риггс углубляет его. Наши языки дразнят друг друга. Вкус шампанского и мяты. Желания и похоти.
Руки блуждают по коже, мои и его. Я веду пальцами по его спине, обхватывая за плечи. Он действует спереди, тискает грудь, а другой рукой тянется к пояснице и прижимает меня к себе.
На коже, везде, где мы касаемся друг друга, вспыхивают маленькие фейерверки. Нервные окончания, которые, как я думала, умерли навсегда, оживают. Одно за другим. И я надеюсь, что все эти мини-взрывы приведут к грандиозному финалу.
– Камилла, – стонет он, когда кончики моих пальцев задирают край его футболки, а остальное он стаскивает сам. Я ощущаю упругую, теплую кожу.
И даже это для меня в новинку – прикасаться к нему и получать от этого удовольствие. Проводить пальчиками по каждой ямке, каждой бороздке, и чувствовать ноющую боль, которую, кажется, лишь он способен разжечь во мне.
Я стягиваю через голову свою футболку, отчаянно желая почувствовать его пальцы на своей коже. Узнать, каковы эти прикосновения, когда кажется, будто прошла целая вечность с тех пор, как нечто подобное происходило и вызывало у меня наслаждение.
Наши губы снова встречаются, и на этот раз поцелуй голодный. Отчаянный. И мы смеемся, прижимаясь губами друг к другу, одновременно пытаясь расстегнуть мой лифчик.
Я опускаю руки. Позволяю ему сделать все самому. Его руки скользят от моей задницы вверх по обнаженной спине – сила в них успокаивает и возбуждает одновременно, – а затем расстегивают мой лифчик и отбрасывают его в сторону.
Спенсер откидывается назад, его взгляд блуждает по моей обнаженной груди, и он восхищенно ахает.
– Господи, Камилла.
Мои соски напрягаются, и пульсация в них такая же острая, как и между бедрами. Я и не знала, что грудь может так пульсировать.
– Риггс. – Его имя звучит как просьба и приказ одновременно.
Но он стоит и ждет. Что я начну действовать. Покажу ему, что мне нужно.
Я протягиваю руку, запускаю пальцы за пояс его брюк и притягиваю его к себе. Он прижимается к моей груди, но на этот раз прикосновение нашей обнаженной кожи, тепла наших тел, ощущается как поджег фитиля динамитной шашки.
Я ждала шесть лет, чтобы начать чувствовать, хоть что-нибудь. И теперь, когда это происходит, я не хочу ждать ни секунды. Хочу утонуть в ощущениях. Переполниться чувствами. Я хочу гореть от боли.
– Прикоснись ко мне, – бормочу я. – Поцелуй меня. – Я целую его и прикусываю его нижнюю губу. – Трахни меня, Риггс.
С его губ слетает смешок. Он откидывается назад и смотрит на меня.
– Ты уверена, что знаешь, о чем просишь?
Я приподнимаю бровь.
– Устрой мне чертовски хороший заезд, а я буду держаться крепко, обещаю.
Он смеется. Его глаза встречаются с моими. Это шанс для меня отступить. Сохранить лицо, несмотря на напускную браваду.
Но я не делаю ни того, ни другого.
Вместо этого, не сводя с него глаз, я начинаю расстегивать джинсы. Пуговицу, затем молнию. Позволяю им соскользнуть с моих бедер и упасть на пол у лодыжек.
– Черт возьми, женщина, – выдыхает он, впервые увидев меня без горы мешковатой одежды. – Ты… просто крышесносная.
И если я что и унесу с собой после этой ночи, то чувство, которое испытываю, когда слышу эти слова. От него.
Тело сразу же реагирует на них. У меня перехватывает дыхание. Губы приоткрываются. Грудь наливается тяжестью. Между бедрами становится влажно.
Он расстегивает верхнюю пуговицу.
– Потрясающая.
Расстегивает молнию.
– Сексуальная.
Стягивает джинсы, и его боксеры тоже сползают с бедер, так что член вырывается на свободу.
– Неотразимая, – говорит он. Или, по крайней мере, я думаю, что он так говорит, поскольку я слишком занята разглядыванием Спенсера Риггса во всей